Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
ыбался и, казалось, его молчащий попугай - тоже.
- И что же происходит потом? - спросил мистер Уэйн.
- Ваше сознание, освобожденное от телесной оболочки, выберет один из
бесконечного числа вероятностных миров, которые порождает Земля в каждую
секунду своего существования.
Еще шире улыбаясь, Томпкинс поудобнее устроился в своей качалке и даже
проявил признаки некоторого возбуждения.
- Да, дружище, хотя вы этого скорей всего и не подозреваете, но с того
самого момента, как старушка Земля вышла из огненного солнечного чрева, она
начала порождать параллельные вероятностные миры. Бесконечное число миров,
возникающих под воздействием как самых великих; так и самых незначительных
событий. Каждый Александр Македонский и каждая амеба рождают свои миры,
подобные кругам, расходящимся по поверхности пруда, независимо от того,
большой или маленький камень был брошен в воду. Разве не отбрасывает тень
любой предмет? Понимаете, дружище: поскольку сама Земля существует в четырех
измерениях, она отбрасывает трехмерные тени - чувственные отражения самой
себя в каждое мгновение своего бытия. Миллионы, миллиарды земных шаров.
Бесчисленное множество шаров! И ваше сознание, освобожденное мной, может
выбрать любой из этих миров и жить в нем некоторое время.
Мистеру Уэйну стало противно - Томпкинс ораторствовал как зазывала в
цирке, рекламирующий несуществующие чудеса. Потом мистер Уэйн подумал, что в
его собственной жизни произошли такие события, которые прежде показались бы
ему невероятными. Абсолютно невероятными! Что ж, может быть, и чудеса,
обещанные Томпкинсом, окажутся все же возможными.
Мистер Уэйн сказал:
- Мои друзья говорили мне еще...
- ...что я просто-напросто шарлатан? - подхватил Томпкинс.
- Кое-кто из них намекал на такую возможность, - осторожно ответил мистер
Уэйн, - но мне хотелось бы составить собственное мнение. Они говорили
также...
- Знаю я, о чем болтали ваши друзья с их грязными мыслишками. Трепались
про исполнение желаний. Вы об этом хотите спросить?
- Да, - сказал мистер Уэйн, - они говорили, что то, чего я хочу... что,
чего бы я ни захотел...
- Верно, - перебил его Томпкинс. - А иначе эта штука и не сработает.
Миров, среди которых можно выбирать, существует огромное множество. Выбор же
производит ваше сознание, руководствуясь вашими же тайными желаниями. Именно
эти потаенные, глубоко запрятанные желания и играют главную роль. Если в вас
живет тайная мечта быть убийцей...
- О нет, разумеется, нет! - вскричал мистер Уэйн.
- ...то тогда вы попадете в мир, где сможете убивать, сможете купаться в
крови, сможете переплюнуть маркиза де Сада или Цезаря, или кому вы там еще
поклоняетесь. Или, предположим, что вы жаждете власти. Тогда вы выберете
мир, где в буквальном смысле будете богом. Может быть, кровавым
Джаггернаутом, а может - всеведущим Буддой.
- Очень сомневаюсь, чтобы я...
- Есть еще и другие страстишки, - сказал Томпкинс. - Любые виды бездн и
заоблачных вершин. Безудержная чувственность. Чревоугодие. Пьянство. Любовь.
Слава. Все, что хотите.
- Потрясающе! - воскликнул мистер Уэйн.
- Да, - согласился Томпкинс. - Конечно, мой маленький перечень не
исчерпывает всех возможностей, всех комбинаций и оттенков желаний. Как
знать, может, вы предпочитаете простую, скромную, пасторальную жизнь на
островах Южных морей, среди идеализированных туземцев?
- Это на меня больше похоже, пожалуй, - сказал мистер Уэйн с застенчивым
смешком.
- Кто знает? - возразил Томпкинс. - Возможно, вам даже самому неизвестны
ваши истинные страстишки. А между тем они способны привести вас к гибели.
- А это часто бывает? - обеспокоился мистер Уэйн.
- Время от времени.
- Мне бы не хотелось умереть, - заявил мистер Уэйн.
- Вероятность ничтожна, - ответил Томпкинс, косясь на сверток в руках
мистера Уэйна.
