ным  бункером  -  была
сложена из каменных глыб  и  многометровых  изолирующих  слоев,  поглощающих
любую радиацию. Император желал,  чтобы  его  резиденция  внешне  копировала
средневековый замок, однако по надежности и комфорту была на самом передовом
уровне.
   В  День  Империи  посетить  дворец  мог  любой  желающий  -   посетителей
доставляли здоровенные гравиавтобусы  имперской  гвардии.  В  остальные  дни
внутрь попадали лишь дворцовые служащие  и  чиновники.  В  тридцати  четырех
километрах от дворца - в Фаулере - они  садились  в  поезда  пневмоподземки,
которая доставляла их к месту работы.
   Поскольку возможность оказаться в прайм-уорлдском императорском дворце  в
День Империи была в чем-то сродни случаю быть представленным при  дворе  Его
Величества, Император еще в самом начале, давным-давно, сообразил, что места
миллионам желающим не хватит и следует как-то ограничить число посетителей и
разумно распределить их. Поэтому он установил систему допуска,  которую  сам
же описал одному непонятливому  сановнику  как  ?трехъярусный  цирк?.  Самые
вожделенные зрительские места располагались почти у подножья замковой горы -
рядом с трибуной Императора. Туда Император приглашал  дворцовых  фаворитов,
разного рода героев  дня,  представителей  прайм-уорлдской  элиты  и  прочих
заметных персон.
   Второй ярус амфитеатра - впрочем,  было  затруднительно  определить,  где
именно он начинался,  -  предоставляли  тем,  кто  своими  усилиями  добился
высокого положения в обществе, но не входил в самый  узкий  круг  придворной
элиты. Билеты на эти места являлись предметом купли-продажи,  их  добивались
всякими правдами и  не  правдами,  выманивали  лаской,  шантажом,  угрозами.
Хватало людей с положением, которые полагали, что присутствие  на  дворцовом
параде в День Империи - кульминация их жизненного успеха.
   Билеты в третий ярус были наименее не престижными, потому что третий ярус
располагался  уж  очень   далеко   от   трибуны   Императора.   Эти   билеты
распределялись исключительно среди лиц, имеющих ?прописку?  в  Прайм-Уорлде.
Разумеется, изрядное количество билетов в итоге уходило за определенную мзду
туристам, но Император закрывал на это глаза - если ?местные  ребята?  хотят
чуточку ?набашлять?, пусть заработают кредитку-другую на перепродаже  своего
допуска.
   Сами зрительские трибуны устанавливали за несколько недель до праздничной
церемонии.  Часть  мест  располагалась  прямо  на  скате  внешней  стены.  С
практической точки зрения, было безразлично, на каком  расстоянии  от  места
действия сидел зритель: громадные голографические экраны высились на внешних
стенах через равные интервалы. На эти экраны транслировались  крупные  планы
происходящего и так же крупно показывали время  от  времени  всех  достойных
внимания именитых гостей из первого яруса.
   Некоторые события праздника происходили у  самой  трибуны  Императора,  у
подножья замка - как, например, ?спасательная операция? Стэна. Но  множество
других событий и показательных боев  разыгрывалось  на  площадках  в  других
точках парадного плаца.
   День Империи был самой впечатляющей постановкой  под  открытым  небом  за
весь год. Двор Его Величества гордо именовал себя Двором Тысячи Солнц  (хотя
в Империи теперь насчитывалось уже намного больше тысячи звездных миров).  И
в блистательный День Империи все эти солнца сияли особенно ярко.
   Вместе с тем у этого дня был вечер, чреватый любыми неожиданностями...
   Тяжело отдуваясь, Стэн прислонился к стене бетонного туннеля.  В  обычное
время туннель перекрывали тяжеленные стальные противоядерные ворота.  Сейчас
эти ворота ушли в стену, открывая праздничной  публике  проход  на  парадный
плац.  Рядом  с   ним   прислонился   к   стене   еще   более   запыхавшийся
старшина-хавилдар  Лалбахадур  Тхапа.  Остальных  гурков  Стэн  похвалил  за
отлично выполненное задание и отпустил. Им предстояло  провести  вечер  куда
веселее, чем их командирам, - видать, засядут  за  азартные  игры  и  хорошо
заложат за воротник.
   - А неплохо мы выступили, да? - просопел Лалбахадур.
   - Угу, - отозвался Стэн.
