я в собственную спальню и обнаружил, что его личные вещи стали достоянием Братства. Данила это не огорчило. Браслет с посланием, оружие и даже кошель с деньгами - при нем. Остальное не так важно. Забравшись под собственную кровать, Данил завернулся в коричневый монашеский плащ, уснул и на этот раз спал до самого рассвета.

Конец первой части

Часть вторая
МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

     На третий же год правления Наисвятейшего Корхима начались повальные бедствия на святой земле Хуриды. Нескончаемые дожди пропитали землю влагой до такой степени, что нельзя было провести борозду. А после настала сушь великая и опустели леса и поля: ни грибов, ни злаков, ни самых ничтожных плодов. Голод неутолимый заставлял людей подбирать падаль и творить такое, что и описать страшно. Сильный пожирал слабого. Расчленял его тело, варил и поедал. Те, кого голод гнал с одного места на другое, находили в пути приют, а ночью, с перерезанным горлом шли в пищу хозяевам. Во многих местностях, дабы утолить голод, выкапывали из земли трупы или похищали с виселиц тела преступников. Именно в это время вошли в силу "черные повязки", продававшие съестное по ценам немыслимым. Длилось же бедствие три с половиной года.
     Неизвестный летописец.
     Триста шестой год от сошествия истины

Глава первая

     Рудж очнулся. Вокруг темнота. Под ним - охапка подгнившей соломы, брошенная на сырой каменный пол. Под полом скреблись и пищали крысы. Должно быть, выискивали путь к теплому человеческому мясу.
     Рудж шевельнулся. Мышцы одеревенели от холода.
     "Встань!" - приказал он сам себе. И встал, скрипнув зубами.
     Три шага влево - камень, четыре шага вправо - камень. Пять шагов вперед - железо. Склизкие капли осевшей влаги.
     Пить хочется... Ними... Данил... Сумел ли светлорожденный прорваться? А если сумел, то уберег ли Ними? Если Ними в руках монахов...
     Рудж стиснул кулаки и глухо, яростно застонал. Крысы под полом притихли.
     Кормчий постарался взять себя в руки. Думать. Искать. Итак, он в тюрьме Братства. Каменный мешок без окон. Могила для тех, кто не успел вовремя умереть. Рудж ощупал себя. Разорванная одежда. Ни одного металлического предмета. Даже пряжка с пояса срезана. Рудж подошел к двери, исследовал ее - сплошная. Значит, ее приходится открывать полностью, чтобы, скажем, накормить узника. Бели, конечно, здесь узников кормят, а не позволяют мирно подохнуть с голоду. Как хочется пить! Но должны же его хотя бы допросить! Может, удастся откупиться? В конце концов, он - подданный Империи и приплыл на корабле по особому приглашению Наисвятейшего... Вздор! Какой вздор! Рудж сжал ладонями голову. Никто в Империи даже не узнает, что с ним сталось. Чего ждать от святых братьев? Пыток, изощренной казни? Может, он трижды пожалеет, что не умер от жажды.
     "Помоги мне, богиня!" - Кормчий привычно потянулся к серьге - и вздрогнул от резкой боли. Ну конечно, ухо разорвано, на мочке запеклась кровь. Итак. Его взяли живым. Вряд ли для того, чтобы оставить подыхать в этой каменной дыре. Попасть живым в лапы монахов Братства... Не лучше ли разбить голову о стену? Нет. Слабость. И Ними. Вдруг Рудж - ее единственный шанс на спасение? Может, удастся выкупить хотя бы ее? Он ведь не беден. Особенно по меркам Хуриды. Триста, четыреста золотых! Да хоть тысячу! У Руджа есть друзья, они соберут нужную сумму. Монахи любят деньги.... Как хочется пить!
     За Руджем пришли. Шаги, звон железа, скрип дверных петель. Багровый огонь факелов, шипение горящего масла.
     Кормчий заморгал, привыкая к свету.
     Железко копья уперлось в бок.
     - Руки, - буркнул стражник.
     Короткая цепь - на запястья, длинная и тяжелая - на ноги.
     - На выход! - наконечник копья легонько подтолкнул в спину. - О! Придурок, в руки возьми, грохнешься! - второй стражник поднял цепь ножных кандалов. - На!