- Ну, раз вы так говорите... Но откуда я знаю, что все это будет в
действительности? Ваш гонорар столь велик, что на него уйдет все мое
имущество. Почем я знаю, может, вы просто дадите мне наркотик и все, что
произойдет, мне просто приснится? Отдать все состояние за щепотку героина и
жалкую лживую болтовню?!
Томпкинс успокаивающе улыбнулся:
- То, что происходит, нисколько не похоже на действие наркотиков. И на
сон - тоже.
- Но если все это происходит в действительности, - раздраженно сказал
мистер Уэйн, - то почему я не могу остаться в мире своих желаний навсегда?
- Над этим я сейчас и работаю, - ответил Томпкинс. - Вот почему мои
гонорары так высоки. Нужны материалы, нужно экспериментировать. Я пытаюсь
изыскать способ сделать переселение в вероятностный мир постоянным. Но пока
мне никак не удается ослабить связи человека с его истинным миром, и они
притягивают его обратно. Самым великим чудотворцам не разорвать этих связей
- одна лишь смерть способна на это. И все же я надеюсь.
- Если получится - будет просто замечательно, - вежливо вставил мистер
Уэйн.
- Еще бы! - вскричал Томпкинс с неожиданной горячностью. - Тогда я
превращу свою жалкую лавчонку в ворота всеобщего исхода. Я сделаю
пользование моим изобретением бесплатным, доступным для всех. Все люди
смогут уйти в мир своих истинных желаний, в мир, к жизни в котором они
действительно приспособлены, а это проклятое место останется крысам и
червям.
Томпкинс оборвал себя на полуслове и вновь стал холоден, как лед.
- Боюсь, я немного увлекся. Пока я не могу предложить вам переселения с
этой Земли навсегда. Во всяком случае такого, в котором не участвовала бы
смерть. Возможно, я этого никогда не смогу. Сейчас я в состоянии
предоставить вам только каникулы, перемену обстановки, вкус и запах другого
мира и обозрение ваших тайных стремлений. Мой гонорар вам известен. Я
возвращу его вам, если вы останетесь недовольны испытанным.
- Это очень мило с вашей стороны, - сказал мистер Уэйн совершенно
серьезно. - Но есть еще одна сторона, о которой мне тоже говорили друзья. Я
потеряю десять лет жизни.
- Тут уж ничего не поделаешь, - ответил Томпкинс. - И их я вам вернуть не
смогу. Изобретенный мною процесс требует страшного напряжения нервной
системы и соответственно укорачивает жизнь. Это одна из причин, по которым
наше так называемое правительство объявило мое дело противозаконным.
- Однако оно не очень-то решительно претворяет этот запрет в жизнь, -
заметил мистер Уэйн.
- Да. Официально дело запрещено как опасное шарлатанство. Но ведь
чиновники тоже люди. Им так же хочется убежать с Земли, как и простым
смертным.
- Но цена! - размышлял мистер Уэйн, крепко прижимая к груди свой сверток.
- Да еще десять лет жизни! И все это за выполнение каких-то тайных желаний.
Нет: надо еще подумать.
- Думайте, - безразлично отозвался Томпкинс.
Мистер Уэйн думал об этом по пути домой. Он размышлял о том же, когда его
поезд подошел к станции Порт-Вашингтон на Лонг-Айленде. И ведя машину от
станции к дому, он все еще думал о хитром старом лице Томпкинса, об
отраженных мирах и об исполнении желаний.
Только когда он вошел в дом, эти мысли исчезли. Дженнет - его жена - тут
же попросила его поговорить с прислугой, которая опять напилась. Сынишка
Томми потребовал, чтобы ему помогли наладить парусную лодку, которую завтра
полагалось спустить на воду. А маленькая дочурка все порывалась рассказать,
как прошел день в ее детском садике.
Мистер Уэйн вежливо, но твердо поговорил с прислугой. Помог Томми покрыть
дно лодки медной краской. Выслушал рассказ Пегги о приключениях на детской
площадке. Позже, когда дети легли спать, а он и Дженнет остались в гостиной,
она спросила, нет ли у него неприятностей.
- Неприятностей?
- Мне кажется, ты чем-то обеспокоен, - сказала Дженнет. - Много было
работы в конторе?
