завлек мою мать в Марковию? Моргот кивнул:
   - И не поместил в нее свое семя. И теперь я ощущаю  твое  могущество,
могущество  столь  большое,  что  подобно  моему  господину  я   начинаю
трепетать при мысли о том, что может из тебя получиться.
   - И ты станешь учить меня... отец?
   - Так быстро, как ты сможешь обучаться. - Моргот  вышел  на  середину
пещеры и встал на небольшое возвышение, окруженное бассейном с водой.  -
Пожалуй, пора испытать тебя.
   С этими словами Моргот закрыл глаза и высоко поднял руки. Жон смотрел
на него во все глаза. Его  отец  начал  длинное  и  сложное  заклинание,
напоминающее призыв к мудрости. Над ним появилась в воздухе  хрустальная
сфера размером почти с голову Гектора. Когда заклинание было  закончено,
хрустальный шар обрел материальность и тяжело опустился на подставленные
руки Моргота. Внутри  он  был  заполнен  мерцающим  белым  туманом.  Еще
несколько слов, взмах головой, и туман  стал  принимать  форму  закрытой
книги, чей золотой  переплет  был  украшен  перекрывающимися  кругами  и
затейливыми руническими надписями. Жон внимательно прислушался к  словам
заклинания, и узор на переплете на его глазах стал еще богаче и сложнее.
Наконец Моргот опустил шар на уровень груди, произнес  последнее  слово.
Хрустальная сфера пропала, а книга сама собой раскрылась на середине.
   Моргот громко прочел текст заклинания, это были те же самые  формулы,
которые он использовал, создавая книгу. Ему потребовалось на  это  всего
несколько мгновений. После этого он приблизился  к  Джонатану  и  вложил
тяжелый том в его руки.
   - Взгляни-ка на это, - сказал он.
   Джонатан  посмотрел.  Страницы  были   исписаны   мелким,   убористым
почерком. Здесь были  огненные  заклинания,  замораживающие  заклинания,
заклинания, чтобы вызвать чудовищ, заклинания, чтобы создавать существа,
которые сами накладывают заклинания, и многое-многое другое.
   - Первое заклинание, которое тебе нужно  выучить  -  это  заклинание,
которое поможет твоей лучшей  концентрации  внимания,  -  сказал  Моргот
сыну. - Твоя учеба должна начинаться постепенно. Несмотря  на  это,  мне
кажется, что ты научишься всему этому еще  скорее,  чем  я  когда-то,  -
добавил Моргот и рассмеялся громким  хриплым  смехом.  Голова  Джонатана
машинально повернулась к пещере Ивара. - И еще я обещаю тебе,  Джонатан,
что буду любить тебя как сына, любить так, как никто  никогда  не  любил
меня.
   - И я тоже клянусь любить и почитать тебя как отца. Учиться...  чтобы
никогда не предать тебя. Благословишь ли ты меня, отец?
   - Как это?
   - Я помолвлен. Скоро я официально женюсь на дочери своего учителя.
   - На дочери Ивара? - Да.
   - У него тоже есть сила. Конечно, я благословлю твой брак.  Чему  тут
удивляться? Жизнь для меня -  драгоценна,  и  дети  тоже,  особенно  те,
которые унаследуют мой дар.
   Жон улыбнулся. Взял отца за руку. Ее  леденящий  холод  заставил  его
вздрогнуть, но ощущение холода исчезло так же быстро, как и возникло,  и
Джонатан почувствовал прилив  тепла  и  любви,  который  повлек  его  на
непривычную искренность:
   - Колдовские книги и пергаменты Ивара  находятся  в  пещере,  которая
соединяется с нашей, - сообщил он, указывая на проход. - До  его  пещеры
совсем близко, и я боюсь, что если он услышит нас, то явится сюда, чтобы
причинить тебе вред. Пожалуйста, ради него, запечатай проход.
   В  его  просьбе  Морготу  почудился  страх.  Повернувшись   к   узкой
расселине, он сделал несколько жестов и произнес одно слово, которое Жон
не понял.
   - Готово. Мы с тобой можем пройти, остальные - нет,  если  только  ты
или я не захотим этого.
   - Спасибо, отец, - Жон колебался, так как, по всей видимости, уходить
ему не хотелось. Немного помявшись, он добавил: - Кроме того, я не  могу
больше ночевать здесь. Мой поход в крепость должен был уже  закончиться.
Если я буду отсутствовать слишком долго, меня будут расспрашивать.
