ушей вопли Кэрмоди. - Что это все-таки было, хотел бы я знать? Еще  одна  из
твоих декоративных деталей интерьера, Орин?
   - О нет, - запротестовал Орин. - Он появился здесь без моего ведома.
   - Значит, это твоя работа, Бруксайд.
   - Я его вижу первый раз в жизни, шеф.
   - Хм-м, - промычал Модели. - Оба вы недотепы, но лжи за вами не водилось.
Эй! - крикнул он рабочим. Тащите его сюда!
   - Ладно, ладно, успокойтесь, - обратился он к Кэрмоди, на которого напала
неудержимая трясучка, - Возьмите себя  в  руки  -  пока  вы  тут  бьетесь  в
истерике, я теряю драгоценное время!
   Вам уже лучше? Прекрасно. Теперь потрудитесь вразумительно  объяснить,  с
какой целью вы вторглись в мои владения и почему мне нельзя обратить  вас  в
протоплазму?
   -  Понятно,  -  проговорил  Модели,  когда  Кэрмоди  рассказал  о   своих
приключениях. - Занятная история,  хотя  сдается  мне,  что  вы  ее  слишком
драматизировали. Однако сами вы - непреложный факт, и вы ищете  планету  под
названием... Земля, так?
   - Совершенно точно, сэр, - сказал Кэрмоди.
   - Земля, - задумчиво повторил Модели, почесав затылок. - Вам  удивительно
повезло - кажется, я помню эту планету.
   - Неужели, мистер Модели?
   - Да, я убежден, что не ошибаюсь, - уверенно сказал Модели.
   - Это маленькая зеленая планета, которая поддерживает существование  расы
подобных вам мономорфных гуманоидов. Прав я или нет?
   - Правы на все сто! - воскликнул Кэрмоди.
   - У меня хорошая память на такие вещи, - заметил Модели.
   - Что же касается этой Земли, то, между прочим, ее выстроил я.
   - В самом деле, сэр? - спросил Кэрмоди.
   - Да. Я отчетливо помню это, потому что, строя ее, я изобрел науку.  Быть
может, вас позабавит мои рассказ. - Он повернулся к своим ассистентам. А вас
он должен кое-чему научить.
   Никто не собирался посягать на его право рассказать эту историю.  Поэтому
Кэрмоди и младшие инженеры застыли в позах внимательных слушателей, и Модели
начал.
   РАССКАЗ О СОТВОРЕНИИ ЗЕМЛИ - Тогда я еще был мелким  подрядчиком.  Строил
планетки в разных концах вселенной, и редко когда  подворачивался  заказ  на
карликовую звезду. Получить работу было не так-то  просто,  да  и  заказчики
всегда крутили носом, ко всему придирались и подолгу тянули с  платежами.  В
те времена угодить заказчикам было ой как трудно:  они  цеплялись  к  каждой
мелочи. Переделайте это, переделайте то; почему вода  течет  с  холма  вниз;
слишком большая сила тяготения; нагретый воздух поднимается, когда он должен
опускаться. И тому подобные бредни.
   В тот период я был довольно наивен. В каждом случае я подробно  объяснял,
какими эстетическими и деловыми соображениями  руководствовался.  Вскоре  на
объяснения стало уходить больше времени, чем на саму  работу.  Эта  болтовня
меня буквально засосала. Я понимал, что  необходимо  как-то  положить  этому
конец, но ничего не мог придумать.
   Однако спустя какое-то время - непосредственно перед тем, как я приступил
к строительству Земли - в моем сознании начала оформляться  идея  совершенно
нового принципа взаимоотношений с заказчиками. Я вдруг поймал себя  на  том,
что  бормочу  под  нос  такую  фразу:  "Форма  вытекает  из  функции".   Мне
понравилось, как она звучит. Но  потом  я  спросил  себя:  "А  почему  форма
вытекает из функции?" И ответил на  это  так:  "Форма  вытекает  из  функции
потому, что  это  непреложный  закон  природы  и  одна  из  основных  аксиом
прикладной науки". На слух мне это словосочетание тоже понравилось,  хоть  в
нем и не было особого смысла.
   Но смысл тут ровно  ничего  не  значил.  Важно  было  то,  что  я  сделал
открытие. Совершенно случайно я открыл основной принцип искусства рекламы  и
умения  подать   товар   лицом.   Я   изобрел   новую   остроумную   систему
взаимоотношений с заказчиками,  сулившую  огромные  возможности.  А  именно:
доктрину  научного  детерминизма.  Впервые  я  испытал  эту  систему,  когда
выстроил Землю, - вот почему эта планета навсегда врезалась мне в память.
