аться  и
внести свой вклад магии на  "Мадему...",  -  она  сделала  паузу,  -  на
"Речной балерине", будут приняты на работу.
   - Может ли мадемуазель доставить меня в Ришемюло? -  спросил  Буштейл
неуверенно. - Я полагаю, это трудно.
   - Я не знаю, когда мы там будем, но мы наверняка там будем и доставим
тебя туда.
   - До тех пор, - поклонился Буштейл, - я ваш покорный слуга.
   Псевдодракон ходил мелкими шагами. Он решил принять Лариссу  в  число
своих  друзей.  Цветная  кошка,  как  всегда,  не   высказывала   своего
настроения, но в целом никто не собирался покидать "Речную балерину".
   Через несколько часов  Ларисса  принялась  за  неотложные  дела.  Она
прошла в каюту Дюмона и тотчас же увидела белый шарф. Она  обмотала  его
вокруг шеи и вышла на палубу.
   Вглядываясь в темные воды, она позвала: - Быстроплавающая.
   Немедленно  на  поверхности  воды  показалась   рябь,   и   появилась
прекрасная женщина.
   - Ты не забыла! - Она торжествующе подняла руки.
   - Да. У меня к  тебе  последняя  просьба,  -  она  указала  на  ялик,
привязанный к судну. - Скоро я отцеплю его. Посмотри, пожалуйста,  чтобы
он не уткнулся в какое-нибудь препятствие.
   - Не  вечно  же  мне  исполнять  твои  просьбы,  -  ответила  нереида
недовольно. - Как далеко мне его вести?
   Комок встал в горле Лариссы:
   - Ты почувствуешь это.  Заранее  благодарю.  -  Она  отдала  шаль,  в
которую нереида завернулась со слезами на глазах.
   Ларисса поднялась на крышу и позвала:
   - Уилен.
   Зомби медленно поднялся и стоял, ожидая приказания.
   - Спустись на главную палубу.
   Она  следила  за  его  одеревенелыми  движениями,  сравнивая   их   с
изяществом человека, которого она любила. Ее сердце зашлось от боли.  Но
она знала, что она на правильном  пути.  То,  что  осталось  от  Уилена,
стояло перед ней.
   - Спустись в ялик и сядь там.
   Зомби повиновался. Ларисса обрезала канат. Она с болью наблюдала, как
он удаляется.
   - Мадемуазель?
   Ларисса  вытерла  слезы  и  улыбнулась  Буштейлу,  который  подкрался
незамеченным.
   - Тяжело терять друга. Примите мои соболезнования.
   Ларисса, помня о странной дружбе его с зайцем, спросила:
   - Ты скучаешь по Буки?
   - Да. Расставаясь, я сделал ему подарок:  две  недели  мой  народ  не
будет трогать его народ.
   - Твой народ принял на себя большую жертву.
   - Не забывай, что лис в Сурани мало,  кроме  того,  есть  цыплята,  -
оскалился лис, показывая острые зубы.
   Неожиданно,  к  собственному  удивлению,  Ларисса  рассмеялась.   Она
почувствовала, как после долгого сражения в ее душе снова взошло солнце.
Непроизвольно ее руки потянулись к лису. Животное вздрогнуло,  но  затем
лизнуло Лариссу в щеку. Ларисса встала и начала танцевать.
   Она переместилась по палубе на корму, остановилась у гребного  колеса
и впервые взглянула вдогонку Уилену. Тот сидел неподвижно в ялике.
   - Ты не был создан для этого, любовь моя, - сказала она ласково. - Ты
был существом света. Не следовало тебя связывать с земными  делами.  Это
твое существование чудовищно. - Она закрыла глаза и подняла руки: - Будь
светом опять!
   Тело   Уилена   взорвалось,   превратившись   в    огненный    столб.
Быстроплавающая, верная своему слову, продолжала тянуть ялик, и  Ларисса
знала, что она будет тянуть до тех пор, пока сгорит тело Уилена.
