ышал запахом сыра из  отцовской  лавки.  Это
было дыхание страха.
   - Френсис, ты совершенно  несносен,  -  закричала  мать.  -  Скверные
несносные мальчишки получают розги!
   Синяк на шее Френсиса подбирался к сердцу, охватывая тело, как пальцы
голубой руки.
   В ящик залетела муха. Муха с лицом отца, которая села ему на нос,  но
Френсис знал, что, если он попробует согнать ее,  отец  поймет,  что  он
здесь.
   - Сейчас же выходи, Френсис, - потребовала мать, постучав когтями  по
дереву. Клюв у нее был такой же большой, как сам Френсис, -  тогда  тебя
меньше изобьют.
   Мальчик едва дышал, он боялся, что муха услышит его. Его всегда  били
одинаково - до синяков и крови. Так что лучше было получить порку позже,
чем раньше.
   - Проклятье! - прорычал новый голос. В конце аллеи стоял гнев.  -  Он
снова сбежал и спрятался? - Через щели  в  ящик  мальчик  видел  отца  -
огромный рот с острыми, как у змеи, зубами. Рот был широко открыт, а зуб
направлен в сторону ящика. В руках отца был большой  кожаный  ремень.  -
Это уже последний раз, когда он провел меня! - расхохотался  отец.  -  Я
послал Поля за жандармами. Они приведут с собой собак.
   Френсис тяжело вздохнул, и струйка пота скатилась по его лицу,  унося
с собой муху к голубым пятнам на теле мальчика.
   - Собак? - переспросила женщина, и нотка страха звякнула в ее голосе.
- Жандармы заберут его у нас, ты помнишь об этом?
   -  Да  пусть,  -  выкрикнул  злой  отцовский  рот.  Страшная   фигура
приближалась к ящику, в котором сидел Френсис. - От него все  равно  нет
проку в магазине. Читает целыми днями... Слабый и непослушный. - Френсис
знал, что отец имеет в виду книгу сказок, книгу  про  Кролика  связанные
уши. Он молил бога, чтобы тяжелый башмак Кинса не разрушил его укрытия.
   Снова раздался угрожающий хруст шагов.
   - Если его не заберут, я сам убью его.
   - Ты выпил. - Страх заполнил  голос  матери  целиком.  -  Я  не  хочу
жандармов, не хочу собак. Отлупишь мальчика позже.
   - Нет, сейчас! - прорычал он, толкая ее в сторону ящиков. Она  тяжело
упала на тот самый ящик, в котором прятался Френсис.  Дерево  хрустнуло,
обломки посыпались  на  голову  ребенку,  он  попытался  освободиться  и
убежать, но было поздно, в воздухе мелькнул кожаный  ремень  и  с  силой
опустился ему на спину.
   - Нет, Кинс! - вскрикнул он. Но отец не собирался отступаться.
   Когда ему на спину обрушился второй удар, он снова закричал.  За  ним
последовали третий и четвертый.
   - Это я! Я - Кролик связанные уши... Тидхэр!
   Сквозь собственные всхлипывания он услышал лай собак.
   Собаки лаяли в здании Совета, а он  был  среди  них.  Лай  и  рычание
заполняли сырые своды, своды, наполненные картинками. Слабый и связанный
мальчик сидел  на  стуле  с  высокой  спинкой.  Руки  были  привязаны  к
подлокотникам, голова к спинке, а шарф, продетый  под  подбородком,  был
завязан высоко на затылке, как уши зайца.
   Теперь  у  мальчика  Френсиса  было  еще  одно  имя  -  Обливиос  или
Обливион1? Какое это  имело  значение?  Он  попытался  вытянуть  ноги  и
достать ими до полу. Рядом с ним сидел высокий  и  серьезный  человек  с
лысой яйцевидной головой. В другом конце комнаты сидели его родители.  У
них были черные влажные глаза, обведенные темными кругами.