- Да нет, как обычно.
Разумеется, ни Дженнет, ни кому-либо другому он не собирался говорить про
то, что брал на день отпуск и ездил к Томпкинсу в этот идиотский Склад
Миров. Не собирался он и разглагольствовать о праве настоящего мужчины на
то, чтобы хоть разок в жизни удовлетворить свои потаенные желания. Дженнет с
ее практическим умом не поняла бы его.
А потом началась горячка на работе. Уолл-стрит била паника из-за событий
на Дальнем Востоке и в Азии, акции скакали вверх и вниз. Мистеру Уэйну
приходилось очень много работать. Он старался не думать об исполнении
желаний, на которые пришлось бы истратить все, что он имел, да еще десять
лет жизни в придачу. Старик Томпкинс, должно быть, совсем спятил.
По субботам и воскресеньям они с Томми катались на лодке. Старая лодка
вела себя прилично, и швы на дне почти не пропускали воды. Томми мечтал о
новых парусах, но мистер Уэйн принужден был отказать ему. В будущем году -
может быть, если, конечно, дела пойдут получше. А пока и старые сойдут.
Иногда ночью, когда дети засыпали, на лодке катались он и Дженнет.
Лонг-Айденд-Саунд был прохладен и тих. Лодка, скользя мимо мигающих бакенов,
плыла к огромной желтой луне.
- Я чувствую, что с тобой что-то происходит.
- Ну что ты, родная.
- Ты что-то таишь от меня.
- Ничего.
- Ты уверен? Совершенно уверен?
- Совершенно.
- Тогда обними меня крепче. Вот так...
И лодка плыла, не управляемая никем.
Страсть и ее утоление... Но пришла осень, и лодку вытащили на берег.
Положение на бирже выровнялось, но Пегти подхватила корь. Томми задавал
массу вопросов о разнице между обыкновенными бомбами, бомбами атомными,
водородными, кобальтовыми и всякими прочими, о которых шумели радио и
газеты. К тому же неожиданно ушла прислуга.
Тайные желания - это, конечно, любопытно. Возможно, он действительно
втайне мечтал убить кого-нибудь или жить на островах Южных морей. Но ведь у
него есть обязанности. Есть двое детей и жена, которой он явно не стоит.
Разве что после Рождества...
Но зимой из-за неисправности проводки загорелась комната для гостей.
Пожарные погасили пламя, убыток был невелик, никто не пострадал, но пожар на
время выбил всякие мысли о Томпкинсе. Сначала надо было отремонтировать
комнату, так как мистер Уэйн очень гордился своим красивым старым домом.
Биржу все еще лихорадило в связи с международным положением. Ох уж эти
русские, эти арабы, эти треки, эти китайцы... Межконтинентальные ракеты,
атомные бомбы, спутники... Мистер Уэйн проводил в своей конторе долгие дни,
а иногда и вечера.
Томми заболел свинкой. Надо было перекрыть кусок крыши. А там подошло и
время спускать лодку на воду.
Год прошел, а у него так и не нашлось времени, чтобы поразмыслить о своих
тайных желаниях. Разве что в будущем году. А пока...
- Ну, - спросил Томпкинс, - все в порядке?
- Да, все в полном порядке, - ответил мистер Уэйн. Он встал со стула и
потер лоб.
- Вернуть гонорар?
- Нет. Все было как надо.
- Ощущения никогда не подводят, - сказал Томпкинс, похабно подмигивая
попугаю. - Что там у вас было?
- Мир недавнего прошлого, - ответил мистер Уэйн.
- Их тут полным-полно. Что ж, выяснили вы, какие такие у вас тайные
страстишки? Поножовщина? Южные острова?
- Мне бы не хотелось обсуждать это, - ответил мистер Уэйн вежливо, но
твердо.
- Почему-то никто не хочет со мной об этом говорить, - обиженно пробурчал
Томпкинс. - Будь я проклят, если понимаю почему!
- Это потому... мне кажется, что мир потаенных желаний каждого столь
интимен... Я не хотел вас обидеть. Как вы думаете, удастся вам сделать это
постоянным... Я имею в виду мир по выбору...
Старик пожал плечами:
- Пытаюсь. Если выйдет, вы услышите об этом. Все услышат.
