Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
то я с ним даром теряю время
и к тому же немалые деньги.
- Мне кажется, я начинаю понимать, - протянул Джордж.
- Проблема в том, каким образом девушка может выяснить, являются ли ее
неудачи следствием собственной неполноценности или мандража у парней, с
которыми она имела дело? Стандарта для сравнения нет, нет специального
сексоизмерителя, нет способов оценить истинно усредненное сексуальное
поведение американца, нет платинового метра, с которым можно сравнить все
прочие метры мира...
И тогда Джорджа как бы озарило сияние солнечных лучей, и все стало для
него яснее ясного.
- Я, - возопил он, - я - средняя величина американской мужской
сексуальности!
- Детка, ты - уникальный платиновый брус точно метр длиной, и в мире нет
ничего равного тебе! Иди ко мне, мой дурашка, и покажи мне, что такое
настоящий средний сексуальный опыт!
Ну, вот так и разнеслась слава Джорджа, ибо девушки вечно делятся своими
секретами друг с другом. И множество женщин узнали об этом, а услышанное
заставило их заинтересоваться возможностью сравнения, так что вскоре у
Джорджа совсем не осталось свободного времени и его жизнь оказалась так
плотно и божественно заполнена, что подобное ему не только не снилось, но
даже в самых смелых мечтах не могло быть воображено. Бесконечным потоком к
нему сначала шли американки, а потом дамы всех национальностей, узнавшие о
нем с помощью подпольной глобальной женской сексуальной информационной сети.
К нему приходили неудовлетворенные испанки, сомневающиеся датчанки,
беззащитные суданки, женщины отовсюду летели к нему, как мошки на свет лампы
или как пылинки, увлекаемые в сточную трубу течением по часовой стрелке (в
Северном полушарии). В худшем случае все было хорошо, а в лучшем -
неописуемо прекрасно.
Теперь Блакстер независим и богат - благодаря дарам, подносимым ему
благодарными дамами-обожательницами всех национальностей, типов, форм и
цветов. Он живет в великолепной вилле, подаренной ему французским
правительством в знак признания его исключительных талантов и огромных
заслуг в деле развития туризма. Он живет в роскоши и совершенно независим;
он категорически отказывается иметь дело с исследователями, желающими
изучать его феномен, чтоб писать книги под названием "концепция
усредненности в современной американской сексуальности". Блакстер в этом не
нуждается. Чего доброго, они навредят его стилю.
Он живет своей собственной жизнью. Как-то он поведал мне, что по ночам,
когда последняя дама, радостно улыбаясь, покидает его, он садится в огромное
глубокое кресло, наливает стакан старого бургундского и обдумывает парадокс:
его общеизвестная усредненность превратила его в чемпиона среди большинства,
если не всех американских мужчин, сразу в нескольких жизненно важных и
приятнейших областях. То, что он оказался средним, дало ему возможность
обогатить свою жизнь бесчисленными преимуществами. Он - платиновый эталон,
счастливо проживающий в хрустальном ящике, и он никогда не вернется к тому,
чтобы быть просто уникальным, как все остальные экземпляры человеческой
расы.
Быть средним - залог счастья. Проклятие, от которого он когда-то не мог
избавиться, стало даром, который он никогда не потеряет.
Трогательно, не правда ли? Как видите, Джоуи, я постарался показать вам,
что очевидные убытки могут быть превращены в солидные доходы. Как применить
это правило к вашему случаю - тоже очевидно. Если вы этого не понимаете, то
напишите мне новое письмо с приложением обычного чека за эксплуатацию моих
мозговых извилин, и я с удовольствием сообщу вам, каким способом можно,
будучи известным как паршивый кусок мелкого ганифа <Ганиф - прохвост, жулье
(идиш)> и еще к тому же как никудышный любовник, на случай, если вы еще
этого не слыхали, воспользоваться всем этим в ваших собственных интересах.
Всегда ваш Энди - человек, отвечающий на все вопросы.
Роберт ШЕКЛИ
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ (ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ?) ЗЕМЛИ
Когда объявили о конце света, мы с Рэйчел решили все-таки не разводиться.
