- Нет.
     - Черные повязки? - понизив голос, спросил Опос.
     - В лесу? - язвительно бросил Дорманож.
     - Кто бы ни был - его следует проучить! - заявил брат Хар. - Мы - воинствующие монахи! И это наш лес!
     - Э, кричал кто-кто? - перебил его Опос.
     - Наш ловчий, - сказал Брат-Хранитель.
     - Хар, затуши костер.
     Ловчий попытался крикнуть, но сдавленное ужасом горло только булькнуло. Данил убрал меч.
     - Делай, что скажу, - и останешься в живых. Понял?
     Хуридит кивнул.
     - Брось пику.
     Ловчий отшвырнул оружие.
     - Теперь зови остальных.
     - Господин... - хрюкнул хуридит.
     - Я...
     - Кричи, - меч снова коснулся шеи ловчего.
     - Ваша святость! - хрипло выкрикнул тот.
     - Громче!
     - Ваша святость! - истошно завопил лов чий. - Ваша святость! Скорей сюды! Тута собаки побитый! Ваша святость!
     Услышав второй, отчетливый, вопль ловчего, брат Хар бросился на крик.
     - Стоять! - рявкнул Дорманож.
     - Костер гаси!
     - Ваша святость! Скорей! - донеслось из чащи.
     Хар свирепо растоптал последние угольки. Теперь только свет молодой луны разгонял темноту.
     - Останешься здесь, - приказал Брат-Хранитель следопыту. - Позовем - откликнешься. Хар, Опос, разойдитесь на тридцать шагов и обогните крикуна.
     - Ловушка? - спросил брат Опос.
     Ловчий продолжал надрываться.
     - Возможно. Вперед!
     Сам Брат-Хранитель выждал несколько минут, а затем двинулся прямо на голос. Страха он не испытывал. Хар прав: воинствующему монаху дюжина разбойников - тьфу! Но есть еще вчерашний старикашка и день безуспешного преследования неизвестно кого, - нет, Дорманожу все это определенно не нравилось.
     Трое хуридитов двинулись в лес. Один остался. Рудж понял: пора. Успокаивая себя тем, что охотничьи парды не бросаются на людей без повода, кормчий двинулся к цели. Парды не спали. При приближении Руджа звери зарычали. Один потянулся вперед, насколько позволяла привязь, навис над кормчим.

