и вообще проделывать все  прочие  грустные, нелепые и
тягостные  трюки,  которые выпадают  на долю людей, подверженных  несчастным
случаям. Он мужественно устоял перед соблазном впасть в ипохондрию и силился
бороться с неудачами.
     Окончив  колледж, Настойч взял себя в руки  и попытался вновь утвердить
светлую  тему надежды, некогда намеченную  его дюжим отцом и нежной матерью.
Под барабанную дробь и переливы  струн ступил Настойч  на  остров Манхэттен,
чтобы  стать  кузнецом  собственного  счастья. Он упорно трудился,  стремясь
побороть свою злую судьбу, склонность к несчастьям, и,  несмотря ни на  что,
хотел остаться оптимистом.
     Однако  злая  судьба  брала  свое.  Благородные  аккорды  выливались  в
невнятное  бормотание,  и  симфония  жизни  Настойча  докатилась  до  уровня
комической оперы. Работу за работой терял он в потоке испорченных диктофонов
и  залитых  чернилами  договоров,  забытых карточек и перепутанных таблиц; в
мощном крещендо ребер,  сломанных в толкотне подземок, ступней, вывихнутых в
решетках тротуаров, очков, разбитых о  незамеченные  углы, в череде болезней
(в  том  числе -  гепатита  Д,  марсианского  гриппа, венерианского  гриппа,
синдрома пробуждения и смешливой лихорадки).
     Настойч по-прежнему противился искушению стать  ипохондриком. Во сне он
видел космос  и смельчаков с квадратными  подбородками,  завоевывающих новые
земли, видел  поселения на дальних  планетах и бескрайние просторы свободных
земель, где вдали от чахлых игрушечных джунглей Земли человеку воистину дано
познать  самого себя. Он  подал заявление в Бюро межпланетных  путешествий и
поселений и  получил отказ. Нехотя  он отмахнулся от мечты  и снова  попытал
свои силы в  разных областях. Одновременно он прибегал и к психоанализу, и к
гипнотическому  внушению,  и  к  гипнотическому  гипервнушению, и  к  снятию
противовнушения, но все понапрасну.
     У каждой симфонии есть свой финал, а у каждого человека -  свой предел.
Тридцати четырех лет от роду, в три  дня вылетев с работы, которую искал два
месяца,  Настойч   распрощался   с  надеждами.   Эту   неудачу   он   считал
заключительным, комическим,  диссонирующим ударом медных тарелок - последней
почестью тому, кому лучше было бы и не появляться на свет.
     Получив с мрачным видом свои жалкие  гроши, Настойч обменялся последним
робким рукопожатием  с  бывшим  начальником и  стал  спускаться  на лифте  в
вестибюль. В  его  мозгу уже мелькали  мысли о  самоубийстве:  ему  чудились
колеса грузовика, газовые камеры, многоэтажные здания и быстроходные реки.
     Лифт доставил  его в  необозримый  мраморный  вестибюль,  где  дежурили
полисмены  в форме и  где целые толпы  дожидались очереди на  выход в город.
Настойч пристроился в  хвост и, пока не подошла его очередь, бездумно следил
за  измерителем  плотности населения,  стрелка которого подрагивала почти  у
самой отметки паники. На улице  наш герой влился в могучий поток, текущий на
запад, к жилому массиву, где обитал и он.
     В  его  мозгу  еще  копошились  мысли  о  самоубийстве,  уже  не  такие
лихорадочные,  но облеченные в более  конкретную форму. Настойч перебирал  в
уме различные способы и  средства, пока  не поравнялся со своим домом; тогда
он отделился от толпы и скользнул в подъезд.
     Настойч  пробрался   сквозь  несметные  полчища  детишек,   наводнявших
коридоры, и  попал в клетушку,  выданную ему городскими властями.  Он вошел,
закрыл  дверь, запер  ее  на  ключ и вынул из  бритвенного  прибора  лезвие.
Улегшись  на  кровать  и упершись ногами в противоположную  стену,  он  стал
рассматривать синие прожилки вен у себя на запястье.
     Решится ли он? Способен ли проделать все  чисто  и быстро, без ошибок и
сожалений? Или  завалит  и эту  работу и его,  исходящего  криком  от  боли,
поволокут в больницу - жалкое зрелище на потеху студентам-практикантам?
     Пока он  раздумывал, кто-то подсунул  ему под  дверь  желтый конверт  с
телеграммой. Весть, которая подоспела  как раз  в  решающую минуту и с такой
мелодраматической  внезапностью,  показалась Настойчу крайне подозрительной.
