зразил Дирг. - Продлится битва час иль больше. Погибнет больше тысячи людей!
     - Это их Судьба, - равнодушно сказала Эйрис.
     - Керанраон захочет помощи сиргибров! - Лицо Слушающего утратило цвет сухой земли - сила Эйрис подкрепила его.
     - Пусть Сёум решает! - сказала Эйрис. - Он начал войну вместе с человеком. Пока Несмех спит, Сёум будет делать, что скажет Керанраон. Погибли Охотники! Сёум хочет мести!
     - Сестра! Ты слушай! Высшим не нужна смерть тех, кто там, на острове, но им нужна (так будет!) гибель белолицых!
     - Соххоггоев?
     - Да!
     - Что я должна сделать?
     - Немало! Скажи, ведь ты не привезла Несмеха в лагерь после поединка?
     - Ты не знаешь?
     - Нет! Я... творил по воле Высших!
     - На нас напали! Мне понадобилось много времени, чтобы освободиться! Пока я сражалась, пард унес Несмеха далеко и так устал, что должен был отдохнуть.
     - А кто напал на вас?
     - Соххоггои! Они хорошо сражаются! - В голосе женщины было уважение. - Мне понадобилась вся моя сила, чтобы победить!
     - Ты их запомнила? - спросил Дирг. - Вид, запах? - Да!
     - Хорошо, сестра! Ну, вспоминай! - Слушающий коснулся ее сознания, и Эйрис увидела, что ей нужно делать.
     Диргу потребовалось время, чтобы восстановить силы, ушедшие на передачу мыслеобраза. Эйрис ждала.
     Кугурр уснул. Но даже во сне уши его двигались, ловя доносящиеся звуки.
     - Ты знаешь, кто такой Освободитель? - спросил Слушающий после долгого молчания.
     - Нет.
     - Твой сын!
     - Отчего ты не сказал прежде? - сухо спросила Эйрис.
     - Не знал я. Высшие вчера лишь мне открыли это! Я слаб, сестра!
     Эйрис положила руку на лоб Дирга и сосредоточилась. Язычок змеи коснулся ее уха, но женщина не обратила на нее внимания. Сила перетекла.
     - Ну все, сестра, довольно. - То был не шепот умирающего, а голос прежнего Дирга. - Слушай: Керанраон не властен над Судьбой! И над своими мыслями не властен! Им управляли! И не только им! Вчера той сын поверг сильнейшего из магов. Война закончена. Керанраон не станет рваться в бой, когда узнает, что Эйрис увела сиргибров!
     - Но Сёум, - заметила женщина. - Он может не согласиться! Конечно, я могу его убить...
     - Да, ты - Харрок! Сёум... Тебя он любит, сестра! И я велю ему помочь! Иди и делай! Время истекает!

***

     Двадцать шесть покинувших Владения соххоггоев расположились в маленькой деревушке, затерянной в джунглях. Жителям ее сохранили жизнь - чтобы было кому прислуживать.
     Двадцать шесть Властителей. Двенадцать мужчин, десять женщин и четверо подростков. Сначала их было больше, но не все смогли сдержать клятву и оставить взаимную Игру. Те, кто не мог, - ушли.
     Остальные же приняли новое условие. И выполнять его было тем легче, что каждую ночь им удавалось захватывать не меньше двух дюжин хобов. Только мужчин, к сожалению. Но крепких телом мужчин, с каждым из которых можно было развлекаться хоть двое суток подряд.
     Эти двадцать шесть знали, что кроме них в джунглях есть другие Дети Истинного. Они встречались с ними во время ночных охот. Но, встретившись, проезжали мимо, будто не видя. Такова была новая Игра.
     После жизни в замках, сон на охапках травы под ветхими крышами лесных хижин казался великолепным по новизне развлечением. А обилие хобов для упражнения в искусстве радовало сердце и разнообразило мысли.
     К середине дня лишь трое из схваченных остались в живых. Этих приберегли напоследок, чтобы поразвлечься вечером, когда выспавшиеся Дети Истинного соберутся к ужину перед ночной охотой.
     Сейчас эти трое, когда-то - воины Керанраона, а теперь полубессознательные тела, подвешенные за руки и за ноги к ветвям деревьев, почти не воспринимали окружающее. И это было огромным благом. Ведь пленники стали свидетелями того, как развлекались соххоггои, зная, что рано или поздно придет и их очередь.
     Деревушка - часть леса. Разве что деревья здесь потолще, а подрост выкорчеван. Маленькие круглые хижины, сплетенные из лиан и крытые листвой, казались скорее растениями, чем постройками; так же, как и те, кто строил их, по образу жизни больше походили на животных, чем на людей. Дичь соххоггоев.