   -  Уж  теперь,  я  уверен,  ни  одна   сволочь,   если   вздумает   взять
обер-гофмейстера в заложники, не потащит его на край крепостной стены.
   Стэн ухмыльнулся. За три месяца, что он командовал отрядом  императорских
телохранителей-гурков, Стэн успел заметить  сходство  непальского  юмора  со
своим собственным. Главной чертой в манере шутить было полное  неуважение  к
вышестоящим офицерам.
   - Фу, как ты циничен, - сказал Стэн. - Ведь мы покрыли себя  неувядаемыми
лаврами.
   - Ежели мы покрыты неувядаемыми лаврами, не  помешает  ли  это  совершать
положенные омовения? - с  печальной  насмешкой  спросил  Лалбахадур.  Потом,
просветлев лицом, добавил:
   - Впрочем, слух о нашем героическом штурме разнесется по  всей  Вселенной
и, быть может, дойдет до наших соплеменников на далекой Земле. И  нам  будет
не  так  трудно  подыскивать  новых  простаков,   готовых   карабкаться   по
вертикальной стене во славу Его Величества.
   Ответная реплика Стэна потонула в  шуме  заигравшего  военного  оркестра.
Офицер и старшина выпрямились, потому что мимо них по  туннелю  на  парадный
плац выходили церемониальным маршем шеренги  почетной  стражи  Императора  -
полк преторианцев.  Стэн  и  Лалбахадур  отсалютовали  их  знамени  и  снова
расслаблено оперлись  спинами  о  стену,  когда  мимо  промаршировало  более
шестисот преторианцев в блестящей коже, с начищенной амуницией и винтовками.
   Во главе колонны маршировал командир преторианской стражи - полковник Ден
Фоли, который, поравнявшись со Стэном, вытянулся еще больше, резко  повернул
голову в его сторону и отдал честь командиру  гурков.  Затем  Фоли  устремил
взгляд  перед  собой  и  вывел  своих  парней  на  парадный  плац,  где   их
приветствовали восторженные крики полумиллиона зрителей.
   - Мой отец говаривал мне, - не  без  яда  заметил  Лалбахадур,  -  что  в
природе есть только два типа мужчин. Обычно я не  пропускал  мимо  ушей  его
мнимомудрые высказывания, потому что сам я считаю, что мужчины действительно
делятся только на два типа: на тех, кто делит мужчин на два типа, и тех, кто
этого не делает.
   Тут он замолчал, немного запутавшись в собственных словах.
   - Ну, так что твой отец говаривал про два типа мужчин? - помог ему Стэн.
   - Папаша имел обыкновение говорить так: есть одни, которые готовы  часами
начищать до блеска оружие и кожаную амуницию, и другие,  которые  с  большим
удовольствием  пропустят  стаканчик.  Капитан,  вы  к  какому  типу   мужчин
принадлежите?
   - И не соблазняй, хавилдар, - досадливо хмыкнув, отозвался Стэн.  -  Я  ж
как-никак на службе.
   Коренастый коротышка старшина отдал ему честь и зашагал  прочь.  У  Стэна
оставалось несколько минут перед началом обхода постов, поэтому он подошел к
выходу из туннеля и стал наблюдать за парадным проходом преторианцев.
   Да, эти парни были хороши, очень хороши - как и должны быть любые мужчины
и женщины, которых собрали в подразделение и  непрестанно  обучают  нехитрым
вещам -  беспрекословно  подчиняться  начальству,  уметь  часами  стоять  не
шевелясь на часах и совершать дурацкие церемониальные пируэты.
   Стэн понимал, что он не совсем справедлив к преторианцам, но  его  самого
несколько раз заставляли участвовать в парадах, и всякий раз  это  было  для
него карой небесной. Возможно, чей-то  глаз  и  радуют  в  ногу  марширующие
солдаты, однако разумный  человек  должен  задумываться,  стоит  ли  овчинка
выделки - всех этих бесконечных отупляющих часов  муштры,  чистки  оружия  и
амуниции.
   Тем не менее Стэн не мог не признать, что  преторианцы  отлично  обучены.
Для парада они были вооружены архаичными винтовками - короткие виллиганы, их
обычное оружие, хоть и обладали  чудовищной  убойной  силой,  для  эффектной
демонстрации ружейных приемов мало подходили. К тому же к  виллигану  нельзя
примкнуть штык. В сороковом веке  штык  только  на  то  и  годен,  чтобы  им
консервные банки открывать - да еще пускать солнечные зайчики на параде.
