ший  работу
заключенных в лаборатории. Л'н не расслышала слов, но они явно относились  к
кому-то конкретно. Если Клорик будет продолжать в том же духе,  а  оснований
сомневаться в  этом  у  нее  не  было,  крики  вскоре  перерастут  в  грубые
бессвязные   ругательства,   за   которыми   последует   жестокое   избиение
провинившегося.
   Кем бы ни был этот несчастный, Л'н от души жалела его. Но чем  она  может
ему помочь? Л'н продолжила свою работу, стараясь  не  принимать  случившееся
близко к сердцу и не обращать внимания на посторонние звуки. С  каждым  днем
ей все легче удавалось переносить подобные безобразия. И боялась  она  этого
больше всего - больше Клорика или других таанцев, даже самой  войны,  потому
что каких-нибудь несколько лет назад слов "насилие" и "жестокость" вообще не
числилось в ее лексиконе...
   Но это не значило, что Л'н  происходила  из  расы  пацифистов.  Напротив,
начиная с самой низшей, амебной стадии  развития  и  заканчивая  теперешней,
когда керры превратились в  высокоорганизованных  животных,  они  стояли  на
самой высокой ступени  свирепости.  Это  были  стройные  существа,  покрытые
короткой    шерстью,    с    большими    прозрачными    глазами,    нежными,
высокочувствительными ушами  и  длинными  хвостами,  предназначавшимися  для
балансирования. Родная планета керров  была  почти  сплошь  покрыта  густыми
лесами. Керры обитали в среднем ярусе, где свет был таким же скудным, как  и
продовольственные запасы верхнего яруса.
   Подобно многим другим лесным жителям, соплеменники  Л'н  очень  ревностно
относились к своей самостоятельности.  Чувство  одиночества  они  испытывали
только в период спаривания. Это свойство характера керры пронесли через века
- так же, как и любовь к свету.
   Достигнув совершенства в искусстве художника, Л'н решила эмигрировать  из
родной системы. Это был очень неосмотрительный поступок. Она  ставила  крест
на личной обособленности, променяв  ее,  по  мнению  друзей  и  близких,  на
враждебный мир, суливший тяжелую жизнь,  полную  одних  лишь  неприятностей.
Будучи натурой  артистичной,  Л'н  инстинктивно  чувствовала  красоту  мира,
которого никогда прежде не  видела,  и  отлично  понимала  -  поступись  она
заветной мечтой сейчас, цена за традиционное одиночество в будущем  окажется
непомерно высокой. Для совершенствования своего мастерства  Л'н  требовались
новые знания, которые можно было приобрести лишь в великом внешнем мире.
   Она только встала на путь к достижению своей цели, когда таанцы напали на
Империю.
   В ту пору ее необычным картинам,  пронизанным  лучезарным  светом,  нужна
была постоянно расширяющаяся аудитория. Какое странное слово -  "аудитория",
язык  керров  не  имел   подобного   эквивалента.   В   сознании   Л'н   оно
ассоциировалось  с  огромными  толпами  вонючих,  распихивающих  друг  друга
существ, подступающих к ней все ближе и ближе... Л'н  научилась  общаться  с
аудиторией. Больше того, ей понравилось находиться в центре внимания.
   К тому же у нее появился первый друг из внешнего мира. Его звали  Хансен.
Старший  капрал  Хансен  был  очень  крупным  и,  главное,  очень   пугающей
наружности человеческим  существом.  При  первой  же  их  встрече  он  сгреб
маленькие ручки Л'н в свои  лапищи  и  басом  стал  восхвалять  ее  лучистые
картины. Чуть не завопив от страха на всю студию, Л'н большим  усилием  воли
заставила себя как можно вежливей выслушать Хансена  и  деликатно  проводила
его до двери. В ту ночь она в течение нескольких часов  пыталась  избавиться
от стойкого запаха, оставшегося у нее  на  шерсти  после  прикосновения  рук
могучего капрала.
   Много месяцев спустя исходивший от Хансена запах стал для  Л'н  одной  из
самых  привлекательных  его  особенностей.  Каждую  свободную  минуту  Хамей
проводил с Л'н. Он восторгался ее картинами (грамотно критикуя некоторые  из
них), заботливо опекал ее во время выставок, удерживая толпу на удобном  для
нее расстоянии.
