ержался.  А  часовой,  как  назло,
именно в этот момент остановился - прямо на пальцах Стэна,  надавив  на  них
всем весом тела. Более того, насвистывая, он немного повернулся на  каблуках
и опять замер, не сходя с пальцев Стэна.
   Затем охранница - теперь Стэн разобрался, что это была женщина  -  что-то
решила, двинулась дальше и через несколько шагов остановилась.  Стэн  поднял
раздавленные руки - пальцы плохо слушались.
   Но теперь охранница была повернута к нему спиной. Он вытянул шею и увидел
поблизости что-то большое и белое. Голая задница!
   Журчащий звук безошибочно  подсказал,  чем  занята  охранница.  Пока  она
поднималась и оправляла юбку, Стэн поджал пальцы, и кинжал  выскочил  ему  в
ладонь.  Соприкосновение  с  прохладной  рукоятью   действовало   на   нервы
успокаивающе. И  тут  он  уловил,  как  охранница  испуганно  дернулась.  Он
обнаружен! Стэн немедленно бросился на нее, словно морской  хищник,  которым
внезапно - с фонтаном брызг - выпрыгивает из воды.
   Онемевшие пальцы одной руки впились в глотку охранницы, а  рука  с  ножом
нацеливалась ей в живот. В эту  сотую  долю  мгновения  Стэн  различил  лицо
охранницы. Совсем юная, не старше шестнадцати. И стройненькая - нет,  худая.
Такая худая, что выглядела несчастным воробушком  в  просторной  шинели.  Ее
предсмертно расширившиеся простодушные глаза были  полны  животного  страха.
Ребенок, но ребенок, который обречен умереть.
   Не жалость, а осторожность Стэна спасла жизнь  худенькой  девчушке.  Стэн
мигом сообразил, что у него не хватит времени спрятать  тело,  и  поэтому  в
последнее мгновение так и не вонзил нож под ребра охраннице. Вместо этого он
дал работу своим онемевшим пальцам - прежде чем  девчушка  закричит  и  всех
переполошит. Он надавил на сонную артерию охранницы и  подхватил  ее  легкое
тельце, когда она стала падать, мгновенно потеряв сознание. Потом  осторожно
положил ее на пол и проворно сделал ей укол быстродействующего снотворного.
   Когда при следующем обходе сержант найдет ее спящей на холодном полу сном
праведницы, он устроит настоящий трам-тара-рам.  Разумеется,  изобьет  ее  в
кровь за сон на посту. Однако что значат несколько  сломанных  ребер  против
вывернутых из живота и поблескивающих в свете звезд кишок!
   Стэн убедился, что юная охранница лежит на полу в удобной позе,  а  затем
двинулся прочь. В его голове навязчивым  эхом  отдавалась  мелодия  песенки,
которую совсем недавно напевала эта девчушка.

***

   Кресло обиженно скрипело  под  трехсоткилограммовым  Вирунгой,  когда  он
весело ерзал, выслушивая  принесенные  Стэном  военные  новости.  Хотя  Стэн
старался рисовать не слишком радужную картину, он не мог не  рассказать  обо
всем, что  вселяло  оптимизм,  ибо  н'ранья  изголодался  по  обнадеживающим
новостям.
   Впрочем, о большей части своей  деятельности  на  Хизе  Стэн  воздержался
рассказывать, ограничился лаконичными сообщениями  о  главном.  Но  уж  если
что-то рассказывал, то позволял себе  слегка  приукрасить  действительность,
ибо знал, что Вирунга, передавая его истории друзьям, отберет только насущно
необходимое.
   В данный момент Стэн рассказывал своему бывшему командиру о  приключениях
Сент-Клер и Л'н - привирая совсем немного.
   - ...и вот генерал  Ланга  кутит  с  парой  своих  адъютантов  и  дюжиной
проституток женского  и  мужского  пола,  а  тут  -  дзинь-дзинь  -  звонок.
Государственной  важности!  Совершенно   секретный!   Гарантировать   полную
конфиденциальность! Ну,  генерал,  естественно,  приказывает  всей  компании
мигом выметаться,  переключает  свой  телефон  на  суперсекретный  канал  со
всякими электронными прибамбасами, которые исключают прослушивание, -  и  не
успел пьяный рыгнуть, как генерал уже на связи с приемной самой леди Этего.
