лыл над полом и осветил стол, на  котором,  совершенно  истощив  свои
силы после магического сеанса, лежал старик. Обладатель  мягкого  голоса
протянул руку и осторожно взял пергамент.
   "Сегодня прибыли двое, - такими словами начиналось послание.  -  Один
обладает огромным могуществом, но оба могут быть полезны. Многочисленные
прегрешения прошлого, не забытые людьми и не прощенные  богами,  привели
их в твой сад, хотя ни тот ни другой  не  знают  о  Темных  Силах  и  не
ведают, куда попали. Загнанный вепрь и охотничий пес, господин и слуга -
не надейся сломать эту связь. Вместо этого восславь и уважь ее".
   Изящный мужчина опустил канделябр на стол, рассеянно держа  пергамент
перед собой. Взгляд его глаз был отсутствующим и пустым,  а  уголки  губ
слегка опустились в легкой задумчивости. Черный камзол и длинная  черная
накидка поглощали падающий на них свет, и только крупный красный камень,
свисавший с его шеи на толстой золотой  цепи,  отражал  огоньки  горящих
свечей. Мужчина стоял в небрежной изящной позе, слегка  поглаживая  себя
по высокой скуле  безупречным  пальцем.  Он  был  погружен  в  раздумья.
Наконец он очнулся от своей задумчивости и погладил мага по снежно-белым
волосам.
   -  Как  печально,  что  твои  видения  не  позволяют  получать  более
подробных сообщений, Вольдра, - проговорил граф Страд фон Зарович,  хотя
и знал, что старик не слышит его. Тот был не только слеп, но и глух. - В
моменты, подобные этому, я начинаю жалеть о том, что вырвал  твой  язык.
Увы, здесь уже ничего поделать нельзя.  Нельзя  же  было  в  самом  деле
позволить тебе выбалтывать мои тайны деревенским  мужланам,  а  ведь  ты
сделал бы это, если бы тебе удалось выбраться отсюда, ведь верно?
   Скомкав  пергамент,  граф  бросил  его  в  пустующий   очаг.   Бумага
немедленно вспыхнула.
   - Дикий вепрь и охотничий пес, - повторил  Страд,  открывая  в  стене
потайную нишу. В нее он поместил перо,  чернила  и  хрустальный  шар.  -
Любопытно.
   Старик пошевелился и потянулся к шару.
   - Уррр! - жалобно проворчал он,  обнаружив,  что  шар  уже  исчез  со
стола.
   Хрустальный шар был единственным мостиком, последним средством  связи
Вольдры с окружающим миром. С его помощью старик,  который  был  слеп  и
глух от рождения, в ограниченной степени, но  мог  снабжать  свой  разум
отрывочными сведениями о том, что происходит вокруг.  Шар  давал  ему  и
кое-что еще сверх этого. Мистик никогда  не  учился  писать;  в  деревне
среди крестьян, где он провел большую часть своей жизни, в  этом  умении
не было никакой необходимости. Хрустальный шар позволял ему писать пером
на бумаге и выражать свои мысли многозначительными, хотя подчас чересчур
туманными фразами.
   Бессловесные мольбы пленника не достигали сознания Страда. Он подошел
к тяжелой металлической двери и  вышел  из  камеры,  задвинув  за  собой
тяжелый засов. Его мозг был полностью поглощен известием о том, что  два
чужестранца могут оказаться ему  полезными.  О  том,  что  один  из  них
обладает могучими сверхъестественными способностями, Страд узнал еще  до
того, как Вольдра нацарапал это в своем послании; без его ведома ни одно
существо, не обладающее силой воли или не пользующееся заклинаниями,  не
могло проникнуть в его владения.
   Знал он и о том, что зомби, посланные им проверить силу чужестранцев,
были истреблены. Один из пришельцев, правда, бежал в леса еще до  начала
битвы, однако волки уже преследовали его, направляя к замку графа.
   Второй, судя по всему, был сильным противником. Мысль об этом привела
Страда в восторг - уже давно перед его изворотливым, как у змеи,  мозгом
не вставало достойной задачи. Грациозно шагая по темным коридорам  замка
мимо грязных камер с хнычущими узниками, Страд решил, что пока ему нужно
собрать о пришельцах побольше сведений.
   ГЛАВА 4
   Душераздирающий голос скрипки разносился над поляной и  смешивался  с
лунным светом, пронизавшим лес.  Человек,  исполнявший  на  скрипке  эту
печальную,  незамысловатую  мелодию,  слегка  притопывал  ногой  в  такт
движениям своего смычка. Неподалеку от  него  внимали  игре  две  дюжины
мужчин, женщин и детей, которые слегка раскачивались под музыку,  словно
змеи, зачарованные дудочкой заклинателя.
