хся  скрыть  факт
поражения в системе Дюрер. Даже старый циник Пэстор  понял,  что  время  для
политических разборок совсем неподходящее.  Когда  он  узнал  о  готовящейся
акции, его стошнило. Вытерев губы, Пэстор побежал на внеочередное  заседание
Верховного Совета, полный решимости удержать своих коллег от снятия с  поста
лорда Ферле,  прекрасно  понимая,  что  после  этого  начнется  драка  между
бюрократами за пост главы Совета.
   Даже в лучшие времена  при  выборе  лидера  часто  возникали  конфликтные
ситуации, поскольку  в  правительстве  существовало  слишком  много  клик  и
фракций. В настоящее время единство мнений было особенно  необходимо  -  оно
могло  сплотить  руководство  наподобие  обручей,  коими  бондарь  скрепляет
огромную бочку, если содержимое ее превышает допустимый уровень.
   Пэстор отлично понимал, что лучшая кандидатура  на  роль  лидера  -  леди
Этего, хотя сильно ее недолюбливал. Когда наступит  день  смещения  с  поста
лорда Ферле, она останется единственным рыцарем в белых  доспехах.  События,
произошедшие в системе Дюрер, очернили репутацию лорда  Ферле,  чего  нельзя
было сказать о леди Этего.
   Для сохранения единства нации таанцам нужны были  герои  -  так  же,  как
древним персам нужен был миф о  Джемчииде.  Пэстор  появился  на  заседании,
вооруженный всеми известными ему политическими и дипломатическими уловками.
   Как ни странно,  его  усилия  не  встретили  большого  противоборства  со
стороны  членов  Совета.  Поскольку  вес  они  не  хуже   Пэстора   понимали
серьезность положения, им не требовалось объяснять,  что  война  с  Империей
будет проиграна сразу же, как только новость о поражении таанцев  в  системе
Дюрер станет общеизвестной. Первый же указ, изданный Верховным Советом,  был
направлен против всех, от кого могла исходить информация подобного рода.
   В  обществе,  где  любые  сведения  не  только  контролировались,  но   и
нормировались,  приказы  выполнялись  безоговорочно.   Огромное   количество
средств, сил и энергии было затрачено на выполнение этого указа. Он,  словно
кляп, заткнул рот как журналистам, так и очевидцам событий. Ученым, желавшим
разобраться в  сложившейся  ситуации,  следовало  обратиться  за  наглядными
примерами к истории человечества, омытой волнами штурмовых сражений - таких,
как битва при Фермопилах, наступление русских летом  1943  года,  события  в
Айяпу или имперская катастрофа в Сарагосе во время Муэллеровских войн.
   Взорванные корабли были вычеркнуты  из  всех  списков  и  регистрационных
журналов. Выживших в сражениях людей уничтожали или сажали в  тюрьмы  -  так
же, как  их  друзей  и  семьи  погибших  и  раненых.  Снабженцы  и  военные,
находившиеся за линиями фронта, "по неизвестным  причинам"  были  сосланы  в
дальние пустынные  регионы.  Даже  к  старшим  должностным  лицам  по  ночам
вваливались сотрудники службы безопасности и  допрашивали,  выведывая  любую
компрометирующую информацию о сражении при Дюрере. Затем  допрашивали  самих
допрашивавших.  Репрессии  продолжались  довольно   долго,   пока   таанская
бюрократическая система не вычистила и не запломбировала все дырки.
   Таанцы  даже  задействовали  разрушительную  программу  "Манхэттен"   для
усовершенствования и усиления самой великой подавляющей  системы  в  истории
Вселенной. Но, несмотря ни на что, она дала  течь,  когда  Вечный  Император
включил машину пропаганды на всю катушку.
   Беспрецедентные усилия таанской верхушки вызвать провалы памяти у  своего
народа сталкивались с  не  менее  беспрецедентными  усилиями  Императора  их
устранить. Пользуясь явным преимуществом, Император правой  рукой  направлял
армию и флот в вакуум,  оставленный  таанцами,  а  левой  рукой  дирижировал
мощной машиной  пропаганды.  Эквиваленты  маленьких  солнц  он  превратил  в
радиомаяки, возвещавшие на  все  галактики  о  великом  поражении  Таанского
Союза.
   Информация, обрушенная Императором  на  Вселенную,  напоминала  вторжение
огромного войска, состоявшего из тысячи кораблей и миллионов солдат. И с чем
большим упорством Император усиливал мощность звука, тем с большим отчаянием
таанцы пытались его заглушить. Император загнал таанцев в тупик.