   Ее адъютант все перепроверяет. С вами будет говорить леди Этего. Все ли в
порядке? Нет ли любопытных ушей в платяном  шкафу?  Генерал  лезет  в  шкаф,
заглядывает под кровать и за занавески. Нет, говорит,  все  чисто.  И  тогда
трубку на том конце берет Этего и приказывает генералу поднять  свою  жирную
сановную задницу и  сломя  голову  лететь  в  Приграничье,  потому  как  там
планируются большие дела.
   Генерал, конечно же, слегка  ерепенится.  Дескать,  дел  накопилось,  так
сразу не получится. А  на  самом  деле  ему  просто  не  хочется,  чтоб  его
вышеупомянутая жирная сановная задница шлепнулась на самое горячее место  во
всей Галактике. Норовит увильнуть.
   Начинают они препираться. "За" и "против". Потом про  то,  какие  корабли
задействовать и  куда  двигаться.  Короче,  не  отвертелся  генерал.  Одного
бедолага не учел - что каждое словечко его разговора слышали чужие уши!
   - В комнате... стоял... тайный... микрофон, - со знающим  видом  произнес
Вирунга.
   - А вот и нет! - возразил Стэн. - Эта комната  служит  постоянным  местом
генеральских развлечений. Так что его  ребята  и  до  и  после  его  прихода
проверяют каждую пядь на предмет "жучков".
   - Тогда... как же?
   - Л'н! - ответил Стэн. - Она  слышала  весь  разговор.  Все  время,  пока
генерал разговаривал по  телефону,  она  лежала  в  уголочке  -  свернувшись
клубком. Прямо на виду. Генерал-то принимает  ее  за  обыкновенное  домашнее
животное. Этакий крупный розовошерстный кот.
   Вирунга в который раз рассмеялся. Но осекся и спросил встревоженно:
   - Ты... уверен... что это... не вредно... для нее? Л'н... такая...
   На сей раз он говорил прерывисто не из-за физиологических  трудностей,  а
из-за нехватки словарного запаса для обозначения тех безобразий, которые Л'н
приходилось ежедневно видеть в таком вертепе.
   - Невинная? Застенчивая? Чувствительная? - попробовал подсказать Стэн.
   Вирунга закивал.
   - Вы не поверите, - сказал Стэн, - но от ее застенчивости и  зажатости  и
следа не осталось. Она сделала  головокружительный  прыжок  из  Колдиеза  на
свободу и  благополучно  приземлилась  на  все  свои  четыре  очаровательные
маленькие лапки. Даже Мишель - я имею в виду Сент-Клер -  диву  дается,  как
расцвела   Л'н.   Теперь   у   нее   лексикон   портового   грузчика.    Или
профессионального грабителя. От нее только и слышишь "чувак", "балдею",  "не
гони волну", а "дерьмо" и "засранцы" у нее в каждой фразе.
   Вирунга удивленно заахал. Рассказы  Стэна  он  впитывал  буквально  всеми
порами. Проведя несколько лет в плену. Стэн отлично понимал, что  уже  через
несколько дней вирунговская эйфория, вызванная ворохом услышанных  новостей,
спадет и сменится глубокой  депрессией.  И  высокие  стены  Колдиеза  станут
давить еще пуще. А потом  Вирунга  -  вместе  со  всеми,  кому  он  передаст
рассказы Стэна - станет скорбно  ворочать  в  голове  мысль:  выйдем  ли  мы
когда-нибудь  на  свободу  или  обречены  сгнить  в  этой  дыре?  И   велика
вероятность того, думал Стэн, что именно  пессимисты  окажутся  правы.  Даже
будучи уверен в скором конце войны, Стэн отлично понимал, что  всякое  может
случиться с заключенными в смутные времена перед капитуляцией.
   Правда, был один план на этот счет - план, который  мог  сделать  больше,
чем просто разогнать хмарь депрессии, не только спасти  жизнь  максимальному
числу военнопленных, но и обеспечить хотя бы небольшое подспорье  имперскому
десанту, который будет брать Хиз.
   Разумеется, пятой колонны не получится - об этом мечтать не  приходилось.
Но пятый туз, припрятанный в рукаве... И есть надежда,  что  карта  ляжет  в
правильную сторону и в нужный момент.
   "Нет, положительно я стал думать, как Мишель - то бишь Сент-Клер -  с  ее
чертовым казино... Ах, эта Мишель!  -  будто  чертик  из  ящичка,  выскочили
воспоминания о жарком теле. - Такая ладная фигурка.  Мягкие  нежные  пальцы.
Еще более мягкие губы. И этот ласковый шепоток  в  ухо...  Нет,  прекратить,
командор. Или точнее - адмирал. Сосредоточься на деле. Помни, что ты  теперь
военный высочайшего ранга".
