на руки, мальчик довольно зачмокал и, прижавшись головкой к
плечу монаха, спокойно уснул.
   - Быть может, младенец уже призван, - прошептал Ивар Лео.
   Монах кивнул и положил спящего  ребенка  в  корзину,  в  которой  так
недавно принес его в "Ноктюрн". Вместо  старого  шерстяного  одеяла  там
лежало новенькое, пестрое, из толстой шерсти, и  мягкая  подушка.  Дирка
протянула монаху мешок, полный детской одежды и незатейливых погремушек.
Она думала, что сможет проститься, но, наклонившись, чтобы  в  последний
раз поцеловать ребенка, почувствовала, что не  может  больше  сдерживать
слез, и разрыдалась.
   - Отдохни перед обратной дорогой, - предложил Лео Ивар. Андор  принес
ужин, и они втроем сели за стол.
   Наверху,  в  свежепобеленной  комнатке,   которую   они   с   Андором
предназначали ребенку, сидела одинокая Дирка, качая корзину с  младенцем
на коленях. Она  пела  спящему  мальчику  так,  как  будто  лишь  сейчас
Джонатан наконец-то принадлежал ей.
   - Это к лучшему, - сказал Андор, когда Лео ушел. - Может, нам удастся
найти кого-то другого, кому нужна семья.
   - Да, - без выражения ответила Дирка, зная, что Андор, несмотря ни на
что, любит ее. Она ни разу не улыбнулась, хотя муж изо всех сил старался
развеселить ее. Семена горечи  глубоко  проникли  в  ее  душу.  Ни  один
ребенок не сможет заменить ей этого  мальчика  с  серебряными  волосами,
которого она так и не смогла сделать своим.
   ГЛАВА 8 "Однажды я уже искушал их  напрямую,  разбив  их  сокровенные
мечты и уничтожив действие молитв пустыми видениями. Когда-то,  когда  я
был гораздо сильнее, когда я лишь  начинал  привыкать  к  этой  страшной
судьбе, я обратил вспять их псалмы на них  же,  послав  огненный  дождь,
который уничтожил почти весь их Орден, а заодно и их храм. Каждая  битва
забирает у меня силы - результаты же, хотя и приносят  удовольствие,  но
вряд ли стоят затраченных усилий. Теперь я заслоняюсь своей  силой,  как
щитом. Стражи думают, что моя сила иссякла, - я ведь хорошо скрываю ее и
применяю, лишь когда действительно должен. Но я уже смог посеять  в  них
сомнения. Теперь тень  моя  сидит  у  кроватки  моего  сына,  нашептывая
обещания, вкладывая эти мысли в его чистый,  невинный  еще  рассудок,  и
чувствует, как растет его сила - и  моя  вместе  с  ней.  Мой  сын.  Мой
единственный  сын.   Единственное   существо,   которое   я   когда-либо
осмеливался любить. Я жду тебя".
   * * #
   За годы, прошедшие после исчезновения Лейт,  Джонатан  вырос  и  стал
умным и послушным юношей. Его волосы потемнели, но сохранили  серебряный
отблеск, а детская голубизна глаз приобрела странную  серебристую  тень,
становившуюся с годами все заметнее. Со временем пять  одиноких  мужчин,
заботившихся о нем, позабыли, как отчаянно и громко вопил младенец,  как
настойчиво он требовал вернуть его  домой  -  в  крепость.  После  столь
долгих лет затворничества мальчик стал для Стражей  лучом  света,  лучом
надежды.
   Несмотря на замкнутость той жизни, что вели послушники Ордена, Стражи
многому смогли научить Джонатана. Совсем маленьким он уже начал узнавать
историю, географию и  экологию  Марковии  и  соседних  земель  от  брата
Маттаса. Старый монах отделял  факты  от  вымыслов,  описывая  существа,
живущие в горах и пустынях, а также под земной поверхностью.  Он  научил
Жона многому и лишь о Полотне не упоминал никогда.  Братья  верили,  что
для того, чтобы Джонатан действительно по-настоящему был призван, он  не
должен ничего знать о Полотне заранее. Но все остальные  легенды  Маттас
поведал мальчику без утайки. Не в силах увидеть, какой эффект производят
его рассказы, старый монах прислушивался к страху  в  голосе  Джонатана,
страху, который говорил старику, что его слова услышаны и поняты.
   "В этой земле страх очень силен", - этими словами он заканчивал почти
каждый урок.
