оспоминания о том, что произошло этой  ночью,  отчетливо  всплыли  в
памяти. Он попытался шевельнуть рукой, попытался сесть, однако  тело  не
слушалось  его.  Как  Торис  ни  старался,  как  ни  скрипел  зубами  от
нечеловеческого напряжения - все  было  напрасно.  Подкатившая  к  горлу
тошнота заставила его лежать неподвижно. И слушать.
   - Я не сомневаюсь, - донесся голос Казимира, - что  сегодняшняя  ночь
заставит твои глаза открыться.
   - Я вовсе не слепа, - холодно откликнулась Юлианна.
   - Не слепа, а  обманута  его  театральными  приемами  и  уловками,  -
донесся мягкий голос. -  Хорошо,  я  устрою  вашу  с  Казимиром  встречу
сегодняшней ночью, но предупреждаю зрелище может прийтись вам  очень  не
по нраву.
   Острая боль пронизала тело Ториса. Мягкий бархатный голос принадлежал
не Казимиру, а Геркону Люкасу.
   - Где он? - настойчиво спросила Юлианна.
   - Мы отправимся на охоту, вы и я.
   Торис снова предпринял попытку сесть, и его руки, по-видимому, слегка
дрогнули, так как Юлианна сказала:
   - Он очнулся. Теперь вам лучше уйти. Торис решительно  стиснул  зубы,
но тело отказывалось служить ему.
   - Я уйду, - сказал Люкас, - но только, если вы пообещаете встретиться
со мной сегодня вечером.
   - Хорошо, - теряя терпение, отозвалась Юлианна.
   Ториса затрясло сильнее, и Юлианна нежно прикоснулась к нему руками.
   - Торис, дорогой, лежи спокойно. Ты обязательно поправишься.
   Он с трудом раскрыл  глаза,  слипшиеся  от  засохшей  крови.  Юлианна
сидела на кровати рядом с  ним,  и  в  ее  изумрудных  глазах  светились
сострадание  и  тревога.  Когда  она  наклонилась  над  Торисом,   чтобы
проверить наложенные шины и бинты, входная дверь негромко хлопнула. Жрец
посмотрел на девушку своими опухшими глазами и прохрипел:
   - Он... ушел?
   На губах Юлианны появилась печальная улыбка. Губы у нее  были  такими
же алыми как и платье.
   - Да, он ушел.
   - Ты должна бежать.
   - Шш-ш-ш! - успокоила его Юлианна, ласково касаясь его плеч.
   Торис  раскрыл  глаза  еще  шире  и  произнес  настолько  разборчиво,
насколько позволяла ему боль:
   - Послушай меня, Юлианна... Ты должна... бежать из  этого  проклятого
места.
   - Нет, - ответила Юлианна, и глаза ее наполнились  печалью.  -  Я  не
отходила от тебя с тех пор, как ночью к тебе забрался вор. Я не  оставлю
тебя.
   -  Юлианна...  ты  должна,  -  взмолился  Торис,  безуспешно  пытаясь
протянуть к ней закованные в лубки  руки.  -  Ты  в  опасности.  Юлианна
нахмурилась.
   - Ты знаешь, что случилось с Казимиром? Вот уже три дня, как он ушел,
а теперь еще этот вор...
   Торис почувствовал в ногах такую сильную боль,  что  глаза  его  сами
собой закрылись.
   - Не беспокойся, - утешала его Юлианна.  -  Теперь  у  нас  есть  чем
защищаться, - я подобрала кинжал и спрятала его в ящик. К тому же Геркон
Люкас пообещал поставить в коридоре стражника.
   С трудом открыв глаза, Торис прошептал:
   - Насколько... серьезно я ранен?
   Юлианна посмотрела в  его  мутные  глаза  и  прикусила  нижнюю  губу.
Погладив его по спутанным волосам, она сказала:
   - Ты должен спать, Торис.
   - Как сильно я ранен? - настаивал Торис.
