- Все действительно в руинах, Мария... Жаль, что ты этого не  видишь.
А люди, люди похожи на  нищих,  на  мусор...  они  напоминают  животных,
одетых в человеческое платье.
   - Знаю, - грустно сказала слепая, ее белые глаза были лишены  всякого
выражения. - Это продлится недолго.
   Карлик несколько раз моргнул, а потом неуверенно спросил:
   - Что мы теперь будем делать?
   - Именно над этим я и думала всю ночь, - ответила Мария, поднимаясь с
камней. Она прислонилась к ограждению арены. Рассветный ветерок играл ее
темными  волосами.  Она  долго  молчала,  лицо  было  сосредоточенным  и
спокойным.  Сейчас  жонглерша  напоминала  прекрасную  статую,   которая
оглядывала арену невидящими глазами.
   Наконец она снова заговорила:
   - Для того чтобы остаться свободными  от  Кукольника,  свободными  от
жандармов, свободными от законов Л'Мораи, чтобы жить своей  жизнью,  нам
необходимо собрать  армию.  Сильную,  хорошо  обученную  группу  бойцов,
которые смогут охранять наши ворота и  защищать  наших  горожан.  -  Она
помолчала.  -  Да,  теперь  мы  горожане,  а  не  уроды,   разыгрывающие
представления для праздной толпы.
   Лицо карлика приняло скептическое выражение.
   - Но у нас не будет денег, если мы прекратим выступления, и никто  не
будет приходить посмотреть на нас. Мы будем голодать.
   - Чепуха, - мягко возразила Мария. -  Мы  сами  будем  добывать  себе
пищу. У нас есть достаточно зерна, чтобы посадить пшеницу.  У  нас  есть
козы, овцы и свиньи, из которых вырастут наши собственные стада.  У  нас
есть и рабочие - кузнец, кожевник,  портной,  стеклодув...  Мы  построим
мастерские... Другие станут  купцами,  они  будут  ездить  по  деревням,
продавая нашу продукцию и покупая то, что нужно для нашей жизни.  У  нас
есть повозки и лошади.
   -  И  никаких  выступлений,  никаких   представлений?   -   пораженно
переспросил Вэлор.
   - Теперь мы станем настоящими людьми, Вэлор, а  не  куклами  в  руках
хозяина, - сказала Мария твердо. - Мы не можем больше развлекать  своими
уродствами  и  увечьями  жадных  до  зрелищ  горожан.  Тот,  кто   хочет
выступать, будет это делать по праздникам. Мы вырастим своих  актеров  и
поэтов, у нас будут собственные танцы и  музыка.  Но  никаких  фарсов  и
бурлескного балагана. По крайней мере, ни для кого  другого,  кроме  нас
самих.
   Вэлор поднял голову и посмотрел на Марию:
   - Звучит замечательно. Но так не  получится.  Ты  что,  действительно
думаешь, что сможешь превратить наш Карнавал в обычный город?
   - Оставь, Вэлор, - отозвалась  Мария,  трогая  его  за  плечо.  -  Мы
выгнали Кукольника и зрителей, это произошло сегодня ночью.  Раньше  нам
тоже казалось  это  совершенно  невозможным.  Мы  сможем  стать  обычным
городом.
   Опуская свою горячую руку на руку женщины, Вэлор ответил:
   - Разрушить город проще, чем построить новый.
   Белые бельма уставились  на  него,  будто  слепая  могла  видеть.  Ее
прекрасное лицо освещали утренние лучи.
   - Ты можешь идти, Вэлор?
   - Да, - ответил карлик, поднимаясь. - Я мог бы идти даже на руках,  я
ведь ко всему привык.
   - Пойди найди трубачей и  приведи  их  сюда,  -  ответила  Мария  без
колебаний. - Я хочу, чтобы  они  собрали  наших  граждан  вокруг  арены.
Пришло время сообщить им о моем решении.