   Мрачное  уныние   охватило   всех   членов   Верховного   Совета   -   от
высокопоставленных чиновников до ничтожных клерков. Никто точно не знал, что
произошло, но каждый дрожал за свою шкуру. Ни  одно  простейшее  решение  не
принималось без одобрения начальства. По сути  дела,  такое  поведение  было
осмотрительным и мудрым, поскольку  малейшее  отклонение  вправо  или  влево
могло расстроить или подвести начальника, боявшегося неожиданных последствий
не меньше, чем его подчиненные.
   В довершение ко всему в Таанской империи  стал  наблюдаться  резкий  спад
производства во всех областях народного  хозяйства,  что  привело  к  остром
нехватке  различных  продуктов.  Полки  магазинов,  не  славившиеся  большим
ассортиментом товаров даже в лучшие времена, и вовсе опустели после  событий
в системе Дюрер. Что же касается АМ-2, оно  выделялось  только  для  военных
нужд,  да  и  то  в  очень  ограниченных  количествах.  Получателей   строго
регистрировали, чтобы в случае ошибки было на кого свалить вину.
   Да, таанцы поостыли и ушли в себя после Дюрера.  И  официальная  политика
Вечного Императора заключалась в том, чтобы тыкать их мордами  в  дерьмо  до
тех пор, пока "кичливые лозунги не застрянут у них в глотках".

29

   Сердце полицейского майора Генриха учащенно забилось,  когда  он  услышал
крики охотников из-за деревьев. Добычу выследили. Майор шепотом помолился за
то, чтобы тревога не оказалась ложной. С тех самых  пор,  как  был  совершен
побег, Генрих и его люди обшаривали окрестности  вдоль  дорог,  реагируя  на
малейшие шорохи, в надежде напасть на след наглецов.
   Обычно соблюдение полной секретности в любом  деле  было  второй  натурой
Генриха. Но сейчас он и другие члены  группы  охотников  попали  в  довольно
щекотливую  ситуацию.  Провал  памяти  означал  запрет  на  опрос   местного
населения   для   выявления   маршрута   передвижения   беглецов.   А    без
широкомасштабных поисков весьма  трудно  выследить  добычу,  окружить  ее  и
расстрелять из автоматов.
   Несколько раз удача улыбнулась охотникам, но этого было недостаточно.
   Майору  нравилась  только  одна  часть  полученного  приказания:   каждый
найденный заключенный должен быть  убит  на  месте.  Беглецов  не  следовало
допрашивать; достаточно просто приставить к затылку ствол  крупнокалиберного
автомата и нажать на курок.  То,  что  этот  расстрел  исключал  возможность
выпытать у беглеца, где находятся остальные, Генриха вовсе не  интересовало.
Он был из тех людей, которые довольствуются малым.
   Крики поисковой группы усилились. Майор затаил дыхание  и  покрепче  сжал
автомат. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться, на месте  ли  его
люди.  Генрих  чувствовал,  как   нарастающее   напряжение   заставляет   их
сплачиваться  вокруг  него  все  теснее.  Впрочем,  он   был   готов   и   к
разочарованию.
   После проникновения в лес шансы добычи увеличивались, потому  что  теперь
за нее можно было запросто принять гонимую страхом фермерскую скотину. Тогда
в качестве компенсации за неоправдавшиеся надежды охотникам останется только
изрешетить животное пулями, превратив в кровавое месиво.
   Увидев, как зашевелилась листва одного  из  деревьев,  Генрих  сбросил  с
плеча  автомат.  Другие  солдаты,  окружавшие  его,  сделали  то  же  самое.
Донесшийся до них звук был похож на треск сухой сломанной  ветки.  Там!  Вон
там!
   Две фигуры отделились от деревьев, постояли в нерешительности,  а  затем,
спотыкаясь, бросились бежать через опушку леса.
   Генрих мгновенно определил, что они были: а) людьми; б) один  -  высоким,
другой - низким; в) заключенными. Он первым нажал на спусковой крючок, после
чего поднялся адский грохот - его люди тоже открыли пальбу.
   Огонь настиг заключенных в пяти-шести шагах от деревьев. Они  рухнули  на
землю как подкошенные и покатились по траве. Стрельба  прекратилась,  гулкое
эхо сменилось тишиной,  а  затем  беспорядочным  "тра-та-та-та"  контрольных
автоматных очередей. Распластанные на земле тела судорожно подергивались.
