я была опущена в чашку с недопитым кофе. И - боги! - он преспокойно лакал его, подергивая коротким, будто обрубленным хвостом.
     Санти сделал шаг, и зверь, подняв морду, уставился на него. Ну нет, это точно не детеныш! Морда самая разбойничья! Поперек шла длинная узкая плешь, половины уха недоставало - настоящая морда старого боевого парда. Только вся голова - не больше ладони!
     - Ну? - спросил зверь. - Что уставился?
     Рот Санти открылся. Не потому, что он хотел что-то сказать.
     - Дрянной кофе! - заметил зверь. - Надеюсь, в следующий раз будет получше.
     - Ты... кто? - наконец выдавил из себя Санти.
     Зверь сел, вытянул заднюю лапу и несколько раз провел по ней черным языком. Потом перемахнул на окно, задрал обрубок хвоста и пшикнул наружу желтой струйкой.
     - Ну и влип ты, паренек! - промурлыкал он. - Ладно, до скорого!
     И пропал.
     Обалдевший Санти потер глаза. Зачем-то подошел к столу и заглянул в чашку. Кофе, определенно, стало меньше. Ну и что?
     "Пригрезилось!" - подумал юноша и отправился завтракать.

***

     Тренировочное поле было посыпано белым мелким песком, который рабы каждый час обрызгивали водой. Часть поля лежала в тени старого вяза, простершего мощные ветви на десятки шагов. Но воины упражнялись в основном на открытой части - солдату нужна выносливость. Впрочем, выносливость выносливостью, а большинство солдат все же предпочитали для тренировок утренние часы, когда солнце еще не печет в полную силу.
     Санти нравилось приходить сюда после завтрака. Ему нравилось наблюдать за точными и быстрыми движениями, за игрой мускулов, напряженных, перекатывающихся при каждом взмахе меча. Нравилось глядеть, как взлетают и падают ловкие тела всех оттенков кожи, когда воины тренируют мышцы и глаз на вертикальных и горизонтальных брусьях. Снарядов же для упражнений здесь было великое множество. И они постоянно пополнялись. Каждый новый воин, а в страже Владения служили лишь лучшие из лучших, прибавлял что-нибудь свое.
     И все же самым ярким зрелищем были поединки. Воины сражались палками, шестами, реже - специальным затупленным оружием. И уж совсем редко - настоящим боевым. И ни разу Санти не видел, чтобы кто-то получил увечье. Бойцы слишком хорошо знали свое дело.
     Настоящий воин владеет любым оружием: будь то волнистый крисс конгая - "бегущее пламя", топор омбамту, копье или арбалет. Но у каждого есть излюбленное. Чаще всего это были прямые обоюдоострые конгские мечи из дорогой дымчатой стали. Но ценились и кривые легкие, с паутинным узором гурамские сабли. А некоторым по душе были и тяжелые широкие мечи Хольда.
     Каждый воин был по-своему хорош, но Санти сразу приметил того, кто не знал себе равных. Санти видел его прежде и знал, что воин - десятник Внешней Стражи. Помнится, юноша удивился: десятник был на голову ниже своих подчиненных. Но, увидев его в поединке, Санти перестал удивляться. Два гурамских кривых клинка в его длинных руках порхали, как крылья ящерицы-медовницы.