   Они были не самыми плохими родитеВ переводе с английского означает  -
преданный  забвению  или  незамечающий.  лями.  Неплохими,  когда   были
трезвыми. Они не понимали сказок и историй, которые он читал, потому что
в них сидели гнев и страх. Они просто не понимали. Вот и все.  И  теперь
Обливиону было жаль, что жандармы  все-таки  пришли  и  что  прибежавшие
собаки прекратили избиение. Зеленые слезы катились по его щекам, и  там,
где они падали, из каменного пола вырастали черные розы.
   Альковы в зале тоже были полны черными розами - там сидели  советники
Л'Мораи.
   - Все встаньте и внимание! - провозгласил голос секретаря. Скамейки и
стулья скрипнули, люди встали. Обливион заметил, как лысый кивнул, тогда
мальчик сполз со стула и встал на холодном каменном полу.
   - Начинается суд над Френсисом Кианту, который обвиняется в  злостном
неповиновении родителям и в том,  что  часто  прятался,  чтобы  избежать
наказания. Обвинители стоят сейчас справа и слева от меня, это Филипп  и
Маргори  Кианту,  сыровары,  родители  непокорного  ребенка.  И  сейчас,
согласно  принятой  процедуре  суда,  я  хочу  спросить  добрых  жителей
Л'Мораи, которым известны поступки и проступки этого мальчика.
   - Виновен! - раздался вопль толпы.
   - Так и запишем, - объявил лысый человек.  -  Объявляю,  что  Френсис
Кианту будет превращен в человека-великана, который уже никогда и  нигде
не сможет спрятаться.
   ГЛАВА 11
   Мария не разбудила Гермоса, для того чтобы он продолжал дежурство.  И
некто специально приходил ночью, чтобы  убедиться,  что  она  не  сможет
этого сделать.
   Молодая женщина очнулась от ноющей головной боли.  Она  приподнялась,
чтобы встать с кровати, но не смогла этого сделать  -  руки  и  ноги  не
слушались. Они онемели, потому что были крепко связаны веревками,  кисти
и ступни совершенно потеряли чувствительность.  Через  несколько  секунд
Мария поняла, что лежит  не  на  простынях  собственной  кровати,  а  на
пыльном и истертом полу.
   - Гермос? - прошептала  она  испуганно.  Отзвук  собственного  голоса
сказал ей, что она все  еще  в  собственном  вагончике.  По  запаху  она
чувствовала,  что  и  великан  тоже  тут.  -  Гермос?  -  повторила  она
увереннее.
   Из угла раздался протяжный стон.
   Мария с трудом села. - Гермос!
   Великан зашевелился, тяжело вздыхая и постанывая.
   -  Что  такое?  -  удивленно  протянул  он,  пытаясь  выпутаться   из
стягивающих тело веревок.
   - Кто-то связал нас, - объяснила Мария, вставая на колени. - Оглянись
- тут никого нет?
   Гермос расправил затекшие руки и ноги и оглядел  тесное  пространство
вокруг себя. В вагончике, кроме них, никого не было. Да и вообще комната
казалась странно  нетронутой,  точно  такой  же,  как  они  оставили  ее
накануне  ночью,  погрузившись  в  беспокойный  сон.  Даже  дверь   была
по-прежнему заперта. Единственное, что было  новым,  -  солнечный  свет,
который пробивался сквозь мутные стекла окон.
   - Никого нет. Дверь заперта.
   Мария попыталась встать. Стоя на коленях,  она  оперлась  о  стул  и,
оттолкнувшись от него, наконец поднялась. После  нескольких  неуверенных
шагов она оказалась возле  сидящего  на  полу  великана.  Слабая  улыбка
победы искривила ее губы.
   - Ну вот, кажется, ожила, - пробормотала она. - Убери  ноги,  я  хочу
пройти, - обратилась она к великану.