   Раздалось клацанье перезаряжаемых магазинов. Генрих и его люди  поднялись
на ноги и подбежали к великану в белом, залитом кровью мундире. Генрих  чуть
не потерял ботинок, увязнув в  луже  крови,  образовавшейся  в  траве  возле
первого тела. Мужчина был огромен. Генрих пнул труп ногой, перевернув его на
спину. Черты лица были искажены, но узнаваемы  -  Ибн  Бакр.  Вторым  трупом
оказалась Элис.
   Генрих развернулся, чтобы поздравить группу убийц.  Его  взору  предстали
сияющие лица с робкими, почти детскими улыбками  на  губах.  Лишь  у  одного
человека выражение лица по-прежнему оставалось хмурым.
   Ло Прек посмотрел на Ибн Бакра и выругался в сердцах, сетуя  на  то,  что
лежавший у его ног человек оказался не тем, кого он так жаждал увидеть. Стэн
опять выскользнул из его сетей.
   Вирунга сидел на очень неудобном  металлическом  стуле  с  перекладинами.
Суставы его покалеченных ног так сильно ныли, словно он сидел в приемной уже
несколько  дней.  Хотя,  судя  по  шаркающим  шагам  заключенных  и  звукам,
доносившимся со двора, Вирунга понял, что прошло не  больше  четырех  часов.
Слишком много лет он провел в таанских тюрьмах, чтобы не догадываться, какую
игру затевал Держин. Ожидание было обычным предварительным процессом. И  все
же знания правил не упрощало игры.
   С  того  самого  момента,   как   Вирунгу   вызвали,   от   его   прежней
самоуверенности не осталось и следа. "Нужно ли  готовиться  к  пыткам?  Ведь
меня и раньше пытали. Старайся не думать об этом. Я не могу.  Пожалуйста,  я
не вынесу этого. Заткнись! Ты  должен!  -  в  душе  Вирунги  шла  внутренняя
борьба. - Пораскинь мозгами".
   Ему еще ни  разу  не  доводилось  оставаться  один  на  один  с  Авренти,
экспертом Держина по грязной работе. Но он уважал  этого  человека.  "Думаю,
Авренти лучше Держина... Черт! Опять путаешь понятия. Замени  слово  "думаю"
на "знаю". Да. Так-то лучше. Должно открыться второе дыхание.  Будь  хитрее,
придумай какую-нибудь уловку.  У  тебя  есть  вопросы,  Вирунга.  Задай  их.
Заставь  таанцев  отвечать.  Не  давай  им  времени   опомниться.   Забросай
вопросами. Вопросами типа... Почему репрессии неожиданно прекратились?"
   При составлении плана Стэн и Вирунга учли возможность  репрессий.  Первой
реакцией таанцев на побег будет гнев, который они выплеснут на  заключенных.
Начнутся   избиения,   урезание   пайков,   выявление   людей,   принимавших
непосредственное участие в подготовке к побегу. Появятся жертвы. Этого никак
нельзя избежать. Начнется травля козлов отпущения  -  беспечных  охранников,
офицеров, верность и преданность которых окажутся  под  сомнением.  Тюремное
начальство станет и более осторожным, поняв, что во всем могут обвинить его.
Многим придется  задуматься  над  своей  карьерой,  когда  возникнет  угроза
кризиса. Слухи о побеге дойдут до политиков, и они забросают Колдиез тухлыми
яйцами.
   Стэн и Вирунга решили перестраховаться: подтасовать колоду,  подбросив  в
нее пятого  туза.  Пятым  тузом  был  "Золотой  Червь",  которого  Сент-Клер
внедрила в компьютер Колдиеза.
   Это был  вирус,  день  и  ночь  дурачившийся  цифрами  и  данными.  Дроби
становились целыми числами, минус менялся на плюс.  В  результате  -  вуаля!
Колдиез гордится высокими показателями и достижениями, о которых  не  мечтал
даже самый оптимистичный таанец. У Держина  будет  абсолютное  подтверждение
того, что эксперимент с лагерем для военнопленных удался на  славу.  Слишком
длинным стал список неудач и поражений Таанского Союза,  чтобы  игнорировать
такой блестящий успех.
   У вируса была и вторая функция. С течением времени  он  пожирал  ключевые
зоны  памяти  компьютера.  Вскоре  ни  один  таанец  не  сможет  догадаться,
насколько  реальная  действительность  будет  отличаться   от   компьютерных
характеристик.
