льно рассудил,
что пройдет еще несколько лет, прежде чем хозяин замка сможет очнуться ото
сна, который не был сном.
Нечто странное для замка - а именно то, что он не встретился с
неумирающими любимцами Страда и его помощниками чародеями - служило тому
достаточным подтверждением. Возможно, черная магия Страда ослабла за время
его неподвижности.
Но Ван Ричтан не был до конца уверен и поэтому отвел для своих
исследований только один день. Хотя он мог бы провести месяцы в этой
комнате, закопавшись в редкие книги, он не хотел рисковать без нужды.
Проникнуть на какое-то время в туманное сознание монстра, только лишь
коснуться его - вот что он собирался сделать. Возможно, позже - через год,
может, два, когда вампир опять завладеет его неторопливыми мыслями, - он
вернется... но  вернется с подкреплением.
Но для будущего выступления Ван Ричтану необходимо было знать как можно
больше. Ему нужны были факты, а не слухи, не сказки и не россказни
хвастливых болтушек.
При свече горящих свечей он огляделся вокруг, чтобы прикинуть, с чего
начать. В глаза бросалась роскошь, с которой был обставлен кабинет.
Отполированная до блеска мебель, толстенный зеленый ковер и уютные диванчики
и кресла - все указывало на то, что монстр ценил комфорт.
Тут Ван Ричтан заметил один особенный портрет - подлинное произведение
искусства, - и брови его приподнялись. Что ж, фон Зарович, безусловно,
обладал потрясающе хорошим вкусом. Над затейливо украшенной каминной полкой
висел огромный портрет молодой женщины, такой красивой, что захватывало дух.
Художник, несомненно, обладал даром не только схватывать внешнее сходство,
но и показать ту животворную светлую силу, которая освещала изнутри
прелестное лицо.
Под портретом не было ни подписи, ни даты, но старомодное платье
необычного покроя говорило о том, что, с тех пор как на холсте высохла
краска, прошло несколько веков.
Она была очаровательна, таинственна... и давным-давно мертва. Возможно,
одна из самых первых жертв графа. Но у Ван Ричтана не было ни желания, ни
времени размышлять о ее горькой судьбе. Его задачей сейчас было сделать так,
чтобы другие молодые красавицы избежали такой же участи.
В центре комнаты стоял низкий массивный стол, так хорошо отполированный,
что язычки пламени от свечей отражались в нем, как в зеркале. Все гладко и
блестит, нигде и намека на пыль...
Ван Ричтан замер на месте, обратив вдруг внимание на отсутствие пыли.
Через минуту он сглотнул, желая только, чтобы сердце не выпрыгнуло у него из
груди. Хотя он не имел возможности проверить, но вполне логично было бы
предположить, что Страд наложил магическое заклинание на свою библиотеку,
чтобы сохранить все, что в ней находилось, пока он спал. Кто знает, какой
вред могут нанести ветхим томам легкий слой пыли, черви и острые крысиные
зубы? Совершенно, очевидно, без колдовства здесь не обошлось, но Страд волен
был распоряжаться своей магической силой по своему усмотрению.
На столе лежали огромная книга и несколько листов бумаги. На расстоянии
вытянутой руки стояли чернильница и перья, все искусно заточенные и готовые
к работе. Кресло было отодвинуто от стола, как если бы хозяин комнаты только
что вышел и не потрудился задвинуть его обратно.
Как если бы он мог в любую минуту вернуться.
Ван Ричтан решительно отогнал от себя эту мысль. Если бы Страд был
способен двигаться, он бы сейчас уже что-нибудь предпринял. Но господин
спал, и его замок, как в одной полузабытой детской сказке, спал вместе с
ним. Вот поэтому маленькому торговцу лечебными травами из Мордершира и
удалось проникнуть через великие ворота, зная о подстерегавших его
опасностях, минуя застывших стражников, не мертвых, но и не живых. Ему было
страшно, когда он пробирался мимо драконов, которые глазели на него со своих
каменных вышек, и мимо горгулий и прочих тварей, которых он чувствовал или
представлял себе прячущимися в тенях вокруг него, но все же он прошел в
замок. Повсюду были расставлены ловушки, но, умеючи, их можно было обойти.
Он оказался внутри, но, что самое главное, он рассчитывал выйти наружу.