   От напряжения у него даже заболело горло, хотя слова свои он произнес
едва слышным шепотом.
   Девушка вздохнула и решительно сжала губы.
   - Ноги и руки у тебя  раздроблены.  Здешний  цирюльник  считает,  что
сломано несколько ребер. Да и все лицо у тебя в синяках.
   Торис отвел глаза. Некоторое время его  слезящиеся  глаза  беспомощно
шарили по потолку. Потом он тихо пробормотал:
   - Ты должна ехать без меня.
   - О чем ты говоришь?! - воскликнула Юлианна, впившись взглядом в  его
лицо.
   - Я... обо всем договорился, - от нового  приступа  боли  Торис  даже
зажмурился. -  Возьми  мой  кошелек  с  золотом.  Сегодня  в  сумерки...
встретишься на  рыночной  площади  с  цыганами.  Заплати  им  семнадцать
золотых, и они... увезут тебя.
   - Но сегодня вечером я должна встретиться с Герконом Люкасом.
   - Нет... - настаивал Торис, глядя куда-то в пространство. -  Люкас  -
оборотень, вервольф. И Казимир тоже...
   - Что?! - брови Юлианны подскочили, от изумления она даже отняла свою
руку от его головы.
   - У меня нет сил, чтобы доказывать это тебе... - пробормотал Торис. С
трудом сфокусировав свой взгляд на лице девушки, он сказал: - Я сам тому
самое главное доказательство. На меня напал  не  грабитель.  Это  был...
Казимир. Он и Люкас... действуют заодно.
   Юлианна   смертельно   побледнела.   Даже   ее   алые   губы    стали
синевато-серыми.
   - Если тебе хоть немного меня жалко, беги отсюда сегодня же...
   Юлианна бессмысленно смотрела прямо перед собой.
   - Я не могу в это поверить.
   - Любовь ослепила тебя, - с  горечью  прошептал  Торис.  -  Любовь  к
Казимиру... Она ослепила и меня тоже.
   Юлианна  встала,  недоверчиво  качая  головой.  Бледное  лицо  ее  не
выражало ничего кроме глубокой печали.
   - Как это может быть?
   - Не спрашивай, - нетерпеливо прохрипел Торис. - Просто послушайся  и
беги!
   Юлианна повернулась к  нему,  и  он  увидел,  что  изумруды  ее  глаз
окружены тонкими розовыми прожилками усталости.
   - Но я не могу оставить тебя здесь, ты можешь...
   - Я и так уже почти мертв, Юлианна, - перебил ее  Торис  и  с  трудом
вздохнул. - Я умру независимо  от  того,  оставишь  ты  меня  здесь  или
попытаешься взять с собой. В последнем случае ты погибнешь тоже.
   Юлианна расплакалась:
   - Я не могу оставить тебя на верную смерть.
   - Тебе придется это сделать.
   Подбородок у нее задрожал от сдерживаемых рыданий.  Наклонившись  над
кроватью, Юлианна бережно обняла Ториса. Даже сквозь  мучительную  боль,
которую  причинили  ему   эти   легкие   объятия,   Торис   почувствовал
прикосновение ее горячего тела. По щеке его скатилась одинокая слеза.
   Юлианна нехотя отпустила его:
   - До свидания, добрый Торис.
   Торис  понял,  что  никогда  больше  не  увидит  ее  черных  волос  и
изумрудных глаз.
   - Который теперь час? - спросил он.
   - Четвертый на исходе. До заката остался один час.
   - Возьми золото и уходи сейчас же. Пусть никто тебя не видит. Найдешь
цыган и спросишь... мадам Дачию.
   Юлианна поцеловала его в губы.
   - Прощай, Торис, верховный жрец Милила.
   - Прощай, - ответили его губы. Юлианна встала с кровати, и вскоре  ее
уже не было в комнате.
   * * *
   Торис очнулся, может быть,  через  несколько  минут,  а  может  быть,
несколько часов спустя. Одна  мысль  сверкала  в  его  воспаленно  мозгу
подобно свету маяка: Юлианна забыла кинжал.