   Но из песни слова не выкинешь - преторианцы очень красиво брали на  плечо
почти полуметровыми винтовками со штыком на конце.
   Новая команда - и более шестисот винтовок,  блеснув  штыками,  слетели  с
плеч и застыли на уровне поясов.
   Теперь одна шеренга отделилась от строя,  двинулась  вперед,  по  команде
развернулась кругом и  пошла  на  поднятые  штыки  другой  шеренги.  Солдаты
замерли в сантиметре от нацеленных  им  в  грудь  штыков,  и  Стэн  невольно
испуганно заморгал, потому что подумал: а  случись  старшине  на  полсекунды
запоздать с командой - они бы так и нанизались на  эти  штыки  или  все-таки
инстинкт самосохранения их бы остановил?
   Погромыхивая винтовками  о  твердое  покрытие  парадного  плаца,  солдаты
совершали бесконечные эволюции с винтовками, имитировали штыковой бой...
   Стэн наблюдал за всей  этой  великолепно  отрепетированной  и  синхронной
галиматьей со здоровым цинизмом, но, не будучи хорошим знатоком истории,  не
мог воскликнуть вслед за старинным поэтом: ?Какая красота,  но  что  тут  от
войны??

Глава 3

   Есть живые существа, навстречу которым душа раскрывается сразу: создается
впечатление, что они существа некоего более высокого порядка, нежели мы. Как
ни странно, удивительная способность не рождает завистливой ненависти.  Этим
благородным особям свойственно чрезвычайно творчески подходить к собственной
жизни и взирать на нее как на искусство - что отчасти  претенциозно.  Однако
их выручает способность иронически относиться ко всему на свете, в том числе
и к собственным претензиям на исключительность.
   Именно к таким существам принадлежали Марр и его любовник  Сенн,  которые
сейчас расточали комплименты  преторианцам  -  стражникам  из  императорской
гвардии.
   - Ах, какие крепкие ребята! - говорил Марр. - Мускулатура -  залюбуешься!
А как упоительно пахнут мускусом! Даже досадно, что я не человек!
   - Будь ты человеком, ты бы понятия не имел, что и с одним из них  делать!
- насмешливо фыркнул Сенн. - Уж я-то тебя знаю! Я успел позабыть,  когда  ты
приласкал меня в последний раз!
   - Я восхищаюсь этими молодцами без задних мыслей. Просто  их  вид  радует
глаз. Секс тут ни при чем. Это ты у нас зациклен на сексе - только о  нем  и
думаешь.
   - А, не цепляйся к словам. Марр, дорогой, давай не ссориться. Ведь мы  на
торжестве. Ты же знаешь, я просто обожаю праздники.
   Сенн  бросил  дуться,  чтобы  его  поведение  не   напоминало   поведение
невоспитанного человека. Он поближе придвинулся к Марру, и их головные усики
нежно переплелись. Марр тоже любил празднества.
   Во всей Империи, собственно говоря, была лишь  горстка  существ,  которые
разбирались в искусстве организации праздничных приемов так же  хорошо,  как
Сенн и Марр.  Празднества  самого  разного  характера  и  масштаба  были  их
специальностью.  Они  обладали  талантом  украсить   любое   помещение   без
значительных расходов, организовать хороший стол - опять-таки без  серьезных
затрат, а главное, они умели подбирать и  правильно  сервировать  интересных
гостей, так что и общение на их празднествах было сытным и разнообразным.  В
Прайм-Уорлде Сенн и Марр занимали официальные  должности  поставщиков  двора
Его Величества и  были  по  совместительству  неофициальными  императорскими
церемониймейстерами. Они имели привычку ныть по поводу того, что очень часто
уровень организации торжественных  сборищ,  которые  затевает  лично  Вечный
Император, вгоняет их в краску.  Однако,  будучи  существами  деловыми,  они
сетовали лишь из чистого кокетства - ведь  именно  благодаря  императорскому
пристрастию к  частому  приему  гостей  услуги  Сенна  и  Марра  требовались
постоянно. Заказы на проведение  банкетов  были  расписаны  на  многие  годы
вперед.