     Лестница в сорок шесть (Рудж считал) ступенек. Комната без окон, очаг. Тело обрадовалось телу после сырого подземелья. Но через мгновение кормчего пробрал озноб. Он понял, где оказался. В отличие от Данила, Рудж не умел побеждать, но постарался не выказать страха. Однако и стражникам, и палачам было явно наплевать боится он или нет. Стражники лениво переговаривались, два палача деловито копались в каком-то деревянном механизме. Накидывали ремень на колесо, проворачивали, ремень соскакивал, палачи ругались, и все начиналось сначала. Руджу на миг стало интересно, он даже прикинул, в чем дело, но сообразил: хитрое устройство предназначено отнюдь не для того, чтобы поднимать якорь.
     В комнате стояла пара табуретов, и Рудж, решив быть наглым, уселся на один из них. Стражники никак не отреагировали.
     В углу комнаты находились два предмета, казалось, происходившие из другого мира: высокое кресло, покрытое ковром, и черный полированный стол с гнутыми ножками. На столе керамическая чашка и кувшин. Рудж облизнул губы. Как хочется пить!
     - Встать! - раздался за спиной Руджа негромкий голос.
     Стражники рванулись к кормчему, но тот уже поднялся, обернулся к вошедшему. Не узнал. Рудж видел Дорманожа лишь мельком.
     - Мы не... - начал, оправдываясь, стражник, но монах махнул рукой. Он прошествовал к креслу, уселся, долго разглядывал пленника.
     Кормчий тоже изучал хуридита, прикидывая, чего от него ждать. Решил: ничего хорошего. Если бы не коричневый плащ и бледная кожа, монах вполне сошел бы за чистокровного аркина. Тонкие губы, прямой тонкий нос, темные вьющиеся волосы, порядком поредевшие. Сросшиеся брови и глубоко запавшие глаза придавали Дорманожу зловещий вид. Жилистый, мускулистый, он ничуть не походил на обрюзгших туповатых монахов, каких встречал Рудж прежде. Кроме одного. Отца-Наставника Воркарского Братства, который встречал "Баловня" в порту.
     - Назовись, - холодно приказал монах.
     Скрывать собственное имя показалось кормчему бессмысленным.
     - Рудж, кормчий из Аттура.
     Холодный взгляд монаха переместился на одного из стражников.
     - Налей ему воды.
     Стражник торопливо исполнил приказание. Напившись, Рудж почувствовал себя лучше.
     - Благодарю, - сказал он,
     И охнул от удара в спину.
     - Говорю здесь я, - процедил монах. - А ты отвечаешь. Как ты оказался в Хуриде? Ты шпион?
     Рудж покачал головой:
     - Я моряк. Но наш корабль был сожжен в Воркарском порту.
     - Сожжен? Кто его сжег?
     - Я не знаю.
     - Почему ты не обратился к властям? Может, это ты его поджег?
     Кормчий промолчал.
     Но Дорманож не настаивал на последнем предположении.
     - Так почему ты не обратился в Святое Братство? Разве тебя не предупреждали, что иностранцам запрещено осквернять своим присутствием священную землю Хуриды?
     - Я не знал об этом. И я... испугался.
     Руджу показалось - это хороший ответ.
     Хуридит молчал, только сверлил его взглядом.
     - Если я нарушил какие-то законы, то готов возместить... - пробормотал Рудж.
     - А твой дружок, он тоже испугался? - язвительно поинтересовался Дорманож. - И святых братьев вы убивали тоже от страха?
     Кормчему нечего было ответить.
     - Ты преступник, - почти добродушно произнес монах. - И заслуживаешь самого сурового наказания. Смерть твоя будет долгой и мучительной. Однако... поскольку ты - всего лишь безбожник из Империи, я мог бы проявить снисходительность. Но ты должен раскаяться в грехах, поведать мне обо всем совершенном вами и помочь поймать твоего приятеля, который и является главным преступником. Ты ведь всего лишь выполнял его приказы, верно?
     Рудж не сумел скрыть радости: Данилу удалось уйти!
     - Вижу, ты ликуешь, имперец? - тем же мягким тоном произнес Дорманож. - Думаешь, твоему дружку, светлорожденному Данилу Русу... - монах помедлил, наслаждаясь произведенным эффектом, - удастся избежать воздаяния?
     Руджа поразило то, что монаху известно имя Данила. Но имя - всего только имя, а не тот, кто его носит.
     Собрав все свое мужество, кормчий улыбнулся и произнес:
     - Ты никогда не поймаешь его, монах! Ты...