   * * *
   Геркон Люкас сидел в темноте зашторенного кабинета. Крошечный  огонек
свечного огарка, прилепленного в центре стола, казалось, сгущал тени еще
больше, вместо  того  чтобы  рассеивать  мрак.  Бард  сидел  в  глубокой
задумчивости, неподвижный, как каменное  изваяние.  Его  стальные  глаза
были  устремлены  куда-то  вдаль,   на   какой-то   невидимый   предмет,
расположенный  далеко  за  пределами  кабинета.   В   руке   он   держал
единственную красную розу, которую вытащил из стоявшей на столике  вазы.
На кончике его большого пальца выступила круглая капелька крови.
   - Юлианна... - негромко пробормотал он.
   Занавеска перед ним раздвинулась, и в проеме показалась рука с  двумя
кружками пенящегося мекульбрау. Следом появился и  сам  обладатель  этой
руки - высокий молодой человек в алом атласном  камзоле  без  рукавов  и
великолепной кружевной сорочке. Одеяние его отличалось такой  редкостной
красотой, что даже всякое повидавший  Люкас  невольно  задержал  на  нем
взгляд. Затем он прищурился  и  перевел  взгляд  на  лицо  черноволосого
красавца.
   - Закрой занавеску, Казимир, - сказал Люкас.
   Озорно улыбаясь, Казимир поставил перед своим отцом кружку с вином  и
повернулся, чтобы задернуть штору.
   - И тебе добрый вечер, - заметил он, опускаясь в кресло и приподнимая
в сторону отца свою кружку.
   - Какое тут подают мекульбрау, мастер Люкас?
   Не ответив на его вопрос, бард негромко прогудел:
   - Я навестил сегодня  твоего  жреца.  Казимир  отпил  глоток  вина  и
сверкнул глазами:
   - Ну и как тебе понравилось дело моих рук, отец?
   - Я думаю, что он еще жив, - заметил Люкас. - Если ты  это  имеешь  в
виду.
   Он положил розу на стол  перед  собой  и  принялся  рассматривать  на
пальце капельку крови.
   - Все еще жив, но разбит вдребезги, как пустой кубок из-под  вина,  -
похвастался  Казимир,  выразительно  глядя  на  нетронутый  бокал  перед
Люкасом. - Он жив и способен чувствовать  боль.  Я  многому  научился  у
твоего фон Даакнау.
   Люкас размазал капельку крови между большим и указательным пальцами.
   - Ты не понимаешь, Казимир. Какие бы мучения он ни испытывал, это  не
является достаточным, чтобы...
   Казимир решительно поставил на стол  кружку  с  мекульбрау  и  сказал
жестким голосом:
   - Мне казалось, что мое искусство доставит тебе немного удовольствия.
Я позвал тебя сюда затем, чтобы выпить за наше будущее... и затем, чтобы
ты своими глазами видел, как я буду убивать жреца.
   Он снова взялся за кружку и приподнял его жестом произносящего  тост.
Люкас неохотно взялся за свое вино:
   - Мы выпьем, потом прикончим жреца и  отправимся  на  охоту?  Казимир
злобно ухмыльнулся:
   - За наше чудовищное будущее, за отца и  сына!  Выпьем  до  дна,  как
выпьем мы и вино нашей жизни в ипостаси чудовищ!
   Люкас улыбнулся. Поднимая свою кружку, он чокнулся с сыном  и  поднес
вино к губам. Оба выпили единым духом, запрокинув головы,  и  со  стуком
опустили пустые кружки на поверхность стола. Казимир вытер губы рукой  и
громко рыгнул.
   Люкас от души рассмеялся.
   Не  прошло  и  минуты,  как  Казимир  вскочил  на  ноги  и  раздвинул
занавеску, прикрывающую  вход  в  нишу.  В  кабинет  хлынул  яркий  свет
масляных ламп из таверны, и Люкас, слегка побледнев от  неожиданности  и
щурясь от яркого света, чуть привстал.  Казимир  схватил  его  за  руку,
словно почтительный внук, помогающий подняться своему престарелому деду.