***

     - Спокойно, спокойно, малыш, - забормотал Рудж и поспешно сунул парду рукавицу.
     Зверь ткнулся носом и заурчал. Жесткий язык с шорохом прошелся по холстине. Еще один пард подошел сбоку, пихнул, фыркнул в ухо, потянулся к рукавице. Первый щелкнул зубами: не лезь!
     Осмелевший Рудж похлопал парда по спине и - удача! - рука его наткнулась на луку седла.
     И второй - тоже оседлан!
     Кормчий набросил ремень на шею второго парда, перерезал привязь и прыгнул на спину первого зверя. Наклонился, нащупывая вторую привязь... услышал щелчок тетивы и тупой удар попавшей в цель стрелы. Пард завизжал, взвился в высоком прыжке. Кормчий полетел вниз, а пард с жалобным воем умчался прочь. Прежде чем оглушенный кормчий пришел в себя, стрелявший прыгнул на него и ударил ножом в грудь.
     Светлорожденный увидел Дорманожа шагов за двадцать. Брат-Хранитель северянина не заметил, поскольку тот сливался со стволом. И дыхания его хуридит тоже не услышал: при приближении монаха Данил перестал дышать. Но одну ошибку светлорожденный совершил. Воспитание не позволило Данилу убить хуридита внезапным ударом. Кроме того, Дорманож оставил шлем на поляне и в темноте Данил принял монаха-воина за слугу. И, коснувшись клинком его шеи, скомандовал:
     - Стой!
     Светлорожденный понял свою ошибку, когда его меч звякнул о металл шейного выступа кирасы.
     Дорманож отшиб оружие северянина латной рукавицей и рубанул собственным мечом. Данил успел защититься боевым браслетом, но левая рука его онемела - так силен оказался удар. Дорманож, выхватив кривой кинжал, попытался вспороть северянину живот. Данил отпрыгнул и, выигрывая время, веером раскрутил клинок. Затем - выпад, восходящее движение и резкий мах клинком вниз, к колену. Дорманож успел убрать ногу.
     "Тысяча демонов! - изумился Данил. - Какой боец! Откуда он взялся?"
     Точно такой же вопрос задал себе и Дорманож.
     В темноте Данил не мог определить возраст противника, но по тому, как тот дышал, предположил: не так уж молод.
     Вниз - поворот - прямой укол - скользящий отвод - прыжок с режущим слева. Выкованный вагарами клинок пел негромкую песню и весело звенел, встречаясь с конгской сталью.
     Данил поворотом кисти отвел встречный выпад, свободной рукой поймал запястье хуридита, резко повернул. Монах, вскрикнув, упал на колено... и ударил светлорожденного кинжалом, целясь в пах. Данил, не успевая парировать, выпустил руку противника, упал на спину, перекатился и встал на ноги. Кинжал хуридита распорол его штанину. По счастью, только ее. Но Данил понял: хуридита надо класть сейчас. Еще одна ошибка может оказаться необратимой. Светлорожденный отступил, и хуридит, разумеется, ринулся вперед. Шаг в сторону, меч Данила упал на траву, пальцы сомкнулись на правом запястье Дорманожа, поворот, рывок... Ноги хуридита оторвались от земли, миг - и он зарылся головой в мокрую листву. Светлорожденный вышиб у него меч (кинжал монах выронил) и придавил к земле. Теперь жизнь хуридита принадлежала Данилу.
     Рудж услышал скрежет стали о сталь, ощутил боль в груди. Враг, прижав кормчего коленом к земле, долбил ножом, пытаясь продырявить кольчугу. Похоже, он не соображал, что делает, иначе уже давно перерезал бы северянину горло. Боль изгнала туман из головы кормчего, и Рудж врезал противнику коленом между ног. Попал! Кинжал в последний раз царапнул по кольчуге - и хуридит повалился на бок. Рудж поднялся, зашипев от боли в ушибленной спине. Вынул меч... Никто на него не нападал. Пардов схватка людей не заинтересовала. Они обнюхивали сброшенную кормчим рукавицу.
     Рудж возблагодарил Повелителя Судеб, зацепил ремень, болтавшийся на шее одного парда, за седельную пружину второго и вскарабкался в седло. Пард рявкнул, щелкнул зубами, но получил по носу и успокоился. Рудж хлопнул его между ушей: пошел, приятель. Оставались еще два парда, но кормчий решил: им с Данилой хватит и двух. Светлорожденный, конечно, забрал бы всех, но моряк не знал правил сухопутной войны, одно из которых гласило: ничего не оставляй врагу.

***

     - Кто ты и почему преследуешь нас? - на аркинно спросил Данил.
     - А ты, имперец, что ты делаешь на землях Братства? - задыхаясь (светлорожденный крепко приложил его оземь), проговорил Дорманож.
     Дерзость спасла Брату-Хранителю жизнь. Перерезать горло столь умелому и отважному воину? Все равно, что выпить залпом тридцатилетнее вино. Светлорожденный охотно вернул бы хуридиту меч и продолжил поединок. Но это удовольствие придется отложить. В конце концов, он затеял игру не ради истребления монахов, а о пардах Рудж наверняка уже позаботился. Один удар кулаком - и монах обмяк.
     Лучше бы Данил его убил. Но светлорожденный не знал, кому оставляет жизнь. И он не был бы Данилой Русом, если бы поступил иначе.
     На полпути к лагерю северянин наткнулся еще на одного монаха. Этот оказался попроще. Первым же выпадом светлорожденный проткнул хуридиту икру, надолго лишив возможности бегать.
     В лагере хуридитов Данил обнаружил следопыта - скулящего на четвереньках - и пару оставленных Руджем пардов.
     Светлорожденный посвистел, сунул каждому по куску вяленого мяса - и они поладили.
     Итак, набег завершился успехом. В одном только светлорожденный сильно сомневался: найдет ли его друг дорогу к их собственной стоянке? Впрочем, последнее не так уж важно. Данил отыщет его сам.

***

     Светлорожденный в очередной раз оказался прав. Отъехав от лагеря монахов на порядочное расстояние, Рудж понял, что понятия не имеет, куда держать путь. Поэтому поступил просто: расседлал пардов, а когда звери улеглись, втиснулся между ними и тут же заснул.
     Разбудил его Данил. Он прибыл со всей их поклажей и пардами. Ругать кормчего за беспечность светлорожденный не стал: бесполезно.
     Трех пардов, взятых в деревне, и одного из похищенных ночью отпустили. Два под седлом и один вьючный - вполне достаточно для путешествия в несколько сотен миль. В отличном настроении друзья отправились в путь. А вот для Дорманожа и его подначальных утро оказалось куда менее приятным.