Он подошел к столу и поставил фонарь на кучу пожелтевшей бумаги, чтобы не
поцарапать металлом нетронутую поверхность стола.
"Ты просто старый чудак, Рудольф", - упрекнул он сам себя. Он питал
уважение к искусству, а этот стол, хотя и принадлежал отвратительному
человеку, явно вышел из рук настоящего мастера.
Осторожно и очень спокойно он ощупал добротную кожаную обложку книги. Он
ощутил нечто непонятное, странное и отталкивающее, как если бы она была
сделана...
Он отдернул руки, поняв происхождение необычной кожи.
Черт бы побрал эту вещицу. Черт бы побрал того, кто способен на такую
мерзость.
Он помолился за чью-то загубленную душу и, набрав в легкие побольше
воздуху, схватил книгу и быстро открыл ее. Перед ним лежала не книга в
прямом смысле этого слова, а стопка листков, сшитых так, чтобы свободно их
вынимать и добавлять новые. Одни пергаментные страницы были молочного цвета,
плотные и прочные, как если бы им предстояло служить еще многие, многие
века. Другие были тонкие и высохшие, пожелтевшие от времени, и когда он
переворачивал их, они тревожно хрустели. В рукописи не было ни рисунков, ни
вычурных узоров по краю страниц, только выведенные твердой рукой черными
чернилами строчки текста. Ровный почерк автора сначала трудно было
разобрать, так как его стиль написания букв не использовался в течение трех
столетий. Не было в книге и оглавления, но проставленные даты говорили о
том, что рукопись была своего рода летописью.
Он перевернул первую страницу и прочел: "Я, Страд, правитель Баровии,
хорошо зная, что некоторые события моего царствования были неправильно
истолкованы теми, кто умеет лишь искажать, а не увековечивать факты, сам
решил описать эти события, чтобы истина наконец-то стала известна всем..."
Он задержал дыхание. Боже ты мой милостивый, личный дневник?!



                                 ЧАСТЬ 1
Глава 1.
Двенадцатое полнолуние, 347

 - В лагере предатель, - сказал Алек Гуилем, глядя не на меня, а на
бутылку, стоящую между нами на столе. Он изучал плавные линии темно-зеленого
стеклянного сосуда, как художник, любующийся необыкновенно красивой моделью.
После долгой паузы, удовлетворив свое чувство прекрасного, он ласково взял
бутылку в руки, собираясь насладиться другими ощущениями. Сначала сработало
осязание, потом его пальцы сомкнулись на покрытом пылью горлышке, и наконец
- обоняние, когда он вынул пробку и мог вдыхать винный аромат. Вкусовые
ощущения придут позже. Я мало понимал в таком ритуале, но то явное
удовольствие, которое получал от него Алек, научило и меня относиться к нему
с уважением.
Наши взгляды встретились.
- Думаю, он попытается убить тебя, - все тем же ленивым тоном добавил он.
- В каждом лагере всегда найдутся предатели. И они кого-нибудь убивают.
- На сей раз ты не должен относиться к этому так легкомысленно, Страд. Не
должен.
Провоевав бок о бок со мною около пятнадцати лет, он имел полное право с
глазу на глаз называть меня по имени. Тем не менее сейчас это вызвало у меня
раздражение, возможно, потому, что говорил он слегка пренебрежительным,
покровительственным тоном. Мне следовало бы спросить, почему на сей раз я
должен волноваться больше, чем раньше, но я промолчал. Рано или поздно он
скажет мне сам. Казалось, Алек всегда был в курсе всех событий, и несмотря
на отстраненно-насмешливую манеру вести себя, он просто физически не мог
держать при себе что-либо действительно интересное.
Он бережно взял бутылку в руки и налил себе немного вина. Тяжелые винные
пары вырвались наружу и раздразнили мое собственное обоняние. Вино было
крепким и чересчур приторным, и если я его чем-нибудь не заедал, то моя
голова начинала болеть прежде, чем я успевал допить второй кубок.
Закрыв глаза, Алек отхлебнул маленький глоточек и задержал капли на языке,
чтобы почувствовать всю тонкость и разнообразие винного букета. Когда он
наконец сглотнул, он открыл глаза и разочарованно улыбнулся.
