ти. Увы, побежденный нежданной хворью светлейший Адальг странствовал в мире снов, его личный лекарь беспомощно разводил руками, а груз ответственности ложился на широкие плечи светлорожденного Робура. К радости последнего. Как всякий молодой Асенар, Робур, сын Гардараса, обожал войну. И справедливо опасался, что дядя его, из политических соображений, предпочтет невмешательство. Робур любил дядю, но надеялся, что тот пролежит в беспамятстве еще пару дней.
     До горловины Фарангского залива оставалось чуть более ста пятидесяти миль.

Юг.
Тысяча двенадцатый год.
Осень.

     - Привет, брат! - Широченный язык прошелся по голове Санти, слизнув не только кровь, но и сами раны. Слизнул - и спрятался за великолепными клыками в человеческий локоть длиной.
     - Ты... - прошептал юноша, пытаясь улыбнуться. У него улыбка получилась.
     - Идешь на поправку! - прогрохотало из чудовищной пасти. - Ты не возражаешь?
     И Пятнистый Брат стремительно уменьшился в размерах.
     - Где я? - прошептал Санти.
     Пятнистый Брат рассмеялся. Это было похоже на приступ кашля.
     - Ты спрашиваешь?
     Санти закрыл глаза. И тут на него нахлынуло. Он вспомнил раздувающего пламя мага, дракона, себя, ставшего Серым, вспомнил стремительно растущее, вырвавшееся из плена Семя Зла. И безумный полет, и преследователя, жаждущего всосать внутрь Санти-Дракона, упрятать в себе, подобно тому, как сам он был спрятан внутри Санти.
     Юноша затрепетал. На миг ему показалось: он поглощен, и он смотрит на мир сквозь пелену Того...
     Но это были лишь слезы. Санти мигнул, и пелена исчезла.
     Значит, он спасся? Но как? И где Тот?
     - Не могу тебе ответить! - проворчал Пятнистый Брат. - Я - только хроменький, потрепанный жизнью зверек! Поищи-ка у себя внутри!
     Санти так и сделал. Он знал, где прежде скрывался Тот, и ожидал найти там пустоту. И нашел ее. Но пустота была приятна. От нее исходило чувство засеянного поля. Он, Санти, переменился.
     "Я больше не Туон!" - подумал юноша.
     - Ну уж нет! - возразил Пятнистый Брат, вылизывая задранную вверх заднюю лапу. - Имя произнесено, милок! Не тебе его менять!
     - Посмотрим, - пробормотал Санти.
     Теперь он стал сам себе куда яснее. Вместо сумрака внутри жило нечто ясное, доступное. Ну, может, пара темных облачков еще оставалась, но не более. Санти даже мог бы вспомнить, кем был прежде, до рождения. Но ему было не интересно. Настоящее выглядело куда привлекательней. Зверь-демон был прав: Санти знал, где находится.
     - Спасибо тебе, братец! - сказал юноша, садясь.
     - Ерунда! Всегда рад оказаться полезным! Я бы и раньше вмешался, да только кое-кто велел мне держаться от тебя подальше!
     Пятнистый Брат покончил с одной лапой и принялся за другую, особенно тщательно вылизывая промежутки между когтистыми растопыренными пальцами. Рыжая гладкая шерсть поблескивала в темноте.
     Санти огляделся. Он находился на лужайке, со всех сторон окруженной зарослями. Вверху раскинулось фиолетовое небо с белыми и зелеными точками звезд. Ночь довольно темная, но юноша прекрасно различал все, даже крохотные синие цветы на ползущей через лужайку лиане. Как только он подумал о ней, лиана изогнулась и потянулась к Санти. Юноша протянул руку, и усики, мягкие и тонкие, как женские волосы, обвили его пальцы.
     Пятнистый Брат перестал вылизываться.
     - Поосторожней с ней! - предупредил он.
     - Не беспокойся! - Санти погладил второй рукой гладкую теплую розовую кору - так приласкал бы кошку.
     Лиана - почти как животное. Хищное животное. Но ведь и кошка - хищник.
     Усики оставили руку Санти. Лиана поползла дальше: она была голодна.
     - Это ведь Гибельный лес? - спросил Санти, заранее зная ответ.
     - Нет! Это спальня дядюшки Равахша! - Пятнистый Брат подпрыгнул и накрыл лапами пробегавшую крысу.
     Зверек пронзительно заверещал, но тут же умолк.