   Маттас, наверное, покончил бы с этими рассказами, если бы узнал,  как
они действуют на мальчика. Жон часто лежал ночью в своей комнатке, не  в
силах уснуть, и напряженно вглядывался в темноту. Иногда  ночью  он  был
совершенно уверен, что вот-вот в какой-то момент в окно  влетит  вампир,
чтобы  пить  его  кровь.  Порой  он  ожидал,  что  одним  замораживающим
прикосновением чародей остановит его сердце. В те ночи, когда страх  был
особенно непреодолим, он на цыпочках спускался в зал к постели  Гектора.
Говоря, что замерз, он забирался под одеяло и только тогда успокаивался,
чувствуя рядом присутствие огромного монаха. Он должен был расти,  стать
таким же сильным и бесстрашным, как Гектор.
   Как только он достаточно подрос, чтобы сидеть за столом в библиотеке,
Лео и Доминик начали  учить  его  чтению  и  математике.  Монахи  вскоре
обнаружили, что у  мальчика  удивительные  способности.  Лишь  один  раз
прочитав фрагмент, он  запоминал  его  наизусть.  Часто  после  вечерней
трапезы Жон пересказывал легенды, которые слышал всего один раз. Так  же
легко он запоминал и песни. Пето научил его играть на арфе, и теперь под
аккомпанемент флейты Пето Жон пел монахам песни их родины. Его голос был
столь чистым и красивым, что все усаживались вокруг и  слушали  его,  не
решаясь подпевать.
   Когда Джонатану исполнилось десять  лет,  Гектор  начал  обучать  его
основам  боевых  искусств.  Монах  вспоминал  свое  прежнее  ремесло   с
удовольствием, которое заражало азартом и Жона.
   Гектор начал с простых борцовских захватов, ударов и  блоков.  Потом,
когда Жон стал старше, монах начал  работать  с  палками  и  деревянными
мечами. Хотя Жон двигался  проворно  и  показывал  в  поединках  хорошую
технику, он все же был еще слишком слаб и мал, чтобы выйти  победителем.
Крупный мужчина легко подавлял его лишь за счет веса, и, как  с  горечью
подумал Гектор, большинство мужчин будет крупнее него. А мальчик  тяжело
переживал каждое поражение.
   - Запомни, что у тебя отвага воина, сердце воина  и  достаточно  ума,
чтобы знать: драка, как правило, не может быть ответом, - говорил Гектор
ученику всякий раз, когда сила подводила его воспитанника.
   - Это так же важно, как и сила? - спрашивал Жон.
   - Это важнее силы. И, кроме того, у тебя есть  другие  навыки,  и  их
гораздо больше, чем у меня.
   Жон согласно кивнул - слова Гектора были, очевидно, справедливы.
   - Где ты научился так хорошо драться?  -  спросил  его  однажды  Жон,
когда  они  закончили  урок.  Из  всех  монахов  Гектор  меньше   других
рассказывал о прошлом - даже Жону.
   Гектор взглянул на ученика, которому  скоро  должно  было  сравняться
семнадцать и который был напичкан знаниями, но  по-прежнему  наивен  как
младенец.
   - Выйдем из крепости, - сказал он. Они вдвоем дошли до обочины дороги
и сели там на большой камень. Вдали темнели пустынные земли Гхенны.
   - Я очень немногим рассказывал о своем прошлом, - начал Гектор. -  Но
тебе, Жон, я расскажу. Другие могут посмеяться над моими ошибками, ты же
сможешь извлечь из них урок.
   Вытянув руку на восток, огромный монах произнес:
   - Я родился в стране, называемой Борка. Мой отец был крупным мужчиной
- больше восьми футов росту, а ручищи у него были такие,  как  у  других
мужчин ноги. Он похвалялся, что в нем течет  кровь  великанов  и  что  я
унаследовал его размеры и силу. Похоже, что так оно и есть. Еще ребенком
я был вдвое крупнее своих сверстников. В моей деревне был такой  обычай,
что все мужчины, включая и мальчишек, мерялись силой в поединках. Хозяин
земли, которую обрабатывал мой отец, впервые увидел мой бой,  когда  мне
было всего шесть лет. Он слышал похвальбы моего отца и теперь  убедился,
что это правда. Он купил  меня  у  моих  родителей  и  натаскивал  меня.
Вначале - как бойца, а потом - как убийцу. Хотя я в твоем  возрасте  был
семи футов росту, у меня было меньше опыта, чем у тебя.  Учеба  давалась
нелегко, - вздохнул Гектор. - Я ненавидел ее.
   - Ты же мог убежать, - возразил Жон.