   Когда началось вторжение таанцев, Хансен отважно  пробил  себе  дорогу  в
студию, расшвыривая врагов направо  и  налево,  подхватил  на  руки  Л'н  и,
продолжая отбиваться, понес ее к своим. Они оказались в  безопасности  всего
за несколько минут  до  того,  как  потерпевшие  поражение  имперские  части
сдались. Но даже потом таанцы продолжали  обстреливать  их  из  дальнобойных
орудий.
   Один из таких взрывов накрыл Хансена и Л'н.  Через  несколько  минут  Л'н
пришла в сознание. Как странно - на ней не было ни  единой  царапины,  в  то
время как тело Хансена представляло собой сплошное кровавое месиво.
   Покинув родную систему, Л'н научилась многим вещам. В том числе и лжи.
   Таанцы приняли ее за военнослужащую имперской армии. Л'н не  стала  их  в
этом разубеждать. Оказавшись на улице, она видела, как таанцы  расправлялись
с мирными гражданами, слышала предсмертные крики и стоны.
   Последнее,  чему  Л'н  научилась  после  гибели  Хансена,   было   умение
переносить полное одиночество.
   Шов, образовавшийся в месте соединения следующей пары  электронных  ламп,
засветился бледно-оранжевым светом. Соответствует стандарту. Вот  черт!  Л'н
отправила спаренные трубки в коробку для готовых изделий.
   Крики за дверью смолкли,  но  вместо  ожидаемых  тяжелых  ударов  дубинки
послышалось ворчание. Что же там все-таки происходит?
   Четвинд услышал громоподобный голос, эхом  прокатившийся  по  громадному,
как ангар, зданию завода. Он быстро проверил своих охранников и закрепленные
за ним участки. На первый взгляд все  было  в  порядке.  Стоп!  Чего-то  или
кого-то не хватало.
   Здоровяк Четвинд обошел  вокруг  дребезжащего  агрегата,  замер  и  вдруг
сорвался с места.  Увернувшись  от  раскачивающегося  ковша  подъемника,  он
забежал за угол и стал,  как  вкопанный.  Опять  Клорик!  Лицо  надсмотрщика
пылало от гнева, глаза налились кровью и вылезли  из  орбит.  Он  орал,  как
сумасшедший, доводя себя до состояния полного исступления.
   Объектом ярости Клорика был имперский военнопленный. Четвинд сразу  понял
причину  столь  буйного  гнева.   Двое   мужчин   стояли   посреди   большой
беспорядочной кучи рассыпавшихся по всему полу гидравлических трубок. За  их
спинами   находилось   множество   дверей,   ведущих   в   экспериментальные
лаборатории. Над одной из дверей горела красная лампочка.
   Четвинд принял небрежную позу и стал расхаживать то в одном, то в  другом
направлении, наблюдая за разыгравшейся сценой с приличного  расстояния.  Его
вмешательство в конфликт зависело от нескольких простых  факторов.  С  одной
стороны, заключенный мог допустить ошибку  -  не  нарочно  или,  хуже  того,
умышленно. В таком случае Четвинд пожал бы плечами и бросил заключенного  на
произвол судьбы.  С  другой  стороны,  всему  виной  мог  быть  сам  Клорик,
пользовавшийся репутацией  типа  вспыльчивого,  впадавшего  в  бешенство  по
пустякам, даже у самых черствых и бессердечных охранников. Этическая сторона
этого вопроса никого  не  интересовала,  просто  такое  поведение  считалось
непрофессиональным.
   Четвинд пользовался гораздо большим уважением.  Поскольку  командиром  он
был мудрым, заключенные в конечном итоге попадали под  его  ответственность.
Ходили упорные слухи, что после этого их труд становился не таким тяжелым, а
следовательно  -  более   плодотворным.   Заключенных   прекращали   нещадно
эксплуатировать, и выглядели они уже не такими изнуренными.
   Наконец. Клорик заметил Четвинда и тотчас принял оборонительную позицию.
   - Я сам с этим разберусь!
   - Еще слово вякнешь, Клорик, и тебе не поздоровится.
   Клорик схватил мастодонта Четвинда за лацканы униформы.  Он  был  крупным
субъектом, но не таким мощным, как Четвинд. Последний превосходил Клорика по
весу, состоявшему в основном из стальных мускулов.
   Хотя Четвинд и был боссом рабочих бригад, он не являлся  непосредственным
начальником Клорика, зато водил дружбу с самыми мерзопакостными сотрудниками
службы безопасности. Как ему  удалось  этого  добиться,  оставалось  тайной,
покрытой мраком. Поговаривали, будто Четвинд оказывал  разного  рода  услуги
многим влиятельным особам. Спрашивать у Четвинда, что он получал взамен,  не
решился бы даже такой тугодум, как Клорик.