   * * *
   Вэлор оглядел перепачканных и усталых артистов, собравшихся на  серых
камнях амфитеатра. От их вида у него перехватило горло, и  он  был  рад,
что Мария не может их видеть, иначе она не была бы так уверена  в  своих
планах.
   Ее страстный голос эхом отдавался в молчаливых рядах камня. Никто  не
произносил ни слова, никто не возражал, но никто  и  не  поддерживал  ее
предложений, было такое впечатление, что слепая обращалась к  камням,  а
не к людям. Говорили лишь глаза.
   Она чувствовала устремленные на нее горящие глаза.  Пятнадцать  сотен
глаз. Но  в  отличие  от  аудитории,  которая  обычно  приходила  на  ее
представления, толпа была убийственно молчаливой.
   - Теперь мы все знаем о своем прошлом,  знаем,  что  были  гражданами
Л'Мораи, знаем, что нас превратили в уродов. Я слышала  ваши  голоса  во
время этой бессонной ночи. Я слышала, что  вы  говорили  друг  другу.  Я
слышала все, что вы чувствуете: потрясение, гнев, страх,  неуверенность.
Именно эти страсти охватили всех нас. Эти чувства  заставили  нас  сжечь
своих мучителей. Они не давали нам  заснуть  и  помогли  прожить  темную
ночь, которая обещала новый рассвет.
   Мария повернулась к вставшему солнцу и вытянула руку.
   - Рассвет наступил. Я ощущаю на лице  утренний  луч  и  луч  надежды.
Большинство из вас  видят  этот  рассвет  собственными  глазами.  Как  я
завидую вам, вашим детям и внукам, которые услышат из ваших уст  рассказ
об этом знаменательном утре, о рассвете нашей  свободы.  Сейчас  горячее
солнце согреет наши холодные сердца,  развеет  темные  страсти,  которые
всколыхнула сумятица нашего освобождения, и родит в нас  новую  страсть,
новые чувства.
   С этого момента и впредь навсегда слово "урод" не будет употребляться
горожанами  Л'Мораи,  оно  больше  не  будет  оружием  в   устах   наших
оппонентов. Но даже если мы уроды, значит, уроды должны  быть  свободны!
Уроды больше не изгои, они могут  любить  и  быть  любимыми.  Мы  дружно
встанем против  всех  горожан  Л'Мораи,  которые  не  согласны  с  нашим
собственным выбором. Мы будем вместе работать, вместе  питаться,  вместе
сражаться...  мы  вместе  создадим  новое  общество,  общество  добра  и
справедливости. Мы  должны  высоко  поднять  факел  надежды,  свободы  и
справедливости - эти понятия, которые давно утратили смысл  и  силу  для
горожан Л'Мораи - мы должны заставить сиять их заново.
   Эхо ее страстной речи встретили скромные  аплодисменты,  простучавшие
по каменной арене, как утренний летний дождь.
   - Мы простимся с грубостью, жестокостью, ненавистью  и  насилием.  Мы
изменим свои имена. Теперь мы все равны, мы все  -  горожане,  граждане.
Никто больше не заставит нас выставлять  свои  тела  и  души  на  потеху
другим людям. Мы будем работать, стоя плечом  к  плечу  друг  с  другом,
работать над своим благополучием, процветанием, образованием. Мы  больше
не будем жить в страхе перед убийцей, чудовищем, который рыщет по улицам
в поисках новой ночной жертвы. Мы будем охранять друг  друга,  мы  будем
уважать жизнь своих друзей-граждан, всегда помня о  той  огромной  цене,
которую нам пришлось заплатить за свою свободу и спокойствие!
   Теперь аплодисменты были громче, послышались одобрительные крики.