     "Проголодался!" - мысленно сообщил Пятнистый Брат, вытягиваясь на траве с добычей, зажатой между передними лапами. Он еще уменьшился и был теперь не больше двух локтей длиной, став в точности таким, каким был, когда Санти увидел его впервые, в замке соххоггои Нассини.
     - Ты ешь мясо? - удивился Санти.
     "Бывает! - отозвался тот, хрустя косточками крысы. - Вообще-то я в этом не нуждаюсь! - признался Пятнистый Брат. - Но иногда..."
     Запах крови привлек других любителей плоти, и Пятнистый Брат ненадолго прикинулся здоровенным кугурром.
     Тут Санти вспомнил об оставшихся на севере и забеспокоился.
     - Братец! - позвал он. - Слушай! Если мы на Юге, значит, к утру нам никак не попасть в Междуречье?
     Пятнистый Брат облизнулся. От крысы остались хвостик да голова, которой немедленно занялись крабы.
     - К утру? К чему такая спешка?
     - Там моя армия, - очень серьезно сказал Санти. - Вот-вот начнется битва. Я не должен этого допустить!
     Он вскочил на ноги:
     - Ты можешь отнести меня назад?
     - Разве я дракон? - осведомился Пятнистый Брат, потер выпачканную в крови морду, затем вылизал лапу.
     Санти опустился на землю. Он был опечален.
     Пятнистый Брат с явным интересом наблюдал за ним, потом спросил:
     - Как полагаешь, сколько времени прошло с тех пор, как этот длинный тайдуанский колдун выманил тебя на лужок?
     - Часов десять, - ответил Санти. - Или меньше. Я ведь не знаю, сколько осталось до рассвета!
     Пятнистый Брат снова разразился кашлем. Это, видимо, означало смех.
     - Не хочу тебя огорчать, - проговорил он, - но приходится! Битва, о которой ты так печешься, произошла! Эдак часов сто назад!
     Санти в изумлении уставился на него.
     - Да, да! Твои люди обходятся без тебя уже не один день! Неплохо обходятся, насколько мне известно!
     - Как так?
     - А ты думал!.. Нет, брат! За магический праздник, который ты устроил, пришлось заплатить! Твоим собственным временем заплатить! И не задавай вопросов, на которые знаешь ответ! Я обижусь! - Пятнистый Брат сердито фыркнул.
     Санти вник в сказанное и убедился, что тот опять прав.
     - А все же я не прочь вернуться! - сказал юноша, поразмыслив.
     - В твоих силах! - отозвался Пятнистый Брат. - Силенок у тебя, ясное дело, поубавилось: создать дракона у тебя уже не получится, но позвать какого-нибудь бронзовокрылого из здешних - это тебе вполне по силам! Уверен: любой из них с радостью потаскает на загривке такого выдающегося парня! Однако, на мой взгляд, лучше тебе пока остаться здесь. Вдруг с тобой произойдет нечто неприятное? Пусть уж это произойдет здесь, а не там, где много людей! Если, конечно, их судьба тебя беспокоит.
     - О чем ты?
     - Ты меня удивляешь! Думаешь, если я вытащил тебя из крысоловки и перенес сюда, этим все кончилось? Думаешь, этот оставит тебя в покое? Я думал, ты умнее, Туон!
     Вся вновь обретенная гармония рушилась, как тростниковая хижина под ударами бури.
     - Не трусь! - насмешливо проговорил Пятнистый Брат. - Может, он и впрямь потерял твой след! А потом - это же твой долг, как я понимаю! Отнесись к нему правильно - и получишь удовольствие!
     - Сомневаюсь! - произнес Санти. Но к нему внезапно вернулось хорошее настроение.
     - Ты - рыжий негодяй! - сообщил он Пятнистому Брату. - Не будь я обязан тебе жизнью, ты получил бы взбучку похлещи той, что пообещал тебе Трои!
     - Ха! Вижу, ты стал кое-что замечать, подальше куцей человеческой морды! Но так ли ты могуч, чтобы сулить мне взбучку?
     И начал раздуваться. Больше, больше - пока не достиг высоты двадцати локтей.
     - Ну-ка! - прогрохотал он сверху. - Попробуй со мной совладать!
     Санти, не вставая, поднял с земли сухую веточку и кольнул ею воздух перед собой.
     Огромное клыкастое чудовище опало еще быстрее, чем выросло.
     Пятнистый Брат подбежал к нему и потерся головой о плечо.