Тем не менее он отложил лезвие и поднял с пола конверт.
     Телеграмма была из Бюро межпланетных путешествий и поселений -  великой
организации,  ведающей  каждым  шагом  человека в  космосе.  Настойч  вскрыл
конверт дрожащими пальцами и прочитал:
     Мистеру Антону Настойчу Временный  жилищный  массив  1993  Район 43825:
Манхэттен 212, Нью-Йорк
     Дорогой мистер Настойч!
     Три  года  назад Вы  обратились к нам  с  просьбой о предоставлении Вам
любой должности на иных планетах. К сожалению, в то время мы. были вынуждены
ответить Вам  отказом. Однако  мы подшили  в Ваше  личное дело все  анкетные
данные, недавно пополнили их новейшими сведениями. Рад сообщить, что Вы хоть
сейчас можете получить  назначение, которое, видимо, полностью соответствует
Вашим  талантам  и квалификации.  Не сомневаюсь,  что работа  Вам  подойдет,
поскольку  условия таковы: годовой оклад 20000 долларов, все предусмотренные
законом пограничные льготы и небывалые перспективы продвижения по службе.
     Прошу Вас явиться ко мне для переговоров.
     С искренним уважением Уильям Гаскелл
     заместитель директора по кадрам ВН/евт Здс.
     Настойч бережно  сложил телеграмму и спрятал  в конверт. Первоначальное
ощущение жгучей радости развеялось, уступив место дурным предчувствиям.
     Какие у него таланты, какая  квалификация для  должности, приносящей  в
год двадцать тысяч, да вдобавок  еще и  льготы?  Не путают ли его  с  другим
Антоном Настойчем?
     Навряд  ли.  В  Бюро  попросту не  случается  таких накладок.  Если  же
допустить, что  там  знают,  с кем имеют дело, и  осведомлены  о злополучном
прошлом Настойча, - так зачем он им понадобился? Что он умеет делать такого,
чего не сделает гораздо лучше любой мужчина, женщина или ребенок?
     Настойч сунул телеграмму в  карман  и положил  бритву на  место. Теперь
самоубийство казалось несколько преждевременным. Сначала надо выяснить, чего
хочет Гаскелл.
     В  главном  административном корпусе  Бюро  межпланетных путешествий  и
поселений Настойча без задержки  впустили в личный кабинет Уильяма Гаскелла.
Заместитель директора по кадрам  оказался рослым седым человеком  с  резкими
чертами лица; он излучал радушие, которое Настойч счел подозрительным.
     - Садитесь  же, садитесь, мистер  Настойч, - сказал  Гаскелл.  - Будете
курить? Не хотите ли выпить? Страшно рад, что у вас нашлось время.
     - Вы уверены, что обратились по адресу? - спросил Настойч.
     Гаскелл бегло просмотрел досье, лежащее у него на столе.
     - Сейчас  выясним.  Антон  Настойч;  возраст  - тридцать  четыре  года;
родители  -  Грегори  Джеймс  Настойч и  Анита Суоонс  Настойч из Леиктауна,
Нью-Джерси. Правильно?
     - Да, - подтвердил Настойч. - И у вас есть для меня работа?
     - Вот именно.
     - Оклад двадцать тысяч в год и льготы?
     - Совершенно верно.
     - Не скажете ли, в чем заключается эта работа?
     -  Для этого мы  здесь  и  сидим,  - жизнерадостно ответил  Гаскелл.  -
Освоители, знаете ли,  -  это люди, которые устанавливают контакты с другими
планетами,  первые  поселенцы,  которые  собирают все  жизненно  необходимые
сведения. Я считаю их  Дрейками и Магелланами нашего века. Думаю,  вы и сами
согласитесь, что это блестящее предложение.
     Настойч побагровел и встал.
     - Если вы кончили издеваться надо мной, то я пошел.
     - Что?
     - Это я-то  -  внеземной  освоитель?  -  проговорил  Настойч с  горьким
смехом.  - Не пытайтесь меня  разыгрывать. Я читаю газеты. Мне известно, кто
такие освоители.
     - Кто же они такие?
     - Цвет Земли, - выпалил Настойч. - Самый здоровый дух -в самых здоровых
телах. Люди  с  мгновенной  реакцией,  способные  разрешить любую  проблему,
справиться с любой трудностью, приспособиться к любому  окружению.  Разве не
так?