   - Наш город будет городом без насилия и принуждения, городом, где нет
места  убийцам  и  негодяям.  Голодающей  женщине  не  придется  просить
милостыню, чтобы накормить себя и детей. Увечный  не  будет  обречен  на
милость крыс, рыскающих по его убогому жилищу. И  расстроенного  ребенка
успокоят  не  только  его  собственные  родители,  вся  община   граждан
Карнавала будет его семьей и опорой.
   Мария сделала небольшую паузу, ожидая новой овации,  и  действительно
раздались крики, но это были крики ярости, звон цепей, вопли,  рожденные
ненавистью.
   - Пропустите! - раздался грубый крик силача. - Мы поймали убийцу. Это
горбун Феликс. Он зарезал Кугана! Мы хотим справедливости!
   ГЛАВА 13
   Крики воинов волнами пробежали через замершую аудиторию и  замерли  в
каменных сводах. У Марии перехватило горло. Она побледнела. Первые  ряды
артистов встали и подались вперед, чтобы хорошенько рассмотреть  мрачную
процессию.
   Впереди  группы  шел  плотный  человек  с  низким  лбом   и   тяжелым
подбородком. В одной руке у него был пылающий факел,  в  другой  тяжелая
цепь. Он кричал:
   - Смотрите, вот Феликс, убийца Карнавала Л'Мораи! Смотрите на убийцу!
   Цепь, которую  он  держал,  вела  к  перепуганному  горбуну.  Рубашка
несчастного была порвана  и  болталась  на  поясе,  плечи  почернели  от
синяков и ссадин, а на шее было надето ярмо, в которое обычно  запрягают
волов. Он едва шел, шатаясь, не в силах выдержать веса, который тащил.
   Уроды, шедшие с обоих сторон от него, периодически дергали  за  ярмо,
чтобы поставить Феликса на ноги, в эти мгновения цепь переставала давить
на горло несчастного, и он мог глотнуть немного воздуха. И каждый  такой
судорожный хриплый вздох страшным эхом разносился по замершей арене.
   Но прежде чем эхо успело  повторить  последний  вздох  Феликса,  урод
впереди процессии снова прокричал:
   - Смотрите на убийцу Карнавала Л'Мораи!
   - Куган был жутким страшилищем, - раздался резкий крик в толпе. - Что
ужасного в его убийстве...
   - Страшилищем?  -  ответил  гневный  вопль.  Все  повернулись,  чтобы
увидеть кричавшего - серого малозаметного человека на одной из  скамеек.
На трибуне поднялся один из уродов, у него были  огромные  руки,  каждая
величиной с целого человека. Глаза его подозрительно блестели:
   - Что ужасного?! Да  мы  не  граждане  после  этого!  Слепая  женщина
сказала, что убийц больше не будет. И вот один из них перед нами!
   Одна из карнавальных зазывал встала, застенчиво запахиваясь в красный
шелковый плащ.
   - Я  видела,  как  Куган  обращался  с  Феликсом  -  да  и  со  всеми
остальными. Если вы спросите меня, я отвечу - он заслужил смерть. Вопрос
стоял так - убить или быть убитым.
   Рукастый повернулся к  женщине  и  ткнул  в  нее  угрожающе  огромным
пальцем.
   - Ты всегда ненавидела уродов!
   - Отпустите его! - снова раздался резкий крик, и кричавший  поднялся.
Это был старый конюх Морг, ухаживавший за лошадьми и мулами. - Какое  вы
имеете право сковывать цепями такого же гражданина, как и вы сами? Какое
вы имели право взять мое ярмо?
   Многие уроды встали, они  говорили  и  кричали,  голоса  смешались  в
неразличимые крики.
   Мария прикусила губы и глубоко вздохнула, пытаясь разобраться в  этом
нестройном хоре.
   - Тихо! Тихо! Замолчите все! Сейчас не время  для  суда.  И  в  нашем
городе людей не будет судить разъяренная толпа!  Этого  можно  ждать  от
жителей Л'Мораи, но не от наших граждан. Они должны  быть  выше.  -  Она
махнула рукой в сторону скорбной процессии. - Освободите его от цепей  и
посадите под стражу в одном из домов. И не смейте даже  пальцем  тронуть
до того дня, как пройдет настоящий честный суд!