   Молодой  капитан  "Речной  балерины"  наблюдала  за  искрами,  ожидая
увидеть особо красивую... но не увидела.
   Смерти было достаточно. Настало время исцеления. Ларисса вновь начала
танцевать. Она почувствовала, что блуждающие огоньки  все  еще  пленники
корабля, и грациозным движением освободила их. Они приблизились к своему
пропавшему товарищу. Внезапно Ларисса почувствовала, что они  произносят
его имя.
   - Простите меня, - прошептала она, зная, что они простили. -  Я  тоже
любила его.
   Чтобы помешать  очередному  приступу  слез,  она  сосредоточилась  на
деревянной палубе под собой. Запустив корни, она искала "раны" корабля.
   Те, которые были свидетелями ее прощания с Уиленом,  удивлялись,  что
корабль стал сам наводить  порядок.  Все  деревянные  части  обновились,
включая гребное колесо и гриффона, который сел  на  свое  место.  Власть
Лариссы не распространялась на железо.  Но  корабль  стал  надежным  для
плавания в туманах.
   Впереди поджидали новые опасности,  но  Ларисса  была  спокойна.  Она
находила успокоение в танце.
   Сардан,  покоренный  видением,  наблюдал  за  ней.  Подошел   рулевой
Джахедрин:
   - Я-то думал, что это обыкновенная девушка, - сказал рулевой тихо.
   - Да, - восторженно отозвался Сардан. - Она просто  девушка,  она  же
танцовщица, она же волшебница, она же женщина с  большей  волей,  чем  у
кого-нибудь на корабле. И, знаешь, кто она еще?
   Джахедрин тряхнул головой, а Сардан сказал:
   - Она - наш капитан.
   КОНЕЦ



   ДЖ. РОБЕРТ КИНГ
   СЕРДЦЕ ПОЛУНОЧИ

   Перевод В Гришечкина
   © 1992 J. Robert King

   Посвящается Дженни,
   которая чуть было не вылечила
   мою ликантропию.

   ПРОЛОГ
   - Что-то город никак не успокоится...  -  пробормотал  себе  под  нос
молоденький  стражник,  глубоко  вдохнув   прохладный   ночной   воздух.
Прислонясь спиной к городской стене, он разглядывал раскинувшийся  внизу
город, состоящий из деревянных оштукатуренных домиков.  Холодный  лунный
свет выбелил булыжные мостовые  города,  а  над  черепичными  и  крытыми
соломой крышами домов неслись беспокойные серые тучи.
   - Не бойся, - как можно тверже сказал себе  стражник,  чувствуя,  как
кровь отхлынула от лица.
   В ночи раздался какой-то шепот.
   Стражник вздрогнул и бросил тревожный взгляд вдоль стены,  окружавшей
город. Ему показалось, что неподалеку от него, на расстоянии  брошенного
камня,  в  нише  стены  скрючилась  какая-то   странная   черная   тень.
Раздумывая, что это может быть, стражник шагнул вперед.
   - Минуту назад там ничего не было, - вслух подумал он, кусая губу.  -
Должно быть, это просто игра света.
   Потом он увидел глаза.
   Черная тень выскользнула из ниши и зашагала к  нему.  Черный  широкий
плащ развевался на ветру. Стражник замер на месте,  неловко  шаркнув  по
камням древком своей алебарды.
   Темная фигура ускорила шаг и наконец побежала прямо на него.  Капюшон
плаща откинулся, и стражник рассмотрел худое, но правильное лицо  юноши,
глаза которого сияли, как новенькие серебряные монеты. У него не было ни
доспехов, ни оружия и вообще никакой одежды кроме плаща,  и  все  же  он
приближался. Стражник поднял топор и покрепче уперся ногами  в  холодный
камень.
   - Стой!