     Сейчас десятник сражался одновременно с тремя воинами. Он был босиком, в коротких черных штанах. На смуглой груди - бляха-амулет. Иссиня-черные волосы собраны в пучок на затылке. Руки, перевитые жгутами мускулов, были на пядь длиннее, чем руки его рослых противников. Подвижный, как капля ртути, неутомимый, как дикий степной пес, десятник метался между тремя противниками. На каждом из них была легкая кольчуга и боевой браслет на левой руке. На головах - легкие шлемы без забрал. Вооружены они были прямыми конгскими мечами. Не боевыми, затупленными. Но и таким мечом можно было запросто изувечить человека без доспехов. Эти трое были опытными бойцами, но гурамиди играл с ними, словно змея с лягушкой. Он водил их, кружил, путал так, что его соперники постоянно оказывались друг у друга за спиной. Они сталкивались, мешали один другому, а десятник прыгал, нырял, уворачивался и все время дразнил противников, комментировал каждое неловкое движение, каждый промах... Для опытного воина обидно, когда его поучают, будто юнца. Еще обиднее, если поучения справедливы. Десятник хотел рассердить их - и у него получалось. Воины свирепели. Их движения становились менее точными. Вот один из них едва увернулся от колющего удара товарища - и осыпал его ругательствами. Десятник издевательски захохотал. На его гладком, блестящем от пота теле не было ни единой царапины. Зато сам он при случае не упускал возможности оставить красную черточку на незащищенной щеке или ноге. Конгские мечи с шумом рассекали воздух. Пожалуй, теперь удары наносились всерьез. Лица солдат покраснели, грудные клетки вздымались под кольчугами. Сабли в руках десятника тихонько пели, то сливаясь в два сплошных веера, то замирали, вспыхнув отраженным пламенем солнца. Поединок затягивался, и с десяток солдат уже глазели на сражающихся, подзуживали, бились об заклад... Дело становилось нешуточным. Три воина, забыв об осторожности, рубили, как мясники. Десятник вертелся волчком на кривоватых ногах. Вот его сабля скользнула под подбородок широкогрудого мечника и разрезала кожаный ремешок. Шлем упал с головы и покатился по песку. Зрители завопили и затопали ногами. Тем временем второй воин едва не отсек руку самому десятнику, но тот успел уклониться и даже чиркнуть острием по предплечью нападавшего.
     - Я напишу на тебе твое имя, красавчик! - завопил десятник радостно. - Как тебя зовут, а? Крысолюб тебя зовут? Длинно! Слишком длинно - у тебя не хватит крови. Давай напишем просто: крыса! А?
     Обиженный бросился на десятника, но с тем же успехом он мог атаковать воздух.
     На площадке появился Начальник Внешней Стражи Сихон. Зрители опасливо покосились на командира: вдруг ему не понравится, что они бездельничают. Но Сихон и сам увлекся зрелищем схватки. Постепенно лицо его приняло озабоченное выражение. Он опасался за десятника. Случайный или неслучайный удар по незащищенному телу - и воин получит травму. Сихон видел, что трое атакующих именно этого и хотят. А ловкий коротышка сам подставляет себя под удары, чтобы в последний момент уклониться. Этим он еще больше распалял противников.
     Сихон не хотел останавливать схватку, но боялся, что кончится она нехорошо.
     - Довольно! - крикнул он зычным голосом. Сражающиеся не отреагировали. Трое не услышали, а четвертый подмигнул ему, продолжая играть мечами.
     - Равахш! - взревел Сихон. - Шуорд! Довольно!
     Десятник тут же воткнул меч в песок и выскользнул из-под носа очередного противника. Он отбежал на несколько шагов и остановился. Его соперники бросились на него: они решили, что это очередной трюк Шуорда.
     - Разорви вас демоны! - зарычал Сихон. - Довольно, я сказал!
     Солдаты наконец пришли в себя.
     - Пять плетей каждому - за скверный слух! - приказал Сихон понурившимся воинам. - И по две - за нерасторопность!
     Зрители заржали. Сихон мгновенно обернулся к ним:
     - Вы, ленивые бараны!..
     Солдаты тут же разбежались по снарядам. Десятник подхватил мечи и уже снова вращал их в воздухе.
     - Не устал, Шуорд? - спросил его Сихон.
     - Нет, командир! - весело отозвался десятник.
     - Позвеним?
     - Не стоит, командир. - Шуорд многозначительно посмотрел на бредущих в сторону Дворца трех воинов. Сихон тоже посмотрел на них и погладил рукоять меча.
     - Пожалуй, ты прав! - сказал он. - А вечерком, без лишних глаз?
     - Всегда рад, командир! Люблю сражаться! Все равно с кем: хоть с этим сосунком. - Он кивнул в сторону Санти.
     Юноша покраснел. Мечи в руках Шуорда без устали выписывали замысловатые кривые.
     - Но с сильными - люблю больше. Например, с тобой, командир.
     - Ты льстишь, Шуорд! - сказал Сихон. - Я слишком много командую. Слишком мало служу стали.
     - Старое дерево крепче! - засмеялся десятник.
     Санти пригляделся к нему и понял, что ошибся, решив, что Шуорд молод. Сухощавое телосложение обмануло юношу.
     Сихон пошел дальше, на другой конец поля, а длиннорукий десятник продолжал размахивать мечами. Он вертелся, прыгал, кувыркался через голову, падал, вставал. И все это время клинки в его руках сверкали, как спинка медовницы на солнце.
     Санти решился. Он перемахнул через перильца, окружавшие поле, и окликнул десятника:
     - Шуорд!