"Какой в этом смысл? - спросила она. - Никаких новых связей мы все равно
завести не успеем". Я кивнул, хотя она меня не убедила. Я забеспокоился: а
что будет, если мир не придет к концу, если великое событие отменяется,
откладывается, задерживается на неопределенный срок? Быть может, в расчеты
влияний Z-поля вкралась ошибка или ученые ошиблись, оценивая влияние
схождения Сапер-штейна, и мы с Рэйчел с нашими вечными жалобами, и дети наши
с их вечными жалобами останемся привязаны друг к другу грядущим
апокалипсисом крепче, чем брачной клятвой, пока смерть не разлучит нас или
пока не грянет Армагеддон - уж что случится раньше. Я постарался помягче
высказать все это Рэйчел, но она ответила: "Не беспокойся, если мир не
придет к концу по расписанию, составленному ведущими учеными, ты вернешься в
свою унылую меблированную комнату, а я останусь здесь с детьми и
любовником".
Это обнадеживало; кроме того, мне вовсе не хотелось дожидаться конца
света в унылой меблированной комнате, которую я снимал на паях вместе с
девицей-японкой и ее дружком-американцем и где не было даже телевизора.
Делать там было совершенно нечего, разве что слушать, как японка болтает по
телефону с подругами, и жрать в китайском ресторанчике, где обещали
обслуживать посетителей до самого конца света, или до тех пор, пока это
будет возможно - владелец не верил во внезапные перемены.
"Такие вещи с ясной головой встречать нельзя", - заявила Рэйчел и
вытащила на свет Божий все свои запасы - тайский опиум, пестро-бурый кокаин,
"кислотка" в форме красных звездочек, сушеные грибы Бог знает откуда, и еще
красные ливанские и зеленые марокканские, и последние, бережно хранимые
"куаалуды" <"Кислотка" - ЛСД, популярный галлюциногенный наркотик "Куаалуд"
- торговая марка сильного транквилизатора>, и еще пара таблеток могадона на
всякий случай. "Объединим наши мозгокрутные ресурсы, - заявила она, - и
устроим себе кайф до гроба".
Конечно, каждый готовился к концу света, как мог. Воздушные линии
организовывали апокалиптические спецрейсы в Ультима Туле, в Вальпараисо, в
Куала-Лумпур - для пресыщенных извращенцев. Телевидение, само собой, стояло
на ушах. Сняли некоторые из наших любимых программ ради шоу "Конец Света".
Мы переключились на Си-Би-Эс, где шло "Последнее ток-шоу": "Ну что ж,
кажется, скоро нам и вправду задуют свечку. Наш нынешний гость, профессор
Мандрак из Лос-Анджелесского университета, сейчас объяснит нам, какого
размера "бумс " нам стоит ожидать".
На какой канал ни настроишься - физики, математики, биологи, химики,
лингвисты, философы и телеведущие пытаются объяснить, что же они,
собственно, объясняют.
- Ну конечно, - сказал известный космолог профессор Джонсон, - это
событие нельзя назвать в полной мере космологическим иначе как
метафорически, имея в виду его влияние на нас. Мы, люди, привыкли считать
важным то, что происходит на нашей территории. Но я заверяю вас, что в том
масштабе, в котором работаю я, это событие незначительно, я даже сказал бы,
банально: наша карликовая звезда нулевого класса входит в Z-поле как раз в
момент сочетания Сапер-штейна с последующим нарушением местных условий. Я
намеренно изъясняюсь туманно, поскольку принцип неопределенности делает
точность пережитком девятнадцатого века. Но, возможно, профессор Уивер с
философского факультета может разъяснить это подробнее.
- Ну, в общем-то, - сказал профессор Уивер, - выражение "конец света"
несколько расплывчато. Мы сталкиваемся с проблемой точки зрения. Можно
сказать, что для постороннего наблюдателя, если таковой существует, ничто на
самом деле не кончается. Мгновенье боли, дорогая, затем - жизнь вечная, как
сказал поэт...