   Урод, который шел впереди процессии, бросил на землю цепь и закричал:
   - Ты даже не посадишь его в клетку? А что, если он захочет убить нас?
Говорю тебе, что он убийца Моркасла и Борго, Панола и Банола,  и  тысяч,
тысяч артистов.  Это  вовсе  не  Кукольник,  которого  ты  убила,  чтобы
захватить власть на Карнавале. Это чудовищный горбун! - Он снова схватил
цепь и несколько раз потряс ею.
   - Это решит честный справедливый суд, - ответила Мария. Голос  у  нее
стал холодным и властным. Выражение лица слепой было спокойным, но  руки
сжались в кулаки, а костяшки пальцев побелели.
   - Какое ты имеешь  право  указывать  нам,  что  делать?  -  закричала
какая-то женщина. - Разве у кого-нибудь здесь  есть  преимущества  перед
остальными?!
   - Неужели ты не понимаешь?! - возмутилась Мария. -  Речь  не  идет  о
правах! Мы говорим о том, как выжить. Мы  должны  поверить  друг  другу,
положиться друг на друга,  иначе  действительно  кончится  тем,  что  мы
начнем убивать  себе  подобных!  Мы  станем  убийцами.  Мы  легко  можем
превратиться в животных, в чудовищ, в уродов, какими нас считают  жители
Л'Мораи. Но есть и другой путь - мы сами должны стать гражданами.  Таков
наш выбор, - сказала она,  обращаясь  к  толпе.  -  Когда  один  из  нас
умирает, сиротами становятся все!
   Как будто не услышав ни слова из ее страстной речи, человек с  цепями
спросил:
   - Так что - клетка для убийц или свобода?
   - Ни то ни другое. Пока,  -  ответила  Мария.  -  Мы  еще  не  успели
основать наш новый город, а ты уже говоришь о казнях. У нас есть  сейчас
дела поважнее.
   - Поважнее, чем убийство? - возмущенно крикнул рукастый, вскакивая на
скамейку.
   - Да! - выкрикнула Мария. - Убийца - это ужасно!  Но  если  мы  будем
продолжать базар, это убьет всех нас.
   - Слова! Всего лишь слова! - возразил разъяренный урод.  -  Все,  кто
хочет, чтобы убийца умер, следуйте за мной! - И он сделал  огромный  шаг
своими огромными ногами, маша артистам, чтобы те последовали за ним вниз
по лестнице.
   Толпа уже вскочила со своих мест. Одни бросились за рукастым,  другие
пытались преградить ему дорогу, третьи молча дрожали от страха.
   - Подождите! - крикнула Мария, но голос ее потонул в шуме толпы.
   - Все, кто хочет защитить Феликса, следуйте за мной, - закричал конюх
Морт, который тоже  вскочил  на  скамейку  и  замахал  руками.  Половина
артистов бросилась в его сторону. Он сделал им знак следовать за собой и
бросился к центру арены.
   Теперь ряды были полны уродами, одни  карабкались  наверх,  другие  -
вниз, все кричали  и  вопили,  толкались  и  переругивались.  Начиналась
драка, в которую понемногу втягивались и те немногие, кто еще  сидел  на
своих местах.
   - Подождите! - еще  раз  крикнула  Мария,  но  сама  едва  расслышала
собственный голос в шуме сражения.
   Возникла общая свалка. Первые ряды  бросились  на  посыпанную  песком
арену, некоторые спотыкались и скатывались вниз,  вторая  половина  зала
рвалась за уродом, который  тащил  Феликса  вверх  по  лестнице,  Феликс
упирался, и это заставляло ярмо больнее впиваться в его хилое горло.