   - Мой хозяин думал так же и сделал все, чтобы я  остался  у  него  на
службе. Он отравлял меня, хотя я узнал об этом  много  позже.  Жидкость,
которую он добавлял мне в пищу, не имела вкуса и не оказывала  какого-то
заметного действия. Но когда я попытался сбежать от него, а он знал, что
я это сделаю, лекарство покинуло  мое  тело  и  началась  боль  -  такая
страшная, что все мои мысли были о том, как бы прекратить эту  пытку.  Я
вернулся к нему и попросил простить меня. Он  заковал  меня  в  кандалы,
приковал к столбу во дворе замка. Его другие рабы, а ведь мы были именно
рабами, слышали, как я  вопил  целых  два  дня,  прежде  чем  его  отвар
прекратил мою боль. После этого я решил, что не смогу отделаться от него
никогда.
   - Как же ты сбежал? Гектор рассмеялся:
   - Я был глуп и очень счастлив. Человек был должен хозяину деньги,  но
собрался уехать в Дорвинию, не отдав долга.  Мне  дали  коня  и  послали
вслед  за  должником,  чтобы  забрать  деньги  или,  если   тот   станет
упрямиться, преподать на его примере хороший  урок  всем  остальным.  Но
когда я догнал его у Лехберга,  его  люди  скрутили  меня.  Они  здорово
отлупили меня и увезли оттуда. Я пришел в себя по дороге. Лежал сзади  в
фургоне, а когда поднял голову,  то  увидел  вокруг  лишь  голые  скалы.
Пронзительный холодный ветер бросал пыль мне в глаза, и сквозь  слезы  я
увидел, что у тех, кто сторожил меня, лица закрыты  повязками  от  пыли.
Через некоторое время фургон  остановился,  эти  люди  вытащили  меня  и
бросили на дороге - связанного по рукам и ногам под  палящим  полуденным
солнцем. К тому времени, как я сумел высвободиться, фургон уже исчез  из
виду, а следы его развеял беспощадный ветер.
   Хозяин считал, что мне  потребуется  один-два  дня,  не  больше.  Это
достаточно долго, чтобы я начал чувствовать себя плохо, но вся настоящая
боль начиналась позже. Но я оказался один там, где, как я  узнал  потом,
была Гхенна. И все действие отвара пропало. И началась пытка.
   Гектор посмотрел в  сторону  далекой  земли,  что  когда-то  чуть  не
забрала его жизнь, и продолжал:
   - В невыносимых муках я провел ту ночь. И следующую ночь.  На  третий
день я нашел ручей  и  смог  выпить  воды.  Вода  заставила  мою  смерть
отступить, но не избавила  от  боли.  Случайно  я  набрел  на  тропинку,
ведущую в горы, - а там я смог хоть как-то укрыться от ветра.
   Он умолк. Мальчик ничего не  знал  о  Полотне.  Хотя  Гектор  не  был
согласен с решением Ордена, что Жон должен почувствовать  зов  до  того,
как узнает о Полотне, но он уважал вердикт своих братьев  по  Ордену.  А
мальчик выжидательно смотрел на него сейчас, и Гектор продолжал:
   - Спустилась ночь, и тут я услышал  песнопения.  Я  направился  туда,
откуда доносились звуки, и добрел до крепости, где Стражи начали... свое
вечернее моление. Они были так поглощены церемонией, что  поначалу  даже
не заметили меня. В тот момент показалось, что прошлое кричит во мне.  У
меня был выбор - уйти или остаться. Я двинулся к  ним,  выкрикивая  одно
проклятие за другим, лишь бы привлечь их  внимание.  Лео  повернулся  ко
мне. И Доминик. Они втащили меня в свой круг. Я лежал, распростертый  на
земле, и молился всем богам, чтобы они сняли с меня проклятие.
   - И оно было снято? - с благоговением спросил Жон.
   - Не сразу. Лео пытался помочь мне, но у него не было опыта. Потом он
привел Ивара из Линде. Ивар знал, как прекратить мои муки. Боль оставила
меня лишь через несколько месяцев, но, когда она наконец ушла, я впервые
в жизни стал свободен. Я многое мог сделать  теперь  в  жизни.  Я  решил
остаться здесь, с остальными. Как и другие, я никогда не жалел об этом.
   - Я тоже хочу остаться.
   Жону было всего семнадцать лет. Такой  несмышленыш,  подумал  Гектор.
Так готов отказаться от всех тех возможностей в жизни, о  которых  и  не
подозревает.
   - Ты должен пожить вне этих стен, во внешнем мире, прежде чем сможешь
принимать такое решение, - сказал Гектор.
   Гектор лишь поддержал то предложение, что уже сделал Доминик.
