олитвы, которые он так хорошо знал. Это продолжалось
до самого рассвета. Бормотание Доминика да  редкие  стоны  раненых  были
единственными звуками, которые нарушали тишину ночи.
   На рассвете Ивар и Доминик внесли раненых в обеденный зал и  устроили
их поближе к огню. Пето и Маттас все еще были  без  сознания,  а  Гектор
сильно страдал от боли. Доминика шатало  от  усталости,  но  он  все  же
остался с Иваром и помог ему позаботиться о товарищах. Сделав  все,  что
было в их силах, они выслушали рассказ Андора о том, как  он  попал  под
влияние Моргота.
   Ивар никогда раньше не видел Андора столь подавленным и  растерянным.
Слезы текли по его лицу, а руки дрожали, пока он рассказывал о том,  как
Маэв ловко провела его в  первую  ночь  и  как  в  последующие  ночи  он
вынужден был  против  своей  воли  вставать  с  постели,  чтобы  служить
Морготу.
   - Стоило только мне снять амулет, и Моргот завладел моей душой. После
этого, даже когда я надевал амулет, он не давал мне  силы  противостоять
ему. Мой голод стал неутолим.
   - Почему же ты не сказал мне? - спросил Ивар.
   - Мне следовало быть сильнее, я хотел сам справиться с его властью.
   - Справиться с этим? - участливо спросил Ивар.
   - В первую ночь, когда мы охотились  в  обличье  волков,  мы  убивали
только гоблинов. Мне казалось, что Маэв чувствует себя  одинокой  и  что
мои превращения помогают ей справиться с этим, что я служу только ей, ее
тщеславию и больше ничему... - Андор помолчал и с горечью добавил:  -  Я
узнал истину, только когда было слишком поздно.
   Подняв глаза, Андор посмотрел на сидевших рядом с ним мужчин. Доминик
прятал под безучастностью свое сожаление  и  горе,  смертельно  уставший
Ивар смирился с мыслью, что борьбу с Морготом придется продолжить,  хотя
все они обречены.
   - Я тоже участвовал в убийствах, - признался Андор,  -  но  теперь  я
хотел бы остаться с вами. Я буду помогать вам до тех пор, пока вы будете
в этом нуждаться.
   - Пойдем со мной, - пригласил Доминик и повел Андора через освещенный
первыми лучами солнца двор прямо к часовне. Ивар уже убрал заклятье, и в
двери можно было спокойно войти. Доминик откинул засовы и вошел  внутрь.
Андор, вспоминая ужас прошедшей ночи, остановился у косяка, наблюдая  за
тем, как Доминик вытряхивает Полотно, сбрасывая с него  на  пол  хрупкие
скорлупы тех, кто пытался ночью освободиться из его страшного плена.
   - Войди внутрь, - сказал Доминик, вешая Полотно на прежнее место.
   Андор боязливо сделал маленький  шаг  вперед,  однако  заколебался  и
вновь остановился в тамбуре. Сделав глубокий вдох, словно перед тем  как
броситься в  воду,  он  сделал  еще  несколько  нерешительных  шажков  и
оказался в часовне. Доминик протянул к нему руки и прижал к себе.
   - Приветствую тебя, брат, - прошептал он, и слезы радости закапали на
плечо Андора.
   Слова Доминика прозвучали невнятно, поглощенные обитающим  в  часовне
злом. Андор быстро взглянул на Полотно и вышел быстрым шагом,  стесняясь
броситься бегом. Только очутившись на ярком солнце, он понял, почему ему
пришлось так поспешно покинуть часовню: за  все  время,  что  он  пробыл
внутри, он ни разу не осмелился вдохнуть воздух.
   * * *
   Джонатан понимал, что его поступок заставил Моргота усомниться в  его
преданности и поставил под удар всех, и прежде всего Сондру. Проникнув в
Линде через свою пещеру, он спрятался  в  пещере  Ивара  и  собрал  свои
колдовские книги и деньги. Выждав, пока  последние  посетители  покинули
гостиницу и все стихло, он поднялся на второй этаж и прокрался в комнату
Сондры.
   Рядом с ее кроватью стояла зажженная свеча. Сондра спала, но ее  руки
были сложены таким образом, как  будто  она  молилась.  На  щеках  и  на
подушке еще сохранились следы недавних слез. Жон оставил ее внезапно, не
объяснив, куда и зачем уходит, оставил наедине  с  огромным  количеством
вопросов, на которые никто не мог дать ответ. Его так долго не было, что
Сондра наверняка не находила себе  места  от  беспокойства.  Мог  ли  он
теперь ожидать, что Сондра поверит ему?