   И все же адмиралу Стэну пришлось спрятать неуместно похотливую  улыбку  и
нервно закинуть ногу на ногу. К счастью, Вирунга перебил его игривые мысли.
   - Как... название... казино... Мишель... то есть Сент-Клер? Повтори?
   Стэн пристально посмотрел на Вирунгу. Неужели он  догадался?  Но  большое
бровастое лицо сохраняло непроницаемый вид.
   - Сакс-клуб. Почему вы спрашиваете?
   - О... я просто... не ожидал... от молодой женщины... такой... любви... к
музыке.
   - А я не знал, что вы любите музыку, - удивленно заметил Стэн.
   - Любил... Но теперь... уже не могу... больше... наслаждаться. -  Вирунга
похлопал себя по ушам. - Музыкальный слух... потерял. Старый... артиллерист.
Обычное... дело. Гром...  пушек...  убил...  тонкий...  слух.  А  молодым...
наслаждался... музыкой. И даже сам... играл. - Он сделал вид, что играет  на
воображаемом инструменте. - Немного. На саксофоне.  Не  на  электронном.  На
обычном... саксе. С настоящими... клапанами. Как он... звучал! Не передать!
   Какое-то  время  Вирунга  задумчиво  молчал  -  словно   слыша   жалобные
причитания саксофона сквозь грохот тысячи орудий.
   Надо сказать, что в Колдиезе произошло много перемен с тех пор, как  Стэн
впервые беседовал с  Пэстором.  Начать  с  того,  что  тюрьма  очень  быстро
заполнилась до отказа разного рода  видными  военнопленными  -  от  офицеров
высшего ранга до  дипломатов.  Прибыло  даже  несколько  губернаторов  целых
звездных провинций, которые по каким-то  причинам  угодили  в  плен.  Таанцы
рьяно складывали все свои золотые яйца в одну корзинку с прочными  каменными
стенами.
   Слова  Стэна  насчет  деликатного  обращения  с   военнопленными   Пэстор
воспринял как руководство к действию. При переводе пленников  в  Колдиез  он
прибавил к их числу несколько своих  верных  агентов,  которым  было  велено
наблюдать за действиями  охраны  и  докладывать  о  том,  как  обращаются  с
заключенными. Внедрил своих людей и в администрацию лагеря. С начальством он
лично провел беседу, приказав строжайшим образом соблюдать все международные
нормы  обращения  с  военнопленными  -  подписав  соответствующие  договора,
Таанский Союз никогда не соблюдал ни дух, ни  букву  этих  законов,  поэтому
тюремщикам  пришлось  долго  втолковывать,   что   означает   обращаться   с
заключенными по-человечески. Накачка,  последующий  нажим  и  проверки  были
настолько строгими, что даже Авренти и Генрих - в  особенности  Генрих  -  и
пальцем боялись тронуть заключенных.
   Вдобавок ко всему Пэстор устроил себе офис в Колдиезе и взял  за  правило
время от времени приезжать с неожиданными инспекциями. Во время этих наездов
замеченные в грубом обращении с заключенными подвергались  разносу  в  офисе
Пэстора, а  кое-кто  был  незамедлительно  уволен  со  службы  и  послан  на
передовую.
   Но с питанием  заключенных  возникали  большие  трудности.  Экономическое
положение Таана было близко к полной разрухе, и Держину было  крайне  сложно
удерживать дневной рацион  питания  заключенных  на  сколько-нибудь  сносном
уровне. Возникали проблемы с  охраной  -  платили  мало,  кормили  плохо,  и
охранников не хватало. Приходилось нанимать или стариков, или гонцов. Плохое
питание сказывалось на моральном духе охраны. Пленников кормили  лучше,  чем
охранников, что тоже возбуждало ропот тюремщиков: что за жизнь?  Хотя  бы  в
морду можно было дать этим вражеским выродкам! А то и  это  не  позволено!..
Запасы еды и разных  вещей,  найденные  Кристатой  и  Стэном  в  катакомбах,
позволяли заключенным не только подкармливаться самим,  но  и  подкармливать
охранников, а также давать им щедрые  взятки,  дабы  получать  разного  рода
поблажки.
   Для  полуграмотных  и  необученных  таанских   охранников,   голодных   и
затурканных  начальством,  заключенные  мало-помалу  стали  ближе   тюремной
администрации. Случись  в  лагере  бунт,  большинство  охранников  могло  бы
инстинктивно выступить на  стороне  заключенных.  Разве  не  заключенные  их
кормили? Разве не от них они имели в месяц больше денег на содержание  своих
семей, чем от правительства за год?