     - Ты радуешь меня, Туон! - промурлыкал он. - Хочешь, я покажу тебе место, где ты был зачат? Если, конечно, ты уже не рвешься сломя голову на север, чтобы помешать Судьбе залечивать свой узор там, где его испоганили грубые шутки магов?
     - Говори проще, - заметил Санти. - Так будет естественней!
     - Я цитировал! - оправдался Пятнистый Брат. - Но давай поторопимся: Королева Ночи эффектней всего тогда, когда восходит луна!

***

     Ночной Лес был удивительно красив. У Санти язык не повернулся бы назвать его Гибельным. Он, конечно, знал: смерть таится здесь в каждом шипе, в каждом усике лианы. Но в них же - и жизнь. И не нашлось бы в Вечном Лоне растения, что пожелало бы причинить ему боль. Санти мог идти босиком - и не наступил бы на торчащую из травы ядовитую иглу! Юноша прошел мимо Пурпурного Охотника и тот приветствовал его тихим шелестом узорчатых листьев. Все, что произрастало в этой теплой влажной земле, - одного корня с Санти. И нет в Вечном Лоне хищного зверя, что посягнул бы на молодого мага.
     Лес виделся Санти сотнями красок и тысячами цветов. Внутренний взор позволял ему замечать каждую травинку в двадцати шагах. Звериная тропа петляла, огибая могучие голубовато-мерцающие стволы, охваченные красными змеями лиан, с желтыми и серыми тенями, мелькающими наверху, в перламутровых кронах. Санти шел по тропе уверенно и легко. Он чувствовал направление, подсказанное ему Пятнистым Братом, крадущимся сзади.

     - Дом, доу вау!
     Вниз по речке плыву!
     Золотые цветы соберу!
     Дом, доу, вау!
     По Зеленой реке,
     Со свирелью в руке,
     Золотые цветы соберу!

     Песенка возникла сама собой, ниоткуда. Санти негромко напевал ее себе под нос. И очень развлекался, когда привлеченные пением и видом беспечно идущего человека вырастали из темноты жутковатые морды охотников Вечного Лона.
     Появлялись - и исчезали, признав в поющем Недобычу.
     Санти увидел впереди поросль совершенно черной травы. Высокой травы, поднимающейся почти до подбородка. Прямые стебли с узкими листьями и распущенными верхушками глубокого черного цвета. Таким бывает небо в ясную ночь. Небо между ослепительными иглами звезд.
     Тропа огибала травяное пятно, привлекшее внимание молодого мага. Само же пятно выглядело необычно - из-за цвета, и еще из-за того, что представляло собой идеально ровный, будто обкошенный кем-то круг. Санти остановился, приглядываясь. И тотчас в спину его ткнулся нос Пятнистого Брата.
     - Ну иди же! - проворчал он. - Не стой! Но - опоздал.
     Санти уже услышал ласковый голос, нежный голос, притягательный, неотразимо властный, как пение фьёль:
     - Санти! Санти! Милый!
     Пятнистый Брат присел на задние лапы. Клыки его ощерились, но рычание так и осталось в горле: Санти велел ему замолчать.
     Юноша сделал шаг вперед, еще один - и вошел в травяной круг.
     Он не боялся. И не потому, что забыл об опасности или не знал о ней. Он хотел идти - и шел. И подталкивало его не очарование зовущего голоса, а собственное любопытство. С недавнего времени Санти было трудно очаровать.
     - Милый! Милый! Иди ко мне! Санти! - пел чудесный голос, похожий одновременно и на голос Этайи, и на голос Мары, Фарангской подруги его - из тех времен. И еще чьи-то голоса...
     Санти увидел ее чуть раньше, чем достиг противоположного края травяного круга.
     Она стояла чуть в стороне от тропы, уронив руки вдоль бедер, подняв ему навстречу прекрасное лицо. У нее были большие удлиненные глаза в обрамлении золотых ресниц с темными изогнутыми кончиками. Мягкие золотые волосы падали на прямые плечи и крупные груди с заостренными коническими сосками. Талия такая тонкая, что ее можно обхватить пальцами. Но гибкая сила чувствовалась в стане ее, в чуть выступающих мышцах гладкого живота.
     Короткая юбка из нанизанных на паутинную нить стеблей черной травы обнимала ее на ладонь ниже пупка и спадала до середины длинных сильных бедер. Ростом она была ниже Санти и смотрела на молодого мага снизу вверх, запрокинув изящную головку.
     Лесная волшебница, Женщина Вечного Лона. Нет, скорее, девушка, в которой вуаль невинности уже выгибается изнутри ветром жажды.