   - Расспрашивать тебя будут в любом случае. Стражи не многое умеют, но
они не глупцы. Вскоре они  поймут,  что  ты  наделал,  и  сообщат  своим
союзникам. Их посланец придет днем, так что  тебе  придется  в  одиночку
перехватить его. Это и будет испытанием твоей верности.
   - Может быть, тебе что-нибудь нужно, отец?
   - Нет. Приходи завтра после полуночи. Мы начнем заниматься.
   Джонатан выбрался из пещеры наружу, спустился по склону холма и пошел
в село. В небольшой роще возле дома Маэв  он  задержался,  стряхивая  со
штанов грязь и поглядывая на небо, где стремительные облака спасались от
лучей утреннего солнца. Здесь же, укрытый деревьями от посторонних глаз,
он позволил себе заплакать, выплакав горечь предательства.
   Джонатан  вспомнил  слова  Лейт,  написанные  быстрым,  неразборчивым
почерком. Судя по оставленным  ею  записям  можно  было  с  уверенностью
сказать, что Джонатан - сын Вара, зачатый  задолго  до  ужасной  ночи  в
часовне. Но теперь он знал, что это не так, что он -  сын  Моргота.  Так
зачем же его матери понадобилось тратить столько времени и писать  столь
длинную историю, чтобы солгать в самом конце? Он был уверен, что Лейт не
стала бы этого делать. Ответ был только один: кто-то  намеренно  изменил
текст пергамента, магическим образом уничтожив первоначальный вариант  и
написав  свой,  использовав  почерк  его  матери.  Жон  узнал  об   этом
заклинании от Ивара. Он не станет пытаться понять, почему  Стражи  пошли
на подлог. Он не простит им обмана и не станет винить себя  за  все  его
последствия. Теперь не имеет значения, Вар ли был его отцом или какое-то
другое, гораздо более древнее существо. Он,  Джонатан,  по-прежнему  был
самим собой, умелым, могущественным и непревзойденным...  Он  был  сыном
своего
   отца.
   * * *
   Лишь только Джонатан вошел в гостиницу через заднюю дверь,  в  ноздри
ему ударил запах пекущегося в духовке хлеба,  а  на  столе  в  кухне  он
увидел тесто, которое еще только должно было отправиться в печь. В кухне
никого не было, но в гостиной  сидело  несколько  мужчин.  Если  бы  они
увидели его возвращающимся из крепости в одиночку, да еще в такую  рань,
они задали бы ему слишком много вопросов. Жон не хотел этого  и  поэтому
скрылся в потайной ход за стеной холла. С другой стороны, посетители  не
часто приходили в таверну в столь  ранний  час,  и  Джонатан  за  стеной
навострил уши, прислушиваясь к разговору.
   - Мать Алдена? Странно, что ее тело нашли на  том  самом  месте,  где
погиб ее сын, - говорил один из мужчин.
   Голоса этого мужчины Джонатан  не  узнал,  зато  следующим  заговорил
Андор, и Джонатан почувствовал его страх.
   - Наши сельчане рыбачили совсем недалеко от берега,  и  если  бы  она
закричала, они наверняка бы услышали ее.
   - Это я первым нашел ее, - перебил первый голос. - Обе цепочки следов
были совсем свежими, но труп уже замерз.
   - Говорил я вам, в этом замешан кто-то пострашнее тварей! -  раздался
третий голос, и Жон узнал голос Миши.
   - Сондра! Принеси еще чая! -  позвал  Андор.  Джонатан  услышал,  как
легкие шаги девушки прозвучали совсем близко, по направлению из кухни  в
гостиную.  Сондра,  должно  быть,  заметила  мокрые   следы   на   полу,
почувствовала запах свежего утреннего воздуха,  который  Жон  впустил  в
кухню, так как сразу же после того, как она подала мужчинам горячий чай,
потайная дверь отворилась, и девушка скользнула в его объятия.
   Тепло,  с  которым  она  приникла  к  нему,  успокоило  Жона,  но  он
чувствовал, как дрожит ее тело, а слова ее были исполнены тревоги.
   - Этой зимой в поселке уже три смерти. Я так рада, что с тобой ничего
не случилось! - прошептала она.
   - Со мной ничего не может случиться, и  я  не  допущу,  чтобы  что-то
случилось с тобой, обещаю, - шепнул в ответ Джонатан.
   Сондра кивнула и расслабилась, ощутив себя в безопасности под защитой
его могущества. Он хотел, чтобы она спустилась с  ним  в  пещеру,  хотел
удержать ее,  чтобы  признаться  в  том,  что  он  совершил,  но  Сондра
вырвалась.