   Кроме того, даже Этего хватало разума считать,  что  никакая  полиция  не
сможет подавить слухи о близком конце войны -  и  в  не  в  пользу  таанцев.
Подобно Четвинду, многие охранники подумывали о своей  дальнейшей  судьбе  и
хотели  добрым  отношением  к  пленным  подстраховаться  на  случай  будущих
потрясений.
   Таким образом, в атмосфере веяли добрые ветры. Но  как  бы  не  случилась
какая-нибудь мерзкая чертовщина, когда Таанский Союз будет действительно при
последнем издыхании. Вот почему Стэн  счел  нужным  рискнуть  своей  шкурой,
пробраться в Колдиез и обговорить ситуацию с Вирунгой. Тот  должен  быть  во
всеоружии, когда наступит решающий момент.
   Стэн рассказал  Вирунге,  что  Соренсен  был  боевым  компьютером  отряда
"Богомолов", и передал ему кодовое  слово,  активирующее  Соренсена.  Теперь
Гааронк  будет  дублирующим  компьютером.  Что  до   того,   как   конкретно
использовать Соренсена...
   - Вы когда-нибудь поднимались на стены, чтобы следить за окрестностями? -
спросил Стэн.
   - Несколько... раз.  Трудно...  с  моими  ранениями,  -  сказал  Вирунга,
покрепче сжимая свою трость.
   - Когда вы смотрите на город, что вы видите?
   Вирунга рассмеялся.
   -  Недавно...  большие...  дыры...  в  земле.   Наши   бомбардировщики...
поработали... хорошо!
   - Согласен, - сказал Стэн. - Но я имел в виду не это. Я спрашиваю вас как
бывалого артиллериста. Что вы замечаете, когда глядите на город?
   Гигантские брови Вирунги заходили ходуном, глаза почти скрылись под ними.
Потом он снова рассмеялся - на этот раз саркастическим, лающим смехом.
   - Колдиез... господствует... над городом, - сказал он.  -  Если  бы...  у
меня... здесь... были пушки...
   Тут он даже смежил веки, представляя, как снаряды будут  падать  на  Хиз.
Снаряды его орудий. Вирунга мигом  очнулся  от  грез,  однако  Стэн  заметил
азартный блеск в глазах полковника. Да, тюрьма находилась на  возвышенности,
и отсюда можно было предельно  эффективно  обстреливать  город.  Но  ведь  в
катакомбах хранилось достаточно оружия!
   - Я... могу... добыть... пушки. Правда... они... очень  устарели...  и  в
плохом... состоянии. Я... постараюсь привести в порядок.
   Вирунга посмотрел на Стэна - и в его взгляде сквозила решимость.
   - Когда? Скажи... мне... только... когда?
   Стэн подошел к огромному н'ранья - этакой мохнатой глыбине -  и  дружески
похлопал его по плечу.
   - Я сообщу точную дату. А пока готовься.
   Вирунга лишь солидно кивнул. Но Стэн видел, что в своем сознании  Вирунга
уже командует батареей и снова наводит пушки на цель.

51

   Стэн ускользнул  из  Колдиеза  незадолго  перед  рассветом.  Как  и  было
запланировано, он спрятался в руинах вокруг старого  монастыря  и  дождался,
когда из пригородных трущоб потянутся на заводы толпы  сонных  рабочих.  Две
группы пришлось пропустить. Костюм на нем был не то  чтобы  дорогой,  но  уж
очень непохож  на  полулохмотья  этих  работяг,  вкалывавших,  очевидно,  на
какой-нибудь красильной фабрике. Третья группа состояла из  рабочих,  одетых
поопрятнее и не так нищенски. К ним и присоединился  Стэн.  Прислушавшись  к
разговорам, он сообразил, что это работники фармацевтического  и  оружейного
заводов.
   К тому времени, когда его попутчики  проснулись  в  достаточной  степени,
чтобы спросить себя, что за незнакомец затесался в их ряды, они уже достигли
центра города и Стэн благополучно смешался с  толпами  тех,  кто  спозаранку
вышел отоваривать продуктовые карточки.
   По дороге он купил сомнительного вида кусок жаркого - лучше, впрочем,  не
достать - и не спеша двигался в густой толпе прохожих  в  сторону  Шабойи  и
Сакс-клуба. Еще два поворота, одна улица - и он будет дома и сможет  наконец
заморить червячка.