   Лесной  лагерь  состоял  из  семи  больших  крытых   телег,   которые
располагались полукругом  возле  большого  костра.  Огромные  кибитки  и
фургоны  были  покрыты  причудливо  вырезанными  и  ярко   раскрашенными
изображениями разнообразных тварей и  существ,  которые  теперь  служили
декорациями для молодого скрипача. Пестрый шарф, повязанный  вокруг  его
лба,  и  такой  же  кушак,  затянутый  вокруг  тонкой  талии,  полностью
соответствовали убранству кибиток. Черные штаны в обтяжку и  белоснежная
рубашка с вырезанным воротом составляли с ними выгодный контраст.
   По мере приближения к концу музыкальной пьесы музыкант все  наращивал
и наращивал темп. Несколько заключительных аккордов прозвучали дерзко  и
вызывающе, контрапунктом к мрачному,  меланхоличному  тону  всей  пьесы.
Последние три  ноты,  извлеченные  из  покорных  струн,  разнеслись  над
поляной волнующим пиццикато, которое долго повторяло лесное эхо. Затем в
полуночном лесу воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием
дров в большом костре.
   Музыкант не ждал аплодисментов. Его слушатели были его  племянниками,
двоюродными братьями  и  сестрами,  дедушками  и  бабушками,  дядьями  и
тетками.   Их   задумчивое   молчание   яснее    всяких    аплодисментов
свидетельствовало, что его игра задела  их  за  живое,  а  это,  в  свою
очередь, было для него важнее потока медных и серебряных монет, которые,
бывало, потоком сыпались в его подставленную  шляпу  в  ярмарочные  дни,
служа вознаграждением за его игру для посторонних.
   Андари завернул драгоценный инструмент в  толстый  шерстяной  платок,
богато украшенный вышивкой. Этот платок буквально накануне был украден в
ближайшей деревне. О своей скрипке Андари заботился больше, чем о  самом
себе. Она передавалась от отца к  сыну  на  протяжении  вот  уже  пятого
поколения, и он сам собирался передать ее своему  старшему  сыну,  когда
его старческие пальцы уже не смогут удерживать струны на грифе.
   - Нет! Отстань от меня!
   Громкий женский крик настолько испугал Андари, что он выпустил из рук
свое драгоценное наследство. Если бы не  толстая  шаль,  в  которую  был
завернут инструмент, то скрытый в  траве  камень,  о  который  ударилась
скрипка, мог бы  проломить  ей  деку.  Теперь  на  лакированном  корпусе
появилась лишь маленькая вмятина, однако  этого  было  достаточно  чтобы
привести Андари в состояние бешенства.
   - Магда! - взревел он,  прижимая  раненую  скрипку  к  груди,  словно
ребенка.
   Изнутри одного из фургонов донесся звон разбиваемого стекла.
   - Оставь меня в покое!
   Послышался тупой удар, и входной клапан одной из кибиток распахнулся.
   - Убирайся отсюда, возвращайся к своей жирной жене!
   В проеме входа, четко выделяясь на фоне  освещенных  масляной  лампой
внутренностей  фургона,  возник  силуэт  молодой  женщины.  Несмотря  на
темноту, было видно, как свободно вьющиеся волосы цвета  воронова  крыла
ниспадают ей на плечи. Резким движением головы она откинула  упавшую  на
лицо прядь. Несмотря на  полные  чувственные  губы  и  призывный  взгляд
зеленоватых глаз, высокие скулы  придавали  ее  лицу  сердитое,  гневное
выражение. Обернувшись, девушка бросила строгий взгляд  внутрь  фургона.
Одной рукой она придерживала свои длинные юбки, открывая стройные ножки.
То, как легко она соскочила с борта фургона минуя крошечную  лесенку  из
трех ступенек, изобличало в ней искусную танцовщицу.
   - Будь ты проклята, Магда! - выругался Андари.
   Ему потребовалось всего  два  длинных  и  стремительных  шага,  чтобы
оказаться рядом с девушкой. Одной рукой он прижимал скрипку к  груди,  а
второй схватил Магду за волосы и рванул.
   - Посмотри, что  ты  наделала!  Из-за  твоих  воплей  я  уронил  свою
скрипку!