   Первая волна  репрессий  прокатилась  по  лагерю  сразу  же,  как  только
охранники узнали о внезапном исчезновении военнопленных.  Начались  допросы,
избиения, несколько человек были убиты. Но таанцы так и не  смогли  выведать
секрет катакомб и туннеля, ведущего к скале за стенами лагеря.
   И вдруг допросы неожиданно прекратились - так же быстро, как и  начались.
Заключенных перестали держать в черном теле и пристально следить за ними.
   Это было очень кстати. Вирунга собирался вынести  оружие,  которое  он  и
Стэн нашли в одном из  помещений  подвалов.  Такая  акция  была  равносильна
самоубийству, но провести ее было крайне необходимо.
   Головорезы Вирунги докладывали ему о привычках и образе  жизни  лагерного
начальства. Офицеры вели тайные переговоры с другими,  "безликими"  таанцами
по компьютерным линиям связи. Вирунга  чувствовал,  что  назревает  какой-то
кризис. Враг вел себя оживленно и встревоженно.
   И вдруг, в тот самый  момент,  когда  Вирунга  ожидал  прорыва  гнойника,
обстановка в  лагере  резко  переменилась.  Буквально  всех  -  от  тюремных
надзирателей и охранников до высокого начальства - охватило уныние.
   Заключенные были очень удивлены  потерей  к  себе  интереса.  Создавалось
впечатление, что к ним стали относиться с большим уважением и осторожностью.
Вирунга был уверен - что-то произошло, какое-то важное событие, о котором он
прочтет в исторических книгах, - если, конечно,  доживет  до  того  времени,
когда окажется на свободе. Но никто не имел  ни  малейшего  представления  о
случившемся. Особенно таанцы.
   Вирунга  насторожился,  когда  двери  кабинета   коменданта   отворились.
Охранник с бесстрастным лицом подал знак двум своим приятелям,  стоявшим  по
обеим сторонам от заключенного. Вирунга отбросил  в  сторону  раздражение  и
досаду и с трудом поднялся со стула, хрустя суставами. Выбрав удобную  позу,
он выставил вперед костыли и оперся на них своим грузным телом. Из  уважения
к предводителю заключенных охранники расступились.
   Атмосфера в комнате была натянуто-спокойной. Авренти  сидел  в  кресле  в
углу, делая вид, что просматривает какие-то бумаги. Комендант Держин стоял у
окна, спиной к Вирунге, и смотрел вдаль рассеянным взглядом.
   Вирунга остановился в самом центре комнаты. Он не оглядывался по сторонам
в поисках стула, на который так кстати  было  бы  взгромоздить  покалеченное
тело. Он просто стоял посреди кабинета, опираясь  на  костыли,  терпеливо  и
молча дожидаясь начала игры.
   Прошло довольно много времени, прежде чем Держин оторвал взгляд от окна и
развернулся. Казалось, он только сейчас узнал о присутствии Вирунги.
   - А, это вы, полковник. Спасибо, что пришли.
   Вирунга не доставил ему удовольствия своим ответом. Но  Держин  вроде  бы
даже не заметил этого. Он подошел к письменному столу и сел за него. Взяв  в
руку какую-то фотографию, Держин внимательно посмотрел на нее и  положил  на
место, забарабанив  пальцами  по  столу,  словно  пытался  вспомнить,  зачем
вызывал Вирунгу.
   - У меня есть информация о... э-э...  как  бы  поточнее  выразиться...  о
пропавших членах вашей команды.
   Вирунга оторопел. Редкая шерсть на его  спине  встала  дыбом,  словно  по
позвоночнику прогулялся ледяной арктический ветер.
   - Да? - Вирунга боялся задать лишний вопрос.
   - Простите, полковник, но я вынужден сообщить печальную новость. С  вашей
точки зрения, конечно. Их поймали. Всех до единого.
   Вирунга с облегчением вздохнул. Какой бы грустной новость  ни  была,  она
вносила какую-то определенность. Что ж, поймали так  поймали.  Теперь  нужно
проследить, чтобы о них позаботились, подлечили в случае необходимости.
   - Я... хочу... их видеть. Удостовериться... что с  ними...  обращаются  в
соответствии... с законами... военного времени.
   Краем глаза Вирунга заметил, что Авренти ухмыльнулся.