   - Куда ты идешь? - спросил  Гермос,  подтягивая  к  себе  непослушные
связанные ноги.
   Мария двинулась к кровати.
   - Под матрасом у меня лежат кинжалы, - объяснила она,  останавливаясь
возле постели и ощупывая рукой деревянную раму, на которой лежал  тонкий
матрас. - Ага! - гордо провозгласила она, доставая оттуда  набор  ножей,
которые она использовала на выступлениях.
   - Кто это сделал? - вслух удивился Гермос.
   - Ты сказал, что дверь заперта. Окна тоже,  я  проверяла,  -  сказала
Мария, садясь на кровать и доставая один из ножей из связки. - Значит, у
кого-то был ключ и к тому же сонный порошок. Наверное, это Кукольник.
   - Да, - согласился Гермос, со страхом вглядываясь в дверь.
   Мария разрезала последние путы, мешавшие свободному движению ее рук.
   - А почему он просто не убил нас? - удивился великан.
   - Почему? - повторила Мария. - Не знаю. За две недели здесь произошло
уже четыре убийства, и я не вижу никаких причин, почему не увеличить это
число до шести. Нам  подсунули  человека,  который  казался  виновным  -
отрезанный палец, шрам на спине, - все улики налицо.  Я  боюсь,  Гермос.
Как нам бороться с таким могучим врагом?
   Гермос тяжело  встал,  опираясь  на  стол,  и  прислонился  к  стене,
выглядывая в окно. За ним отчетливо виднелся актерский квартал, дальше -
аллеи и павильоны Карнавала, а за оградой расстилалась золотая  равнина,
поблескивающая под веселым утренним солнцем.
   - Надо бежать, - пробормотал он в отчаянии.
   Мария перестала растирать руки, и выражение ее лица смягчилось.
   - Да, - грустно выдохнула она. - Да. Надо бежать.
   - Куда?
   - Не знаю, - ответила она.  -  Прочь.  Бежать  как  можно  дальше  от
Карнавала. Бежать туда, где нас не поймают жандармы. Ведь если  они  еще
раз встретят нас за оградой, то непременно убьют. - Но  как  мы  возьмем
всех с собой?
   - Всех? - переспросила слепая.
   - Ну да... Карнавал.
   - Нет, мы не можем, - отозвалась она. - Это будем только ты и я.
   - Но убийства не прекратятся.
   - Да, ты прав, - после короткого раздумья согласилась она.
   Сейчас  Мария   наклонилась   вниз,   стараясь   разрезать   веревки,
опутывавшие ее ноги. Водопад черных как  смоль  волос  закрыл  ее  своей
блестящей волной. Великан не мог  оторвать  глаз  от  этого  прекрасного
зрелища.
   - Знаешь, это будет нехорошо с нашей стороны  просто  убежать  прочь,
бросив всех друзей здесь одних на произвол судьбы, -  продолжила  Мария,
поднимаясь. - В конечном итоге мы единственные, кто все знает. Тот,  кто
связал нас, хотел напугать, чтобы мы молчали. Или  заставить  из  страха
бежать прочь. Мы не позволим ему этого сделать.
   Снова вздохнув, она начала  массировать  колени  и  икры.  Гермос  не
отрываясь смотрел на  женщину,  прикусив  нижнюю  губу  желтыми  кривыми
зубами. Мария выпрямилась и повернулась  к  великану,  потом  опустилась
возле него на колени, не выпуская из рук ножа.
   - Где твои руки?
   - Они связаны сзади, - ответил Гермос, отделяясь от стены. Он все еще
смотрел в ее невидящие глаза.
   Мария приблизилась к нему, на ощупь нашла  его  руки,  несколько  раз
пробежала хрупкими пальцами по крепким веревкам, отыскивая место, где их
можно было разрезать, не причинив вреда великану, и принялась за дело.