   - Доминик сказал, что мне не нужно уходить далеко,  -  вслух  подумал
Джонатан. Он взглянул на Гектора и продолжил:  -  Он  говорил  о  городе
Линде в Тепесте.
   - Пойдем со мной.
   Гектор встал и протянул Жону руку. Мальчик  последовал  за  ним.  Они
прошли к противоположной стене крепости  и  вышли  на  высокий  утес,  с
которого был виден весь Тепест. Посередине зеленой долины текла  голубая
река. Гектор показал на долину:
   - Линде сразу за рекой. Это далеко, как ты думаешь? Жон засиял:
   - Достаточно близко, чтобы я мог приходить к вам.
   - Точно! - Огромный монах хлопнул его по плечу. -  Никто  никогда  не
закроет перед тобой эти двери.
   В большом зале ударил  колокол,  напоминая,  что  Жон  должен  помочь
готовить ужин.
   - Спасибо тебе, - сказал Джонатан и помчался по тропинке к крепости.
   За едой Жон думал о  последних  словах  Гектора.  Вместо  того  чтобы
выпить обычную порцию снотворного, Жон лежал, закрыв глаза, размышляя  о
том, как ему поступить. Лунный свет  струился  сквозь  щели  в  ставнях,
отбрасывал странные тени  по  стенам  его  комнаты.  Почти  засыпая,  он
услышал, как зашептал знакомый голос, так похожий на его собственный:
   - Уходи от монахов. Они больше ничему не могут научить тебя.
   - Отстань, - ответил Жон.
   Как всегда, он был почти уверен, что это  -  его  собственные  мысли.
Слова Гектора перемешивались с шепотом. И на следующее  утро,  когда  он
сидел с Лео в одной из комнат наверху, проходя, как уже много лет,  курс
наук, Жон все еще не решил, как поступить.
   Он начал учиться у Лео  простым  заклинаниям,  как  только  смог  сам
читать. Сначала эти уроки были не больше чем простыми фокусами, способом
проверить его  способности,  благоразумие  и  надежность.  Его  отличная
память оказалась как нельзя кстати, хотя  жесты,  которыми  должны  были
сопровождаться слова, были для него сложны, как и  для  любого  новичка.
Однако время шло, Жон  начал  показывать  совершенно  поразительные  для
своего возраста успехи в волшебстве.
   Тем не менее Лео отдавал свое знание  маленькими  порциями.  Хотя  он
иногда позволял Жону зажигать очаг в большом зале или разжигать плиту на
кухне словом и жестом, он дал юноше лишь то необходимое,  что  позволило
бы  Жону  выжить  в  Марковии.  "Горы  вокруг  полны  врагов.  Марков  -
повелитель зверей - живет на  востоке.  Он  оставил  нас  в  покое  лишь
потому, что мы укрываемся в крепости, а полузвери думают, что здесь одни
развалины. Не делай ничего, что  может  привлечь  к  нам  внимание  этих
тварей".
   - Зачем же учиться всему  этому,  если  я  не  смогу  воспользоваться
своими знаниями? - спросил однажды Жон.
   - Для защиты. Но если ты обнаружишь свою силу вне этих стен по  любой
причине, кроме спасения своей жизни,  я  сожгу  твою  книгу  заклинаний.
Понял?
   После этой угрозы Жон с большим уважением  стал  относиться  к  таким
урокам.  Если  он  убедит  своего   учителя,   что   искренне   согласен
подчиняться, Лео по-прежнему будет разрешать ему переписывать заклинания
в свою собственную книжку. Если  он  будет  исключительно  хорошо  вести
себя, Лео научит  его  новому  заклинанию,  или  даже  двум  новым.  Но,
несмотря на свои слова, Жон все  чаще  стал  замечать,  что  заклинания,
которые он уже знал, не срабатывают. Если он хоть словом выдаст это, его
уроки прекратятся - быть может, на несколько недель.
   Строгость Лео привела к результату,  противоположному  тому,  который
надеялся получить монах. Джонатан знал, что у  него  сильная  врожденная
способность к волшебству. Проходили годы,  и  его  желание  использовать
свои возможности становилось лишь сильнее. Иногда ему казалось,  что  он
готов на все, лишь бы добыть новые знания.