     Дорманож вскинул руку, остановив замахнувшегося стражника.
     - ...еще не знаешь, с кем решил тягаться! Благородный Данил способен перебить всех монахов в этом паршивом городишке! Можешь разрезать меня на части - все равно не узнаешь, где он скрывается!
     Рудж перевел дух.
     И обнаружил, что хуридит смотрит на него без всякого гнева, скорее с любопытством.
     - Твой приятель хорош, - согласился монах. - А ты? Пожалуй, мне придется испытать твою крепость.
     - Попробуй! - спокойно сказал кормчий.
     Пленник больше не боялся. И Дорманож это угадал. Минутой раньше Брат-Хранитель собирался скомандовать палачам, но теперь с этим следовало повременить. Как учит святой Гуфум: "Прежде чем предать тело неверного пытке, надломи его ух и ускоришь раскаяние".
     Беда в том, что нахальный мореход скорее всего понятия не имеет, где прячется его приятель.
     Однако...
     - Девка, с которой вы связались, дочь предателя Гривуша, она колдунья, верно?
     - Неверно!
     "А ведь для него это новость!" - подумал Дорманож.
     И вдруг понял, что нащупал ту самую слабину.
     - Мы будем ее судить. И определим меру вины.
     - Вы ошибаетесь! - с горячностью воскликнул кормчий. И осекся. Проклятый монах поймал его!
     - Мы будем ее судить, - усмехнулся Дорманож. - И если сочтем ее виновной, значит, она виновна.
     - А доказательства?
     Дорманож усмехнулся. Даже один из стражников не удержался. Хихикнул.
     - Если суд Святого Братства почитает ее виновной, это и есть доказательство, ибо нас направляет Величайший, - насмешливо пояснил Дорманож. - Ты что-то говорил о возмещении?
     - Да! - обрадовался Рудж. - Я готов заплатить за ее жизнь. Дорого.
     - Больше, чем за себя?
     - Больше! - твердо ответил кормчий.
     - Твои слова приняты к сведению, - кивнул Дорманож.
     Играя с имперцем, он получал истинное наслаждение.
     - Может статься, суд Братства сочтет ее невиновной в наибольшем из преступлений. Тогда у тебя если, конечно, ты будешь жив к тому времени, появится возможность купить ее... для Святого братства.
     - Не понял?
     - Такая женщина понравилась бы монахам братьям моего обиталища. И дети, по всей видимости, у нее родятся крепкие. Из них вырастут на стоящие монахи-воины.
     - Если я выкупаю ее, она должна стать свободной! - отчеканил Рудж.
     Дорманож усмехнулся. Глупый имперец забыл, где он.
     - В Хуриде, червяк, все принадлежит Святому Братству. Вот настоящая свобода. И вам, скудоумным безбожникам, этого не понять. Если тебе окажут милость и позволят возместить ущерб, причиненный Святому Братству подозреваемой в колдовстве и ее отцом, то жизнь девушки продлится.
     - Ты не получишь ни монеты! - бледнея, воскликнул Рудж.
     Дорманож словно не услышал. Он поднялся. Жестом подозвал старшего из палачей.
     - Поработай с ним, - негромко сказал Брат-Хранитель. - Но без членовредительства и кожу не портить. Понял?
     - Да, Ваше Святейшее Достоинство.
     - Если захочет говорить о втором шпионе, позови меня. Не захочет - накорми и отправь в тюрьму.
     Дорманож покинул пыточную, размышляя, какой казни следует предать имперца. Она должна быть необычайной... запоминающейся. Чтобы даже в столице обратили внимание. Серьезное дело. Братьев трудно удивить способом предания смерти. Пресытились.

Глава вторая

     Данил понимал: освободить Руджа и Ними в одиночку невозможно. Мечом не развалишь крепостные стены. Значит, следует искать союзников, а единственный конкурент святых братьев в грабеже населения - пресловутые "черные повязки". Удастся ли с ними договориться - неизвестно, а вот найти их - не проблема. Вон напротив постоялый двор, а у ворот - пара громил с черными повязками на головах и увесистыми дубинками в лапах.
     Когда светлорожденный, приняв надменный вид, прошествовал внутрь, громилы покосились без малейшего почтения (а ведь он был в плаще монаха!), но не препятствовали.