     Воин мгновенно остановился. Мечи замерли в воздухе: левый - в прямой руке, острием вперед, правый - за спиной. Шуорд походил на статуэтку.
     - Что, малышок?
     - Ты сказал: готов сражаться даже со мной. Давай! - твердо выговорил юноша, хотя желудок его провалился на самое донышко туловища.
     - Хой! - Шуорд хлопнул себя саблей по плоскому животу. - Отлично, малышок! Лови!
     И бросил клинок острием вперед. Санти еле успел увернуться. Меч воткнулся оголовьем в песок в трех шагах от юноши.
     - Боишься железа, малышок? - крикнул Шуорд.
     Санти молча поднял саблю из песка. У нее была удобная костяная рукоять и расширяющийся к острию клинок из сероватой, с паутинным узором, стали. Санти взмахнул оружием... И едва не выронил его. Казавшаяся с виду такой легкой, сабля была весьма увесистой. Санти еще несколько раз взмахнул ею, уже осторожнее. Он старался подражать движениям воинов, но у него получалось не слишком ловко.
     - В стойку, в стойку, малышок! - Шуорд танцующей походкой двигался к нему. Санти сделал шаг навстречу и рубанул воздух.
     Шуорд едва коснулся клинка клинком - и сабля вырвалась из руки Санти. Юноша отпрянул, поднял оружие. И снова воин вышиб у него саблю. Раз за разом Шуорд повторял одно и то же движение, и каждый раз Санти оказывался обезоружен.
     - Кланяйся, малышок! Кланяйся! - смеялся Шуорд.
     Вокруг опять собрались солдаты. Все что угодно, только бы не оплывать потом под жгучим солнцем.
     Каждое падение сабли сопровождалось унизительными комментариями. Санти терпел. Ладонь его горела, пот тек ручьем, но он чувствовал, что вот-вот распознает прием, которым пользовался десятник. И распознал! В следующей атаке чуть повернул лезвие, и клинок Шуорда не зацепил его клинка. А Санти уколол десятника в грудь. То есть хотел уколоть, потому что Шуорд снова выбил саблю из его руки. Но зато на этот раз ничего не сказал. Санти вспомнил, как он описывал клинком восходящий полукруг, и попытался повторить движение. Шуорд отбил удар еле заметным взмахом. На этот раз сабля осталась в руке Санти. Зато на животе его появилась кровоточащая царапина.
     - Знак доблести! - рассмеялся Шуорд. - Теперь каждый твой удар будет отмечаться так.
     Санти рассердился. Больше того, он перестал бояться стали, перестал бояться десятника.
     "В конце концов, он слишком хороший воин, чтобы меня убить!" - подумал юноша. И прыгнул вперед...
     Очнулся юноша лежащим на мокром песке, лицом к белесому небу. Он был весь мокрый: кто-то облил его водой. Громоподобный хохот зрителей сотрясал воздух. Голова гудела. Санти потрогал рукой макушку и обнаружил там быстро растущую шишку. Собрав все силы, юноша встал, но, чтобы не упасть снова, ему пришлось опереться на саблю. Новый взрыв хохота потряс воздух.
     Шуорд исподлобья поглядел на окруживших их солдат. Глаза десятника наливались кровью. Он и Санти были окружены гыгыкающими, хлопающими себя и соседей здоровенными парнями, которым сам Равахш за приятеля. Низкорослый десятник переводил взгляд с одной гогочущей ряшки на другую, и Санти увидел, как набухают жилы на его коричневой шее.
     - Ублюдки! - вдруг заревел Шуорд. Да так, что Санти вздрогнул: не ожидал, что у десятника такой мощный голос. - Паскудные выблядки хуридских шлюх! Ну, что стонете, как беременные жабы? (Тут он был не прав: солдаты перестали ржать и даже подались немного назад. ) Ну, кто из вас молодец? Ну, выйди! Если я не вышибу тебе меч первым ударом, можешь отрезать мне яйцо! А вышибу - отрежу оба! Ну, выйди кто не трусит? Ну, что ж вы не гогочете, помет облысевшей овцы!