   Рукастый, двумя прыжками миновав несколько каменных  рядов,  оказался
возле дрожащего пленника. Его огромный кулак с силой  ударил  Феликса  в
грудь. Раздался  хруст  костей,  Феликс  вскрикнул  и  повалился  назад,
покатившись вниз по ступенькам.  Цепь  потащила  за  собой  и  человека,
который привел процессию к арене, тот закричал от  боли,  но  смеявшийся
диким смехом сумасшедшего рукастый ни на что  не  обращал  внимания,  он
догнал Феликса  и  снова  занес  кулак,  отбиваясь  свободной  рукой  от
артистов, которые пытались ему помешать.  Мышцы  его  были  напряжены  и
казались железными.
   Неожиданно урод закричал от боли,  которая  пронзила  его  плечи.  Он
повернулся, рядом стоял Морт, который тут же ткнул его горящим факелом в
живот. На коже  урода  проступил  красный  уродливый  ожог.  Схватив  за
рукоятку факела, он отбросил конюха с дороги.
   Он сделал еще несколько гигантских шагов к горбуну,  который  катился
вниз по рядам, звеня цепью и гремя тяжелым ярмом. Урод занес  для  удара
гигантскую ногу, но тут перед ним появилась Мария.
   Не рассчитав движения, рукастый задел женщину, но потерял  равновесие
и упал на спину. Он попытался подняться, но понял, что  слепая  стоит  у
него на груди. Лицо ее покраснело,  как  кровь,  слепые  глаза  выражали
ненависть.
   - Он мертв! Он уже умер. Ты сломал ему шею первым ударом! Разве  тебе
этого не достаточно? - Она  подняла  лицо  к  толпе,  которая  испуганно
замерла вокруг. - Разве  вам  этого  мало?  Казнь  все-таки  состоялась!
Теперь в основе  нашего  города  лежит  труп  человека.  Можно  начинать
строительство. Краеугольный камень заложен. Спасибо тебе, горбун Феликс,
за то, что ты дал принести себя в жертву. Будем  надеяться,  что  эта  -
первая и последняя кровь не ожесточит, а смягчит наши души.
   - Будет еще кровь, -  раздался  спокойный  глубокий  голос.  Это  был
Гермос. Великан встал рядом с Марией и  не  повышая  голоса  пояснил:  -
Л'Мораи собирает армию.
   * * *
   - Нет, плотнее, - потребовал Гермос, беря в руки одно из  самодельных
копий, прислоненных к внутренней стене арены.
   Гермос  бросил  задумчивый  взгляд  на  молодых   артистов,   которые
сгрудились вокруг него, а потом перемотал еще раз кожаную ленту, которая
привязывала  наконечник  к  деревянной  палке,  потряс   копьем,   чтобы
проверить его, отставил и взял следующее.  Закончив  со  вторым  копьем,
Гермос испытал его, воткнув в песок сцены, вырвал,  потряс  так  и  сяк.
Наконечник держался.
   - Видите? - спросил он молодежь,  которая  молча  закивала  в  ответ.
Гермос поставил второе копье к стене и приказал:  -  Проверьте  и,  если
надо, переделайте остальные.
   - Гермос! - раздался  голос  из  рядов  амфитеатра.  Это  был  Вэлор,
который махал великану рукой. - Мария хочет тебя видеть.
   Гермос кивнул, еще раз посмотрел на оружие,  которым  была  уставлена
стена. Настоящего оружия у артистов было мало - несколько луков, сабель,
шпаг и кинжалов. Сейчас все уроды принялись за дело,  исходя  потом  под
полуденным солнцем, они занимались вооружением. Палки  для  древков  они
резали в ближайшем лесу, на металлические наконечники пошел весь металл,
который нашелся на Карнавале, - цепи, реквизит  для  выступлений  и  так
далее, но все-таки основное оружие артистов составляли топоры, тесаки  и
кухонные ножи. Ими была уставлена вся внутренняя стена арены. Два  парня
с кистями и ведром краски красили все пики  и  другое  оружие  в  черный
цвет.