     Данил пересек двор. Перед дверьми, упершись в землю дубиной, высился еще один черноповязочник. Светлорожденный двинулся прямо на него. Здоровяк шагнул в сторону, пропуская. Но это не совсем устраивало Данила.
     - Ты, сын червя и крысы! - рявкнул он. - Почему не приветствуешь, как положено?
     Громила поглядел на него сверху вниз, пытаясь определить, что за монаха занесло на постоялый двор.
     - Ты! - Данил ткнул черноповязочника пальцем в живот. - Я с тобой говорю!
     И покачнулся. И звякнул монетами в кошеле.
     Сомнительные личности, сшивавшиеся во дворе, поглядывали, но без особого интереса. Ну, буянит монах, эка невидаль. Другое дело, что в буяне ни один соглядатай не заподозрит беглого северянина. В голову не придет.
     А Данил заплетающимся языком вовсю крыл черноповязочника и его родню, относя их к самым жалким из помоечных животных.
     Здоровяка, наконец, проняло. Он оторвал руку от дубины, намереваясь отвесить обнаглевшему монаху достаточно, чтоб тот прилег отдохнуть.
     Что и требовалось Данилу. Нагнув голову, светлорожденный пропустил над собой мясистую длань и точно рассчитанным, почти незаметным движением поверг здоровяка наземь. Зрелище эффектное, а главное, долю участия Данила в этом падении нетренированному глазу не углядеть.
     Рядом весело заржали.
     На помощь громиле никто не поспешил. Данил толкнул дверь и величественным шагом вступил под прокопченный потолок трапезной.
     Пол в харчевне если и был повыше земли, то только из-за отбросов, утоптанных ногами посетителей.
     Мнимый монах с важностью оглядел помещение.
     - Хозяин! Немедля мне все самое лучшее! - гаркнул он в полный голос.
     - Сейчас тебе будет все самое лучшее! - многообещающе произнесли за спиной, и тяжелый конец дубины обрушился на спину светлорожденного.
     Напряжением мышц и поворотом туловища Данил погасил удар. И тут же выбросил ногу назад, в колено черноповязочника. Такое уже не спишешь на неловкость пострадавшего. Трое приятелей громилы с похвальной быстротой устремились на помощь.
     Данил подождал, пока двое (третий замешкался) приблизились вплотную, одновременно взмахнули дубинами - и просто присел на корточки. Дубина первого мордоворота впустую рассекла воздух, зато дубина второго смерчем пронеслась над Данилой и ухнула в грудь первого. Тот плюхнулся на пол, а его дружок, отвесив челюсть, уставился на дело рук своих. Тут, наконец, подоспел третий. Тоже обуреваемый желанием помахать дубиной. Однако благодаря еле заметному движению ладони светлорожденного окованная железом палка не попала ему по голове, а, описав красивую дугу, опустилась на носок сапога второго головорезу.
     Вопль ушибленного посрамил бы боевой клич омбамту. Третий черноповязочник был повержен мгновение спустя. И без всякого участия Данила. Светлорожденный просто пригнулся - и брошенная дубинка хрястнула не в тот лоб, в который ее посылали, а в более подходящий.
     Данил оглядел приплясывающего на одной ноге головореза.
     - Чего орешь, заболел? Хозяин, сожри тебя хуруг! Стол мне! - Данил шагнул вперед, оттолкнув еще одного черноповязочника приемом "бараний лоб". Головорез воспарил, как подстреленный ург, снес с табурета одного из посетителей и затих.
     - Хозяин! Где ты там болтаешься, вонючий червяк?!
     На сей раз призыв достиг цели. Возник хозяин. Поглядел злобно на ползавших по полу черноповязочников. Защитнички! За что деньги плачены? С одним пьяным монахом не управились. А впрочем, убыток невелик, разве вот табурет сломан. А прибили б святого брата - тады все. За ноги - и на собственные ворота. Оп-па! Пригляделся хозяин к шумному гостю - и встревожился. Всего то и есть у него от монаха, что коричневый плащ. Взгляд острый, хищный, кожа бронзовая, какая от морского солнца бывает. И кольчужка под плащом богатая.
     - Пожалуйте сюда, ваше Святейшее Достоинство! - хозяин проворно отвел гостя к дальнему, угловому столу, шуганул оттуда местных завсегдатаев. Гость не препятствовал, хотя место было малопочетное. Значит, подозрения оправдываются. А может, совсем пьяный? С охранниками-то не понять. То ли гость положил, то ли сами друг друга отбуцкали. Скорее последнее. Вон монах даже меча не вынул. Разжирели, как крысы монастыркие, обленились.