   В эпоху, когда постоянство в любви  стало  редкостью,  парочка  милченцев
представляла собой впечатляющее исключение. Их связь длилась более столетия,
и оба страстно надеялись, что она продлится по меньшей мере еще столько  же.
Впрочем, такого рода постоянство отнюдь не  было  редкостью  для  того  вида
живых существ, к которым принадлежали Сенн и Марр; для милченцев из  системы
Фредерик-II характерна ?любовь до гроба? - в буквальном  смысле  слова,  ибо
когда один из  партнеров  умирал,  второй  угасал  в  считанные  дни.  Среди
милченцев абсолютно все долговременные связи были однополые. Союз заключался
между самцами - назовем их так, за неимением другого термина.  Представители
второго пола - назовем его ?женским?, опять-таки лишь для удобства -  носили
имя урсуулы. Среди множества живых  существ  неисчислимых  галактик  урсуулы
выделялись необычайно нежной, хрупкой красотой. Этим  легким  полупрозрачным
существам, непрестанно меняющим свой цвет и  аромат,  был  отпущен  короткий
срок жизни - всего лишь несколько месяцев. Зато  в  этот  краткий  срок  они
предавались необузданной любви.  Самым  везучим  парам  милченцев  удавалось
соединяться с ?самками? два-три  раза  в  жизни.  Такие  тройственные  союзы
давали потомство - двоих ?самцов? и полдюжины до времени погруженных  в  сон
урсуул. Мать успевала шепнуть только несколько ласковых  слов  своим  детям,
после чего умирала, препоручая все заботы о  многочисленном  потомстве  паре
отцов.
   Для милченцев жизнь была бесконечной трагедией, связанной с гибелью самок
при рождении потомства, что снова  и  снова  порождало  муки  одиночества  у
самцов и со временем могло бы привести к вырождению вида. В  порядке  защиты
они обнаружили единственный выход - однополую любовь. Подобно всем существам
своего вида, Марр и Сенн испытывали  прочную  взаимную  привязанность,  были
преданны друг другу - и всему, что есть прекрасного в мире.
   Внешне это были стройные  существа  примерно  метрового  роста,  покрытые
мягким золотистым мехом. Огромные черные  глаза  воспринимали  спектр  вдвое
шире, чем глаза людей. Их головы украшали чувствительные обонятельные усики,
которыми можно было ласкать друг друга  как  перышками.  На  изящных  руках,
напоминающих лапку обезьяны, имелись вкусовые сосочки -  вот  почему  именно
милченцы считались наилучшими кулинарами и поварами  во  всей  Империи.  Сам
Вечный Император ворчливо признавал,  что  в  искусстве  приготовления  пищи
милченцам нет равных среди живых существ, населяющих  Вселенную.  Разве  что
чиле-кон-карне - блюдо по старинному мексиканскому рецепту, острейшее мясо с
красным перцем - готовят лучше все-таки люди.
   Итак, оба милченца, приникнув друг к другу, наслаждались добрым  вином  и
потрясающим  зрелищем,  подлинным  пиршеством   для   глаз,   которым   было
празднование Дня Империи. Существа тщеславные и суетные, милченцы  упивались
не только картинами самого торжества, но и  тем,  что  они  находятся  среди
сливок прайм-уорлдского высшего общества. Марр шарил глазами  по  ложам  для
самых важных персон.
   - Весь цвет собрался! - ахал он. - Нет, честное слово, тут буквально все!
Все буквально!
   - Вижу-вижу, - насмешливо фыркал Сенн. - Кого тут только  нет!  Тут  даже
те, чьи рожи здесь совсем неуместны!
   В подтверждение своих слов он указал на ложу напротив  -  там  сидел  Каи
Хаконе и его гости.
   - Ума не приложу, как у него хватает наглости появляться на публике после
того, как критики разнесли в пух и прах последнее представление  его  театра
масок!
   Марр захихикал.
   - Я знаю этого типчика как облупленного. Очаровашка настолько глуп и туп,
что согласился стать почетным гостем на нашем празднестве.
   Сенн от восторга заерзал и прижался к Марру.
   - Ах, я сгораю от нетерпения. О, мы увидим море крови - море, море!
   Марр подозрительно покосился на возлюбленного.
   Что ты затеял, Сенн? Или это секрет?
   Сенн рассмеялся.
   - Я не преминул пригласить его критиков.
   - Ну и?
   - Они с радостью согласились. На банкет в честь маэстро слетятся все  его
злопыхатели!