- Это верно. - Мистер Уэйн развязал сверток и выложил на стол его
содержимое. Там была пара армейских сапог, нож, два мотка медной проволоки,
три маленькие банки говяжьей тушенки.
На мгновение глаза Томпкинса загорелись.
- Подходяще. Спасибо вам.
- До свидания, - сказал мистер Уэйн. - Это вам спасибо.
Мистер Уэйн вышел из лачуги и быстро пошел по серой гравийной насыпи. По
обе ее стороны, насколько хватал глаз, лежали плоские россыпи обломков -
серые, черные, бурые. Эти простирающиеся до горизонта равнины были прахом
разбитых мертвых городов, обломками испепеленных деревьев, белою золою
сожженных человеческих костей и плоти.
- Что ж, - сказал вслух мистер Уэйн, - во всяком случае как аукнулось,
так и откликнулось.
Этот год, проведенный в прошлом, отнял у него все, чем он владел. Туда же
для ровного счета ушло и десять лет жизни. Может, это был сон? Все равно -
он стоил того. Теперь надо только выбросить из головы мысли о Дженнет и
ребятишках. С ними покончено навсегда, разве что Томпкинсу удастся улучшить
свое изобретение. Надо думать лишь о том, как выжить самому.
С помощью наручного счетчика Гейгера он нащупал безопасный проход через
развалины. Надо вернуться домой до наступления темноты, пока крысы еще не
вышли из нор. Если не торопиться, он может пропустить вечернюю раздачу
картошки.
Роберт ШЕКЛИ
ИГРА С ТЕЛОМ
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://www.bestlibrary.ru
Дорогой Сенатор, пишу Вам потому, что бы наш старейший Сенатор. Во время
прошлогодних выборов Вы сказали, что Вы наш слуга и мы должны немедленно
сообщать Вам про все наши беды. Еще Вы сказали - с некоторым раздражением -
долг каждого гражданина писать своему Сенатору о том, что здесь творится. Я,
Сенатор, долго над всем этим размышлял. Разумеется, я не верю, что Вы на
самом деле наш слуга, - Вы зарабатываете в пятьдесят или в сто, а то и в
тысячу раз больше каждого из нас. Но коль Вы настаиваете, чтобы мы Вам
писали, то я решил написать.
Сперва я недоумевал, почему это Вы велели писать Вам обо всем, что здесь
творится, ведь Вы, как и Я, выросли в этом самом городе, а не замечать того,
что здесь творится, может лишь слепой, глухой и бесчувственный осел. Но
потом я понял, как был несправедлив, - Вам приходится столько времени
проводить в Вашингтоне, а поэтому Вы вполне можете и не знать про все. Как
бы там ни было, ловлю Вас на слове и беру на себя смелость написать Вам
письмо. Прежде всего мне хотелось бы рассказать о новом теле моего дедушки,
потому как это особый повод обратиться к Вам с жалобой. Вам об этом
обязательно нужно знать, а может, и что-нибудь предпринять.
До того как всему этому случиться, дедушка был здоровым бодрым стариком
девяноста двух лет от роду, с полным ртом своих зубов, густой белоснежной
шевелюрой и не имел ни унции лишнего веса. Он всю жизнь пекся о своем
здоровье и очки начал носить уже в восемьдесят с хвостиком. Проработав
полвека, получил в шестьдесят пять приличную пенсию, хотя был всего-навсего
оператором счетных машин. Пенсия, социальное страхование и кое-какие
сбережения позволяли ему полностью содержать себя. Это счастье, что он
никогда не был нам обузой, - мы и так едва сводим концы с концами.
Выйдя на пенсию, старик какое-то время редко выбирался из дома - все спал
да смотрел телевизор. Он всегда сам готовил себе еду и мыл за собой посуду.
Днем выползал в парк и коротал времечко с другими старикашками, а потом
снова отправлялся на боковую. К нашим детишкам относился замечательно, водил
их по воскресеньям к заливу Бараньей Головы, где они бегали и собирали
ракушки. Еще он ходил на рыбалку и даже поймал как-то песчаную акулу,
правда, я никак не могу взять в толк, как рыбине удалось пробраться к берегу
сквозь этот мусор и химические отходы. Мы ее сварили и ели два дня. Межу
прочим, не так уж и плохо - только надо плеснуть побольше кетчупа.