   Гермос спокойно стоял, пока она работала. Ее легкое дыхание  касалось
его плеча. Наконец веревка поддалась,  он  со  стоном  вытянул  руку,  к
которой медленно возвращалось кровообращение.
   Мария села на колени у его ног.
   - Пусть твои руки отдохнут, а я освобожу ногу.
   Гермос осторожно подвинул ей связанные костлявые  ноги.  Она  ощупала
веревки, а он не отрываясь смотрел на ее  красивый  затылок,  на  черные
волосы, тонкую изящную шею. Вдруг лицо великана  потемнело.  Он  заметил
какое-то темное пятно у самой линии волос  женщины.  Рядом  с  ним  была
красная татуировка, которую  они  обнаружили  раньше.  Дрожащими  руками
Гермос поднял Марию к себе и прижал ее красивую голову  к  своей  впалой
груди.
   - Что ты делаешь? - запротестовала она, пытаясь вырваться.
   - Подожди, - попросил он, но и тихий голос  великана  заставил  стены
вагончика дрожать. Его  костлявые  пальцы  развели  в  стороны  кудрявые
блестящие волосы, и он уставился на ее затылок.
   Это была татуировка. Вторая татуировка.
   Теперь  Гермос  смог  рассмотреть  знак.  Из  центра  темного   круга
разбегались лучи, подобные  лучам  солнца,  и  там  же  была  изображена
маленькая фигурка зайца со связанными ушами.
   - Пусти, - потребовала Мария, вырываясь. Она села подальше  от  него,
лицо слепой покраснело от гнева и напряжения. - Никогда  так  больше  не
делай.
   Гермос внимательно посмотрел на нее, уже ощупывая  рукой  собственный
затылок. Пальцы снова нашли вторую отметку.
   - Нас заклеймили, - сообщил он. - Снова заклеймили.
   Мария широко открыла глаза от изумления и тоже стала щупать шею.
   - Снова? И что это за татуировка?
   - Она черная, - пробормотал Гермос, от страха у  него  почти  стучали
зубы. - Кролик со связанными ушами.
   - О нет! - выдохнула Мария, в изнеможении опускаясь на пол. Кролик...
Кролик связанные уши.
   - Тидхэр, - с  ужасом  прошептал  Гермос.  -  Пометка  смерти.  Мария
задрожала.
   - Убийца усыпил нас, а потом поставил свое клеймо.
   - Надо бежать, - неожиданно решительно повторил Гермос. - Помоги  мне
освободиться.
   Мария разрезала веревки, связывавшие его ноги.
   - Да, надо бежать. Нам всем надо бежать.
   * * *
   Когда слепая закончила свою страстную речь, Вэлор  решительно  кивнул
рыжей шевелюрой.  Он  перевел  глаза  со  слепой  и  великана  на  своих
собратьев-карликов. Их было человек двадцать  -  артистов,  пришедших  в
кладовую выслушать "важную новость" Марии.
   Впрочем, остальные, в отличие от Вэлора, не были так потрясены. Рядом
с рыжим сидели Большой мальчик и Клэтч. Клэтч нахмурился, скрестив  руки
на груди. Как обычно, на нем было надет  ярко-красный  костюмчик,  чтобы
его было хорошо видно в любом уголке Карнавала. Клэтч  -  друг  Большого
мальчика - широко открыл  глаза,  ничем  другим  он,  казалось,  не  мог
выразить своих чувств - он почти никогда разговаривал.
   - Ну же, - потребовал Вэлор, поворачиваясь к ним, сжав  свои  детские
ручки в кулачки. - Я же знаю, что вы были на кладбище.  Вы  видели,  как
хоронили Моркасла. Вы видели и другие могильные холмики.
   - Д... д... да, -  ответил  длинноносый  карлик,  сидевший  на  груде
деревянных ящиков. Сорвав с головы зеленую шляпу, он поклонился Марии. -
П... п... прошу п... п... прощения, м... миледи, но я в... видел... с...