Глава третья

     Отпущенный Данилой пард вернулся к прежним хозяевам. И хвала Величайшему, иначе пришлось бы нести брата Хара на руках. Дорманож собственноручно, с подобающими молитвами, зашил рану, однако встать на проколотую ногу брат Хар не мог. Что-то важное перерезал в ноге проклятый имперский меч. В общем, взгромоздили бедного Хара на спину парда и тронулись. Прошли с милю. И решили дальше не идти. Следопыт скулил, что яйца распухли, ловчий дважды блевать ходил, да и самого Брата-Хранителя крепко отделал имперец. Ах, как он сражался! Чудо, что всех не прикончил. Воистину чудо!
     Только собаки чувствовали себя прекрасно. Однако на охотничьих псах не поедешь. Это не упряжные.
     - Опос, - скомандовал Дорманож. - Садись в седло и давай на тракт. Сколько до него?
     - Миль шесть, - ответил следопыт. - Или пять.
     - За час обернешься. А ты проводишь, - бросил он следопыту.
     Тот заскулил было, но под тяжелым взглядом Брата-Хранителя сник. Дорманожу только повод дай - враз без передних зубов останешься.
     Опос взгромоздился в седло, несчастный следопыт взялся за стремя - и отправились.
     Вернулись, конечно, не через час, но до полудня. С пардами, взятыми именем Братства у проезжих купчишек. На тракте смахнули с пары возов купеческое барахло и с удобством доехали до монастыря. Засветло.
     Риганское обиталище Братства - самое крупное в Хуриде. И самое значительное. Земель - за полмесяца верхом не объедешь. Одних рабов, бывало, до тридцати тысяч числилось. В лучшие годы. А сколько нынче людишек - никто не знал. Теперь подать по деревням собирали, а не по головам.
     Сам монастырь невелик. Но крепок. Стены в тридцать локтей, башни, ворота, железом окованные. Твердыня веры.
     Дорманож занимал в обиталище дом, лишь немногим уступавший дому Отца-Настоятеля. Сам строил. На собственные средства. А прежний дом снес. Слева от Дорманожевых хором - Настоятелевы. Эти чуток повыше, ибо по уставу положено, чтоб над ними только храм возвышался. Справа от Дорманожа - казармы воинствующих монахов. С фасада - малое ристалище. Единственное открытое место в монастыре.
     Жил Дорманож с удобствами. После одиннадцати лет, проведенных в столичном дворце Братства, и еще трех - во дворце Наисвятейшего, Дорманож привык к роскоши. Правилами, впрочем, роскошь не возбраняется. Если средства есть.
     Хранительство в Ригане для Дорманожа - опала. Кабы не интриги, быть бы ему в числе Отцов-Управителей. Но опала - не казнь. Все еще может перемениться.
     После вечерней службы Дорманож отправился к Отцу-Настоятелю. Тот весь истомился - так хотелось узнать, что же произошло. Но посылать за Дорманожем, чтоб явился с отчетом, не стал. Сам придет. Отношения у Брата-Хранителя и Отца-Настоятеля - трудные. А ладить надо. Для общей пользы.
     Расположившись с удобством на ложах, предназначенных для глубокомыслия, приступили к делу. То есть Дорманож рассказывал, а Отец-Настоятель слушал, запивая неприятные вести черным сладким вином.
     Начал же Брат-Хранитель с того, что встретили они человека в облачении странствующего монаха. И сказал им тот человек, что бродят в Риганском лесу люди нехорошие. И в доказательство своих слов показал стоянку. Пока же Дорманож с Харом, спешившись, осматривали следы, монах пропал. И брат Опос, коему поручено было за смиренником приглядывать, только руками разводил. Монах пропал, даже следа не оставив, но след чужаков остался. А посему решил Дорманож пренебречь охотничьим весельем ради долга и пустил собак по человечьему следу...
     - Нехорошо вышло, - дослушав, пробормотал Отец-Настоятель. - Что будешь делать, Брат-Хранитель?
     - Прошу твоего совета, - с деланным смирением проговорил Дорманож.
     Настоятель знал: смирение фальшивое. И Дорманож знал, что Настоятель знает. Однако же ладить надо.
     - Молиться следует, - поучающе изрек Отец-Настоятель. - Величайшему молиться. И святому Дихгиму, покровителю Риганского обиталища.
     - Уверен ли ты, что не простые то разбойники, а проклятые имперцы?
     Дорманож пожал плечами.
     - Можно выяснить, - сказал он. - Помолившись.
     Иначе говоря, послать к "лесным братьям" человечка. И спросить. Но прямо об этом не скажешь. Что "лесные", что "ночные братья", иначе именовавшиеся "черными повязками", перед Наисвятейшим - преступники. Но помнил Дорманож, и Отец-Настоятель тоже помнил: те из облеченных властью, кто вознамеривался с этими преступниками покончить, - кончали плохо. А кто с разбойниками ладил - извлекал немалую пользу. Для Братства. И для себя. Тем более и овцы послушней, ежели дикие псы поблизости.
     Помолчали ради солидности. Затем Отец-Настоятель сообщил, что должен подготовиться к святой службе. А потому Брат-Хранитель может удалиться. Что Дорманож и сделал.