   Тем не менее он разбудил  девушку,  действуя  как  можно  осторожнее,
чтобы Сондра спросонья не подняла крик. Лишь только Сондра  поняла,  кто
стоит перед нею, ее руки обвились вокруг шеи Жона,  а  на  глазах  снова
показались слезы. Жон нежно отстранил ее,  продолжая  держать  за  руку,
словно боясь, что она  уйдет.  Усевшись  рядом  с  ней  на  кровать,  он
подробно рассказал ей обо всем, начиная с того самого  момента,  как  он
освободил своего отца из часовни в крепости. Не  упомянул  он  только  о
том, как убил Лео, решив про себя, что вина за это  не  покинет  его  до
конца дней.
   - Я хочу, чтобы ты убежала отсюда вместе со мной, - закончил он.
   - Прямо сейчас? -  удивилась  Сондра.  -  Дорога  охраняется,  и  нам
придется идти лесом.
   Жон понял, что Сондра боится темноты и тех тварей, которые  бродят  в
ней.
   - Я вполне способен защитить нас обоих, - напомнил он.
   - Да, конечно, я ведь помогала тушить  огонь,  который  ты  зажег,  -
ответила Сондра, быстро  одеваясь.  Спустившись  по  лестнице  вслед  за
Джонатаном, она задержалась на кухне, стащив нож и небольшой мешочек  из
денег гостиницы. Затем оба вышли в темноту.
   Сондра крепко держала Жона за руку, дрожа от холода и от страха.  Они
дождались, пока луна скрылась за тучей, а  затем  пересекли  Тиморийскую
дорогу, пройдя мимо запертых амбаров и  заснеженных  огородов.  Двигаясь
быстрым  шагом,  они  должны  были  достичь  Виткаля  не  позже  полудня
следующего дня, где - как надеялся  Жон  -  они  будут  в  безопасности.
Виткаль был большим городом, выстроенным  на  окраине  леса,  в  котором
обитали ведьмы. Вряд ли  Моргот  совершит  такую  глупость,  что  станет
разыскивать их так близко от логова колдуний.
   На опушке леса Жон заметил первые тонкие языки редкого,  серебристого
тумана, которые, словно  призрачные  пальцы,  шевелились  между  темными
стволами деревьев. Прикрывая Сондру своим  телом,  он  попятился.  Туман
следовал за ними, подталкивая их обратно в направлении поселка.
   - Почему он не нападает? - натужным шепотом спросила Сондра.
   Жон покачал головой. Ответ стал ему ясен, лишь только  они  оказались
около дороги. Раздался звук, как будто кто-то чиркал огнивом по  кремню,
потом вспыхнуло сразу несколько факелов, ослепив их. Жон услышал  голоса
и хруст снега под башмаками бегущих к ним людей.
   - Беги, пока тебя не заметили! - велел Джонатан Сондре.
   - Никогда! - храбро ответила девушка, прижимаясь спиной к его спине и
выхватывая нож.
   Мужчины несли с собой несколько веревок и стальную клетку.  Джонатану
было вполне по силам уничтожить их как по одному, так и всех  сразу,  но
он не воспользовался своим могуществом. Он слишком устал  от  пожаров  и
смертей.
   - Защити себя! - выкрикнула Сондра, держа нож прямо перед собой.
   У них еще была возможность спастись. Жон начал читать заклинание, при
помощи которого он разделил непреодолимым барьером Андора и Ивара.  Лишь
только он закончил, они побежали в лес, под прикрытие  деревьев,  однако
на полпути к лесу их настиг и окружил серебристый туман. Жон  вскрикнул,
но не от боли, а от изумления: холодное прикосновение Моргота лишило его
заклинание силы.
   - Я забираю обратно могущество, которое я дал тебе, -  прошептал  ему
на ухо  голос  отца.  Какая-то  сила  вырвала  у  него  из  руки  связку
колдовских книг, которая тут же растаяла в мерцающем тумане.
   Жон потянулся к  кинжалу,  но  прежде  чем  он  успел  взмахнуть  им,
преследователи уже настигли их. Жон яростно отбивался, даже ранил двоих,
но его задавили массой и повалили.
   Упав на снег, Джонатан прекратил  сопротивление.  Тем  не  менее  его
сначала избили ногами до бесчувствия, а потом  связали  и  втиснули  его
тело в тесную клетку, по своим размерам подходящую  гоблину,  отнюдь  не
человеку. Только после того, как Жон был надежно заперт, кто-то  спросил
у него:
   - Это ты убивал людей?