Но вот старик заскучал. Ведь он проишачил целых полвека, а потому красиво
отдыхать не умел. Хандрил он хандрил, да вдруг задумал подыскать себе
работенку.
Конечно же, это была самая настоящая дурь, о чем мы ему так прямо и
сказали. В наши дни сорокалетний мужчина и тот не в состоянии ничего себе
подыскать, что уж говорить о семидесятилетнем старике - дедушке в ту пору
стукнуло семь десятков.
Но он эту затею не оставил. Проснувшись поутру, принимал сыворотку
долголетия, которую ему прописали медики из государственного
здравоохранения, умывался, брился и куда-то исчезал.
Само собой, ничего хорошего он не нашел, так что в конце концов ему
пришлось смирить свою гордыню и согласиться на должность помощника
сортировщика мусора. К счастью, это обходилось ему не дорого - доходы-то у
него не бог весть какие. Правда, он так и не смог свыкнуться с мыслью, что
каждый день приходится выкладывать денежки из собственного кармана. И все
только за то, чтобы работать. А ведь правительство готово платить ему за
полное безделье. "Но работа же полезная и я делаю ее добросовестно, -
жаловался он нам, - так почему же, черт побери, я должен платить собственные
денежки за то, что добросовестно выполняю полезную работу?"
Дедушка выполнял подобную работу лет двадцать, как вдруг кто-то изобрел
самоуничтожаемые отходы, и мой дедушка и тысячи других людей остались без
работы. К тому времени ему было уже почти девяносто, но он все же горел
желанием приносить пользу обществу. Правда, здоровье у него пошатнулось.
Впервые за всю свою жизнь дедушка почувствовал себя неважно. Мы повезли его
к доку Сондерсу в Мемориальный Социально-медицинский центр имени У. Тана на
Восточной 103-й улице. На это ухлопали почти целый день. Тротуар-самоходка
стоит пять монет в один конец, нам же такое удовольствие не по карману.
У дока Сондерса в офисе каких только приборов нет. Дедушку он обследовал
три дня и после сказал:
- Вы ничем не больны, а просто стары. Ваше сердце, можно сказать,
окончательно выдохлось, а ваши артерии уже не выдерживают давления крови.
Все остальные органы тоже барахлят, но в сравнении с тем, что я сказал, это
мелочи.
- Док, а может, вы мне что-нибудь замените? - спросил дедушка.
Док Сондерс покачал головой.
- Стоит мне поставить вам новое сердце, и оно разорвет ваши артерии, а
если подштопать артерии, ваши легкие не смогут обогащать кровь кислородом.
Если же мне удастся подремонтировать легкие, откажут почки. Дело в том, что
все ваши внутренние органы порядком износились.
Дедушка кивнул. По утрам он читал "Дейли ньюс" и про все это знал.
- Так что же мне делать? - спросил он.
- Обзавестись новым телом, - сказал Сондерс. Дедушка задумался.
- Черт побери, возможно, в моем возрасте следует уже быть готовым к
смерти, но я еще не готов, - сказал он. - Понимаете, не все я еще повидал.
Разумеется, я хочу сменить тело. Но вот где взять деньги...
- В том-то и проблема, - кивнул Сондерс. - Государственное
здравоохранение, как вам известно, не обеспечивает замену всего тела.
- Знаю, - грустно сказал дедушка.
- Так, значит, вам такие расходы не по карману?
- Увы, вряд ли.
Последующие два дня дедушка сидел на обочине дороги у нашего дома и
усиленно размышлял. Ему было не очень-то уютно на улице. Дети, которые шли
домой из школы, кричали: "Эй, старик, помирай скорей! Почему ты до сих пор
коптишь небо? Старый ублюдок, ты только переводишь воздух, пищу и воду.
Мерзкий старый урод, умри же пристойно, как подобает старикам. Умри, умри,
алчный сукин сын. Умри!"
Услышав это, я схватил палку и хотел было выйти на улиту малость
порезвиться. Но дедушка мне не разрешил.
- Они только повторяют то, что говорят их родители, - сказал он. -
Ребенок -