***

     Репутация Дорманожа требовала возмездия. Да и как ревностный представитель Братства он должен отыскать и покарать имперских шпионов. В первую очередь отыскать. Брат-Хранитель потянулся к гонгу... и почувствовал: кто-то есть за спиной. Он резко обернулся, готовый излить гнев на бестолкового раба... Но увидел не раба, а незнакомого тщедушного человечка. Человечек лежал, развалившись на любимом ложе Брата-Хранителя.
     От подобной наглости Дорманож потерял дар речи.
     - Пустое, - усмехнулся человечек. - Не гневись - от злобы кровь портится.
     И по скрипучему голосу Брат-Хранитель признал в нем вчерашнего монаха.
     Незваный гость щелкнул перстами - и прямо из воздуха возникла серебряная курильница с гибкой трубкой. В покоях потянуло дурманным дымком.
     - Не желаешь, святой брат? - осведомился маг.
     - Нет!
     Маг, раздери его демоны! По закону Наисвятейшего за колдовство полагалась немедленная смерть - посредством вздергивания за ноги над монастырскими воротами. Проклятого следовало оставить висеть, пока душа его - вместе с чарами - не истечет в землю. Однако дураку, который пожелал бы проделать подобное с магом, следовало только посочувствовать. Дорманож дураком не был. К тому же краем уха он слышал: у Отцов-Управителей в последние годы даже дела какие-то завелись с тайдуанскими Алчущими Силы.
     - Значит, не хочешь, - чародей выпустил струйку пряного дыма. - Зря. Хур освобождает дух постижения.
     Дорманож снял со стены меч в ножнах. Пристегнул к поясу. Маг не препятствовал.
     - Тебе не место здесь, - проворчал Брат-Хранитель.
     Чародей ухмыльнулся. На редкость гнусная рожа.
     - Хочешь знать, где твои враги?
     Дорманож молчал. Сам скажет, иначе не спрашивал бы.
     - Хочешь знать, откуда взялись в Риганском лесу имперцы?
     - Говори, - буркнул Брат-Хранитель.
     Тройное проклятье! Ему стало неуютно в собственных покоях.
     - Слыхал ли ты о корабле, что сгорел недавно в Воркарской гавани?
     - Да.
     - Я его сжег! - с видимым удовольствием сообщил чародей.
     - Зачем?
     Незваный гость проигнорировал вопрос.
     - Те двое, - сказал он, - удрали с того корабля. Они тебе понравились?
     - Дерутся хорошо, - признал Дорманож.
     - По крайней мере, один из них.
     - Еще бы! Ты скрестил клинок с потомком Асенаров. Гордись!
     Дорманож чуть шевельнул плечами. В имперских родословных он не разбирался.
     - Когда я его поймаю, вздерну на три локтя выше, чем обычного бродягу. Понравится твоему благородному такой почет?
     - Он не мой, - покачал головой чародей. - Делай с ним, что пожелаешь. Но есть одна вещь, которая принадлежит мне. Я помогу тебе, святой брат, а ты, когда схватишь северянина, отдашь мне эту вещь.
     - Если не сочту ее полезной для Братства! - отрезал Дорманож.
     - Братству будет очень полезно, если эта вещь не попадет в Империю, - с нажимом произнес маг.
     - Что за вещь?
     - Тебе, святой брат, о том знать не обязательно. Схвати имперца - и я приду за ней.
     - Если не опоздаешь!
     - Не беспокойся. Я не опоздаю. Хуже будет, если опоздаешь ты.
     - Где они?
     - На пути в Кариомер. Через четыре дня будут там.
     - Я возьму их. И спрошу, какого демона им надо в Кариомере.
     - В Кариомере - никакого. Они идут в Конг.
     Бегут в Конг.
     Дорманож удивился.
     - Сотни миль по нашей земле? Да их задержит первая же застава.
     - Кое-кто уже пытался их задержать. - Маг засмеялся - будто сухое зерно просыпалось. - Они едут в плащах Святого Братства на твоих собственных пардах, а кошели их полны денег. Только ты сумеешь их задержать. И только с моей помощью. И еще: Наисвятейшему непременно доложат, кто схватил имперских шпионов. Ты все еще хочешь войти в число Отцов-Управителей?