сотни холмиков, но ни одного т... т... тела.
   - Конечно, ведь убитые похоронены  в  могилах!  -  воскликнул  Вэлор,
который был тайным обожателем Марии, а потому сомнения друзей  заставили
его покраснеть от стыда и негодования. Он топнул ногой и крикнул: -  Они
бы похоронили и Моркасла тайно, как остальных, если бы он  не  был  убит
прямо у нас на глазах!
   - Это было не убийство, а несчастный случай, -  оборвал  его  Большой
мальчик. Клэтч кивнул  в  знак  согласия,  а  Большой  мальчик  еще  раз
повторил: - да, несчастный случай.
   - Четвертый несчастный случай за две недели? - спросила  Мария.  -  И
лес полон еще двумя или тремя сотнями тел артистов,  погибших  во  время
несчастных случаев? Говорю вам, Кукольник убивает нас одного за  другим.
Так будет продолжаться всегда.
   - Почему бы вам просто не покинуть  Карнавал?  -  спросил  карлик  по
имени  Борис.  Он  сидел  откинувшись  на  мешок  с  зерном,   перебирая
узловатыми пальцами длинную белую бороду.
   - Как так? - возразил Вэлор.  -  Вспомните,  еще  никому  не  удалось
покинуть Карнавал живым. Вспомните Толстяков и Месье Р. Помните Билли  и
человека-козла? Они вовсе не уехали по доброй воле, как говорил нам  все
эти годы Кукольник, они погребены  в  лесу,  покоятся  в  земле,  убитые
чьей-то жестокой рукой.
   - Откуда ты знаешь? - нажимал Большой мальчик. Клэтч согласно кивал
   другу.
   - И на сцене Панола  и  Банола  висела  табличка  "Уехали  на  другой
Карнавал", - напомнила Мария. - Они повесили ее уже после того,  как  мы
нашли тела убитых.
   - Но ты говоришь, что Кукольник не просто убивает  нас,  -  продолжал
Большой мальчик, - ты говоришь, что это он превратил нас  в  уродов.  Ты
говоришь, что все мы из города, что  мы  были  нормальными  -  высокими,
здоровыми, обыкновенными людьми. И  ты  видела,  да,  Мария?  А  ты  был
низеньким, да, великан? - Когда друг закончил  язвительную  речь,  Клэтч
рассмеялся, если это можно было назвать смехом.
   Черты лица Марии стали жестче.
   - Твое имя тоже было в той книге, Большой мальчик.
   Испуганный ропот пробежал по  толпе  артистов.  Гермос  послал  Марии
длинный взгляд. Слепая успокоительно погладила его по руке.
   Большой мальчик покраснел от напряжения.
   - Мое имя? - повторил он. - Хорошо! И как же меня звали, когда я  жил
в Л'Мораи?
   - Тебя звали Пьер Ремрой. Ты был торговцем рыбой,  который  обманывал
покупателей, - сразу ответила Мария.
   Большой мальчик широко открыл рот, но не смог издать ни звука.
   - А если каждый  из  вас  проверит  затылки  друзей,  то  найдет  там
маленькую  татуировку,  изображающую   пронзенную   копьем   лошадь,   -
продолжала Мария. - Это клеймо, которое  поставил  всем  нам  Кукольник,
отметка о том, что мы все превращены в уродов.
   В ответ  на  ее  слова  раздался  шум  и  шорох,  все  карлики  стали
разглядывать шеи и затылки друг друга. Через несколько секунд  раздались
крики удивления.
   Большой мальчик слез с  бочки,  на  которой  все  время  сидел,  и  в
сопровождении неразлучного Клэтча направился к Марии.
   - Что нам делать? - спросил он. Мария мрачно улыбнулась.
   - Для начала мы должны рассказать о том, что узнали,  всем  остальным
артистам. К тому же нам понадобится оружие, чтобы защитить себя  сегодня
ночью.