     -  Видите  ли,  - разъяснил Гаскелл, - было  так - в  начальном периоде
освоения  планет.   И  мы  позволили   такому   стереотипному  представлению
укорениться   в   общественном  сознании,  чтобы  привить  доверие  к  нашей
организации. Однако в настоящее время этот тип освоителя устарел. Для людей,
которых вы описывали, есть уйма других дел. Но отнюдь не освоение планет.
     - Разве вашим  сверхлюдям оно не под силу? - спросил  Настойч с  легкой
насмешкой.
     - Ну что вы, конечно, под силу, - ответил Гаскелл. - Здесь нет никакого
парадокса.  Заслуги  первооткрывателей остались  непревзойденными.  Эти люди
только благодаря  своему упорству и  силе  воли ухитрились выжить  на всяких
планетах,  где  существовала   хоть  ничтожная  возможность  жизни.  Планеты
требовали от них  полной отдачи всех  духовных и физических сил, и, выполняя
свой долг, эти люди творили чудеса. Они навеки  вошли в историю как памятник
выносливости и приспособляемости homo sapiens.
     - Почему же вы их больше не используете?
     - Потому что изменились земные проблемы, -  заявил Гаскелл. -  Поначалу
освоение космоса было  подвигом, достижением науки, мерой обороны, символом.
Но  эти  дни  миновали.  Катастрофически  росла  перенаселенность  Земли.  В
сравнительно  пустынные земли  Бразилии, Новой  Гвинеи  и Австралии  хлынули
миллионы... Однако бурный рост населения вскоре помог заполнить и эти земли.
В  крупных городах дошло  до паники среди  населения, разразились  Субботние
бунты. А  население  в  связи  с  успехами  гериатрии  и  дальнейшим  резким
снижением детской смертности неуклонно росло.
     Гаскелл потер лоб.
     - Неприятное  было  положение.  Однако этические  проблемы, связанные с
приростом населения, меня не касаются. Мы здесь, в  Бюро, знаем только одно:
необходимы  новые  земли,  да  побыстрее.  Нам нужны планеты, которые, не  в
пример  Марсу  и  Венере,  в кратчайший  срок  перешли  бы на самоснабжение.
Местности, куда можно перебросить миллионы людей, пока ученые и политические
деятели не  наведут порядок на  Земле.  Мы должны в кратчайший  срок  начать
колонизацию  новых  планет.  А  это  значит,  что  нужно   ускорить  процесс
начального освоения.
     - Все  это  мне  известно,  - вставил Настойч.  -  Но  я по-прежнему не
понимаю, с какой стати вы отказались от услуг оптимальных людей.
     - Разве вам не ясно?  Мы  стали искать планеты, где  могли  бы осесть и
выжить обыкновенные люди. Наших оптимальных  освоителей никак нельзя назвать
обыкновенными. Наоборот, они едва  не породили новую, высшую расу.  И они не
могли судить, насколько те или иные условия пригодны для обыкновенных людей.
Например,  существуют  мрачные,  унылые,   дождливые  планеты,  где  средний
колонист  впадает в депрессию, близкую  к помешательству; наш же оптимальный
освоитель слишком здраво мыслит,  чтобы беспокоиться  из-за унылого климата.
Микробы, уносящие тысячи жизней,  в  худшем случае доставляют ему  несколько
неприятных  часов.  Наш  оптимальный освоитель  легко  избегает  опасностей,
которые  могут привести  колонию на край гибели. Он не способен мерить такие
вещи обыкновенной меркой. Они его ничуть не затрагивают.
     - Начинаю понимать, - пробормотал Настойч.
     -  Итак,  наилучшим  выходом,  -  продолжал   Гаскелл,   -  явилось  бы
постепенное   покорение   планет.   Сначала   освоитель,   за   ним   группа
исследователей,  потом   испытательная  колония,  состоящая  в  основном  из
психологов  и  социологов,  затем  еще  исследователи,  которые  анализируют
сведения, накопленные другими группами, итак далее. Однако  на все это вечно
не  хватает времени и денег. Колонии нужны  нам сейчас, а не через пятьдесят
лет.
     Мистер Гаскелд умолк и в упор взглянул на Настойча.
     - Так вот, видите ли, нам  необходимо получить немедленную информацию о
том,  удастся  ли  группе  обыкновенных  людей  жить и  преуспевать на новой
планете. Вот почему мы стали предъявлять к освоителям другие требования.