     Он упирался взглядом то в одного, то в другого, но воины прятали глаза, смущенно переминались с ноги на ногу. Да, они были бойцы. Да, они не знали страха. Но, великий Тур, они знали Шуорда! Тихо-тихо разбрелись они, кто куда, и Санти с десятником остались вдвоем. В глазах у юноши уже не двоилось. Шишка на голове болела, но не больше, чем кисть правой руки. Он был готов продолжать, но Шуорду надоело возиться с ним. Он взмахнул оружием - и сабля Санти взлетела в воздух. Шуорд поймал ее левой рукой, прямо заклинок, перехватил.
     - Все, малышок! - сказал он. - Иди поиграй.
     - Можно мне еще как-нибудь... - нерешительно попросил Санти.
     - Поглядим.
     - А можно я немного посмотрю?..
     Воин пожал плечами:
     - Смотри. Ты человек... вольный! - и ухмыльнулся.
     Санти перелез через оградку и уселся в тени. Послюнив палец, он стер кровь с живота.
     Шуорд, подвижный, как капелька ртути на гладком столе, снова вращал мечами. Какими легкими казались они в его руках!

Глава шестая

     Одни рождаются магами, другие ими становятся. Но никому магический дар не дается просто так. И ни один маг не властен отказаться от своего дара. Посмей он - и трижды проклянет судьбу прежде, чем умереть. Маг вправе выбрать лишь одно: отдаться ли Алчушим Силы или примкнуть к Братству Света. Или же выбрать одиночество. Но иным не дано и этого выбора.
     Фахри Праведный Эдзамский.
     "Происхождение магов и божественная сила волшебства"

     Парда закончила пить и одним прыжком вымахнула на заросший жесткой травой берег. Обрадованный детеныш заплясал вокруг. Санти направил парду вдоль озера. Они обогнули его с левой стороны, двинулись напрямик, через голубой луг, усыпанный желтыми цветами.
     На траве, скрестив ноги, сидели две девушки. В пяти шагах от них, в деревянном станке, брюшками вверх, были привязаны четыре темно-зеленых паука, каждый - размером с кулак. Четыре почти невидимые нити протянулись от них к бамбуковым палочкам в руках девушек. Между пауками и девушками стояло глиняное корыто с жидкостью. Все четыре нити протягивались сквозь погруженные в жидкость кольца.
     Девушки непринужденно болтали, а пальцы их неутомимо наматывали паутинный шелк. При появлении Санти они мгновенно умолкли, переглянулись и захихикали.
     Юноша подъехал поближе. Детеныш подбежал к корыту, ткнулся было носом и тут же отскочил, фыркая. Девушки захихикали погромче.
     - Привет, - сказал Санти со спины парды.
     - Привет, привет, - отозвалась та, что побойчее. - Ты проезжай, красавчик, нам с тобой говорить нельзя.
     - Почему? - осведомился Санти.
     - Не положено!
     Вторая захихикала.
     Санти тоже засмеялся и наклонившись в седле легонько ущипнул первую за ухо.
     - Нет так нет, сладкая!
     И сдавил коленями бока парды.
     Ушка прыгнула с места сразу шагов на десять, перемахнув через корыто и пауков, и понеслась, петляя между деревьями. Смех девушек растаял позади. Детеныш скакал следом, высоко и неуклюже вскидывая лапы.
     За рощей лежал луг. Парда перешла на рысь, иногда наклоняя голову, чтобы подхватить пучок травы. Круглые уши ее все время двигались. Детеныш приотстал: он обкусывал с куста темно-синие ягоды.
     Санти спустился с вершины холма и въехал в старый лес. Под лапами парды похрустывала опавшая листва. Лишенные ветвей стволы колоннами уходили на десятки локтей вверх - ни одного листочка, если не считать карабкающихся к свету лиан. Зато наверху - сплошной потолок. Санти мог поклясться: когда идет дождь, ни одна капля не достигает земли.
     Парда наклонила морду, чтобы скусить белый толстый гриб. Детеныш тотчас подскочил к ней и выхватил кусок прямо из пасти. Он был очень обаятелен, пушистый темно-коричневый, с белыми лапками и мордочкой.
     Парда принюхалась и ускорила шаг. Несколько минут спустя Санти услышал журчание ручья. Ушка припустила галопом - и вот они оказались на краю глубокого оврага. Санти посмотрел вниз: прозрачный ручей бежал посередине широкого плоского русла. По берегам ручья правильными кругами росли крупные розовые грибы. Парда тихонько рыкнула и, притормаживая задними ногами, съехала по крутому склону. Детеныш устремился за ней, поскользнулся, кубарем скатился вниз, завизжал и плюхнулся в холодную воду. Ушка ухватила его за загривок, выволокла из ручья. Детеныш мяукнул и отряхнулся, разбросав вокруг снопы брызг. Парда жадно глотала грибы. Детеныш тоже попробовал, но он был не голоден и потому, сжевав парочку, принялся носиться кругами около матери, визжа и тряся круглой головой.