   Однажды ко мне явился высокий бородатый старик с пронизывающим взглядом и
заказал планету. (Так  началась  история  вашей  планеты,  Кэрмоди.)  Ну,  с
работой я управился быстро - кажется, дней за шесть - и думал, что  на  этом
все закончится. То была очередная ординарная планета, которая  строилась  по
заранее утвержденной смете, и, признаюсь, кое в чем я подхалтурил. Но вы  бы
послушали, как разнылся новый владелец - можно было подумать, что я украл  у
него последнюю корку хлеба.
   "Почему так много бурь и ураганов?" - допытывался он.
   "Это входит в систему циркуляции воздуха", - объяснил я ему.
   На самом же деле я просто забыл поставить противоперегрузочный клапан.
   "Три четверти поверхности планеты покрыты водой! - не унимался он. - А  я
ведь ясно указал, что соотношение суши и воды должно быть четыре к  одному!"
- "У нас не было возможности выполнить это условие!" - отрезал я.
   Я потерял бумажку с его дурацкими указаниями - больше мне делать  нечего,
как вникать в детали этих нелепых проектов мелких планет!
   "А те жалкие клочки суши, которые мне достались, вы почти сплошь  покрыли
пустынями, болотами, джунглями и горами".  "Это  живописно",  -  заметил  я.
"Плевать я хотел на живописность! - загремел тот  тип.  -  О  конечно,  один
океан, дюжина озер, две  реки,  один-два  горных  хребта  -  это  прелестно.
Украшает планету, благотворно действует на психику жителей.  А  вы  мне  что
подсунули? Какие-то ошметки!" - "На то есть причина", - сказал я.
   Между нами говоря, мы не получили бы с этой работы никакой прибыли,  если
б не  поставили  на  планете  реставрированные  горы,  не  использовали  две
пустыни, которые я по дешевке приобрел на свалке у межпланетного старьевщика
Урии, и не заполнили пустоты реками и океанами. Но ему я  это  объяснять  не
собирался.
   "Причина! - взвизгнул он. - А что я скажу своему народу? Я ведь поселю на
этой планете целую расу, а то даже две или три. И это будут люди,  созданные
по моему образу и подобию, а ни для кого не секрет, что люди привередливы  -
точь-в-точь как я сам. Так, спрашивается, что я им скажу?"
   Я-то знал, на что он мог бы сослаться, но мне не хотелось затевать с  ним
скандал, поэтому я сделал  вид,  будто  размышляю  над  этой  проблемой.  И,
представьте себе, я действительно призадумался. И меня осенила  великолепная
идея, перед которой померкли все остальные.
   "Вам нужно внушить им одну простую истину, - произнес я.
   - Скажите им, что, с точки зрения науки, если что-то  существует,  значит
оно должно существовать". - "Как, как?" - встрепенулся он. "Это детерминизм,
- пояснил я, тут же с ходу  придумав  это  название.  -  Суть  его  довольно
проста, хотя некоторые нюансы доступны лишь избранным. Начнем  с  того,  что
форма вытекает из функции;  отсюда  один  только  факт  существования  вашей
планеты говорит за то, что она не может быть иной, чем она есть. Далее -  мы
исходим из того что наука  неизменна;  следовательно,  все,  что  подвержено
изменениям,  не  есть  наука.  И   наконец,   последнее:   все   подчиняется
определенным законам. В этих законах,  правда,  не  всегда  разберешься,  но
можете не сомневаться,  что  они  существуют.  Поэтому  вместо  того,  чтобы
спрашивать: "Почему вот это, а  не  то?",  -  каждый  должен  интересоваться
только тем, "как то или это функционирует".
   Ну и вопросы он  мне  потом  задавал  -  только  держись;  старикан  умел
ворочать мозгами. Но ни черта не смыслил в технике - его специальностью были
этика,  мораль,  религия  и  тому   подобные   нематериальные   фигли-мигли.