   -  Идем,  отец,  -  проговорил  он  театральным  шепотом,  достаточно
громким, чтобы его услышали ближайшие посетители.  -  Зачем  нам  ждать?
Пойдем сейчас же наверх, добьем нашего святошу!
   Женщина средних лет с бочкообразным  телом  испуганно  покосилась  на
странную пару. Казимир смерил ее мутным взглядом и  похлопал  по  спине.
Повернувшись к отцу, юноша приложил палец к губам.
   - Пожалуй, я говорил слишком громко!
   Затем он тяжело облокотился на плечо барда, дыша  ему  прямо  в  лицо
запахом выпитого мекульбрау.
   Люкас с виноватым видом посмотрел на женщину.
   - Простите великодушно, - пробормотал он, обнимая Казимира за  плечи.
- Юношеский пыл, ничего больше...
   С этими словами он поволок  Казимира  к  дверям.  Ноги  юноши  слегка
заплетались.
   - Что, мекульбрау ударило  в  голову?  Казимир  громко  расхохотался,
потом зловещим голосом прошептал:
   -  Я  должен  убить  его,   оставаясь   человеком,   или   мне   надо
преобразиться?
   Зажав Казимиру  ладонью  рот,  Люкас  проталкивался  сквозь  толпу  к
дверям. Глаза его свирепо блестели, посылая предупреждения всем, кто мог
бы его услышать. Как ни странно, он сам  чувствовал  себя  на  ногах  не
совсем уверенно. Возможно, и к Казимиру он был слишком строг.
   Казимиру оказалось не под силу одолеть  несколько  ступенек,  которые
вели из бара в главный коридор гостиницы. Ноги его подгибались во всю  и
цеплялись за ступени. Со вздохом Люкас забросил юношу на плечо.
   Выйдя в коридор, бард протащил свою ношу еще шагов двадцать, а  затем
без церемоний сбросил его на пол. Казимир упал на доски с тупым  стуком,
словно куль с мукой. Люкас повелительно смотрел  на  него  сверху  вниз,
укоризненно  качая  головой.  Казимир  ответил  на  его  взгляд   пьяной
улыбочкой.
   - В этаком состоянии ты не способен убить  даже  спящего  ребенка,  -
прошептал бард.
   Казимир глупо хихикнул.
   - Разве ты никогда раньше не пил мекульбрау?
   Вместо ответа Казимир вяло протянул отцу руку, чтобы  тот  помог  ему
подняться. Люкас схватил его за запястье и резким рывком поднял на ноги.
Казимир  сморщился  от  боли  и  потер  плечо.  Затем,  заметив  суровое
выражение на лице Люкаса, Казимир выпрямился.
   - Рано ты меня хоронишь, папаша, - промямлил он.  -  Я  еще  очень  и
очень гожусь... для убийства, например.
   Люкас смерил его жестким взглядом:
   - Ты не сможешь убить и полудохлой мыши!
   - Но я действительно в порядке! -  запротестовал  Казимир,  и  в  его
глазах сверкнул дерзкий огонек.
   Люкас неожиданно покачнулся и вынужден был сделать шаг  назад,  чтобы
восстановить равновесие.
   - А как ты себя чувствуешь, отец? Бард прижал руки к животу.
   - Что-то мне вдруг... Не очень, знаешь ли...
   Казимир шагнул к нему  и  изящно  подхватил  под  руку.  Внезапно  он
перестал казаться пьяным.
   - Что случилось?
   Люкас зажмурился, пытаясь побороть приступ головокружения.  Он  снова
покачнулся, и от падения его удержали только руки Казимира. Подняв  руку
ко лбу, на котором выступила испарина, он пробормотал:
   - Не знаю... земля качается... и еще я  слышу  колокола...  -  Должно
быть, это все мекульбрау, - холодно  предположил  Казимир.  Люкас  потер
лоб.