     Санти спрыгнул на землю и сел на круглый, заросший синим мохом валун. На дне оврага было прохладно и спокойно. Детеныш потыкался мокрым носом в руку, но, поняв, что у юноши нет настроения играть, умчался вниз по ручью.
     Посвистывали ящерицы, журчал ручей, чавкала грибами парда. Пахло в овраге землей, водой и грибницей. А воздух был прохладен и неподвижен. Наверху тихо разговаривал лес. Санти, жителю города, казалось странным, что можно проехать целую милю и никого не встретить. Санти вздохнул. Он не привык к одиночеству.
     Издали донесся азартный визг детеныша. Парда перестала есть, подняла голову. Санти встал, подошел к ней, почесал под нижней челюстью. Ушка довольно заурчала.
     Детеныш мчался к ним. Маленький пушистый шар, неуклюжий и стремительный одновременно. Подскочив, он заметался от Санти к матери, прихватывая их острыми клычками.
     - Ну! - прикрикнул Санти, отпихивая малыша. - Нашел, да? Что-то нашел? Хочешь показать?
     Он поднялся на валун и с него - на спину парды. Детеныш умчался вперед. Мать потрусила за ним. Живот ее заметно раздулся.
     Ехать пришлось недалеко. В двухстах шагах ниже по ручью Санти увидел оползень. Совсем свежий. Над ним образовался земляной карниз, из которого торчали узловатые корни. Ниже, в рыхлой черной земле, зияла дыра.
     Детеныш тут же протиснулся в нее и пропал. Санти спрыгнул с парды и заглянул внутрь - темно. Изнутри доносилась шумная возня детеныша, повизгивание. Ушка оттолкнула юношу плечом, несколькими ударами передних лап расширила отверстие. Детеныш выскочил наружу, ткнулся выпачканной в земле головой в живот Санти. Нет, не в земле - в ржавчине. Санти еще раз заглянул в пещеру. Когда глаза его привыкли к темноте, он разглядел уходящий в глубь склона тоннель. Санти влез внутрь и оказался под круглым сводом высотой почти в семь локтей. Пол был гладкий, твердый, с небольшим уклоном в сторону оврага. У входа присыпано землей, но дальше ровно и чисто, как вымыто. Лишь в одном месте поперек тоннеля лежала куча трухи. Санти зачерпнул горсть и повернулся к свету. Ржавчина.
     "Вот где ты перепачкался, малыш!" - подумал он.
     Санти достал нож и поскреб стенку тоннеля. Материал не поддавался, зато затупился кончик ножа. Ровная, скользкая на ощупь поверхность. Сыну зодчего этот материал был незнаком.
     "Надо вернуться сюда со светом!" - подумал Санти, глядя в темную пасть тоннеля.
     Юноша вылез наружу. Парда лизнула его присыпанную землей голову и шумно вздохнула.
     Санти взобрался в седло и погнал ее вверх по склону. Парда сделала несколько шагов и остановилась. С полным брюхом, да еще с Санти на спине... Нет уж!
     - Лентяйка! - сказал юноша и спрыгнул наземь.
     - Давай! - Он пихнул Ушку в широкий зад.
     Парда в отместку стукнула его толстым твердым хвостом. Санти ухватил за шиворот детеныша и стал карабкаться вверх, цепляясь за выпирающие корни.
     Когда все трое оказались наверху, Санти вскочил в седло и сдавил коленями бока парды. Его охватил азарт: съездить в замок, взять светильник, вернуться!..
     Но Ушка не склонна была спешить. Все, на что мог рассчитывать Санти, - неторопливая рысь. Не нравится? Можешь идти сам.
     Юноша смирился: кто может переупрямить парду, которая только что хорошо поела?
     Сгорая от нетерпения, Санти подпрыгивал в высоком седле. И в самом деле впору соскочить и пуститься бегом.
     Им понадобилось не меньше сорока минут, чтобы добраться только до озера.
     Юкка стояла у берега, и старик кормчий помахал Санти рукой. Но юноша слишком спешил, чтобы останавливаться, потому лишь махнул в ответ и попытался заставить парду двигаться быстрее. Бе