   Удовлетворенно кивнув, Гермос начал подниматься по рядам.  Он  сделал
несколько шагов, снова повернулся к  рабочим,  которые  суетились  возле
котла с едой, немного постоял, наблюдая за  тем,  как  несколько  женщин
подносят к кострам поленья и паркет из сгоревшего домика Кукольника.
   Гермос поднялся на верх амфитеатра и подошел к сидящей  Марии,  Вэлор
тоже был тут, он стоял рядом, сложив руки на груди.
   - Ну как? - спросила Мария  Гермоса,  когда  он  опустился  рядом  на
скамейку.
   - Хорошо,  -  просто  ответил  великан.  Мария  улыбнулась,  покачала
головой и мягко рассмеялась.
   - Рада слышать такой добрый отчет. - Она опустила изящную руку ему на
колено и сказала: - Если бы я  хотела  услышать  подробный  рассказ,  то
обратилась к кому-нибудь другому. - Она вздохнула. - К тому же Вэлор уже
рассказал мне детали.  -  Казалось,  ее  слепые  глаза  смотрели  вдаль,
пронзая расстояние между Карнавалом и Л'Мораи. - Как думаешь, когда  они
нападут?
   Глаза  Гермоса  потемнели,  он  окинул  взглядом   равнину,   которая
расстилалась вокруг холма.
   - Наверняка завтра ночью. А может, и сегодня.
   Улыбка на лице Марии погасла, и она прикусила губу.
   - Думаешь, сегодня?
   - Возможно.
   Сложив руки на груди, Мария повернулась к Гермосу:
   - Пойди объяви, чтобы перестали разбирать камни стен и  завалили  все
входы и выходы на арену.
   Лицо карлика покраснело от солнца.
   - Но осада доконает нас скорее штурма.
   Мария кивнула.
   - Тем не менее нам надо как-то защищаться.  Пошли  мусорщиков,  чтобы
они нашли, чем заваливать входы. - Когда карлик встал,  чтобы  выполнить
ее поручение, Мария добавила: - Мы завалим их мусором.
   Вэлор кивнул.
   - Вот это дело.
   Когда он ушел, Мария повернулась к  великану.  Сухая,  почти  гневная
улыбка искривила ее рот.
   - В твоем пантеоне есть боги, к которым мы можем обратиться и которые
нас послушают?
   - Да, - ответил Гермос. - Это Тидхэр.
   Мария оперлась на каменную скамейку.
   - Он урод вроде нас, верно?  Да,  он  послушает  нас.  Думаю,  теперь
Кин-са не захочет иметь с нами дела.
   - Не говори так, - отозвался великан.  Его  печальные  глаза  изучали
далекий горизонт. - У Кин-са чуткие уши.
   - Впрочем, - отозвалась  Мария,  -  кому  бы  ты  ни  стал  молиться,
помолись, чтобы горожане не напали сегодня. Иначе мы не успеем закончить
работу над стеной.
   - Да, - согласился Гермос, всматриваясь в группы работающих у входов.
Тут от одного  из  костров  ветер  донес  запах  тушеного  мяса,  Гермос
повернулся туда, где женщины готовили пищу.
   -  Я  попросила  Вэлора  проверить,  чтобы  всех   накормили.   Людям
понадобятся силы, чтобы вступить в борьбу.
   - Они поедят, - отозвался Гермос, усаживаясь возле слепой женщины.  В
окружении мрачных камней амфитеатра главной арены она казалась еще более
маленькой и хрупкой. Сейчас она не была гневным  и  страстным  оратором,
предводителем нации уродов,  а  всего  лишь  слепой  жонглершей.  Гермос
слегка обнял ее, она на мгновение  замерла,  а  потом,  легко  вздохну