     Больше она не говорила ничего. Только смотрела. И полуоткрытый рот, трепещущие ноздри, блестящие глаза - говорили больше, чем голос.
     Санти приблизился и коснулся руками гладких теплых плеч. Девушка с готовностью потянулась к нему, и когда губы их соприкоснулись (губы, но не тела), Санти осознал одну удивительную особенность.
     Сейчас он смотрел внутренним зрением, но видел девушку такой, словно глядел обычными глазами при свете дня.
     "Она создала себя для меня!" - понял Санти.
     Поцелуй, нежный и трепещущий, как крылья медовницы. В нем еще не было страсти, лишь намек на страсть.
     "Ты не должен!" - прозвучал в мозгу голос Пятнистого Брата.
     "Почему?" - удивился Санти.
     "Потому что ты не должен!" - настаивал Пятнистый Брат. Он явно не желал ничего объяснять.
     "Нет!" Санти почувствовал: девушка слышит их мысленный разговор и не ожидает от него иного ответа. Это было приятно.
     Но Пятнистый Брат не успокоился. Он стал большим. Очень большим. Угрожающим. И быстрая мысль понеслась от него к золотоволосой - такая быстрая, что Санти не успел осознать ее, лишь уловил скрытую в ней волю.
     Девушка откинулась назад, посмотрела на страшную морду: руки ее лежали на плечах Санти, невесомые, как пух.
     - Не приказывай мне, зверь-демон! - произнесла она нежно и печально. - Я позвала, он пришел, обычай исполнен, и я люблю его. Оставь нас! Прошу!
     - Ты должна уйти! - прогрохотало, как гром.
     - Эй! - вмешался Санти. - Что с тобой, малыш? Я знаю, что делаю!
     - Ты... - прогремело сверху... И Пятнистый Брат исчез.
     - Ты не в силах стать между нами, зверь-демон! - пропел чарующий голосок. - Ты знаешь!
     Санти ощутил волну нежности, хлынувшую одновременно и к нему, и к Пятнистому Брату, скрывшемуся где-то в траве.
     - Санти, милый!
     - Да, - сказал молодой маг, касаясь пальцами соска золотоволосой. - Я пойду с тобой!
     Фаранг. Тысяча двенадцатый год. Осень
     Около полудня наблюдатели на башнях заметили паруса Южной Эскадры. А вскоре их видел уже весь немногочисленный гарнизон, оставшийся в крепости: более полусотни кораблей, будто сверкающие облака над голубизной моря.
     Начальник крепости Тинг помянул в сердцах Великого Ангана, тысяцкого Ганга и всех покровителей Нижнего Мира. Было от чего! Все баллисты и бастионы, вся крепость - в полной боевой готовности. Недоставало одного: вместо обычной полутысячи воинов остались лишь тридцать солдат. Не хватит и на обслугу нескольких баллист, разорви Равахш тех, кто допустил подобное! С тридцатью бойцами ему даже пару шекк не остановить, не то что полную эскадру Империи, чьи снасти не поджечь огненным зельем, а на одном только флагмане достаточно орудий, чтобы в три залпа сделать из крепости костер.
     Осознав это, начальник крепости как-то сразу успокоился и не без удовольствия смотрел, как перестраивается эскадра. Средние корабли отошли назад, а большие, построившись "змеей", убрали часть парусов и вошли в пролив...
     Пролив между материком, на котором стояла крепость, и совершенно голым каменистым островом Сломанный Зуб называли в Конге "Узкий Рукав". Он считался более безопасным проходом, чем просторный, но усеянный рифами и изобилующий отмелями четырехмильной ширины Широкий Рукав. Безопасным - по фарватеру. Зато отнюдь не безопасным для врага, так как был отлично защищен крепостью. Когда в ней полный гарнизон.
     - Баллисты - к бою! - приказал флагман-капитан Робур командиру моряков-воинов. - Сигнальщик! Передай кормовому: "Эскадре! Готовность! Огня не открывать!" Мачтовому: "Адмирал Южной Императорской эскадры - крепости Тинг: Фарватер знаю! Вхожу в залив!"
     - Может, стоит подать: "Прошу разрешения?" - предложил старший кормчий флагмана, старый моряк, не столь склонный к драке, как его начальник.
     - Нет! - резко, даже гневно оборвал его Робур. - Пусть попробуют запретить! Мои баллисты сожгут их крепость прежде, чем они сделают дюжину выстрелов!