   Мысли об этом навели Клорика на длительное размышление. Четвинд терпеливо
ждал, когда строптивый надсмотрщик умерит свой пыл.  Наконец  Клорик  разжал
руки и опустил плечи. Выражение его лица оставалось упрямым, но из  дерзкого
сделалось виноватым.
   -  Он  пытался...  -  пробурчал  Клорик,  указывая   рукой   сначала   на
заключенного, а затем на груду электронных трубок. -  Видите?  Он  сбрасывал
плохие и хорошие лампы в одну кучу.
   Четвинд не дал Клорику возможности закончить объяснение, предполагая, что
по большей части оно будет ложным. Он был уверен в большей изобретательности
заключенного. Четвинд повернулся лицом к человеку,  переводившему  взгляд  с
одного начальника на другого. Заключенным, гадавшим, что  с  ним  произойдет
дальше, был Стэн.
   - Что ты скажешь в свое оправдание? - спросил Четвинд.
   - Всему виной досадная случайность, - сказал Стэн.  -  Понимаете,  в  тот
момент, когда я отодвигал с дороги мусорный ящик,  офицер  схватил  меня  за
плечо. Я так испугался, что споткнулся об этот ящик  и  нечаянно  перевернул
другой...
   - Наглая ложь! - запротестовал Клорик. - Я все время наблюдал за ним.  Он
нарочно собирался смешать бракованные трубки с нормальными, уверяю вас.
   - Но, сэр, - возразил Стэн. - Разве вы видели, чтобы я это делал? Где  же
вы тогда находились?
   Клорик  был  настолько  сконфужен  присутствием  Четвинда,  что  даже  не
заметил, как вступил в дискуссию с заключенным, вместо того,  чтобы  врезать
ему как следует за такую неслыханную дерзость. Клорик указал рукой в сторону
места, где стоял до возникновения конфликта; было очевидно, что, находясь за
гравилифтом, на расстоянии двадцати метров от лаборатории, он ничего  видеть
не мог.
   После минутной паузы Стэн покачал головой.
   - Нет, сэр. Не хочется с вами спорить, но не думаю, чтобы оттуда вы могли
что-нибудь заметить. Вам загораживали обзор пластиковые коробки.
   - Поначалу да, - кивнул Клорик, -  но  я  переставил  некоторые  из  них,
видишь? - Он показал  пальцем  на  дыру,  образовавшуюся  в  огромной  груде
пластмассовых ящиков, готовых к отправке.
   - Ваша правда, сэр. Хитро придумано, - с притворным облегчением  произнес
Стэн. - Но разве я не стоял к вам спиной, сэр?
   Четвинд приказал обоим молчать. Этот спор ни к чему не вел. Кроме того, в
его мозгу промелькнула смутная догадка. Он был уверен, что уже где-то  видел
этого заключенного.
   - Мы не встречались раньше? - спросил Четвинд.
   Стэн  пристально  посмотрел  на  босса.  Ему  также  показалась  знакомой
внешность Четвинда, но он решил это скрыть.
   - Нет, сэр. Заключенный так не думает, сэр.
   Четвинд присмотрелся к Стэну повнимательней.  Он  не  мог  избавиться  от
чувства, что где-то когда-то  видел  этого  человека  -  в  форме  таанского
полицейского.  Но  что  он  делает  здесь,  разыгрывая  из  себя  имперского
заключенного? Если Четвинд не ошибался, этот человек был  шпионом.  В  таком
случае он и Клорик могли оказаться в дерьме по самую шею.
   - Имя?
   - Имя заключенного -  Горацио,  сэр,  -  ответил  Стэн,  с  беспокойством
вспомнив наконец, при каких обстоятельствах видел  Четвинда.  Это  случилось
тогда, когда он и Алекс шли по следу маленького бомбиста по  имени  Динсмен.
Память Стэна четко воспроизвела картину нападения гуриона.  Выставив  вперед
все шесть лап, это существо  стремительно  вынырнуло  из  пенистой  волны  и
бросилось на них. На протяжении всей атаки человек, развалившийся на  берегу
в непринужденной позе в окружении группы симпатичных самок-заключенных, дико
хохотал. Стэн и Алекс выдавали себя тогда за тюремных охранников,  так  что,
по правде говоря, им грех было  обвинять  Четвинда  в  безразличии  к  своей
судьбе. Стэна поражало другое  -  как  и  когда  Четвинду  удалось  покинуть
планету-тюрьму. Больше того, каким, черт возьми, образом он  превратился  из
заключенного в босса охраны?