   - Я несу за это ответственность, - ответил Жон,  закрывая  глаза.  Он
знал, какая участь его ожидает, и считал, что это гораздо меньше, чем он
заслуживает.
   * * *
   Весь вечер Дирка трудилась одна,  с  нетерпением  ожидая  возвращения
Андора и Ивара. В конце концов она захлопнула двери в зал, опустилась на
стул подле огромного, тяжелого стола и попыталась решить, как она  будет
жить дальше. Совсем недавно она  была  красивой,  беззаботной  женщиной.
Теперь  же  она  превратилась  в   старуху,   сломленную   отчаянием   и
растерянностью.
   Может быть, это случилось оттого, что она мало  что  могла  изменить.
Андор и Ивар пропали, Сондра, обезумевшая от горя, была заперта в  одной
из комнат наверху. И Жон - единственный человек, чья судьба  была  Дирке
не безразлична, - попал в плен и теперь  ждал  казни.  Дирка  ничего  не
могла придумать, чтобы спасти Жона.  Судя  по  тому,  что  он  рассказал
деревенским дознавателям, и он не видел никакого выхода.
   Что станет с ней теперь? Одна она не сможет  справиться  с  делами  в
гостинице. Она была стара, бесплодна,  а  жизнерадостность  покинула  ее
давным-давно. Кто возьмет ее без богатства?
   Запор на кухонных  ставнях  задребезжал,  и  Дирка  потуже  задвинула
щеколду. Заглянув в щель ставни, Дирка увидела  какой-то  отблеск  среди
черных теней, отбрасываемых деревьями в лунном свете.  Резкий  ветер  со
скрипом раскачивал замерзшие деревья, но ей показалось, что  она  слышит
мужской голос, который зовет ее. Это  был  резкий,  пронзительный  звук,
отчаянная мольба о помощи:
   - Ди-и-р-р-ка!!!
   Далекий крик заставил ее поддаться.  Она  уже  пошла  было  к  двери,
ведущей наружу, когда вдруг увидела собственное отражение  в  стеклянной
дверце посудного шкафчика. Развернувшись, она попятилась к дверям в зал,
где собрались мужчины.
   - Ди-и-р-р-ка!!!
   Он видел ее! Видел даже сквозь стены и запертые ставни. Зов  раздался
гораздо ближе, и Дирка задула свечи, остановившись посреди кухни.  Голос
и пугал и одновременно зачаровывал ее.
   - Ди-и-р-ка...
   Темнота тоже не скрыла ее. Напротив, звук  голоса,  произносящего  ее
имя, разбудил в  ней  страстное  желание  слышать  его  снова  и  снова.
Медленными шагами Дирка подошла к двери на улицу и открыла ее.  Холодный
воздух ворвался в кухню, принеся с собой могильную  сырость  и  обещание
смерти.
   На пороге высилась мерцающая фигура.
   - Дирка, - мужчина улыбнулся ей и шагнул внутрь.
   Дирка отступила назад, мужчина приблизился к ней и заговорил  голосом
таким тихим, что она еле расслышала его:
   - Я могу дать тебе все, что ты  захочешь.  Ты  должна  будешь  только
пообещать служить мне, делать все, что я ни попрошу.
   - Все? - Дирка заглянула в его глаза, и сомнение исчезло.
   - Даже проклятье вистани можно отвести, - улыбнулся он. Улыбаясь,  он
становился очень похож на Жона, хотя был сильнее и красивее его.
   Дирка приподняла голову и застенчиво заморгала, когда он прижал ее  к
себе. Его губы прижались к ее губам, и Дирка ощутила,  как  он  пьет  ее
дыхание, позволяя ей пить свое.
   Что он с ней делал! Дирке показалось, что его дыхание  наполнило  все
ее тело обещанием жизни. Она вся обмякла, и его сильные руки  поддержали
ее. Дирка позволила ему делать с собой все, что угодно, даже то, что она
не позволяла ни одному мужчине. И когда он наконец выпустил  ее  и  стал
давать  указания,  что  ей  надлежит  делать  следующей  ночью,  она  не
возражала. Она никогда еще не чувствовала себя лучше, и одиночество тоже
отступило. Это ощущение сохранялось еще долго, даже после  того  как  он
ушел, такое же реальное, как и обещание, которое он ей дал.
   На столе он оставил небольшую склянку с прозрачной  жидкостью.  Дирка
спрятала ее в глубине  посудного  шкафчика  -  жидкость  понадобится  ей
только  завтра  вечером.  Тем  временем  почти   рассвело,   пора   было
отправляться спать. Поднимаясь к себе по ступенькам лестницы, Дирка тихо
засмеялась, надеясь увидеть его во
   сне.