- Любой бы на твоем месте с мечом в руке требовал бы от меня объяснений, а
ты сидишь, как кот перед мышиной норой, и ждешь неизбежного.
 Я не удостоил его ответом. Желание поделиться новостями в конце концов
победило. Он отставил стакан в сторону и наклонился вперед, хотя вокруг не
было никого, кто мог бы нас услышать.
- Предатель - один из наемных убийц Баал'Верзи, Страд, - прошептал он.
Время игр кончилось, как только он произнес это имя. Я выпрямился на
стуле, стараясь подавить охвативший меня гнев.
- Кто? Кто посмел?
Он покачал головой:
- Если бы я знал, он был бы уже мертв.
- Как ты узнал?
- От одного из наших раненых. Этой информацией он хотел купить себе право
на особое лечение. К несчастью, он слишком долго ждал и умер.
- Леди Илона все равно может найти способ поговорить с ним.
- Я уже позаботился, чтобы она это сделала. Она выведала не больше, чем я
тебе сообщил.
- Оживите его.
- Пробовали. Как только ей стало известно о подстерегающей тебя опасности,
она приготовила все необходимое и колдовала над ним. - Он поднял одну руку
ладонью вверх. - Не получилось.
- Почему?
- Я тоже спросил почему. Она сказала, что он был слишком слаб, чтобы
выдержать колдовство.
У меня были свои версии происшедшего, но все они никуда не годились.
Вдвоем Алек и Илона постарались бы узнать как можно больше.
- Кто еще знает?
- Никто. Воинов расспрашивают. Пока что ничего путного никто не сказал.
- Если только ты сам не убийца.
- Браво, - спокойно заявил он. - Этого и следовало ожидать. Но все же я
решил рискнуть и предупредить тебя.
Мудро, если учесть, что Илона тоже бы мне сказала.
- Если ты сочтешь нужным убрать меня с дороги, будь все время начеку, так
как я обещаю, что один из Баал'Верзи будет где-то поблизости, ожидая своего
часа.
Что верно, то верно, ибо хитрость была главным оружием этого клана убийц.
Когда-то они действовали в открытую, ничего не боясь, но потом ужесточение
законов и многочисленные казни вынудили их уйти в тень. Твой лучший друг,
твой преданнейший слуга, Господи, да даже твоя мать, давшая тебе жизнь,
могли оказаться одним из Баал'Верзи. Они тщательно скрывались, и если
нанимали кого-то, чтобы прикончить тебя, то... ну, тогда ты был обречен.
Если ты сам его не приканчивал. Баал'Верзи имели свой кодекс чести и
строго придерживались правила: если одного из них ловили, то смертный
приговор отменялся и тебя оставляли в покое. Жертва получала право жить, а
незадачливый убийца исключался из их рядов.
- Почему? - повторил я. - Войне конец. Кому какая польза от моей смерти?
- Тот человек точно сказал "Берегись Баал'Верзи, великого предателя,
который возьмет все себе". Выгоду из твоей смерти надеется извлечь не враг, а
скорее один из твоих друзей... тех друзей, которые у тебя имеются.
Верно. Человеку моего ранга нельзя заводить друзей. Искусство дружить,
однако, никогда не было чем-то, что мне хотелось в себе воспитывать и
совершенствовать. Из всех людей, с которыми я работал или которыми
командовал, Алек Гуилем был наиболее близок к тому, чтобы называться моим
другом. Благодаря умению хорошо драться и цепкому уму, он завоевал право
быть среди высших военачальников, став моим первым помощником, и тут ему
пригодилась вся его ловкость и изворотливость, ведь к нашему войску он
присоединился как наемник, к тому же он был чужестранцем. Он говорил, что
родина осталась для него далеко позади и имя не имеет значения, а поэтому
так и не потрудился назвать его. Положа руку на сердце, я не могу сказать,
что наши отношения отличались особой теплотой, но мы прекрасно сработались и
испытывали уважение друг к другу.
- Пока он или она не будут обнаружены, тебе нельзя никому доверять. Думаю,
здравый смысл подскажет тебе, что даже меня следует занести в список
подозреваемых. Я не обижусь. - Его тонкие губы растянулись в улыбку и он
откинулся на спинку стула.