Естественно, что ему не удалось как следует обосновать  свои  возражения.  А
как большой любитель всяких абстракций, он то и дело возвращался  к  одному:
"Существующее - это то, что должно существовать. Хм-м,  очень  занимательная
формула и не без некоторого налета стоицизма. Я  включу  кое-какие  из  этих
откровений в те уроки,  которые  собираюсь  преподать  своему  народу...  Но
ответьте мне на  такой  вопрос:  как  согласовать  этот  фатализм  науки  со
свободой воли, которой я хочу наделить людей?"
   Вот тут старый хитрец чуть было не поймал меня. Я улыбнулся  и  кашлянул,
чтобы выиграть время, после чего  воскликнул:  "Так  ведь  ответ  совершенно
ясен!"
   Это всегда выручает, когда тебя припрут к стенке.
   - Вполне возможно, - сказал он. - Но мне он неизвестен".
   - Послушайте, - сказал я, - а разве эта самая свобода  воли,  которую  вы
намерены  дать  своему  народу,  не  является  разновидностью  фатализма?  -
Пожалуй, ее можно было бы отнести к этой категории. Но различие... - И кроме
того, - поспешно перебил я его, с каких это  пор  свобода  воли  и  фатализм
несовместимы? -" На мой взгляд, они, безусловно, несовместимы", - заявил он.
"Только потому, что вы не понимаете  сущности  науки,  -  отрезал  я,  ловко
проделав под самым его крючковатым носом старый фокус с переменой темы.
   - Видите ли, мой дорогой сэр, один из основных законов науки  заключается
в том, что всему сопутствует случайность. А случайность, как вы, несомненно,
знаете, - это математический эквивалент свободы воли", - "Ваши  идеи  весьма
противоречивы", - заметил он. "Так и должно быть,  -  сказал  я.  -  Наличие
противоречий  -  тоже  один  из  основных  законов  вселенной.  Противоречия
порождают борьбу,  отсутствие  которой  привело  бы  ко  всеобщей  энтропии.
Поэтому не было бы ни одной планеты и ни одной вселенной, если бы  в  каждом
предмете,  в  каждом  явлении  не   крылись,   казалось   бы,   непримиримые
противоречия". - " Казалось бы?" - быстро переспросил  он.  "Вот  именно,  -
ответил я. - Деле в  том,  что  противоречиями,  которые  мы  условно  можем
определить    как    присущую    всем    предметам    совокупность    парных
противоположностей,  вопрос  далеко  не  исчерпывается.  Например,   возьмем
какую-нибудь одну изолированную тенденцию. Что получится, если ее развить до
конца?"  -  "Понятия  не  имею,  -   признался   старик.   -   Недостаточная
теоретическая подготовка к такого рода дискуссиям..."  -  "Получится  то,  -
прервал я его, - что эта тенденция превратится в свою противоположность".  -
" В самом деле?" - изумился он.
   Эти спецы по религии неподражаемы, когда пытаются разобраться  в  научных
проблемах.
   "Да, - сказал я. - У меня в лаборатории имеются доказательства.  Впрочем,
их демонстрация несколько утомительна..."
   - "Нет-нет, я верю вам на слово, - сказал старик. - К  тому  же  мы  ведь
заключили с вами соглашение".
   Он всегда вместо слова  "контракт"  употреблял  слово  "соглашение".  Оно
значило то же самое, но было благозвучнее.
   "Парные противоположности, -  задумчиво  проговорил  он.  -  Детерминизм.
Предметы, которые превращаются в свою противоположность. Боюсь, что все  это
довольно сложно". - "Но зато как эстетично, -  заметил  я.  -  Однако  я  не
развил до конца тему о превращении крайностей в свою противоположность". - "
Охотно выслушаю вас", - сказал он. " Благодарю.  Итак,  мы  остановились  на
энтропии, суть которой  в  том,  что  все  предметы  постоянно  пребывают  в
движении, если только этому не препятствует какое-нибудь воздействие  извне.
(А иногда, насколько я могу судить по собственному опыту, даже  при  наличии
такого у внешнего  воздействия.)  Но  это  движение  предмета  направлено  в
сторону превращения его в его противоположность. А если подобное  происходит
с одним предметом, значит, то же самое происходит со всеми  остальными,  ибо
наука последовательна. Теперь вам ясна картина?  Все  эти  противоположности
только  и  делают,  что,  словно  взбесившись,  превращаются  в  собственные
противоположности.    На    более    высоком    уровне    этим    занимаются
противоположности, уже объединенные в группы.  Чем  выше  уровень,  тем  все
сложнее. Пока понятно?" - " Вроде бы да", - ответил он.