   * * *
   Жона посадили в ту  же  самую  клетку,  в  которой  обычно  содержали
гоблинов, перед тем как принести их в жертву, поставив ее в тот же самый
сарай. Клетка была  так  мала,  что  Жон  мог  лежать  только  на  боку,
свернувшись калачиком и прижимая колени к груди. Руки его были на всякий
случай скованы цепью. Не смотря на то  что  несколько  мужчин  постоянно
стерегли его, никто из жителей Линде не пришел даже взглянуть  на  него.
Они боялись его, и мысль об их страхе вызвала в Жоне неожиданное сильное
отвращение. Через две ночи его сожгут. Что ж, так даже лучше...
   Маэв появилась возле клетки вскоре после того, как Джонатан  попал  в
плен. Он услышал ее властный  голос,  приказывающий  стражникам  отойти,
чтобы она смогла поговорить с преступником наедине.  Затем  дверь  сарая
скрипнула и Маэв появилась на пороге. Жон  ожидал  ее  прихода:  победив
его, Маэв непременно должна была заглянуть к нему, чтобы полюбоваться на
его беспомощность.
   - Ты, кажется, назвал  меня  "прекрасной  лисичкой",  -  раздался  ее
мурлыкающий голос, - неужели я перестала тебе нравиться?
   Свет лампы упал  на  нее,  и  Жон  сумел  рассмотреть  женщину.  Маэв
расплавила часть своих украшений  и  сделала  из  золота  некое  подобие
маски, украшенной лазуритом  и  полированными  драгоценностями,  которая
закрывала верхнюю половину ее лица. Руки Маэв были затянуты  в  длинные,
плотно облегающие черные перчатки из плохо  выскобленной  кожи,  которые
оставляли  открытыми  лишь  чувствительные  подушечки  пальцев  с   ярко
накрашенными ногтями. Руки выглядели столь же  изящными,  как  когда-то,
однако Жон сумел разглядеть крохотные бугорки на тех  местах,  где  кожа
перчаток скрывала набрякшие волдыри. Одета Маэв была в свободное  платье
с  высоким  воротом  и   длинными   рукавами.   Платье   было   украшено
драгоценностями, которые лишь едва заметно  нарушали  общий  порядок  на
раненном плече.
   - Тебя жалеют в поселке? - спросил Жон.
   - Да. Только твоя смерть докажет, что я верна колдуньям, и они снимут
свое проклятье. Я уверена.
   - И тогда ты продолжишь поставлять им новые жертвы?
   Маэв нахмурился, недоумевая, каким образом  Жону  удалось  узнать  ее
тайну. Однако она удержалась от вопроса, воспользовавшись случаем, чтобы
побольнее уколоть юношу:
   - Может быть, мне стоило пойти к Сондре и пообещать освободить  тебя,
если она согласится поселиться у меня, любить меня так, как любила  меня
твоя мать, и превращаться точно так же, как превращалась Лейт!
   Почувствовав его бессильную ярость Маэв рассмеялась и добавила:
   - Можешь рассказывать этим деревенским дуракам все, что тебе  угодно,
все равно тебе никто не поверит!
   Джонатан наслаждался своей маленькой победой: в голосе Маэв он уловил
нотку тревоги. Когда он смотрел ей вслед, ему показалось, что ноги  Маэв
искривились, а походка стала напряженной и неуклюжей.
   ГЛАВА 17
   Сражаясь с мужчинами на дороге,  Сондра  тоже  успела  ранить  двоих,
прежде чем кто-то вырвал нож из ее руки. Затем  ее  потащили  обратно  в
Линде, и Сондра, не стесняясь, выкрикивала все ругательства и проклятья,
которые могла припомнить. Ее заперли в  одной  из  комнат  гостиницы  на
втором этаже, и один из мужчин остался на часах у дверей.
   Оставшись одна, Сондра упала на  кровать  и  лежала  молча,  мысленно
оплакивая все то, что она потеряла. Несмотря на свое горе, она никак  не
хотела смириться с поражением. Пока Джонатан был жив, оставалась надежда
на то, что что-то может измениться.
   Наступил вечер следующего дня,  и  Дирка  принесла  Сондре  роскошный
ужин: луковый суп, кусок копченой  утки,  которую  берегли  к  празднику
зимы, когда Сондра и Жон должны были быть официально объявлены  мужем  и
женой, засахаренную морковь и свежие булки. Самой большой драгоценностью
среди всех этих яств был, безусловно, небольшой графин вина из  облачных
ягод, емкостью всего в два стакана. Мясо  уже  было  порезано,  а  булки
намазаны маслом и медом. Единственным прибором на подносе  была  большая
суповая ложка.