   - Должно быть. А как ты?
   - Я  чувствую  себя  прекрасно,  -  донесся  до  него  трезвый  голос
Казимира.
   Люкас приоткрыл глаза и  посмотрел  на  сына.  На  ухмыляющемся  лице
Казимира прорастали длинные жесткие волосы.
   ГЛАВА 19
   - Что ты делаешь? - прошипел Люкас, отшатываясь к стене.
   Глаза Казимира сверкнули плотоядным оранжевым огнем.
   - Превращаюсь, дорогой папаша. Всего-навсего превращаюсь,  -  ответил
он, и его тело начало безумную пляску трансформации.
   - Ты дурак! - отрезал Люкас, бросаясь к сыну и хватая его за  камзол.
- Только не здесь! Что это на тебя нашло?
   - Голод  и  жажда  крови!  -  прорычал  Казимир,  и  лицо  его  стало
вытягиваться.
   Не обращая внимания на  спазмы  в  желудке,  которые  заставляли  его
всякий раз болезненно морщиться  и  сгибаться  чуть  не  пополам,  Люкас
потащил Казимира к лестнице.
   - Подави свой голод, Казимир! Справься с  жаждой!  Твоей  добычи  еще
даже не видно!
   Глаза Казимира вспыхнули как угли под густой шерстью на низком лбу.
   - Кто это сказал? Мою добычу очень даже видно!
   Ноги  Люкаса,  ставшие  от  мекульбрау   словно   ватными,   замерли.
Потрясенный, он уставился на своего сына.
   На  лице  Казимира,  наполовину  человеческом,  наполовину   волчьем,
появилось престранное выражение.
   - Ты - моя добыча, отец.
   Эти слова обдали Люкаса словно ледяной водой. В тревоге он встретился
глазами с серьезным взглядом Казимира.
   Ни милосердия, ни жалости, ни человечности...
   Выпустив отвороты камзола Казимира, Люкас попятился. Кровь  отхлынула
от его лица, когда он попытался начать свою собственную трансформацию.
   - Это... действительно  так?  -  произнес  он  заплетающимся  языком,
продолжая отступать от юноши. Ледяной пот покатился по его лицу.
   - Это правда... Ты хочешь убить меня!
   - Я - сын своего отца! - парировал Казимир, демонстрируя прорастающие
из десен клыки. Лицевая часть  его  черепа  стала  вытягиваться  вперед,
завершая превращение головы Казимира в волчью.
   Люкас медленно пятился вдоль стены,  гадая,  отчего  до  сих  пор  не
началась его собственная трансформация.
   - И ты осмелился бросить мне вызов здесь? В моем логове?
   На пальцах юноши появились  длинные  когти.  Казимир  шагнул  вперед,
срывая с себя рубашку и камзол одним быстрым движением.  Грудная  клетка
его  изменялась,  становясь  шире  и  мощнее,  а   кожа,   под   которой
стремительно перемещались мышцы и натягивались сухожилия, пошла крупными
волнами. Из каждой поры на теле прорастала густая,  как  молодая  трава,
шерсть.
   - Прекрати, Казимир, - прорычал Люкас, с трудом сдерживая  ярость.  -
Ты же знаешь, что я сильнее тебя.
   Казимир гортанно взвыл, широко распахнув свою волчью пасть. За спиной
его послышался шум, и  из  дверей  таверны  начали  появляться  какие-то
темные фигуры. Не обращая на них внимания, Казимир прохрипел:
   - Если ты сильнее - тогда превратись!
   За несколько шагов до лестницы Люкас  остановился  и  сосредоточился.
Пытаясь вызвать трансформацию, он собрал все силы своего вялого,  словно
сонного  тела,  но  ничего  не  произошло.  Не   было   даже   знакомого
покалывания,  с  которого  начинались  все  его  превращения.   Механизм
метаморфозы бездействовал. Люкас снова попытался преобразиться, но  тело
его не слушалось, а руки и ноги  были  тяжелыми,  словно  сделанными  из
мокрого дерева.