   "Чудненько. А теперь,  разумеется,  возникает  вопрос,  все  ли  на  этом
кончается? Я имею в виду вся ли программа исчерпывается этой эквилибристикой
противоположностей, выворачивающихся наизнанку и с изнанки обратно на  лицо?
В том-то и изюминка, что  нет!  Нет,  сэр,  эти  противоположности,  которые
кувыркаются, как дрессированные тюлени, - только  внешнее  проявление  того,
что происходит в действительности. Потому что... -  Тут  я  сделал  паузу  и
низким трубным голосом произнес:
   -  Потому  что  за  всеми  столкновениями  и   неупорядоченностью   мира,
доступного чувственному восприятию, стоит высший  разум.  Этот  разум,  сэр,
проникает сквозь иллюзорность реальных предметов в более  глубокие  процессы
вселенной,  которые  пребывают   в   состоянии   неописуемо   прекрасной   и
величественной гармонии". - "Каким образом предмет может быть одновременно и
реальным и иллюзорным?" - метнул он в меня вопрос. "Увы, не мне  знать,  как
на это ответить, - сказал я. - Я ведь всего-навсего скромный труженик науки,
и мой удел - наблюдать и действовать в соответствии с тем, что вижу.  Однако
можно предположить, что это  объясняется  какой-нибудь  причиной  этического
порядка".
   Старик глубоко задумался, и, судя по его виду, он не на шутку сцепился  с
самим собой. Ясно, что ему, как любому  другому  на  его  месте,  ничего  не
стоило усечь логические ошибки, из-за которых мои доводы сильно смахивали на
решето. Но,  поскольку  он  был  большим  интеллектуалом,  его  пленили  эти
противоречия, и он испытывал  неодолимую  потребность  включить  их  в  свою
философскую систему. Что же касается моих теорий в целом, его здравый  смысл
восставал против подобных хитросплетений, а изощренный ум склонялся к  тому,
что хотя законы природы и впрямь могут казаться столь  сложными,  однако  не
исключено, что в основе этого лежит какой-нибудь простой, изящный  и  единый
для всего сущего принцип. А если не единый принцип,  то  хотя  бы  солидная,
внушительная мораль. И наконец, я поймал его на удочку словом "этика".  Дело
в том,  что  этот  старый  джельтмен  дьявольски  поднаторел  в  этике,  был
прямо-таки перенасыщен этикой; вы попали бы в точку,  назвав  его  "Мистером
Этика". А тут я невольно натолкнул его на мысль о том, что вся наша окаянная
вселенная представляет собой бесконечные ряды проповедей и их  опровержений,
законов и  беззакония,  но  это  является  лишь  внешним  проявлением  самой
изысканной и рафинированной этической гармонии.
   Это куда серьезнее и глубже, чем я думал, - немного погодя произнес он. -
Я собирался преподать людям одну только этику и направить их мышление не  на
изучение сущности и  структуры  материи,  а  на  разрешение  таких  основных
моральных проблем, как цель и нормы человеческого бытия. Мне хотелось, чтобы
они занялись исследованием самых сокровенных глубин радости,  страха,  горя,
надежды, отчаяния, а не изучали звезды и дождевые капли, создавая на  основе
своих  открытий  грандиозные  и  непрактичные  гипотезы.  Я  догадывался   о
сложности законов вселенной, но счел излишним уделить этому внимание. Теперь
вы меня наставили на ум". - " Погодите, - всполошился я. - В  мои  намерения
не входило взвалить на ваши плечи такую  заботу,  Просто  я  решил,  что  не
мешает растолковать вам..."
   Старик улыбнулся.
   "Взвалив на мои плечи эту заботу, - произнес он, - вы  избавили  меня  от
забот посерьезнее. Я сотворю людей по своему образу и подобию, но  созданный
мною мир не должен быть населен  миниатюрными  вариантами  моей  собственной
личности. Я высоко ценю свободу воли. И люди получат ее - на  славу  себе  и
себе на горе. Они с жадностью схватят эту  сверкающую  бесполезную  игрушку,
которую вы именуете наукой, и негласно вознесут ее на пьедестал божества. Их
зачаруют противоречия предметного мира и абстракции  космогонии;  они  будут
стремиться познать это и забудут познать свои собственные души. Ваши  доводы
убедили меня, и я благодарен вам за предостережение".