   Неожиданно плотное облако заслонило луну, и фигура  юноши  совершенно
растворилась в наступившем  мраке.  Стражник  покрепче  обхватил  древко
алебарды и напряг зрение, пытаясь определить местоположение  незнакомца,
но не смог. Звук шагов неуклонно приближался,  и  их  лихорадочный  ритм
заставил сердце воина забиться быстрее. В испуге он посмотрел  на  небо,
тихо молясь, чтобы небо скорее очистилось.
   Словно в ответ на его мольбы, облака неожиданно разошлись. Серебряный
лунный свет осветил юношу.
   Только это больше был не юноша.
   В проблеске лунного сияния стражник увидел  широколобую  и  массивную
собачью  голову,  серебристо-серый  мех,  похожую   на   пещеру   пасть,
обрамленную клыками и полосками белой пены, острые как  серпы  когти  на
передних лапах...
   Это было  его  последнее  воспоминание.  Последовал  мощный  удар,  и
стражник отлетел назад  к  городской  стене.  Хрустнули  кости,  лязгнул
металл. Он еще пытался стоять, но колени его подогнулись, и он рухнул на
мостовую, словно тряпичная кукла. На  булыжник  хлынула  кровь.  Мертвые
пальцы заскребли по скользким камням, но человек уже не мог подняться.
   Еще один удар сотряс его тело,  и  стражник  перевернулся  на  спину,
ударившись затылком. Потом его тело снова переворачивали и трясли, но он
уже не чувствовал боли. Невидящий взгляд его устремился к звездам,  мимо
яростных зрачков ночного убийцы.
   Потом темнота сомкнулась вокруг него.
   * * *
   Вервольф  торопливо  рвал  зубами  мясистые  ляжки  трупа,   поднимая
окровавленную морду лишь затем,  чтобы  вдохнуть  воздух.  В  груди  его
рождалось довольное ворчание, прерываемое лишь мокрым  чавканьем,  когда
тварь с жадностью глотала кровавую пищу. Снова и снова оборотень  вонзал
свои клыки в еще теплое мясо.
   Никто не пришел, чтобы отогнать его от тела.
   Через  некоторое  время  дыхание  зверя  успокоилось.   Окровавленная
жесткая шерсть на морде и на загривке улеглась, а сияющие глаза погасли,
став как тусклое серебро. Вервольф уселся на задние  лапы,  подальше  от
залитого кровью тела. Сытая отрыжка сотрясала его тело. Потом,  по  мере
того  как  тени  стали  удлиняться  в  лунном  свете,  его  тело  начало
изменяться. Выступающие скулы натянули лысеющую шкуру, клыки  таяли  как
сахар и принимали форму зубов,  острая  морда  становилась  все  короче,
превращаясь в лицо, на передних  лапах  появились  безволосые  ладони  и
пальцы, задние превратились в ступни. Густая серая шерсть по всему  телу
оборотня редела, исчезая в упругой молодой коже.
   Наконец таинственное превращение закончилось.
   Под  небом,  по  которому  неслись  тревожные  серые   облака,   чуть
посеребренные луной, сидел рядом с трупом юноша восемнадцати лет. Он был
совершенно голым, если не считать жуткого одеяния из подсыхающей  крови,
которая покрывала его тело с ног до головы. Серебристо-серые  глаза  его
были еще мутны, словно он только что проснулся.
   Тряхнув головой, словно отгоняя  наваждение  или  сон,  юноша  бросил
взгляд на  распростершееся  у  стены  тело.  Стражник  лежал  совершенно
неподвижно, его позвоночник  был  изогнут  под  каким-то  неестественным
углом. Вместо его  правой  ноги  торчал  изуродованный  обрубок,  словно
истерзанный тупой пилой. Мышцы голени и бедра полностью отсутствовали, а
в полутьме белели обглоданные суставы и  перекушенные  сухожилия.  Юноша
отвернулся.