   - Мне не доверяют? - спросила Сондра, покосившись на ложку.
   - Ты сделала все, что могла, - сказала Дирка  неожиданно  ласковым  и
нежным голосом,  который  разительно  отличался  от  того,  каким  Дирка
разговаривала с ней прежде. - У тебя выдался тяжелый день. Я  знаю,  что
ты никогда не пробовала вина, но теперь тебе просто  необходимо  немного
выпить. Оно утолит твою боль и поможет уснуть.
   Сондра так стремительно прильнула  к  ее  руке,  чуть  не  перевернув
поднос. Дирка едва успела подхватить графин.
   - Дирка! Неужели ты не сможешь помочь мне бежать отсюда? Может  быть,
вместе мы сумеем...
   - Я попробую что-нибудь придумать, дитя мое.
   - Пожалуйста! Мы должны что-нибудь сделать. Мы обе так его любим!
   - Да, действительно, - согласилась Дирка.
   Сондра налила себе стакан вина и выпила его медленными глотками.
   - Странно, вино кажется мне вкуснее, чем когда-либо, - заметила она.
   - Я вернусь за подносом. Может быть, к  тому  времени  одной  из  нас
удастся что-то придумать, - ответила ей Дирка и,  не  сказав  "спокойной
ночи", ушла.
   Как только дверь за Диркой  закрылась,  Сондра  выпила  всю  воду  из
кувшина, который стоял возле кровати, и скорчилась над  ночным  горшком,
засунув два пальца глубоко в рот. Она не прекращала своих усилий до  тех
пор, пока ей не удалось окончательно прочистить желудок.
   Она  не  почувствовала  бы  в  вине  привкуса  яда,  если  бы  ее  не
насторожила неожиданная холодность Дирки, когда она говорила о  Жоне,  а
решительное выражение ее лица напомнило Сондре лицо Миши -  он  выглядел
точно так же незадолго до смерти, и точно так же выглядел Андор накануне
своего исчезновения. Эта тварь - Сондре пришлось напомнить себе, что это
был отец Жона, - сумела пробудить зло даже в душе ее тетки.
   Озарение пришло к ней неожиданно, она поняла, что  задумала  Дирка  и
как ей самой следует поступить сейчас. На цыпочках подкравшись к  двери,
Сондра услышала только хриплое дыхание охранника. Сондра постучала.
   - Отойди от двери! - приказал часовой и загремел засовом. Дождавшись,
пока Сондра отзовется с противоположного конца комнаты, он отпер дверь и
вошел.
   - Ну, что случилось? - сердито проворчал он.
   - Вот тут немного вина, - Сондра показала на графин. - Я  никогда  не
любила вина, а в открытом графине оно испортится к утру. Может быть,  ты
выпьешь его?
   - Хочешь подкупить меня, а?
   - Я не смогла бы помочь ему, даже если бы была свободна.
   - Это верно, - кивнул стражник, - ты все понимаешь верно. Трое  наших
сторожат твоего жениха днем и ночью, и тут  уж  никому  не  удастся  его
спасти.
   Сондра казалась убитой горем, и стражник, похлопав ее по руке, забрал
графин с вином и стакан.
   - Я тоже ничего не смог бы поделать, дочка, - сказал  он,  -  в  моих
силах - только прочесть молитву, чтобы боги оказались милостивее к нему,
чем наши деревенские старейшины.
   - Спасибо, - прошептала Сондра, глядя в пол и вытирая глаза  кончиком
салфетки.
   Когда стражник  вышел,  тщательно  заперев  за  собой  дверь,  Сондра
уселась на полу, прислонившись затылком к двери, чтобы слышать все,  что
происходило в холле. Выпив вино, стражник сначала сонно  задышал,  потом
громко  захрапел.  Его  храп  становился  все  тише,  тише,  и  внезапно
оборвался.
   Сондра вскочила на ноги и схватила ложку. Ставни второго  этажа  были
сделаны из мягкого дерева, и петли держались на  них  непрочно.  Теперь,
когда никто не мог ее услышать, Сондра принялась за работу.  Наконец  ей
удалось освободить один ставень.
   Она лишь чуть-чуть приоткрыла окно, чтобы  выглянуть  в  темноту.  На
деревенской площади горели факелы. Несколько мужчин трудились в самой ее
середине, вычищая и углубляя яму для костра,  сгребая  в  сторону  снег,
чтобы освободить место для танцев. "Сколько из  жителей  деревни  смогут
петь праздничные песни