   Из фургона осторожно выглянул низенький, лысый человек. Его лицо было
бледно, а по лбу скатывались  на  лицо  капли  холодного  пота,  заливая
крошечные глаза-бусинки. Он  как-то  нелепо  шевелил  плечами,  стараясь
привести в порядок рубашку. Когда ему наконец удалось застегнуть дорогие
серебряные   пуговицы,   служившие   главным   украшением   его    белой
хлопчатобумажной рубашки, он сказал:
   - Она не для меня, Андари. Во всяком случае, до тех пор,  пока  я  не
захочу, чтобы меня прикончили в моей собственной постели.
   Андари снова яростно потряс Магду за волосы:
   - Говорил я тебе, будь с ним поласковее, говорил?
   Магда изловчилась  и  отвесила  брату  звонкую  пощечину.  Мужчины  и
женщины, слушавшие у костра игру скрипача,  потихоньку  расходились,  не
обращая внимания на потасовку. Подобные сцены между Андари и его сестрой
происходили довольно часто и не требовали постороннего вмешательства.
   - Ты не можешь заставить меня  лечь  в  постель  с  этим  деревенским
красавцем даже за те деньги, что  мне  причитаются!  -  возразила  Магда
негромким, но угрожающим голосом.
   Клиент наконец появился из фургона целиком. Застегнутая  рубаха  была
туго натянута на его огромном брюхе.
   - За такую девку, как ты, я  заплатил  бы  щедро,  -  проговорил  он,
потирая затылок. Ухмыльнувшись, он продолжал: - За  то  что  ты  ударила
меня но  голове  этой  стеклянной  миской,  я  мог  бы  добиться,  чтобы
деревенский староста публично тебя выпорол. Твое счастье, что я - добрый
малый.
   Андари униженно осклабился.
   - Конечно, конечно, герр Грест, - промурлыкал он. - Не  беспокойтесь.
Я прослежу за тем, чтобы Магда была наказана за свое дурное обращение  с
вами.
   - Как угодно.
   Толстяк смерил Магду  взглядом.  Ее  смуглое  лицо  разрумянилось  от
гнева, а в зеленых  глазах  ярилось  штормовое  море.  Даже  после  всех
оскорблений эти зеленые глаза казались  зажиточному  торговцу  зовущими.
Как раз в таких глазах мужчина мог  запросто  утонуть...  Грест  покачал
головой:
   - Я мог бы сделать тебя богачкой.  -  Сказав  это,  он  повернулся  к
Андари: - Где моя лошадь, парень? Мне нужно  немедленно  возвращаться  в
деревню.
   Деланная улыбка на лице музыканта исчезла.
   - Вы уверены, что не хотите попытать счастья  еще  раз,  герр?  Может
быть, вы удовольствуетесь обществом моих двоюродных сестер?
   Он покосился на тугой замшевый кошелек, свисающий с  пояса  торговца.
Кочевое племя не  часто  позволяло  чужакам,  которых  они  между  собой
называли "жирунчиками", проникать на территорию лагеря. А  уж  отпустить
такого клиента, не пощипав его кошелька, и вовсе было непростительно.
   - Нет. Просто приведите мне мою лошадь, -  сухо  сказал  герр  Грест.
Отвернувшись от полукруга  фургонов,  он  некоторое  время  рассматривал
темнеющую чащу леса. - Глупо было отправляться в путь в такую  темень...
но я думал, что путешествие будет стоить того.
   - Ступай, приведи сюда лошадь господина, - резко приказала Магда.
   Андари напрягся, чтобы снова вцепиться ей в волосы, но Магда опустила
руку на широкий  пояс,  которым  была  перетянута  ее  талия,  и  Андари
передумал. Он знал, что в поясе сестра хранит кинжал, с которым  никогда
не расстается.
   - Моя глупая сестра еще слишком молода и  не  понимает,  как  устроен
мир, - заметил Андари, отправляясь за лошадью господина. Затем он  потер
длинный белый шрам на тыльной стороне руки. - Не  думайте,  однако,  что
мы, вистани, чересчур наивны.
   Подбежав к своему фургону, он уложил свою обернутую шалью скрипку  на
ступени, а затем растворился в темноте за кибитками.
   Между  Магдой  и  Грестом  установилось  неловкое  молчание.  Наконец
девушка улыбнулась.
   - Может быть, я, в конце концов, сумею предложить вам нечто полезное,
- кокетливо сказала она.
   Подойдя к фургону своей  семьи,  Магда,  действуя  осторожно,  чтобы,
упаси бог, не задеть скрипку Андари,  вытащила  из-за  полога  небольшой
джутовый мешочек. Когда она возвращалась  к  Гресту,  в  мешочке  что-то
соблазнительно бренчало.