   - Проклятье! - негромко выругался он.
   Он знал, что  убьет  кого-то  нынешней  ночью,  знал  с  того  самого
момента, когда накинул на плечи черный плащ и выскользнул в окно. Голод,
терзавший его, был таким сильным, что преодолеть  его  не  было  никакой
возможности. Теперь, однако, он насытился и не чувствовал  ничего  кроме
тошноты.
   Бросив взгляд на тело, юноша вздрогнул.
   Что-то на трупе шевельнулось.
   Дрожа, юноша наклонился ближе и  снова  увидел  движение  на  залитом
кровью  лице.  Веко  мертвеца   снова   приподнялось,   глазное   яблоко
шевельнулось, поворачиваясь к  юноше.  Казалось,  что  стражник  смотрит
сквозь него на звезды и на облака высоко в  ночном  небе.  В  стеклянной
поверхности  мертвого  глаза  юноша  увидел   свое   собственное   лицо,
искаженное страхом.
   Между тем стражник чуть пошевелился, его глаз медленно закрылся, и он
замер неподвижно.
   Еще некоторое время юноша со страхом рассматривал  тело.  Наконец  он
осмелел и, протянув руку, дотронулся  до  похолодевшего  плеча  мертвого
человека.
   - Мне очень жаль, - прошептал он.
   Затем он вскочил на ноги и, подхватив свой плащ, скрылся в темноте.
   ГЛАВА 1
   Торис лежал без сна на своей скрипучей деревянной койке и, вцепившись
своими пухлыми короткими пальцами в  деревянную  раму,  с  осторожностью
поглядывал в сторону окна спальни. Там стоял Казимир, его высокая  худая
фигура была отчетливо видна  на  фоне  бледного  зимнего  заката.  Худые
сильные пальцы  юноши  находились  в  постоянном  движении,  отрывая  от
рассохшегося подоконника тонкие щепки. Не отрываясь, Казимир  смотрел  в
окно на город Гармонию. Когда же в руке его набиралась  целая  пригоршня
щепок, он швырял их вниз, на крытую травой крышу пристройки.
   - И вот я здесь, в жалком приюте для сирот... - пробормотал  негромко
Казимир.
   Торис не выдержал. Пошевелившись на своей койке, он фыркнул и  сказал
хриплым голосом:
   - А твой смертельный враг Зон Кляус как раз в это же время смотрит на
этот  же  самый  закат  из  окон  своего  роскошного  особняка,  который
полагается Верховному Мейстерзингеру...
   Казимир повернулся к Торису и быстро провел рукой по  своим  коротким
черным волосам.
   - Что, очень заметно? - спросил он. - Скажи приятель, я плохо скрываю
свои чувства?
   - Гораздо хуже чем плохо, - отозвался его товарищ по комнате и сел на
кровати.
   Вдохнув спертый воздух общей спальни, он  бросил  быстрый  взгляд  на
длинный ряд кроватей у стены.
   - Все это заметили. В последнее время ты только  о  том  и  говоришь,
насколько сильно ты ненавидишь Кляуса. Что случилось с  твоими  песнями,
Кас? Почему ты больше не рассказываешь  нам  свои  истории?  Иногда  мне
кажется, что, с тех пор  как  тебе  исполнилось  восемнадцать,  ты  стал
совсем другим.
   Казимир отошел от окна и, сложив на  коленях  руки,  уселся  на  свою
кровать. Некоторое время он сидел неподвижно, затем с хрустом потянулся,
так что под поношенной сорочкой,  которую  он  носил,  проступили  бугры
мускулов.
   - У меня нет больше песен, у  меня  нет  больше  веселых  историй.  Я
выдохся, - сказал он, обхватывая голову руками. - Каждую ночь  я  молюсь
только о том, чтобы умереть во сне.