   Посмеиваясь своей злой  шуточке,  оба  поглядывали  в  сторону  Хаконе  и
гадали, подозревает ли тот о сюрпризе, который ждет его в ближайшие дни.
   Марр и Сенн были бы разочарованы. Каи Хаконе  -  человек,  которого  одни
называли величайшим писателем современной эпохи, а другие честили величайшей
бездарностью современной эпохи, - и думать не думал о предстоящем банкете  в
свою честь. Был он далек мыслями  и  от  сегодняшнего  праздника,  от  всего
происходящего на парадном плацу.
   Вокруг Хаконе  собрался  десяток-полтора  поклонников,  очень  богатых  и
щедрых на льстивые  комплименты.  Не  было  конца  экзотическим  кушаньям  и
напиткам, приносимым в ложу. Однако все это слабо напоминало торжество.  Еще
до начала чествования гости  без  труда  сообразили,  что  на  Хаконе  опять
?нашло?. Поэтому разговоры велись вполголоса, за столом  царила  неловкость,
гости то и дело косились на нахмуренного  метра  -  крупного  мужчину,  гору
немодных нынче мышц с копной спутанных волос, с нависшими бровями и  глубоко
посаженными глазами.
   У Хаконе  все  внутри  дрожало,  мышцы  сводило  от  напряжения,  на  лбу
выступала испарина. Его мысли  лихорадочно  метались,  настроение  поминутно
менялось. Когда он думал, что все готово,  он  воспарял  душой.  Но  тут  же
приходила мысль: а вдруг да сорвется, а  вдруг  да  ошибка?  Душу  охватывал
мрак. Все ли готово? Ах, надо было проследить за всем самолично! Нельзя было
полагаться на других. Надо было сделать все своими собственными руками.
   И так он  думал  кругами,  пережевывая  детали  своего  плана.  Когда  на
парадном плацу  происходило  очередное  впечатляющее  событие  из  программы
торжества, толпы ревели от восторга. Но Каи  Хаконе  краем  уха  слышал  эти
взрывы эмоций. Лишь несколько раз он лениво похлопал в ладоши, присоединяясь
ко всеобщим аплодисментам. В его сознании снова и снова  проносились  жуткие
образы смерти.
   После того как промаршировали последние  оркестры  и  удалились  танцоры,
громкий говор толпы мало-помалу превратился в приглушенный гул.
   Два гигантских гравитолета с воем влетели через въездные ворота по  краям
парадного поля - каждый был нагружен стальными  конструкциями,  лебедками  и
стальными тросами. Оба аппарата с  ровным  урчанием  заскользили  над  полем
всего  лишь  в  метре  от  поверхности.   Время   от   времени   гравитолеты
останавливались; тогда с них спрыгивали обливающиеся потом солдаты в наглухо
застегнутой парадной форме и стремительно сгружали металлические конструкции
и лебедки, тут же бросали мотки тросов и кабелей. К тому времени, когда один
из гравитолетов приблизился вплотную к императорской смотровой ложе, длинное
парадное поле выглядело так, словно некий гигантский  ребенок  разбросал  на
нем свои строительные кубики. На самом же деле на глазах у публики поле было
превращено в загроможденный полигон с узкими проходами, через которые  могло
протиснуться не более двух человек в ряд.
   Перед тем как гравитолеты взмыли над императорским  замком,  с  его  стен
были  спущены  две  огромные  мишени  -  на  крепком  стальном  каркасе,   с
трехметровым слоем поглотителя. Мишени зависли в четырехстах метрах от поля.
Сквозь ворота на поле прошли, чеканя шаг, шесть оркестров,  заполнив  округу
громом музыки. Знатоки узнали в мелодии официальный строевой гимн  имперских
артиллеристов, но даже самые дотошные из знатоков и ведать не ведали, что он
был написан на основе  старинной  слегка  похабной  песенки,  которую  порой
называли ?У канониров заросли в ушах?.
   Затем через те  же  ворота  на  парадное  поле  влетели  два  гравитолета
размером поменьше. На каждом было по два десятка живых существ и  по  пушке.
Однако эти пушки ничем не напоминали гигантские боевые мазеры или небольшие,
но  смертоносные  лазеры-бластеры,   которыми   была   вооружена   имперская
артиллерия. Это были легкие колесные пушки полевой  артиллерии  -  возрастом
л