   Не скрою, что к этому времени мне стало как-то не по себе. Поймите,  ведь
он не имел никакого веса в обществе, никаких влиятельных  знакомств,  однако
держался величественно и с большим достоинством. У меня  возникло  ощущение,
будто он может мне  хорошо  насолить  -  несколькими  словами,  какой-нибудь
фразой, которая отравленной стрелой вонзится мне в мозг и  застрянет  в  нем
навсегда. И по правде говоря, я немного струхнул.
   Не иначе, как этот старый хрыч прочел мои мысли, сэр, потому что он вдруг
проговорил:
   "Успокойтесь. Я безоговорочно  принимаю  планету,  которую  вы  для  меня
выстроили; она меня полностью устраивает именно в таком виде.  Что  касается
ее дефектов, которые тоже являются делом ваших рук, то я принимаю их даже не
без некоторой благодарности и плачу за них особо". - "Но чем? - спросил я. -
Чем вы заплатите за мои ошибки?" - "Тем, что  не  стану  с  вами  из-за  них
пререкаться, - ответил он. - И тем, что сейчас покину вас и  займусь  своими
делами и делами моего народа".
   С этими словами старый джентльмен удалился.
   Ну, мне было над чем поразмыслить. Я мог бы выложить ему кучу полноценных
аргументов, но как-то вышло, что последнее слово  осталось  за  стариком.  Я
понял, что он  хотел  этим  сказать:  свои  обязательства  по  контракту  он
выполнил и поставил  на  этом  точку.  Уходя,  он  не  промолвил  ни  слова,
адресованного мне лично. По его мнению, это было своего рода наказанием.
   Но это выглядело так только  с  его  стороны.  Что  до  меня,  то  я  мог
прекрасно обойтись без его высказываний. Я, конечно,  был  бы  не  прочь  их
выслушать, что вполне естественно, и какое-то время разыскивал  его.  Но  он
избегал встречи со мной.
   Впрочем, все это не стоит и выеденного яйца. Я  сорвал  неплохой  куш  на
строительстве той планеты, а если не совсем точно выполнил некоторые условия
контракта, нельзя ведь сказать, что я  его  нарушил.  Такова  жизнь:  хочешь
получить прибыль - надейся только на  собственную  сообразительность.  И  не
слишком переживай за последствия.
   Но я постарался извлечь из этой истории хороший урок на будущее.  Теперь,
мальчики, слушайте меня внимательно. В  науке  полным-полно  всяких  правил,
ибо, изобретая ее, я так задумал.  А  почему,  спрашивается,  я  изобрел  ее
именно такой? Да потому, что эти правила -  великое  подспорье  для  ловкого
дельца, такое же,  как  обилие  законов  для  адвоката.  Правила,  доктрины,
аксиомы, законы и принципы науки существуют для того, чтобы помочь вам, а не
чинить препятствия. Для того, чтобы вам было  чем  обосновать  свои  деяния.
Значительная часть их более  или  менее  соответствует  истинному  положению
вещей, и это упрощает их применение.
   Но зарубите себе на носу,  что  назначение  этих  законов  -  помочь  вам
объяснить заказчикам, что вы создаете,  -  но  только  после  того,  как  вы
создали. Получив заказ, выполняйте его как найдете нужным;  потом  подгоните
законы к результату своей работы, но ни в коем случае не наоборот.
   И  еще  запомните:  эти  законы  являются  словесным  барьером,   который
ограждает вас от тех, кто задает вопросы. Но они не должны  стать  преградой
для вас. Если  вы  что-нибудь  почерпнули  из  моего  рассказа,  вам  теперь
понятно, что невозможно объяснить, почему мы что-то создаем  так,  а  что-то
эдак. Мы просто создаем - и все, иногда удачно, иногда - нет, раз на раз  не
приходится.
   И никогда даже самим себе не пытайтесь объяснить, почему случается  одно,
а не другое. Не донимайте никого вопросами и расстаньтесь  с  иллюзией,  что
такое объяснение существует. Вы меня поняли?
   Оба ассистента усиленно закивали головами. Вид у них  был  просветленный,
как у людей, только что принявших новую веру. Кэрмоди готов  был  биться  об
заклад, что оба добросовестных  молодых  человека  твердо  запомнили  каждое
слово своего шефа и постепенно возведут его наставление... в закон.



   Роберт ШЕКЛИ
   РОБОТ РЕКС



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   В т