Переключив канал, мы узнали, что расквартированным в Германии войскам
раздают праздничные ужины с индейкой. Поговаривали о том, чтобы всех солдат
отправить домой, но решили все же оставить их на месте на случай, если это
все же не конец света, а подлый коммунистический заговор - мы-то знаем, на
что способны эти русские с их извращенным чувством юмора и неутолимым
желанием устроить всем побольше неприятностей. Говорилось также, что китайцы
вовсе не стали объявлять указанный факт населению - только косвенно, в форме
плакатов не больше почтовой марки, подписанных "Обеспокоенный сосед из блока
Ц".
А Рэйчел никак не могла понять, почему ее любовник Эдвард упорно сидит в
своей комнате и заканчивает роман. "Это уже неактуально, - говорила она. -
Все равно никто твой роман не напечатает и не прочтет".
- А мне какое дело? - отвечал Эдвард и подмигивал мне. Я прекрасно
понимал его - я сам работал как берсерк, чтобы закончить собственный рассказ
об этом последнем дне, да-да, я работал с наслаждением, потому что конец
света дарит писателю лучший из финалов, последний финал: наступила полночь,
и это последняя строка, все, ребята! Какой это вызов! Я знал, что по всему
миру художники откликаются на него, пытаясь создать шедевр, достойный
привлечь внимание историков из параллельного мира, в котором катастрофы не
будет.
- Ну, в общем-то, - сказал профессор Карпентер, - концепция параллельных
миров представляется возможной, но недоказуемой, по крайней мере теми
средствами, которые мы успели создать. Лично я склонен считать ее
успокоительной сказкой, хотя в этом вопросе более компетентен мой добрый
друг и известный психолог профессор Мун.
В тот вечер Рэйчел приготовила свою знаменитую фаршированную индейку с
клюквенным соусом, и пирог из сладкого картофеля с меренгами, и даже
ребрышки по-китайски на закуску, хотя китайцы и не верили в конец света,
несмотря на плакаты-почтовые марки с предупреждениями. Весь мир опять начал
курить, кроме нескольких упрямцев, отказывавшихся поверить в конец света и
потому боявшихся рака легких. Те, кто лежал на смертном ложе, пытались
протянуть еще немного, "чтобы, когда уйду я, весь мир отправился за мной".
Некоторые врачи оставались на своем посту, называя это своим нелепым долгом,
прочие же безостановочно играли в гольф и теннис, даже не пытаясь попадать
по мячам.
У индюшки оказалось четыре ноги и восемь крыльев. По телевизору идут
похабные шоу: раз всему конец, то все позволено На деловые письма отвечают,
что в голову придет:
"Дорогой Джо, возьми-ка свой контракт и засунь себе в жопу шоу закончено
и я могу тебе наконец сказать какая ты сволочь но на случай если Конца не
будет имей в виду что это письмо шутка и ты такой замечательный человек что
наверняка ее оценишь".
Все мы оказались зажаты между непримиримыми требованиями осторожности и
наплевательства. А если мы не умрем? Чтобы поверить даже в конец света,
нужна вера - это относится и к профессорам, и к посудомойкам.
В последнюю ночь мира я бросил курить. Нелепость. Какое это имеет
значение? Я сделал это, потому что Рэйчел всегда утверждала, что значение
имеют нелепости, и я всегда верил в это, так что я вышвырнул пачку
"Мальборо" в окно и слушал, как профессор Мун говорит: "Исполнение желаний,
или его составная часть, исполнение мортидо, не могут быть, пользуясь
терминологией Элиота, на законных основаниях обобщены в объективный
коррелят. Однако если принять во внимание Юнга и рассматривать конец света
как архетип, не говоря уже о Weltanschauung, то наше понимание растет по
мере того, как наше tiempo para gastario исчезает в черной дыре прошлого,
содержащей все наши надежды и чаяния".