   Когда Доминик в первый раз  предложил  ему  уйти,  Джонатана  охватил
знакомый страх. Он удалялся до этого от крепости  не  дальше,  чем  было
нужно, чтобы поймать нескольких кроликов. Но чем  больше  Жон  думал  об
этом, тем меньше страха испытывал. Он несколько раз встречался с  Иваром
и знал, что тот был учителем Лео. Может быть, Ивар и его научит. Надежда
научиться новому волшебству от того, кто сможет по  достоинству  оценить
его талант, достаточная причина, чтобы покинуть крепость, думал  Жон.  И
уж он вовсе не стал  бы  печалиться  о  разлуке  с  Маттасом,  без  слез
распрощался бы с Лео. Ему, однако, не хватало бы Пето  и  Доминика.  Что
касается Гектора, то мысль, что ему придется расстаться с этим  огромным
человеком больше чем на день,  наполняла  Жона  печалью.  Тем  не  менее
завтра он отправится к реке и придет в Линде. К вечеру он надеялся,  что
уже принял твердое решение.
   * * *
   Запах дрожжей висел в "Ноктюрне"  постоянно,  он  пропитывал  воздух,
поднимаясь от пекущегося  и  свежевыпеченного  хлеба  и  кружек,  полных
пенистым элем. Этот дурманящий запах смешивался  с  душистыми  ароматами
знаменитого вина Линде, бродившего в подвалах трактира, - вина из  смеси
винограда и облачных ягод, знаменитого в Тепесте и Нова-Вааса  благодаря
своему вкусу и крепости. Вино было знаменито и своей ценой -  при  сборе
облачных ягод погибало немало людей.
   Ягоды росли у воды - на скалистых склонах гор по обе стороны  реки  и
на краях утесов, возвышавшихся над долиной. Заросли  ягод  в  беспорядке
появлялись далеко друг от друга, и каждый кустик давал лишь одну  горсть
плодов. Из-за того что заросли ягод были затеряны в горах и столь  малы,
их собирали маленькими группами, что было крайне опасно для сборщиков.
   Иногда сезон сбора проходил  спокойно,  без  человеческих  жертв,  но
очень часто случалось так, что люди гибли или пропадали.  Иногда  с  гор
обрушивались свирепые ураганы,  они  безудержной  стеной  неслись  вниз,
сметая все на своем пути. Сборщики ягод срывались с узких  горных  троп,
их задавливало деревьями, они насмерть замерзали. Иногда люди оступались
или оскальзывались - и летели в ледяную бурную реку или просто падали со
скал. Очень часто люди просто исчезали без следа.
   Гоблины в Тепесте  становились  особенно  опасны  осенью,  когда  они
готовились к  зиме  и  сбивались  в  стаи.  Большинство  горожан  именно
гоблинов винило в гибели сборщиков ягод.  Некоторые  обыватели,  однако,
считали, что здесь замешаны более страшные создания, которые знают, что,
когда  наступает  сезон  сбора  ягод,  у  них  есть  возможность  хорошо
поживиться. Матери не отпускали своих детей на сбор ягод, и  весь  сезон
деревенские малыши днем сидели в трактире.  Там  за  ними  присматривали
ребята постарше.
   Хотя Сондра уже прожила в Линде почти  два  года,  завтра  исполнялся
лишь год, как она помогала обслуживать сборщиков ягод. И сегодня вечером
ей не придется долго отдыхать. Сборщики придут  голодными  после  целого
дня работы. С тех пор как ее отец и дядя  стали  владельцами  винокурни,
пристроенной  позади  "Ноктюрна",  сборщиков  должны  были   кормить   в
трактире. Сондра залила сироп и мед в сдобное тесто и тут услышала,  как
что-то проскрежетало по черепичной крыше. Голодный енот,  подумала  она.
Наверное, заблудился и обессилел после вчерашней бури  и  сейчас  почуял
запах сладкого  теста.  Она  стукнула  ручкой  метлы  в  потолок,  чтобы
прогнать животное. Что-то проползло вниз по крыше, и  Сондра  продолжила
свою работу, намереваясь все успеть вовремя, чтобы тетке не в  чем  было
ее упрекнуть. Вместо того чтобы убежать,  существо  на  крыше  осторожно
перебралось с черепицы над кухней на крепкий плетеный навес над  большим
залом трактира. Буря  расшатала  сплетенные  прутья  в  одном  месте,  и
существо подобралось туда,  прижало  плоскую  морду  к  веткам.  Чуткими
остроконечными ушами оно слушало людей, ходивших внизу.
   - Ты не пойдешь завтра, Михал? - окликнул Андор подвыпившего мужчину,
в одиночестве сидевшего в углу.
   - Ни завтра, ни послезавтра, никогда, - заплетающимся языком  ответил
Михал. - Мне вовсе ни к чему это вино. Эль - вот напиток для мужчин.
   - Мужчин без денег, ты хоч