- Рад слышать, - сказал я ему.
- Надеюсь, нет нужды напоминать тебе, что должны быть приняты все меры
предосторожности.
- Пожалуй, - согласился я и позвал стражников, стоявших на часах у моей
палатки. Оба бесшумно проскользнули внутрь, готовые выполнить приказ. Если
он и сбил их с толку, они этого не показали, будучи знакомы с дисциплиной и
моими причудами. В то время, как один остался со мной, другой ушел, чтобы
привести еще двух часовых. Отныне и до тех пор, пока я не найду предателя, я
не должен быть один, вставая утром с постели или ложась ночью спать. Было
известно, что Баал'Верзи нападали только когда рядом никого не было, и
пользовались тонким, очень острым кинжалом. По крайней мере, я мог не
опасаться, что меня отравят, или задушат, или выстрелят в спину из лука или
арбалета. "Слабое утешение", - подумал я мрачно.
С непроницаемым лицом часовой наблюдал, как нам принесли ужин и мы
приступили к еде. Он был гарантией безопасности для всех нас. Если кто-либо
из тех двоих был наемным убийцей, то он не посмел бы ничего предпринять в
его присутствии. Он был нейтрализующей силой, но я не собирался вечно
держать его рядом.
  Я не был настроен считать Алека убийцей. Но я и не склонен был
рисковать, точка. На поле битвы все было по-другому: ты отчетливо видел
врага и кровь бурлила от ненависти к нему. Но когда кончалась война и
начинались политические игры, осторожность становилась лучшим залогом
безопасности.
Полдюжины имен крутились в моем мозгу, пока мы ели и обсуждали завтрашние
действия, как будто ничего не произошло. Я признавал, что если Баал'Верзи
руководили корыстные мотивы, то их наемник должен был быть из круга
приближенных ко мне офицеров, так как любой рангом ниже мало на что мог
рассчитывать. Семья Дилисния, Вочтеры, Бучвольды, даже Гунтер Коско.
Существовало множество причин, почему они могли желать моей смерти, и
столько же, зачем я требовался им живым. Помимо них найдутся и другие, еще
кто-нибудь. За свою долгую солдатскую жизнь я нажил себе много-много врагов
- горькая награда за мою службу.
Слуги с подносами входили и выходили; подрагивали язычки пламени в
подсвечниках. Алек проводил взглядом одну молодую женщину, и легкое робкое
подрагивание ресниц подтвердило, что он не остался незамеченным. Несмотря на
холодные серые глаза, острый нос и вытянутое лицо, женщины, похоже, находили
Алека довольно привлекательным. Он смаковал женщин, как вино. За пятнадцать
лет, в течение которых я его знал, он никогда не страдал от ночного
одиночества, если только не был пьян или слишком измотан сражением. Эта
ночь, скорее всего, не будет исключением.
Когда он встал из-за стола и последовал за своей новой пассией, еще двое
стражников заняли его место. Никому из них я не сообщил, в каком положении
оказался. Незачем было всему лагерю знать, что Баал'Верзи охотились за мной.
Алек удовлетворил свою потребность поделиться с кем-нибудь новостями, и
дальше него слухи не пойдут. Леди Илоне тоже можно было доверять.
Может, она и есть наемный убийца? Вряд ли... но не исключено. Еще одна
проблема, о которой стоило подумать. Держа вокруг себя стражников, я давал
Баал'Верзи тем самым понять, что о нем известно. А что, если это Алек или
Илона? Надо быть осторожным. Я устало потер переносицу. Размышляя над этим,
я мог довести себя до исступления и в конце концов потерять бдительность.
Несомненно, в этом и заключалась стратегия Баал'Верзи: прежде чем атаковать,
дать жертве измучить себя подозрениями и сомнениями.
Я кисло улыбнулся. Единственный выход - напасть первым. Вряд ли он нарушит
традиции и станет действовать сегодня ночью, надо поспать немного для
бодрости. Я устал, а впереди у меня еще более утомительный день. Войне
конец, и битва, длившаяся веками, наконец-то завершена, но это не значит,
что нас нечего делать. Утром меня ждали всевозможные важные дела: необходимо
было похоронить убитых и сжечь трупы врагов, разделить трофеи и раздать
награды.