   - Существуют тайные  способы  сделать  вас  неотразимым  для  молодых
девушек, - сообщила она заговорщическим тоном, извлекая из  мешочка  еще
один мешочек, поменьше. Критически осмотрев его она  пояснила:  -  Стоит
только добавить щепотку этого порошка в вино  красивой  женщины,  и  она
будет в полном вашем распоряжении. К сожалению,  на  нас,  вистани,  это
снадобье не действует.
   Герр Грест потрогал мешочек толстыми пальцами.
   - Чушь, - пробормотал  он.  -  Любовное  зелье  существует  лишь  для
стариков, уродов и бедняков, которые не в  состоянии  получить  женщину,
которая им по нраву.
   Тонко улыбнувшись, Магда снова спрятала волшебный  порошок  в  мешок.
"Пожалуй, хорошо, что он не польстился на это снадобье", - подумала она.
Грест был из таких людей, которые, обнаружив обман, станут  преследовать
племя. Это было нежелательно,  особенно  если  учесть,  что  приворотное
зелье состояло в основном из толченой кости.
   - Тогда, может быть, вот эта  вещица  придется  вам  по  нраву,  герр
Грест. Вы отважный человек, который не боится  путешествовать  по  лесам
Баровии  после  захода  солнца,  однако  даже  самом  отважному   я   бы
посоветовала иметь при себе этот амулет.
   С  этими  словами  она  протянула  торговцу  длинный  кожаный   шнур,
серебряный кончик которого соблазнительно поблескивал в свете костра. На
наконечнике был  выгравирован  глаз,  полуприкрытый  веками  и  довольно
злобный на вид.
   - Это отвадит от вас злых тварей, которые по ночам властвуют в  лесах
Баровии, - Магда понизила голос до  заговорщического  шепота:  -  Зомби,
вервольфы, даже вампиры не могут разглядеть или почуять вас, пока с вами
этот предмет.
   Заметив, с  какой  жадностью  свиные  глазки  "жирунчика"  следят  за
раскачивающейся перед его носом серебряной капелькой, Магда поняла,  что
вот-вот заключит выгодную сделку.
   - Сколько? -  спросил  "жирунчик",  при  этом  его  рука  поползла  к
кошельку.
   - Тридцать золотых.
   - Чушь, - возразил Грест. - Самое большее - пятнадцать.
   Магда затрясла головой, от чего иссиня-черные волосы запрыгали  перед
ее лицом. Амулет действительно обладал кое-какой колдовской силой,  хотя
она и преувеличила его возможности.
   - Я предлагаю его вам по столь низкой цене только потому,  что  я  не
слишком вежливо обошлась с  вами  некоторое  время  назад.  Если  вы  не
заплатите столько, сколько он стоит...
   - Ладно, пусть будет тридцать, шарлатанка.
   Ударили по рукам. В этот момент появился Андари, ведя в поводу лошадь
купца. Лошадь была уже оседлана и готова в дорогу. Грест выхватил амулет
из рук Магды и, швырнув на землю пригоршню золотых  монет,  взобрался  в
седло.
   - За ночь с тобой  я  бы  заплатил  вдвое  больше!  -  воскликнул  он
напоследок и, развернув лошадь, поскакал по узкой тропе ведущей в лес.
   На  опушке  леса  его   лошадь,   однако,   заартачилась.   Испуганно
попятившись, она захрапела, не  желая,  по  всей  вероятности,  покидать
безопасную, освещенную  светом  костра  поляну.  Лысый  толстяк  сердито
ударил лошадь каблуками по бокам.
   - Но, пошла, волчья сыть. Пошевеливайся!
   Кобыла, однако, уставилась круглыми вытаращенными глазами  куда-то  в
заросли густого кустарника, растущие сразу за  лагерем.  Грест  пнул  ее
снова. Лошадь захрапела, прянула в сторону и стрелой метнулась по тропе.
   В кустах слегка пошевелилась темная фигура. Она была темнее, чем сама
темнота, которая укрывала ее до сего времени. Рыцарь  Смерти  повернулся
спиной к табору, не переставая  наблюдать  и  прислушиваться.  Несколько
часов он преследовал волков по лесу, пересекая темные  реки  и  прорубая
себе путь сквозь спутанный подлесок и бурелом. На расстоянии  нескольких
миль от лагеря хитрые бестии перестали тявкать и завывать, и Сот услышал
звуки музыки. Он пошел на  этот  печальный  звук,  и  он  привел  его  к
маленькому лагерю вистани.