     Настойч кивнул.
     -  Обыкновенные  освоители  - для  обыкновенных людей. Но все же я хочу
выяснить один вопрос.
     - Пожалуйста.
     - Насколько хорошо вы знаете мое прошлое?
     - Весьма хорошо, - заверил его Гаскелл.
     -  В  таком  случае,  вы,  может  быть,  заметили,  что мне свойственна
склонность к несчастным случаям. Если говорить начистоту, мне и здесь-то, на
Земле, с трудом удается выжить.
     - Знаю, - с удовлетворением подтвердил мистер Гаскелл.
     - Каково же мне придется на неведомой планете? И зачем вам нужен именно
я?
     Мистер Гаскелл, очевидно, почувствовал некоторую неловкость.
     -  Видите   ли,  ваша  формулировка   "обыкновенные  освоители   -  для
обыкновенных  людей" неверна. Дело  далеко не так просто. Колония состоит из
тысяч,  а  зачастую из  миллионов людей с  совершенно  разными  потенциалами
жизнеспособности.  Гуманизм   и  законность  требуют,   чтобы  всем  им  был
предоставлен шанс в борьбе. А в людей надо вселить уверенность еще  до того,
как они расстанутся с Землей. Мы должны  убедить их - и закон, и самих себя,
- что даже самые слабые получат шанс выжить.
     - Продолжайте, - попросил Настойч.
     - Поэтому,  - скороговоркой докончил Гаскелл, - несколько лет  назад мы
отказались  от  открывателей  типа   "человекооптимум"  и  перешли  на   тип
"человекоминимум".
     Некоторое время Настойч молча усваивал это сообщение.
     -  Значит, я вам  нужен, потому что  там, где  могу  жить  я,  проживет
каждый.
     -  Ваши слова более или менее подытоживают нашу точку зрения, - ответил
Гаскелл с доброжелательной улыбкой.
     - А какие шансы будут у меня?
     -  Некоторые  наши  минимально жизнеспособные  освоители  справились  с
задачей очень успешно.
     - А другие?
     -  Конечно,  есть  риск,  -  признался  Гаскелл.  -  Не  говоря  уже  о
потенциальных опасностях,  которые  таятся  в самих планетах, есть  и прочие
осложнения, связанные со спецификой  эксперимента. Я не могу сказать вам,  в
чем они заключаются, - иначе  пропадет единственный элемент, позволяющий нам
управлять испытанием  на  минимальную жизнестойкость. Я  просто ставлю вас в
известность, что они есть.
     - Не очень-то веселая перспектива, - сказал Настойч.
     -  Возможно. Но подумайте о том,  какая  вас ждет  награда, если вы все
преодолеете!  Вы  же  фактически   станете  отцом-основателем  колонии!  Как
эксперту вам цены не будет. Вы займете прочное  место в жизни общины. И, что
не менее  важно,  вам  удастся  развеять  свои  тайные  сомнения  касательно
собственного места в мироздании.
     Настойч нехотя кивнул.
     - Объясните мне, пожалуйста, вот  что. Ваша телеграмма пришла сегодня в
особенно критический момент. Можно было подумать, будто...
     - Да,  это специально, - подхватил Гаскелл. - Мы установили, что нужные
нам  люди наиболее  сговорчивы,  когда находятся в известном психологическом
состоянии. Мы  тщательно  следим за теми немногими, кто соответствует  нашим
требованиям,  и  ждем  благоприятного  момента,  чтобы выступить  со  своими
предложениями.
     - Часом позже получилось бы не совсем удобно, - заметил Настойч.
     - А днем раньше бесполезно. - Гаскелл встал из-за стола. - Не разделите
ли вы со мной ленч? Мы могли бы обсудить с вами остальные детали за бутылкой
вина.
     - Ладно, - ответил Настойч. - Но учтите, пока я ничего не обещаю.
     - Само собой, - согласился Гаскелл и пропустил его вперед.
     После  ленча  Настойч погрузился в  тяжкое раздумье. Его страшно влекла
работа  освоителя, несмотря на связанный с  ней риск. В конце концов, она не
более опасна, чем самоубийство, а оплачивается гораздо лучше. Если он выйдет
победителем, награда будет велика; в случае неудачи  он заплатит  не дороже,
чем собирался платитъ здесь, на Земле.