   Торис вытаращился на него:
   - Что это за разговоры ты ведешь? Наверное, это твоя кровная вражда с
Зоном  Кляусом  отравила  твое  сердце.  Почему  бы  тебе  не  перестать
жаловаться и не начать действовать? Если хочешь отомстить - отомсти!
   Казимир потряс головой и улегся на койку, плотно завернувшись в  свое
дырявое одеяло.
   - Неужели ты не понимаешь? Месть прикончит и меня.
   Торис плотно сжал губы и многозначительно откашлялся.
   - Может быть, ты все-таки споешь мне одну  из  "Мор"...  ради  старой
дружбы?
   Темноволосый Казимир устало посмотрел на своего младшего товарища:
   - Я же сказал тебе,  Тор,  веселые  песни  кончились.  Остались  одни
погребальные плачи.
   -  Тогда  спой  мне  погребальную...  пожалуйста,  -  добавил   Торис
неожиданно.
   Казимир вздохнул, крепко стискивая  зубы.  Затем  он  запел  довольно
высоким и мягким голосом.
   И с каждой раной ближе Смерть,
   Чтобы жизнь украсть и юности дыханье,
   И с каждым днем мучительней страданья,
   И телу и душе их трудно перенесть.
   И страшно вновь постичь простое Смерти знанье.
   Но что есть жизнь, как не чреда годов
   И Времени безжалостного шрамы?
   И в зеркало гляжу я на себя,
   Как в древний, желтый, сморщенный пергамент.
   В нем каждая строка мне говорит
   О горечи и тяжести обид.
   Когда б хотел ты жизнь свою продлить, Бежав от боли  и  невзгод,  что
ранят душу, Ты ею, как вампир, со Смертью поделись, И будешь вечно  жить
Рабом ее, что Мраку вечно служит.
   Когда в свой смертный час из жизни уходя, Ты спросишь сам себя:  куда
девалась Юность? О, не тревожься, друг, она  с  тобою,  здесь,  Пока  ты
дышишь, знай - она к тебе вернулась, Под маской шрамов и рубцов таилась,
трепетала, Она внутри, в тебе была, она не исчезала.
   Слова песни затихли, и Торис открыл было рот, чтобы  что-то  сказать,
но не смог. В молчании он теребил парусиновое полотно своей продавленной
койки и смотрел на Казимира. Тот закутался в свое одеяло, словно мотылек
в кокон, и наружу торчала одна его голова. Темные волосы  обрамляли  его
лицо словно мрачный ореол.
   "Хватит так хватит, - сказал сам себе Торис. - Сегодня ночью я узнаю,
что так терзает и мучит его. За последний месяц он каждую ночь  вылезает
через это окно и уходит. На этот раз я последую за ним и все увижу".
   * * *
   Часы, оставшиеся до  полуночи,  дались  Торису  нелегко.  Сначала  он
ворочался на кровати, пытаясь отогнать сон. Временами  он  щипал  самого
себя или выкручивал  пальцы,  чтобы  боль  помогла  одолеть  сонливость.
Несмотря на все эти ухищрения, глаза  его  продолжали  закрываться  сами
собой и он начинал проваливаться в сон, не имея сил, чтобы проснуться.
   В далеком Хармони-Холле  заревел  огромный  железный  колокол.  Торис
мигом очнулся, и сердце  его  бешено  застучало.  В  панике  он  стиснул
деревянную раму своей кровати. Колокол рявкнул во второй раз.
   До полуночи оставалось еще десять ударов.
   "Действительно ли я хочу проделать то, что  задумал?"  -  спросил  он
себя. Торис знал, что если фрау фон Мэтрен  поймает  их  вылезающими  из
окна, она повесит обоих за уши на бельевой веревке.
   Еще один удар расколол ночную тишину, и мальчик осторожно взглянул на
Казимира, ожидая что  тот  вот-вот  проснется,  откинет  свое  одеяло  и
выберется в окно.