   * * *
   Эдива  восхищенно  захихикала,  сжимая  в  маленьких  ручках  огрызки
съеденных фруктов. Вечернее представление  было  необычайно  веселым.  А
сейчас должен был начаться ее любимый  номер  -  выступление  арлекинов.
Эдива толкнула локтем своего светловолосого брата, который сидел рядом с
девочкой на скамейке.
   - Посмотри-ка, Маркус! У них сабли!
   Арлекины собирались на войну.
   Маркус презрительно улыбнулся  младшей  сестре  и,  передразнивая  ее
детский голосок, пропищал:
   - Знаю. - А потом схватил ее за плечи и попытался затолкнуть девчонку
под скамейку.
   Эдива с силой вырывалась. Наконец ей удалось отделаться от  брата,  и
она, сжав худенький кулачок, стукнула его в плечо.
   Маркус  вздрогнул  от  неожиданности,  потер   ушибленное   место   и
недовольно буркнул:
   - Смотри представление, дура.
   Арлекины уже начали маршировать по посыпанной  песком  аллее.  Десять
вышли из кулисы, которая была неподалеку от Эдивы, другие  десять  -  из
противоположной. В руках у них были  комически  большие  сабли  и  пики,
которые поблескивали в свете ярких фонарей. На поясе у каждого болталось
по большому кинжалу. Эдива хихикнула, запустив  в  одного  из  арлекинов
огрызком груши. Наконец, появился последний артист. У него  не  было  ни
оружия, ни щита.
   Главный арлекин выступил вперед, обошел, строй солдат и крикнул:
   - Красные носы, подайте голос! Вся компания нестройно отозвалась:
   - Здесь!
   На арене раздался второй крик:
   - Синие щеки, готовы?
   - Да, - ответила вторая группа клоунов.
   Эдива рассмеялась, доставая из сумки очередное яблоко. Когда  Красные
носы проходили мимо, Эдива заметила, что  у  них  не  настоящие  головы:
вместо них на затылке у каждого торчал раскрашенный  деревянный  шар,  а
лица  были   скрыты   высокими   воротниками   рубашек.   Присмотревшись
повнимательнее, девочка обнаружила и прорези для глаз.  К  тому  же  она
увидела, что у каждого из солдат есть фальшивая рука.  Она  хотела  было
рассказать о своем открытии Маркусу, но тут же вспомнила,  что  все  еще
сердится на него, и промолчала.
   Красные носы промаршировали к центру арены и выстроились в цепочку. С
другой стороны к ним уже приближались  Синие  щеки.  Эдива  рассмеялась,
увидев, что рыжий арлекин сел на землю, когда все его товарищи стояли по
стойке "смирно". Генерал, заметив непорядок в войсках, бросился к нему и
пинками заставил встать.
   И тут распахнулась центральная кулиса, и  оттуда  вылетела  клоунская
кавалерия. Эдива насчитала десятерых всадников, каждый из которых  сидел
на клоунском коне - двух других арлекинах в  костюме  лошади.  Некоторые
лошади гордо шествовали по сцене, другие взбрыкивали, стараясь  сбросить
всадников на песок. Эдива  так  хохотала,  что  даже  подавилась  куском
яблока. И тут ей пришлось обратиться за помощью к брату, как ей  это  не
было противно. Маркус должен был постучать по ее спине.
   Одна из "лошадей" - бесхвостый мерин - вырвалась вперед,  лягаясь  во
все стороны, разбрасывая воинов, заставляя артистов на сцене  падать  на
песок, а зрителей сгибаться пополам от смеха.
   Наконец кавалерии удалось построиться напротив  пехоты.  Только  один
воин долго не мог влезть на своего  резвого  коня,  который  то  и  дело
сбрасывал его на песок.
   Когда все успокоилось, барабаны сыграли боевую дробь, толпа  зрителей
замерла в о