   - Я должна идти, иначе меня хватятся, - пояснила она и ушла.
   Джонатан решил не прислушиваться дальше к разговору мужчин, это  было
бессмысленно, тем более что он услышал уже  достаточно.  Спустившись  по
ступеням в пещеру Ивара, он решил  выждать  более  подходящего  времени,
чтобы снова появиться в деревне.
   Несмотря на то что он довольно долго спал, находясь в обществе  отца,
отдых не освежил его. Сны его были заполнены одиночеством  и  отчаяньем.
Завернувшись в вытертые шкуры, он улегся  у  остывшего  очага  в  пещере
Ивара и снова стал размышлять над словами, которые его мать  записала  в
своем пергаменте:
   "Оно воспользовалось алчностью Вара, чтобы превратить его в  вора.  А
я? Полотно использовало все мелкие размолвки, которые накопились за годы
брака с Варом, чтобы сделать меня убийцей!"
   А он сам? С тех самых  пор,  когда  он  впервые  увидел  Полотно,  он
почувствовал, как в нем нарастает страстное желание  -  жажда  власти  и
поклонения. Его стремление  воссоединиться  с  отцом  осуществилось,  но
осуществилось таким образом, каким  он  не  предполагал,  да  и  не  мог
предполагать. Теперь, когда дело было сделано, когда он  принес  Морготу
клятву верности, ему оставалось только надеяться, что отец сдержит  свое
слово и его смертоносное прикосновение не причинит зла  всем  тем,  кого
Джонатан любил. Он был молод и слишком уверен в себе,  не  понимая,  что
единственной душой, которую Морготу необходимо было уничтожить, была его
душа. У Жона больше не осталось богов, которым он мог  бы  молиться.  Он
мог утешиться лишь смутными проблесками надежды, и так он заснул.
   Жон проснулся внезапно, почувствовав, что он не один.
   - Кто здесь? - прошептал он в темноту,  уверенный  в  том,  что  Ивар
узнал его тайну, что Стражи  пришли  за  ним,  что  Моргот,  уловив  его
колебания, явился убить его.
   - Это я, - шепнула Сондра и скользнула  к  нему  под  шкуру,  -  твоя
невеста.
   - Жена, - поправил Жон.
   Он обнял  девушку,  но  ощущение  постороннего  присутствия,  которое
разбудило его, не  исчезло.  Возможно,  это  была  неспокойная  совесть.
Возможно,  его  отец  проник  в  пещеру,  чтобы  посмотреть  на  них   и
насладиться их страстью.
   - Я не предам тебя, - шепнул Джонатан так тихо, что его  не  услышала
даже Сондра. Ощущение чужого присутствия исчезло. Оставшись  наедине  со
своей возлюбленной, Жон спокойно уснул в ее объятиях.
   * * *
   Дирка вошла в кухню и стала вынимать из духовки последние булки. Куда
подевалась эта девчонка? Печь хлеб - это ее работа.  Если  бы  Дирка  не
спустилась в кухню выпить чаю, хлеб непременно сгорел бы.
   В последнее время  от  Сондры  не  было  никакой  пользы.  Влюбленная
дурочка, чьи глаза настолько заволоклись романтическим туманом, что  она
совершенно не способна сосредоточиться на работе.
   Дирка подумала о своих двух дочерях. Если бы они остались  живы,  они
бы не были так бестолковы  и  глупы.  Прежде  чем  выходить  замуж,  они
непременно спросили бы совета у матери, и уж конечно их выбор не пал  бы
на такого молодого и наивного юношу, каким был Жон.
   Что касается юноши, то у  него  не  было  никакого  опыта  общения  с
женщинами. Вряд ли его можно было бы  обвинить  в  том,  что  он  сделал
неправильный выбор.
   Еле слышный вздох, который мог быть и плодом ее воображения,  привлек
внимание Дирки к  потайной  дверце,  ведшей  в  подвальную  пещеру.  Она
осторожно открыла дверь и прислушалась.
   Несмотря на то что между ней и влюбленной парочкой пролегал  довольно
толстый слой камня и глины, Дирке показалось, что она слышит их дыхание,
стук их сердец и  страстный  шепот  Жона,  бормочущего  о  своей  любви.
Заслышав шаги Андора, направляющегося в кухню,  Дирка  проворно  закрыла
дверь и отбежала к поленнице. Когда муж вошел в  кухню,  Дирка  спокойно
наливала чай.
   - Сондра сказала мне, что Жон вернулся, - сказал Андор. - Она пошла к
нему, а я пришел посмотреть, как пекутся булки.