   Вдруг толпа перед ним затопталась на месте, зло загудела. Прежде чем Стэн
успел сообразить, что происходит, толпа  вынесла  его  на  следующую  улицу,
перекрытую цепью зеленых полицейских мундиров. У Стэна сердце  упало,  потом
подскочило, и он стал пробиваться  обратно  -  работая  локтями,  отдавливая
кому-то ноги и не успевая огрызаться. Однако  и  та  улица,  по  которой  он
пришел, уже была блокирована цепью таанских полицейских. Облава!
   Дородные полицейские наступали на толпу, помахивая дубинками, пряча  лица
за темными щитками шлемов. Толпа примолкла. Это  молчание  показалось  Стэну
странным.  Потом  оно  сменилось  вскриками  тех,  по  кому   уже   прошлась
полицейская дубинка с электрошоком, и глухим ропотом остальных.
   Внушительный отряд полицейских отделился от основной  массы  и  принялась
рассекать толпу. Стэн пригляделся к  знакам  различия,  и  ему  бросилось  в
глаза, что отряд состоит  сплошь  из  сержантов.  Они  ястребами  оглядывали
толпу, всматриваясь в лица, и с выкриками: "Ты! Ты!  И  ты!"  -  выхватывали
кого-то,  отшвыривали  назад  к   рядовым   полицейским,   которые   хватали
несчастного и в мгновение ока запихивали в полицейский фургон.
   Стэн стал быстро-быстро пробираться через толпу к стене, чтобы вдоль  нее
юркнуть куда-нибудь между чьих-нибудь ног. Но едва его локоть вместо  мягкой
плоти ощутил твердость стены, как  один  из  сержантов  вызверился  на  него
поверх толпы и, тыча дубинкой в его сторону, выкрикнул: "Ты!"
   И через  секунду  трое  полицейских  вывернули  Стэну  руки  за  спину  и
поволокли к фургону.

***

   Более миллиона  человеческих  тел  жались  друг  к  другу  на  гигантской
центральной площади Хиза. Предполуденное солнце  пригревало  все  сильнее  и
сильнее, и запахи пота поднимались над толпой, как дымка над  доисторической
топью.
   С трех сторон площадь окружали исполинские телеэкраны высотой в несколько
этажей. С четвертой стороны находилась высоко поднятая над площадью трибуна,
за которой зияло пустое пространство - там некогда стоял  провалившийся  под
землю дворец Верховного Совета.
   Группу, в которую включили Стэна, поставили слева возле трибуны,  чуть  в
стороне от остальной массы людей. В руки им дали большие  плакаты.  Все  еще
ожидая  худшего,  Стэн  тупо  смотрел  на  огромные  кроваво-красные  буквы,
начертанные на транспаранте, который  он  держал.  Надпись  гласила:  "Долой
империалистическую гегемонию!"
   Громила сержант погрозил дубинкой.
   - Ну-ка махать лозунгом! - прогремел он тоном, которым он,  видно,  шугал
новобранцев на плацу.
   - Хорошо-хорошо!  -  проворно  согласился  Стэн  и  принялся  размахивать
транспарантом.
   - Кричите: "Да здравствует победа!" - пророкотал полицейский.
   - Как прикажете, - сказал Стэн.
   И стал совершенно искренне орать: "Да здравствует победа!"  При  этом  он
еще  пуще  размахивал  транспарантом.  На  душе  у  него  воцарялся   покой.
Оказывается, дело не так уж плохо. Он-то думал, что попал  в  облаву,  а  от
него  требуется  всего  лишь  кричать  здравицы   таанскому   режиму   перед
телекамерами, выслушивать зажигательные  речи  ораторов,  продемонстрировать
единство таанского народа и  правительства  и  тихо-мирно  уйти  домой.  Ну,
задержится на пару часов - невелика беда.
   Затем  он  вспомнил,  что  в  тоталитарном  обществе  коротких  речей  не
произносят и один оратор может проговорить полдня. Так что задержится он  на
этой площади часов на пять-шесть. Тяжкое испытание после бессонной ночи,  но
ему случалось бывать и в более глупых  ситуациях.  Он  решил  не  унывать  и
забавляться на всю катушку. К здравицам он стал  подмешивать  крутую  брань,
благо в общем крике никто ничего не улавливал.
   Через пять часов Стэну пришлось констатировать, что он еще  не  излечился
от своего патологического оптимизма. Толпа вокруг продолжала орать - даже  с
большим энтузиазмом, чем прежде, а  если  и  показывала  некоторые  признаки
усталости, дубинки полицейских немедленно подбавляли бодрости. Но к речам на
трибуне еще и не приступали. Там было пусто.
   Затем вдалеке раздался характерный подв