   Сначала он подумал, что собравшиеся у  костра  цыгане  -  это  просто
маскировка, к которой прибегли коварные твари, населяющие Абисс,  однако
после примерно полуторачасового  наблюдения  за  мужчинами  и  женщинами
рыцарь убедился, что это не  так.  Похоже,  что  это  были  обыкновенные
смертные. Теперь он дожидался лишь того, чтобы кто-то проявил  себя  как
руководитель или вождь этой пестрой  банды.  Может  быть,  это  и  будет
загадочный "Страд", имя которого бормотал зомби. Молодой парень по имени
Андари определенно пользовался среди соплеменников  некоторым  влиянием,
но никто, похоже, его не боялся. Нет, это не он держал все племя вместе.
   Не подозревая о мерцающих глазах,  которые  пристально  наблюдали  за
ним, Андари продолжал бранить сестру:
   - Ты не хочешь воровать,  не  хочешь  танцевать  для  чужих,  а  твои
рассказы племени не интересны. - Молодой  человек  пнул  Магду  ногой  с
такой силой, что она упала. - Хорошо еще, что Грест купил у тебя амулет,
иначе я отправил бы тебя ночевать в лес!
   - Не тебе решать судьбу Магды!
   Андари резко  повернулся  и  оказался  лицом  к  лицу  со  сморщенной
старухой, которая произнесла свою фразу твердо и уверенно.
   - Мадам Гирани... - пробормотал юноша, чувствуя, как краска  смущения
бросилась ему в лицо. - Я не хотел вам говорить, но Магда...
   - Слушает мои слова, а не твои.
   Старая цыганка холодно посмотрела на него, и ее взгляд мигом  остудил
его гнев. Наклонившись, он протянул сестре руку.
   - Хорошо, - сказала Гирани, когда Магда встала и принялась отряхивать
многочисленные юбки. - А теперь объясните мне, в чем дело.
   Магда на всякий случай придвинулась к старухе  поближе,  нежно  обняв
мадам Гирани за плечи.
   - Андари хотел, чтобы я отдалась  богатому  торговцу  из  деревни.  Я
отказалась, и он оставил меня одну в фургоне наедине с этой свиньей. Мне
пришлось стукнуть его по голове хрустальной вазой, чтобы он оставил меня
в покое.
   Мадам Гирани вздохнула и крепче  стиснула  в  кулаке  свою  узловатую
клюку, на которую она опиралась.
   - Я  уже  говорила  тебе,  Андари,  что  у  меня  определенные  планы
относительно  твоей  сестры.  Наше  племя   достаточно   велико,   чтобы
прокормить рассказчицу и сказочницу. Я хотела, чтобы именно Магда  стала
ею.
   - Я хотел только  добыть  немного  золота  для  племени  из  толстого
кошелька "жирунчика",  -  угрюмо  оправдывался  Андари.  Опустившись  на
колено, он собирал разбросанные в траве золотые монеты.
   - Это же и для вас тоже.
   Старуха не ответила. Взгляд ее устремился  на  человека  в  доспехах,
появившегося на краю поляны. Его появление было столь  неожиданным,  что
казалось, будто он материализовался из самой темноты. По мере  того  как
он приближался к костру,  стало  заметно,  что  это  рыцарь  в  древних,
обожженных доспехах. Потемневшая от страшного  жара  нагрудная  пластина
была когда-то украшена искусной гравировкой, которая теперь  была  почти
не видна из-за многочисленных вмятин, полученных в давнишних  сражениях.
Впрочем, даже эти страшные отметины не  могли  скрыть  того  факта,  что
когда-то этот доспех был очень красивым и дорогим.
   С плеч незнакомца свисал тяжелый пурпурный  плащ,  почти  достигавший
колен рыцаря. Шлем его, такой же старый и побитый, как и прочие доспехи,
был некогда украшен длинным плюмажем из черного конского волоса,  однако
и это украшение было  опалено  страшным  огнем.  Рыцарь  был  совершенно
черным, и только из-под забрала его шлема сверкали его горящие глаза.  В
лагерь   он   вступил   с   тяжеловесной   уверенностью   состоятельного
аристократа, его походка  была  уверенной  и  неторопливой,  напомнившей
старухе о неотвратимом приходе осени после теплого лета.
   - Добро пожаловать, - произнесла мадам Гирани.  -  Это  лагерь  моего
племени, и я предлагаю тебе отдых и кров.
   Лорд Сот слегка поклонился,  положив  тяжелую  перчатку  на  навершие
меча.
   - Я прин