   "Во время войны происходят до смешного странные вещи", - подумал Стэн.
   - Ладно, Горацио, хватит препираться. Считай, что тебе повезло. Но  учти,
в следующий раз пощады не будет.
   - Спасибо, сэр, - сказал Стэн с нескрываемым изумлением.
   Прежде чем  Клорик  успел  что-нибудь  возразить,  Четвинд  поднял  руку,
приказывая ему молчать.
   - Соберите все детали в коробку, - обратился Четвинд к Стэну. - Мы  снова
проверим их.
   - Слушаюсь, сэр. Займусь немедленно, сэр.
   Стэн с  большой  готовностью  принялся  поднимать  рассыпавшиеся  трубки.
Четвинд и Клорик ушли.
   - Почему вы не позволили мне поколотить его? - спросил Клорик. - Он  ведь
это заслужил.
   - Возможно, - ответил Четвинд. - Сделай одолжение нам обоим. Присмотри за
ним. Но кулаки в ход не пускай. Понял?
   Клорик утвердительно кивнул головой. Он понятия не имел, что  происходит,
и никакого желания выяснять это у него не было. Что  же  касается  Четвинда,
тот по-прежнему не сомневался, что где-то видел Стэна. Однако  свою  догадку
насчет заключенного-полицейского считал скорее всего глупым  недоразумением.
Хотя как знать? Рисковать Четвинд не хотел.

***

   Л'н вернулась к  выполнению  своих  рутинных  обязанностей  с  повышенным
интересом. Она даже стала тихо напевать  колыбельную  керров,  как  вдруг  в
лабораторию вошел человек по имени  Горацио.  Л'н  была  поражена  и  ужасно
напугана. Она чуть  было  не  включила  маленькую  синюю  лампу,  излучающую
неприятный для ее глаз свет,  чтобы  получше  разглядеть  Горацио.  Пока  он
пробирался в темноте, Л'н спряталась в укромном месте.
   Человек вел себя очень спокойно и шепотом назвал ее по имени. Наконец Л'н
отозвалась. Мужчина подошел прямо к ней, словно мог видеть в темноте так  же
хорошо, как и она.
   Казалось, Горацио  сразу  понял  душевное  состояние  Л'н.  Он  прошептал
утешительное слово и заговорил об интересующих  ее  вещах  -  геометрических
пропорциях, разнообразии цветовой гаммы, образующейся при  особом  освещении
преломленными лучами. Горацио сказал, что наслышан о  творчестве  Л'н,  хотя
ему не удалось увидеть ни одной из ее  световых  картин.  Он  обещал  помочь
организовать студию в тюрьме.
   Горацио также попросил у нее  помощи.  Не  в  качестве  благодарности  за
оказываемые услуги. В этом она была абсолютно уверена. Л'н не сомневалась  -
Горацио добьется  предоставления  ей  помещения  под  художественную  студию
независимо от того, согласится она содействовать ему или нет.
   Почему она ему поверила? Наверное, потому, что он доверился  ей.  Горацио
признался Л'н, что является Большим Иксом. Глядя на этого сильного человека,
она вспомнила капрала, погибшего у нее на руках.
   Л'н предстояло стать фальсификатором. От нее требовалось использовать все
свое художественное мастерство для  изготовления  поддельных  документов  на
имена таанцев, карточек и массы других вещей, которые могли бы  понадобиться
заключенным, если им удастся бежать.
   У Л'н возникло только одно сомнение. Ей самой бежать  было  нельзя.  Лучи
светила  таанской  системы  губительно  действовали   на   ее   глаза.   Она
просто-напросто могла ослепнуть.
   "Хансен сказал - нет. Ой, не Хансен, - поправила  она  себя.  -  Какая  я
глупая. Горацио сказал, что тоже не может бежать, потому что  он  -  Большой
Икс. Значит, мы будем вместе работать и помогать остальным".
   Такая перспектива Л'н вполне устраивала. Ей пришлась  по  душе  и  вторая
просьба. Горацио хотел, чтобы Л'н устроила маленькую  диверсию  -  выпустила
как можно больше партий бракованных трубок.  Выполнение  этой  просьбы  было
сопряжено  с  большим  риском,  но  Л'н  готова  была  пойти   на   него   с
удовольствием. Она подумывала  об  этом  и  раньше,  но  боялась  испытывать
судьбу.