***

     После удачного похищения северяне больше не сворачивали в лес. Данил посчитал, что скорость сейчас важнее скрытности. Светлорожденный не обнаружил в Хуриде зеркальной связи, следовательно, если поспешить, можно опередить известия о себе. На хороших пардах по дороге не так уж сложно делать миль по пятьдесят в день. Парды же сослужили им еще одну службу: показывали встречным монахам, что всадники - немалого ранга, раз путешествуют на таких прекрасных животных. Однако то, что на дороге обходится легко, может пройти вовсе не так гладко там, где придется остановиться на ночлег. Рудж, как ни хотелось ему спать в постели, а не в сырой чаще, настаивал на ночевке в лесу. Данил воспротивился. Пора, наконец, познакомиться с хуридитами поближе. И желательно без помощи оружия.
     До ближайшего городишки, как сообщал дорожный указатель, оставалась всего миля.
     Указатель сообщал также, что в городке шесть сотен облагаемых податью домов, а въездная пошлина составляет двойной медный курш <Медный курш - монета, которая определяет стоимость дневного содержания одного взрослого раба> с человека и шесть - с всадника.
     Через четверть часа друзья подъехали к воротам - паре деревянных створов в пять локтей высотой. Данил усмехнулся: городские ворота! За пару минут топором вышибить можно! Лучше уж тогда вообще без ворот. Приличней. Он пропустил Руджа вперед, а кормчий извлек из кошелька серебряную монетку. И едва не совершил серьезную ошибку. Хорошо хоть ему хватило ума бросить монету на землю. Вручи он ее солдату - не избежать неприятностей.
     Стражник же, заметив, как монах что-то обронил, нагнулся и обнаружил серебро. Ему и в голову не пришло, что монах платит пошлину. Где это видано в Хуриде, чтобы воинствующий монах за что-то платил. Солдат не прочь был бы прикарманить деньги, но вдруг монах проверяет его честность? Поколебавшись не больше мгновения, стражник бросился вслед за всадником.
     - Святой отец! Святой отец! - завопил он.
     У Руджа душа ушла в пятки. Но он помнил: за ним едет Данил. Поэтому кормчий не пустил парда вскачь.
     Солдат догнал его и протянул монету.
     - Вы обронили, священный, - проговорил он, тяжело дыша.
     Рудж молча принял монету.
     - Должно быть, важные шишки, - сказал первый стражник второму, когда всадники отъехали достаточно далеко.
     - А то! - согласился второй. - Пошли, сыгранем разок. Вишь, солнце садится, скоро на боковую.
     Спустя два дня оба получили по двадцать палок за потерю бдительности. Но кто же знал, что под плащами Братства скрываются безбожники имперцы?
     - Плащи, - сказал Данил.
     Отъехав в тень, оба скинули плащи с пятиконечными крестами Святого Братства и заменили их зелеными накидками, которые запасливый Рудж прихватил из дома убитых монахов. Затем Данил внимательно осмотрел пардов и упряжь. Обнаружив на седельных сумах знаки Братства, светлорожденный соскоблил их, а соскобы натер землей, чтоб незаметно было.
     Улочка вывела на рыночную площадь. Торговля почти закончилась, и всадниками никто не заинтересовался.
     - Трактир, - Рудж указал на жестяную вывеску с изображением толстяка, прихлебывающего из кружки.
     Данил поглядел, скривил губы, однако направил парда в указанном направлении. Выбора все равно не было.
     В грязи перед раскрытыми воротами расположилось с полдюжины калек-попрошаек. И