   "Может быть, как раз сегодня он никуда  не  пойдет?"  -  с  некоторым
облегчением подумал Торис, радуясь тому, что ему не нужно будет шпионить
за своим другом.
   Железный колокол лязгнул в четвертый раз. Казимир пошевелился.  Торис
закрыл глаза и притворился спящим. Из-под ресниц он  осторожно  наблюдал
за товарищем, который сел на кровати. Его густые черные волосы торчали в
разные стороны, а на высоких скулах сохранились рубцы от подушки, однако
опалового цвета глаза смотрели бодро и ясно.
   Соскочив со скрипучей койки на пол, Казимир потянулся и  выглянул  за
окно. Ночь была черной как деготь, и  юноша,  задумчиво  вглядываясь  во
мрак, непроизвольно поднес руку к губам. Затем он опустился  на  колени,
выдвинул из-под своей кровати  деревянный  сундучок.  Оттуда  он  достал
толстый черный плащ, который он на мгновение прижал к своему лицу. Затем
он глубоко вдохнул и выдохнул воздух.  Казимир  долго  смотрел  на  плащ
затем быстро,  словно  на  что-то  решившись,  затолкал  его  обратно  в
сундучок. Поднявшись, он ловко вскарабкался на подоконник, втянул  носом
прохладный ночной воздух и выскользнул в окно.
   Торис сосчитал до пяти, с трудом  заставив  себя  лежать  неподвижно,
затем откинул одеяло, подбежал  к  окну  и  осторожно  перегнулся  через
подоконник.
   Казимир ловко спускался по  оштукатуренной  стене  приюта,  нащупывая
ногами небольшие выемки и уступы в тех местах, где осыпалась  штукатурка
и виднелись древние бревна. Торис  внимательно  наблюдал  за  движениями
своего старшего товарища, стараясь ничего не пропустить:  он  знал,  что
скоро ему придется спускаться тем же путем.
   Тем временем Казимир достиг основания стены и нащупал ногой  стропило
крытой травой крыши сарая, в котором обитал приютский повар Кук.  Стоило
ему оступиться, и он тотчас же провалился бы вниз, упав повару на живот.
   Торис скрипнул зубами от волнения. Сердце его билось так сильно,  что
он слышал лишь шум крови в ушах. Казимир же,  ловко  балансируя  руками,
прошел по стропилу несколько шагов и, приблизившись к краю крыши,  легко
спрыгнул на грязную темную улочку. Усталый взгляд его  обежал  притихшие
окрестные  трущобы.  Повсюду  вокруг  стояли  покосившиеся   глинобитные
хижины, а узкие проходы  между  ними  образовывали  настоящий  лабиринт.
Нигде не было видно ни души, и все же  несколько  первых  шагов  Казимир
сделал  крадучись.  Лишь  отдалившись  от  стены  приюта  на  безопасное
расстояние, он ускорил шаг.
   - Теперь или никогда! - сказал  сам  себе  Торис  и,  опустившись  на
колени, вытащил из узелка со  своими  вещами  кривую  деревянную  саблю.
Палец  его  пробежал  по  ее  лезвию,  проверяя,  насколько  хорошо  она
заточена. Несмотря на то что прошло уже десять лет, сабля была  все  еще
острой, и память ненадолго вернула Ториса в жаркий летний день, когда он
получил эту саблю в подарок.
   * * *
   Пчелы сонно жужжали в знойном воздухе. Ставни в хижине были  открыты,
но жара внутри была ужасающей.
   Жара и запах.
   Пятилетний мальчуган не замечал ни того ни другого. Он сидел  в  углу
комнаты и мелко дрожал, несмотря  на  жару  и  обжигающие  лучи  солнца,
которые врывались в ближайшее окно и попадали ему на спину. Лицо его под
спутанными  каштановыми  волосами  было  белым,  словно  фарфоровое,   а
запавшие  глаза  окружены  темными  кругами.  Жирная   муха,   зигзагами
кружившая