Пришел последний час. Я глодал индейку, Эдвард вышел из своей комнаты,
чтобы набрать себе тарелку грудинки и спросить, что я думаю об окончательной
версии его последней главы, и я ответил: "Стоило бы еще поработать", и
Рэйчел заметила: "Это жестоко", а Эдвард возразил: "Да, я тоже так подумал"
- и ушел к себе. Улицы за окнами были пусты, только несколько несчастных
бродили в поисках свободного телевизора, и мы с Рэйчел употребили большую
часть наркоты и напропалую переключали каналы Я вынес пишущую машинку в
кухню и принялся все записывать, а Рэйчел говорила об отпусках, которые нам
следовало взять, и я думал о женщинах, которых стоило любить, и без пяти
двенадцать из комнаты снова вышел Эдвард и показал мне переписанную
последнюю главу, а я заявил: "Вот теперь сделано как надо", и он ответил:
"Я так и думал, а кокаина больше не осталось?" И мы разделались с
остатком наркотиков, и Рэйчел закричала: "Бога ради, прекрати наконец
стучать по клавишам!" И я заявил: "Я должен это все записать", и она обняла
меня, и Эдвард обнял меня, и мы трое обняли ребятишек, которым позволили не
идти в постель, потому что наступал конец света, и я пробормотал: "Рэйчел,
прости меня за все", и она ответила:
- "И ты меня прости", а Эдвард добавил: "Я вроде ничего дурного не
сделал, но простите вы и меня". "За что простить?" - хором спросили малыши,
но, прежде чем мы смогли сказать им, за что, прежде чем поняли это сами...
Роберт ШЕКЛИ
КОНЕЧНАЯ
Это случается вот так: ты откидываешься на спинку кресла (первый класс,
компания "Мажорские космические линии"), закуриваешь сигару и берешь бокал
шампанского - начинается рейс из Развал-Сити, Земля, на Гнусьвилльский
Перекресток, Арктур-ХII. Сразу за таможенным барьером тебя ждет Магда, а в
"Ультима Хилтоне" устроят шикарную вечеринку в твою честь. И ты понимаешь,
что, прожив наполненную борьбой жизнь, ты наконец добился богатства, успеха,
привлекательности и уважения. Жизнь похожа на кусок печеночного паштета -
сочная, жирная, вкусная. Ты столько лет перекапывал дерьмо ради этой минуты,
и вот она настала, и ты готов насладиться ею.
И тут загорается табло: "ПОСАДКА".
- Эй, красотка, - окликаешь ты стюардессу, - что творится?
- Мы высаживаемся на Конечной, - отвечает она.
- Но ее нет в расписании. Почему мы приземляемся?
- Сюда нас завел корабельный компьютер, - пожимает плечами стюардесса. -
Придется вылезать.
- Послушайте, - холодно начинаешь ты, - мой добрый друг Дж. Уильяме Нэш,
президент вашей линии, заверил меня, что остановок вне расписания не
будет...
- На Конечной гарантии недействительны, - объясняют тебе.
- Может, вы и не собирались сюда, но то, что сюда вы приехали, - это
точно.
Ты застегиваешь ремни и думаешь: "Ну что за невезение! Всю жизнь
вкалываешь, как ишак, врешь, воруешь, жульничаешь, а только захочешь
повеселиться - нате вам, Конечная".
На Конечную попасть легко. Всего и дел - появиться тут. Космолет
припаркуйте на свалке. Никаких бумаг подписывать не надо. Ни о чем не
волнуйтесь. Пройдитесь, познакомьтесь с ребятами.
В крутом оттяге подваливает Живчик с вопросом:
- Чуваки, а с чего вы тут кайф ловите?
- Да навроде как с "Надежды-98", - отвечает Нюхач Морт.
- А какие с той "Надежды" глюки?
- Начинаешь думать, что у тебя есть будущее.
- Эк, мне бы так потащиться, - грустно вздыхает Живчик.
Познакомьтесь с Люси-Лапочкой, девушкой с тысячью ожиревших тел.
- Каждый понедельник я захожу в "Небесную лавку тел" и хочу выбрать себе
наконец симпатичное тело - вы понимаете, что я имею в виду, симпатичное. Но
каждый раз на меня словно находит что-то, и я вновь оказываюсь в мешке с
жиром. Если бы я только могла победить этот дикий невроз - о, какой бы
красоткой я стала!
Комментарий доктора Бернштейна:
- Ее спасение в ее похмелье. Неудачники всегда принимают истинный облик.
Будете уходить - пните ее. Она напрашивается.
Жирардо много путешествовал, но никогда не забирался далеко от дома.