     На Земле за тридцать четыре  года он  не слишком преуспел.  До сих пор,
если у него и были проблески способностей, их заглушала непреодолимая тяга к
болезням, несчастным случаям и грубым промахам.
     Однако  Земля перенаселена,  здесь царят хаос и смятение.  Быть  может,
подверженность  несчастным  случаям   не   врожденный  порок,   а  результат
невыносимых условий.
     Освоение планет перенесет Настойча в новую среду. Он будет один,  будет
зависеть только от самого себя  и отвечать только  перед  самим  собой.  Это
дьявольски опасно...  но что  может быть опаснее сверкающего лезвия бритвы в
собственной руке?
     Это будет величайшее  усилие в его жизни, конечное испытание. Он станет
бороться с собственными роковыми наклонностями, как  никогда. На этот раз он
бросит в  бой всю свою  силу  и  решимость и  будет  сражаться до последнего
вздоха.
     Он принял предложенную работу.  В  последующие  недели, предоставленные
ему  для подготовки, он питался  и упивался своей  решимостью, спал  с  ней,
слушал  ее  стук  в  мозгу  и чувствовал,  как она  вплетается в его  нервы;
бормотал ее себе под нос, как буддийскую молитву, видел ее во сне, чистил ею
зубы и мыл руки, размышлял о ней, пока она не  зажужжала монотонным припевом
в  его  сознании  во  сне  и наяву и  не стала  постепенно контролировать  и
сдерживать все его поступки.
     И  вот пришла  пора Настойчу  отправиться  в  годичную командировку  на
перспективную  планету в  Восточном  звездном секторе. Гаскелл  пожелал  ему
счастливого пути и обещал держать с ним связь  по Г-фазному  радио. Настойча
вместе со снаряжением  погрузили на сторожевой корабль "Королева Глазго",  и
путешествие началось.
     В  течение нескольких месяцев, пока длился космический перелет, Настойч
как  одержимый  думал  о  принятом решении.  Он тщательно следил за собой  в
условиях  невесомости,  отдавал  себе  отчет  в   каждом  своем  поступке  и
перепроверял  все  движущие им  мотивы.  Из-за такого  непрерывного контроля
Настойч стал делать  все  гораздо медленнее; но постепенно контроль  вошел в
привычку... Образовался  комплекс новых  рефлексов, который  начал вытеснять
прежнюю рефлекторную систему.
     Однако  путь  к  прогрессу  был  усеян терниями.  Наперекор  всем своим
усилиям  Настойч  подцепил  от дезинфицирующей  установки  какую-то экзему и
разбил  одну  из десяти  пар  очков о  переборку,  его  мучали  бесчисленные
головные  боли,  боли в спине,  боли от исцарапанных  пальцев  рук и  сбитых
пальцев ног.
     Тем не менее, он  чувствовал, что добился кое-какого успеха, и от этого
сознания  воля  его соответственно  крепла.  И  наконец на  обзорном  экране
появилась планета.
     Ее  назвали  буквой  греческого алфавита  -  Тэтой.  Настойча  со  всем
снаряжением высадили  на травянистой и лесистой возвышенности вблизи горного
хребта. Планету обозревали с  воздуха, и эту местность выбрали заранее из-за
благоприятных  условий.  Вода,  лес,  плоды  и  полезные  ископаемые  -  все
находилось под  боком. Такая местность могла  бы  стать отличной территорией
для колонистов.
     Астролетчики пожелали ему удачи и оставили  одного. Настойч провожал их
взглядом, пока корабль не скрылся за грядой облаков. Тогда Настойч взялся за
работу.
     Первым   делом  он   привел  в  действие  робота.  Эта  большая  черная
поблескивающая машина  универсального назначения -  стандартное оборудование
для освоителей и поселенцев. Она  не умела разговаривать, петь, читать стихи
наизусть или  играть  в  карты, как более дорогие  модели. Она  могла только
кивать или покачивать головой  - скучный  партнер  для того чтобы коротать с
ним  год. Однако робот был запрограммирован  на  подчинение устным  командам
значительной сложности, на  выполнение тяжелой  "черной" работы и должен был
проявлять находчивость в трудных положениях.
     С  помощью робота Настойч принялся  разбивать  в степи лагерь, не сводя
глаз с горизонта в ожидании беды. Воздушная разведка не обнаружила признаков
чужой культуры, но ведь этого никогда нельзя сказать наверняка. Животный мир
Тэты оставался загадкой.
     Настойч работал  медленно и старательно, а  бок  о  бок с ним  т