     Хозяин свистнул - и мгновенно перед Данилом появилась миска с жирной бараниной, кувшин вина. Хозяин самолично наполнил чашу. Светлорожденный пригубил... и выплюнул на пол.
     - Моча собачья! - взревел он. - Я сказал: самое лучшее! А ты мне что налил? Хуругову желчь? Сейчас кишки наружу! - и цапнул рукоять меча.
     - Прости, вашсвятость! - хозяин побледнел попятился. - Раб, паршивец, напутал. Уж я его высеку!
     - То-то, - смягчаясь, проворчал Данил. - Тайского мне, немедля!
     "Точно моряк, - подумал хозяин. - Привык купцов имперских трясти!"
     - Принеси конгского из старой бочки, - сказал он слуге. Тайского у него сроду не было. - А потом бегом к Сожри. Да расскажи, что этот, хм, монах, а может, и не монах, - людишек его помял. Усек?
     - Мигом! - кивнул слуга.
     Данил, разумеется, сумел отличить конгское от тайского, но возражать не стал. Тем более что вино было хорошее.
     - Дорогое винцо, вашсвятость, - приговаривал хозяин. - Золотом плачено.
     - Я тоже плачу золотом! - заявил гость. - Не сомневайся, червь!
     - Надеюсь, мой господин, надеюсь, - взгляд украдкой в сторону двери, - все самое лучшее! Ну, наконец!
     - Что - наконец? - спросил гость, поднимая голову.
     - Да это я так, себе.
     Данил принялся было за еду, но тут же увидел с десяток черноповязочных, ввалившихся в харчевню. Их-то он и ждал.
     Компания направилась прямиком к мнимому монаху. Предводительствовал средних лет хуридит. Именно он, подойдя к столу, сделал знак хозяину: испарись. Левой рукой сделал - кисть правой у него отсутствовала. Остальные черноповязочники встали полукругом, окружив, Данила живой стеной.
     - Ты, - негромко произнес однорукий. - Встать!
     Данил сделал вид, что не услышал.
     - Встать, - чуть громче сказал однорукий.
     - Это ты мне? - смешав в голосе удивление и гнев, спросил Данил. - Я встану. Когда поем.
     - Уже поел, - отрывисто бросил однорукий. - Бей-Дурня, подними его.
     Головорез с плечами в два локтя шириной протянул лапу к светлорожденному. Данил шлепнул его по предплечью. Несильно. Однако руку Бей-Дурня почему-то чувствовать перестал. И очень удивился.
     - Ты присядь, - сказал Данил однорукому. - Выпей со мной, я угощаю.
     Тот не оценил.
     - Ну-ка, братья, вытряхните его из штанов! - распорядился вожак.
     До сего времени Данил старался не показывать силу. И выглядеть этаким пьяным наглецом. Сработало. Человек пять черноповязочников навалились на него без всякого почтения. Миг действия наступил. Воин распрямился, как отпущенная пружина, и нападавшие, каждый из которых был раза в полтора крупнее светлорожденного, разлетелись в стороны и уютно устроились на полу, на столах и в винных лужах - где кому привелось. Прочие головорезы дернулись, было к мнимому монаху, но застыли...
     Острием меча Данил пощекотал кадык однорукого.
     - Не будем ссориться, - предложил светлорожденный.
     Вожак, не мигая, смотрел на Данила... И вдруг дернул губами. Крохотная стрелка, которую однорукий держал за щекой, выметнулась в глаз светлорожденного...
     Данил поймал ее зубами и сплюнул на пол.
     - Зря, - сказал он. - Со мной вредно ссориться. Со мной лучше по дружбе.
     - Нам друзья не нужны, - буркнул однорукий, задирая голову. Клинок под подбородком мешал двигать челюстью.
     Данил усмехнулся... и убрал меч в ножны.
     - Присядем, - сказал он и первым опустился на табурет.
     Головорезы сунулись вперед, но однорукий шевельнул пальцами - и громилы остались на местах. А сам он, вздохнув, опустился на табурет напротив Данила.
     - Прыткий, - сказал то ли с недовольством, то ли с одобрением.
     Налил себе вина, выпил, вопросительно посмотрел на светлорожденного. Данил оценил его выдержку и сообразительность. Похоже, светлорожденный встр