- Точно говорят, что вся Галактика поместится у меня в голове. Чем дальше
едешь, тем меньше видишь. Был я на Акмене-IV - вылитая Аризона. Сардис-VI -
калька с Квебека, а Омеона-VI - двойник Земли Мэри Бэрд.
- А на что похожа Конечная?
- Если бы я не знал, где я, - отвечает Жирардо, - то подумал бы, что
вернулся домой в Хобокен.
На Конечной приходится все импортировать. Ввозят кошек и тараканов,
мусорники и мусор, полицейских и статистику преступности. Ввозят кислое
молоко и гнилые овощи, ввозят голубую замшу и оранжевую тафту, ввозят
апельсиновые шкурки, растворимый кофе, запчасти от "Фольксвагена" и
запальные свечи "Чемпион". Ввозят мечты и кошмары. Ввозят тебя и меня.
- Но зачем это все?
- Глупый вопрос. С таким же успехом можешь поинтересоваться, а для чего
реальность?
- М-м... а для чего реальность?
- Заходите в любое время. Я живу в доме 000 по улице Зеро, на перекрестке
с Минус-бульваром" близ Нулевого парка.
- У этого адреса есть некое символическое значение?
- Да нет, просто я там живу.
На Конечной никто не может позволить себе необходимого. Зато роскошь
доступна всем. Каждую неделю бесплатно раздаются десять тысяч тонн
первосортных устриц. Но майонеза вы не найдете ни по дружбе, ни за деньги.
Разговор на Лимбо-лейн - Доброе утро, молодой человек. Все еще
занимаетесь этой глупостью о целях и средствах?
- Да, наверное, профессор.
- Так я и думал. Ну, до свидания, молодой человек.
- Кто это был?
- Профессор. Он всегда спрашивает про глупости о целях и средствах.
- А что это значит?
- Не знаю.
- А почему не спросишь?
- Плевал я на него.
- Монизм постулирует, что существует нечто одно, - говорит доктор
Бернштейн, - дуализм - что не одно, а два. И в том и в другом случае выбор у
вас небогатый.
- А-а! - восклицает Джонни Каденца. - Может, поэтому все тут на вкус
похоже или на острый перец, или на апельсиновый соус.
***
Реплики философского общества Конечной:
Ад - это бесконечно откладываемая поездка. Ад - это твое настоящее лицо.
Ад - это когда получаешь то, чего не хочешь. Ад - это когда получаешь то,
чего хочешь. Ад - это повторение.
Гляди перед собой: там чернота Вселенной, провала, конца, прыжка в ничто.
А за тобой - все места, где ты побывал: прошлогодние надежды, вчерашние
прогулки, старые мечты. Все использовано и выброшено.
Ты дошел до финиша. Садишься и думаешь, чем же заняться дальше.
Добро пожаловать на Конечную.
Роберт ШЕКЛИ
ПРОЩАНИЕ С БОЛЬЮ
Воскресным утром в недалеком будущем Джозеф Элрой удобно устроился в
кресле, пытаясь вспомнить название своей любимой футбольной команды (он же
собирался вечером смотреть их матч), одновременно почитывая раздел
объявлений о банкротствах в воскресной "Таймс" и размышляя о неприятностях.
День был обычный: небо в окне имело здоровый мерзко-бежевый оттенок,
прекрасно гармонировавший с мерзко-бурой обстановкой, купленной миссис Элрой
(скрипевшей в тот момент зубами в кухне) в одном из ее нередких всплесков
бытового энтузиазма. Их дочка Эликсир применяла на практике последнее свое
открытие в комнате наверху - ей исполнилось три года, и она только что
обнаружила прелесть блевания.
А у Элроя в голове крутилась песенка. На данный момент - "Амапола",
которая будет крутиться, пока ее не сменит другая мелодия, и так песня за
песней, весь день, всю ночь, вечно. Музыка исходила из внутреннего Элроева
проигрывателя, включавшегося, когда условием выживания становилось
безразличие к окружающему.
В этом состоянии и находился Элрой. Может, и вы в нем бывали: когда
ребенок вопит, жена зудит над ухом, а ты плывешь с