     - Да, светлейший! - не посмел возражать кормчий. Хотя и знал, что один залп крепости Тинг может стоить эскадре корабля. А то и двух.
     - Вот наглец! - проворчал начальник крепости, разглядев сигнал.
     Будь у него хотя бы человек триста, он выдал бы: "Запрещаю!" И принял бой, как подобает. Но с тридцатью...
     - Знают, крысы, что у нас - голо! - буркнул он своему новому помощнику (старый ушел с Гангом.) - Ничего не отвечать! Передать зеркалами в Фаранг: "Большая эскадра Империи. Пятьдесят кораблей. Входит в залив. Воспрепятствовать не имею средств". Пусть умники сами разбираются! - добавил он не без злорадства.
     Все же Империя - не Омбам. Злодействовать не будут. В этом начальник крепости был глубоко убежден.
     Великолепные корабли один за другим скользили мимо Тинга. В солнечном пламени их белоснежные паруса казались золотистыми. Порты баллист, обведенные надраенной бронзой, как десятки глаз взирали со светло-коричневых бортов на конгайскую крепость.
     Когда эскадра вошла в залив, Робур дал сигнал перестроиться. Он был уверен, что Фарангская эскадра не станет смотреть сквозь пальцы на вторгшиеся в залив корабли Империи, но предполагал, что в Гавани лишь небольшая часть ее: шесть-семь кораблей, остальные же патрулируют побережье.
     Робур, сын Гардараса, ошибся. Все двадцать восемь больших кораблей Фаранга стояли в Гавани Стража Севера.
     И все они остались у пирсов, ни один не вышел навстречу флоту Империи. И баллисты Фарангских бастионов не сделали ни одного, даже предупредительного выстрела. Причина была той же, по которой молчала крепость Тинг. Там, где прежде стояли тридцать моряков-воинов, - остался один. А вместо полутора тысяч солдат Фаранг мог выставить от силы сотню. Более того, ни одного мало-мальски опытного военачальника не осталось в Страже Севера. И капитаны кораблей, и Начальник Гавани (в недавнем прошлом - начальник Фарангской таможни) утешили себя тем, что Империя - не Омбам. Это, впрочем, соответствовало истине.
     Корабли северян без помех встали на якорь в четверти мили от берега, а флагман, агрессивно темнея отверстиями вскрытых орудийных портов и блестя шлемами выстроившихся на носу воинов-моряков, миновал конгайские боевые корабли и пришвартовался у центрального пирса.
     Воины мигом высыпали на берег и построились ощетинившимся клинками каре. Затем на землю благословенного Конга сошел светлорожденный Робур.
     На берегу толпилось немало людей. Но даже пьяный писец не принял бы их за солдат. Когда воины Империи неторопливым уверенным шагом двинулись вперед, толпа поспешно отхлынула, оставив на выложенной плитами площади лишь жалкую горстку людей в одежде чиновников.
     Робуру подвели парда, и светлорожденный легко вспрыгнул в высокое седло. Зверь, застоявшийся за время плавания, заплясал на месте, удерживаемый мускулистой рукой всадника.
     Воины-моряки тесным кольцом обступили конгайских чиновников. Один из них шагнул вперед. На медальоне его красной медью блестел Спящий Дракон Конга.
     - Я - Начальник Канцелярии Наместника Фаранга! - спокойно произнес он.
     То, что конгай не выказывал страха, понравилось Робуру. Но то, что стоявший перед ним явно не был воином - огорчило. Какой-то штатский чиновник - не соперник светлорожденному Империи.
     - Сам Наместник? - резко спросил Робур.
     - Наместник Фаранга Алан арестован по приказу Дракона Севера Ганга! - невозмутимо ответил Начальник Канцелярии.
     - Начальник Гавани?
     - Я! - сказал толстый круглолицый мужчина, явно испуганный до смерти.
     - Ты? - недоверчиво спросил Робур. Толстяк побагровел.
     - Он не лжет! - сказал начальник канцелярии с прежней невозмутимостью. - Прежний Начальник Гавани отважный Шинон скончался!
     - Сожалею! - отрывисто бросил Робур. - Начальник гарнизона тоже скончался?
     - Дракон Севера Ганг, я полагаю, сражается сейчас с Исполняющим Волю Великого Ангана Керанраоном. Под началом Освободителя.
     - Так! - сказал Робур, окончательно потеряв надежду отыскать кого-нибудь, с кем не зазорно скрестить меч.
     - Так