   - Они давно бы уже сгорели, - раздраженно заметила Дирка. - Печь хлеб
- это ее обязанность. В последнее время она отлынивает от работы.
   Андор рассмеялся.
   - Отлынивает! Дирка, девчонка влюблена  по  уши,  какая  тут  работа!
Разве ты не помнишь, как это было у нас с тобой?
   Он взял ее за подбородок и приподнял ей голову, собираясь поцеловать.
Его слова неожиданно больно ужалили Дирку.  В  ее  глазах  Андор  увидел
ненависть и жгучую ревность.
   - Он не ребенок, Дирка, и не принадлежит тебе. Не забывай об этом,  -
проговорил он тихо и спокойно, борясь с желанием ударить ее. С  тех  пор
как он научился контролировать свою ликантропию, он ни разу не  приходил
в такое бешенство.  Волчий  амулет  вокруг  его  шеи  вдруг  стал  очень
тяжелым, и Андор, круто развернувшись, вышел из  кухни,  в  которой  ему
стало невыносимо душно.
   Он не решился присоединиться к мужчинам, которые все  еще  сидели  за
столом и остался стоять возле двери в  кухню,  прислонившись  к  косяку.
Заметив выражение его лица, Ивар подошел к нему и встал рядом.
   - Что-нибудь случилось? - спросил он.
   Андор покачал головой.
   - С Диркой поссорился. Ничего  серьезного,  но  ты  ведь  знаешь  мой
темперамент, - произнося последние слова, Андор непроизвольно поглаживал
свой амулет. От стола донесся громкий голос Миши:
   - Говорю вам, эти смерти были не простыми. Здесь замешано что-то  еще
кроме тварей, что-то  новое  и  опасное.  Нужно  присматривать  друг  за
другом, выискивать чужаков среди нас.
   Андор снова рассвирепел.
   - Я пойду и заткну ему глотку, если ты  не  хочешь,  -  прошипел  он,
обращаясь к Ивару.
   - Что бы ты ни сказал ему, слухи только усилятся. Пусть Миша болтает.
Всем известно, что Жон увел у него  девушку,  которой  он  добивался,  и
никто не принимает его всерьез.
   - Теперь это уже не так, - возразил Андор. Он понял это, наблюдая  за
тем, как сосредоточенно кивают мужчины за столом, прислушиваясь к словам
Миши, даже в себе самом он обнаружил смутную тревогу. Ивар тем  временем
подошел к столу и успокоил собравшихся несколькими  хорошо  продуманными
фразами. Вскоре после этого мужчины ушли, остался только Миша.
   Почувствовав себя неловко в одиночестве, Миша попросил эля.  Андор  в
ответ покачал головой.
   - Еще слишком рано, - объяснил он.
   - У тебя, должно быть, еще немало дел, - добавил Ивар.  Миша  глубоко
вздохнул.
   - Я не уйду, пока не переговорю с тобой, - сказал он Ивару. - Подойди
ко мне и присядь... пожалуйста, - попросил он почти жалобно.
   Ивар неохотно исполнил просьбу, и Миша бросился исповедоваться:
   - Я всегда любил твою дочь, и ты знал об этом. Как же ты позволил  ей
выйти замуж за чужака, за пришлого?
   Ивар, который уже довольно долго терпел Мишину жалость к самому  себе
и  слухи,  которые  он  распускал  о  прошлом  Джонатана,  ответил,  еле
сдерживая гнев:
   - Если бы ты любил ее, ты не ударил бы ее в праздничную ночь. Если бы
ты любил ее, ты бы больше работал и копил деньги  для  женитьбы,  вместо
того чтобы тратить их на эль.
   - Значит дело в том, что я беден?
   - Ты назвал Жона чужаком, но если вспомнить - и Сондра, и я,- мы  оба
родились не в этих краях. Мы пришли из еще более  жестокой  страны,  чем
эта. Я знаю, что такое настоящая бедность, и еще я знаю, что  ты  сейчас
задумал и как ты хотел бы, чтобы это закончилось. Поэтому я  скажу  тебе
так: даже если бы Жон не появился здесь, я  все  равно  не  разрешил  бы
дочери выйти за тебя!
   Миша вскочил на ноги и наклонился над Иваром, который спокойно  сидел
напротив него.
   - Как ты смеешь?..
   - Говорить правду? Ты сам этого хотел.
   Взмахнув огромными кулаками, Миша отшвырнул в  сторону  стол.  Прежде
чем он успел ударить Ивара, рядом с ним оказался Андор.
   - Только тронь его, и ты никогда больше не придешь сюда, -  прошептал
он.