   - Боюсь, это невозможно, полковник, - сказал Держин.
   - Вы... отказываете?
   - Нет. Я не так суров. Просто... по правде говоря, смотреть почти  не  на
что. Все они мертвы.
   Вирунга стал тяжело дышать. Его двойное  сердце  громко  заколотилось.  В
ушах зазвенело от резко подскочившего давления.
   - Что? Мертвы? Как могло?..
   Со двора донеслись крики. Шум постепенно усиливался, перерастая во  взрыв
паники и гнева. Держин улыбнулся Вирунге и жестом руки пригласил  подойти  к
окну. Вирунга подался вперед всем корпусом, тяжело опираясь на костыли.
   Вначале  он  увидел  толпу  заключенных,   собравшихся   вокруг   чего-то
находившегося в центре двора. Затем рассмотрел старую  плоскодонную  телегу,
запряженную парой лошадей. В  телеге  сидели  таанские  охранники.  И  майор
Генрих.
   Они что-то выгружали - стаскивали мокрые  рогожные  мешки,  вываливая  их
содержимое на каменные плиты.
   Вирунга увидел, что разгружают охранники. Руки... ноги... и головы.
   Расчлененные тела Ибн Бакра и Элис.

30

   Четвинд,  бывший  разбойник,  гроза  космических  и   океанских   портов,
предводитель  рабочего   движения,   осужденный   преступник,   политический
заключенный,  а  ныне  человек,  являющийся  не  то  отпущенным  на   поруки
уголовником, не то помилованным охранником Колдиеза, обдумывал ряд вопросов,
бульдозером прокладывая себе путь через пристань  к  бару,  чувствуя  острую
необходимость в заслуженной порции двойного квилла.
   Из напористого и дерзкого юноши, всегда бывшего в курсе событий - за  что
и угодил на планету-тюрьму, - Четвинд со  временем  превратился  в  зрелого,
опытного и по-прежнему напористого мужчину, который не был в курсе событий.
   Нельзя сказать, чтобы произошедшие в характере Четвинда  перемены  сильно
отразились  на  его  поведении.  Он  понимал,  что  после  массового  побега
заключенных в Колдиезе начнутся судебные разборки и справедливое  возмездие.
Держина снимут с должности начальника лагеря, Авренти  отправят  в  штрафной
батальон. Генриха поставят во главе тюрьмы,  после  чего  будут  установлены
драконовские методы управления.
   Четвинд  уже  составил  некоторое   представление   о   своем   следующем
назначении. "Только бы не выслали обратно к гурионам", - думал он.
   Но ничего не произошло. Во всяком случае, не произошло ничего особенного.
Более важным фактом, чем исчезновение военнопленных, было то, что в Колдиезе
почти ничего не изменилось.  Люди  продолжали  выполнять  свои  обязанности,
никаких новшеств введено не было.
   Четвинд  ужасно  сокрушался  по  поводу  растраченных  кредиток,  посылая
проклятия на голову "навозного жука" Генриха  за  то,  что  ему  приходилось
снабжать алкоголем эту "бездонную бочку, чтобы умилостивить паршивца,  когда
дракх ударял ему в голову".
   Другой вопрос, не дававший Четвинду покоя, заключался в следующем: что же
случилось  с  его  "горячо  любимым"  заключенным   Стэном,   скрывшемся   в
неизвестном направлении? Может, он уже парит где-то в космической дали?
   Когда Четвинд говорил Стэну о том, что  таанцам  нужна  будет  быстрая  и
полная победа, он просто  высказывал  вслух  свои  соображения.  Лишь  позже
Четвинд узнал, что оказался прав.
   Где-то там далеко что-то - и Четвинд не ведал, где и  что,  -  случилось.
Что-то, чему таанцы не были рады.
   Четвинд лишился прежнего своего окружения, когда его осудили и сослали на
планету-тюрьму, но не лишился контактов. У  него  осталось  много  друзей  в
разных  местах.  Друзей...  приятелей...  врагов...  людей,  знавших  его  с
пеленок.  Репутация  и  шаблоны  не  имели  значения  -  люди,   с   детства
находившиеся в конфликте  с  правоохранительными  органами  Хиза,  заключали
пожизненны и союз - "Мы против Них". По крайней мере до тех  пор,  пока  это
выгодно.
   Хиз внезапно превратился в перевалочную базу каких-то странных  грузов  -
материалов, инструментов, корабельного оснащения,  -  поставляемых  в  некую
сис