   - Не можешь? - рявкнул над ухом Казимир.
   - Что ты со мной сделал? - проревел в ответ бард.
   - Яд, - с чудовищной улыбкой отозвался Казимир.
   - Яд?  -  эхом  повторил  Люкас,  не  веря  своим  ушам.  Взгляд  его
остановился на толпе завсегдатаев таверны.
   - Могу я или не могу - роли не играет, - заметил он почти спокойно. -
У меня есть армия, которая сделает это за меня.
   Не поворачиваясь, Казимир ответил:
   - Я знаю о твоей армии. Я чую их - чую запах их  пота  и  их  страха.
Даже десять таких воинов не справятся со мной.
   - Посмотрим, - Люкас сделал своим слугам знак приблизиться.
   Казимир взмахнул рукой и схватил отца за горло острейшими когтями.
   - Останови их! Еще один шаг, и им достанется только твоя голова.
   Глаза барда вылезли из орбит, а под кожей  на  шее  словно  синеватые
змеи вспухли толстые вены. Тем не менее он  не  сделал  никакой  попытки
остановить своих союзников,  и  когти  на  его  горле  сжались  сильнее.
Дыхательное горло его смялось и закрылось.  Лицо  Люкаса  сначала  стало
красным, потом - багровым. Темные фигуры в коридоре приблизились еще  на
один шаг.
   Негнущейся  желтой  рукой  Люкас  махнул   своим   палачам,   и   они
остановились.
   - Дальше назад! - прикрикнул Казимир, и его длинные когти безжалостно
вонзились  Люкасу  под  диафрагму.  Шаркая  по  дощатому  полу   когтями
люди-оборотни подчинились.
   Казимир слегка отпустил горло отца, и Люкас  принялся  жадно  дышать.
Черная кровь, прилившая к  его  лицу,  понемногу  рассасывалась.  Только
некоторое время спустя он почувствовал боль от раны на животе.  Глубокие
царапины горели так, словно в них попали  соль  или  кислота.  Камзол  и
рубашка Люкаса повисли окровавленными лохмотьями, и  он  зажал  страшные
раны рукой.
   Казимир взревел и швырнул Люкаса на пол словно тряпичную куклу.  Бард
упал у подножья  лестницы,  и  Казимир  наклонился  над  ним,  изготовив
страшные когти для смертельного удара. Продолжая сжимать рану на животе,
Люкас вздохнул и сказал покорно:
   -  Мой  меч  не  убил  тебя.  Мои  слуги  далеко...  и  я   не   могу
воспользоваться своей волчьей силой... Ты победил, сынок. Убей меня.
   Гнев, написанный на лице Казимира, превратился в жаркую ненависть.
   - Посмотри на себя, Люкас! Как быстро ты сдаешься! Младенцы,  которых
я убивал, сопротивлялись куда  дольше!  Слова  тебе  не  помогут.  Ты...
бумажный волк!
   - Какой эффектный монолог ты произнес, сынок! -  с  усмешкой  отвечал
бард. - Честное слово, я горжусь тобой. Ты - еще  более  хитрая  бестия,
чем я. Ты достойно и по праву займешь мое место.
   Быстро оглядевшись по сторонам, он крикнул:
   - Ну?! Кончай же скорее!
   - Не пытайся сбить меня! - прогремел Казимир, и его когти  затряслись
от бешенства. - Я знаю, что я такое! Я знаю,  во  что  превратился  -  в
жестокую тварь, алчного хищника, которого вечно будут  ненавидеть  люди,
которого они будут вечно преследовать и в конце  концов  убьют.  Я  знаю
это. Я стал тем, что хотел уничтожить. Убив тебя,  отец,  я  не  облегчу
своей участи, но это будет единственное доброе дело, которое я  совершу.
Тебя ничто не спасет!
   Туго натянутые мышцы на плече Казимира резко  сократились,  и  острые
когти взметнулись вверх словно хвост скорпиона.
   На ле