   Миша обернулся и посмотрел прямо в голубые  глаза  Андора,  неотрывно
глядящие на него. Потом перевел взгляд на Ивара, который даже  не  встал
со своего стула. Оба были меньше, чем Миша, но  схватка  могла  бы  быть
равной, если бы не слишком очевидное желание  Андора  разорвать  его  на
клочки. Ивар, напротив, демонстрировал простое  любопытство,  словно  он
поднялся  над  нуждами  слабой  плоти,  обладая   огромным   количеством
смертоносных возможностей защитить себя иным способом.
   Андор открыл дверь.
   Миша не нуждался в словесном приглашении. Ему потребовалось  все  его
мужество, чтобы не броситься бежать изо всех сил.
   В несколько последующих дней Миша  во  всю  мочь  пользовался  своими
скромными талантами. Он запустил еще несколько слухов и с  удовольствием
наблюдал, как они ширились, овладевая умами жителей поселка. Ивар был  в
селе чужим. И Дирка. И Сондра. В гостинице всегда были  какие-то  тайны,
были еще до появления Джонатана. Юноша с серебряными волосами был просто
катализатором, это он запустил машину  убийств.  Кто,  кроме  него,  мог
сделать это? Кто еще недавно появился  в  поселке?  "Ноктюрн"  продолжал
обслуживать посетителей, но большинство приходило в  таверну  просто  из
болезненного  любопытства.  Теперь,   вместо   того   чтобы   добродушно
перешучиваться с Андором, мужчины угрюмо сидели за столиком,  вполголоса
переговариваясь между собой. И хотя они  по-прежнему  просили  Джонатана
спеть им, казалось, что его голос больше не  трогает  их  так,  как  это
бывало прежде. Они сидели, смотрели на него, а про себя решали, может ли
юноша с таким красивым голосом оказаться убийцей?
   ГЛАВА 14
   Несмотря на то что большинство слухов о Джонатане распустил он,  Миша
не верил большинству из них. Слова Ивара так глубоко уязвили его  именно
потому, что в них была  правда,  и  теперь  Миша  находил  слишком  мало
удовлетворения в своей мести. Всякий раз, когда он приходил в гостиницу,
его внимание было приковано к дверям кухни. Миша надеялся увидеть Сондру
хотя бы краешком глаза, но она старалась не попадаться никому на глаза и
выходила в зал, только когда Джонатан пел. И Миша вдруг  обнаружил,  что
готов платить за песни своему  счастливому  сопернику,  лишь  бы  только
Сондра подольше оставалась на виду.
   Большинство из его  товарищей  уже  объявили  о  своей  помолвке.  Их
намерения будут формально освящены во время зимнего празднества, и  Миша
тоже мог бы стоять рядом с ними, но теперь его место занято другим.
   Ивар сказал Мише, что он слишком беден и  ленив.  Последнее  казалось
Мише несправедливым, так как он работал  наравне  со  всеми  остальными.
Дело было в  том,  что  Миша  жил  вдвоем  с  матерью  и  не  чувствовал
необходимости много зарабатывать. У них был дом, еда и огонь в очаге.  У
них было даже кое-что из роскоши, но они не  слишком  в  ней  нуждались.
Кроме того, мать никогда ничего не просила.
   Если бы теперь было лето, Миша мог бы больше охотиться и разбогатеть,
продавая шкурки бобров и лисиц торговцам из Нова-Ваасы, но  зимой  денег
было взять неоткуда. Деньги! Мысли о золоте постоянно преследовали  его,
отодвинув на задний план все остальные заботы.
   Деньги был" его единственной возможностью добиться руки Сондры.
   В их деревне деньги водились только у Андора с Иваром и... у Маэв. Ни
у кого в Линде не было их столько, сколько у нее.  Мужчины  получали  от
нее подарки и пили вино, которое она покупала за золото.
   Золото!
   Миша никогда не бывал  в  ее  домике,  но  он  наслушался  достаточно
историй от тех, кто там побывал. Ему рассказывали о драгоценных камнях и
украшениях из золота - огромном богатстве, которого должно хватить  даже
для того, чтобы понравиться Ивару. Он купит его любовь.
   Несколько дней Миша провел в рощице, неподалеку от жилища Маэв. Низко
пригнувшись за заснеженными кустами, он наблюдал за домом, ожидая,  пока
его обитательница покинет его. Когда он  в  третий  раз  пришел  в  свое
укрытие, ему повезло. Маэв вышла из дома и, прикрывая лицо полой  плаща,
направилась в деревню. Миша дождался, пока ее фигура