   После встречи с Горацио Л'н больше ничего не будет бояться.

17

   Третьи ворота, ведущие в центральное святилище, открылись, и майор службы
безопасности Авренти ступил  на  территорию  заключенных  -  их  внутреннего
двора.
   Основание  треугольника  -  группа  поддержки  беглецов  -  приступила  к
выполнению обязанностей.
   Старший сержант Исби, сидевший на табурете, нагнулся и закатал  до  колен
штанину, подставляя ногу тусклым лучам таанского светила.
   Майор Ф'релла, находившаяся в дальнем конце двора  заключенных,  подперла
голову одним щупальцем и, зашевелив  извилинами  второго  мозга,  продолжила
практиковаться в музыкальной обработке  необычной  древней  земной  мелодии,
написанной неким чудаком по имени Вейлл, раскладывая ее  на  шесть  голосов.
Для существа, имевшего девять легких, это не представляло большой сложности.
   Техник Блевенс взвизгнул, притворившись, будто сжегся о горячий котел,  и
опрокинул его на пол кухни, где готовилась еда для заключенных.
   Громкое "клень-нь-нь" разнеслось по всему двору. Команда была дана.

***

   - Да поможет нам Великий, - сказал Кристата. - Пора выходить.
   Маркиевикз немедленно бросила  свою  импровизированную  лопату  и  начала
пятиться назад. Как и любой другой здравомыслящий туннельщик, которого могли
хватиться и  подвергнуть  обыску  в  любую  минуту,  она  работала  нагишом.
Кристата взял ее за ноги и подтолкнул, помогая пролезть в ближайший  боковой
проход. Он с интересом посмотрел на тело  Маркиевикз.  Ему  не  давал  покоя
вопрос: почему некоторые религиозные люди стыдились своей обнаженной плоти?
   И вдруг Кристату осенило. Конечно! Они понимали, что их тела должны  быть
покрыты шерстью, а не бледной кожей. Люди стеснялись  того,  что  не  такие,
какими им положено  быть.  Посчитав  эту  мысль  достойной  своей  следующей
медитации, во время которой он будет  общаться  с  Великим,  Кристата  решил
поблагодарить Его за еще одно просвещение и поспешил к выходу из шахты вслед
за Маркиевикз.
   Маркиевикз натянула на  себя  спецовку.  Отодвинув  пару  каменных  плит,
которыми был вымощен внутренний  двор,  они  быстро  вылезли  из  туннеля  и
закрыли вход теми же плитами. Двое солдат  выгрузили  на  это  место  ужасно
вонючую корзину с лишайниками и принялись чистить их для ужина.
   Соренсен  устанавливал   восемнадцатую   стеклянную   пластинку,   следуя
инструкциям  жестикулирующего  Краулшавна,  когда  из-за   двери   донеслось
громыхание чьих-то ботинок. Пластинка выскользнула из рук Соренсена и  упала
на стоявший перед ним стол в то время, как Краулшавн оживленно  указывал  на
ключи.
   Таанцы! Приближаются! Черт бы их набрал!
   Краулшавн дернул за висевшую рядом веревку, и на стол опустилась холщовая
ткань, прикрывая лежавшие на нем  предметы,  окутывая  все  вокруг  облаками
пыли.
   Выскользнув из мастерской в коридор,  друзья  прикрыли  за  собой  дверь.
Соренсен ругнулся. Часовой-заключенный запер дверь на  замок  и  при  помощи
маленьких мехов обсыпал дверь пылью. На случай, если таанцы решат  проверить
коридор   тепловыми    детекторами,    он    предпринял    последнюю    меру
предосторожности: опустил вниз натянутый электрический провод таким образом,
чтобы он провисал над дверью. Поскольку из подобных проводов иногда вылетали
искры, на двери  заранее  искусно  нарисовали  темные  пятна,  какие  обычно
остаются на дереве после возгорания.
   Часовой понятия не имел, какого хрена эти двое делали в  мастерской.  Но,
как сказал ему мистер Килгур: "Это не твоего ума дело".  Часовой  направился
во двор.
   А в мастерской шла  медленная  кропотливая  работа  над  созданием  столь
необходимого Стэну компьютера.
   Мечтатель часто задумывается над тем, что бы произошло, если бы он  вдруг
оказался в  далеком  прошлом  и  соорудил  какой-нибудь  немудреный  прибор,
благодаря которому его стали  бы  обожествлять  или  даже  сделали  королем.
Проблема, никогда не учитывавшаяся подобными мечтателями,  состояла  в  то