Утро не принесло облегчения. Я с трудом приподнялся с топчана и начал свой
день с сыра, свежего хлеба и приготовленного из бычьей крови напитка,
оставшегося после вчерашнего ужина. Он сотворил обычное чудо утреннего
пробуждения. Боль в суставах постепенно унялась. Я был в лучшей физической
форме, чем многие мои ровесники, но вот мне стукнуло сорок два, и бесполезно
было отрицать, что я продолжал стареть. Каждый день я все дольше отходил ото
сна, особенно, если день был холодный и сырой, как сегодня. Печки в моей
палатке ничего не могли поделать с предрассветным морозцем и приближающейся
старостью.
Послали за моим парикмахером. Он молча скреб мои щеки и подбородок, пока
часовые следили за каждым его движением. Хотя они и не получили особых
указаний, они чувствовали что-то недоброе. В конце концов, ты наиболее
уязвим, когда тебя бреют: голова откинута назад, горло открыто острой
бритве. Но бритва есть бритва, а нож - это нож. Я не сомневался, что
Баал'Верзи не нарушит традиций, и поэтому расслабился, подчинившись
необходимости этой ежедневной процедуры.
Щетина, которую парикмахер стряхнул со своего полотенца на пол, была кое-
где с проседью. Но, к счастью, седина не коснулась головы, и волосы по-
прежнему были густыми и черными. Когда придет и им пора седеть, стану ли я
их красить или просто буду избегать своего отражения в зеркале?
С некоторым отвращением я отбросил эти мысли, чтобы не поддаться приступу
жалости к самому себе. Все люди стареют, я не исключение, и не стоит тратить
время на бесплодные рассуждения на эту тему.
В сопровождении телохранителей я вышел из палатки, и как раз в этот момент
солнце появилось над горизонтом. Его лучи захлестнули долину и осветили
неприступные нагромождения гор на севере и западе и высокий утес, у подножия
которого мы разбили лагерь. В тысяче футов над нами на выступе горы
возвышался замок. Солнечные блики заиграли на его высоких, молочного цвета
стенах, и он засиял, как маяк. На всю окрестность он был единственным
выдающимся ориентиром и чем-то вроде точки отсчета для всех проходящих по
стране войск.
Его хозяин принял не ту сторону во время конфликта, и теперь его голова
торчала на колу там, где хоронили и сжигали мертвых. Я убил его своими
собственными руками, и хотя это и было делом не из легких, но все же он не
отличался особым талантом вести сражение. Он умел хвастаться и задираться,
но ничего не мог поделать с острым широким мечом.
И теперь его земли и полуразрушенный замок принадлежали мне по праву
воевавшего и победившего в войне. Сегодня я войду в замок в первый раз и
вступлю в законное владение им.
Лагерь уже проснулся, и повара со своими многочисленными помощниками
приступили к приготовлению завтрака. Денщики сновали по хозяйству, выполняя
различные поручения. Я видел их и не обращал внимания на эту невидимую
армию, всегда остававшуюся на заднем плане и обслуживающую мое войско. Они
были его естественной составной частью, как биение сердца.
"И любой из них может оказаться замаскированным Баал'Верзи", - подумал я
снова, и опять очень неприятная тревога овладела мною.
Я взял себя в руки. Я принял все меры предосторожности. Под рубашкой я
носил прекрасную кольчугу. Я так долго носил ее, что замечал ее тяжесть
только когда снимал. Ранить тело через нее можно было только очень тонким
кинжалом, а Баал'Верзи по традиции носили с собой более серьезное оружие.
Мало кто из видевших его остался в живых, но многие знали, что рукоятки их
небольших ножей были расписаны красным, черным и золотым. Красный цвет
означал кровь, черный - ужас смерти, а золото - деньги, которые они получали
за свою черную работу.
Ах да, каждый был привязан к своего рода символам. Говорили еще, что ножи
были заколдованы, и даже слабая рука могла нанести смертельный удар в
жизненно важный орган тела. Я очень серьезно относился к такого рода
сплетням, так как довольно долго изучал магию.
В мою сторону неторопливо шла Верховная жрица, леди Илона Даровная. Этой
высокой, отважной женщине было около пятидесяти, и они каким-то образом
умудрялась в условиях войны ходить в о всегда чистых, легких, гол