     Гилан, сарбурский воин, с трудом разлепил веки и увидел на расстоянии вытянутой руки чудовищную, красно-зеленую морду с коротким заостренным рогом, торчащим за щелями ноздрей.
     Вероятно, он по-прежнему бредил.
     Морда была в локоть шириной. Пасть приоткрылась, показав два ряда острейших зубов.
     Гилан не испугался. Хуже не будет.
     Тела Гилан не ощущал - только боль, красным дурманом распирающую голову.
     Морда приблизилась и обнюхала висящее тело.
     - Саххумува! - прошептал соххоггой-часовой, разбудив временного предводителя, спящего под деревом на подстилке из свежей травы. - Посмотри!
     Соххоггой мгновенно проснулся, сел и поглядел в указанном направлении.
     Здоровенный ящер, локтей десять длиной, стоял на задних ногах и подталкивал рогатой мордой тело одного из хобов.
     - Хорахш? - поинтересовался часовой. Саххумува покачал головой:
     - Нет! Это - другой!
     Оба соххоггоя совершенно не испугались, напротив, были приятно удивлены. И предвкушали развлечение.
     Ящер толкнул мордой подвешенного человека, и тело конгая закачалось на паутинных тросах.
     - Сожри, сожри его, тварь! - возбужденно проговорил Саххумува, вскакивая на ноги.
     Ящер, услышав звук, резко повернул голову. Теперь он глядел прямо на соххоггоев.
     Саххумува остался спокоен. Когда-то он охотился на молодых хорахшей и знал: ящер никогда не станет искать другой добычи, если под носом - готовый обед.
     Зверь полностью развернулся. Ноздри его расширились. Он принюхивался.
     - Ну же! - поощрил ящера Саххумува. - Хватай его! Хватай скорей!
     Только когда ящер прижал к груди передние лапы и начал клониться вперед, соххоггой заподозрил опасность.
     Его предупреждающий крик опоздал. Толкнувшись задними ногами, сиргибр одним прыжком покрыл разделявшие их двадцать шагов. Саххумува отпрянул в сторону, покатился по траве, подхватив меч, лежавший рядом. А вот его сородичу повезло меньше.
     Выброшенные вперед лапы сиргибра сжались с костяным треском. Соххоггой отпрыгнул назад и схватился за рукоять секиры, но длинная передняя лапа ящера в этот же миг сцапала его за беловолосую голову и подбросила вверх.
     Саххумува отчетливо услышал хруст переломившейся шеи.
     В этот момент он мог бы ударить хищника мечом, но, имея опыт охоты на хорахшей, сообразил, что такой удар вряд ли повредит зверю. Поэтому он просто шагнул назад и укрылся за ближайшим стволом. Пока ящер будет пожирать добычу, он успеет скрыться.
     Из соседней хижины выскочили на шум два соххоггоя с оружием в руках.
     Сиргибр тут же ухватил одного из них передней лапой и сунул в пасть, а на второго наступил задней, раздавив ребра.
     Арбалетная стрела воткнулась в шею ящера. Сиргибр кашлянул и выплюнул того, кого держал в пасти. Голова на длинной шее поворачивалась из стороны в сторону. Окровавленная морда приняла озадаченное выражение: десяток соххоггоев окружили его.
     Еще одна стрела воткнулась в алое пятно на затылке ящера. Сиргибр закричал и одним прыжком перемахнул через головы людей. В воздухе свистнуло еще несколько стрел. Саххумува, укрывшийся за деревом, подумал, что ящер убежит. Но сиргибр развернулся и упал на передние лапы. Его голова мотнулась из стороны в сторону и опрокинула двух соххоггоев. Причем одному из них рог пропорол спину. Кто-то рубанул ящера мечом... и остался без руки. Метательный нож отскочил от выпуклого "умного" лба ящера, и еще один соххоггой расстался с жизнью. Тут остальные наконец сообразили, что к чему, и бросились врассыпную.
     Саххумува подпрыгнул и, ухватившись за нижнюю ветку, вскарабкался на дерево. Вовремя. Рядом раздался оглушительный треск, и огромная масса стремительно пронеслась через кустарник. Саххумува увидел, как с полдюжины сиргибров выскочили из джунглей. Никто не успел ни скрыться, ни забраться на дерево.
     Переловив тех, кто пытался убежать, ящеры вернулись в деревню, обнюхали каждый куст, развалили пару хижин и прикончили еще троих. Последних. В живых остался один Саххумува. Если не считать подвешенных конгаев, на которых ящеры не обращали внимания. Но и Саххумува мог не обольщаться. Глаза сиргибров то и дело обращались в его сторону, и соххоггой знал: ящеры видят его, несмотря на листву. Тем более что два зверя уселись прямо под деревом, на котором он сидел.
     Сиргибры приступили к трапезе. Вскоре один из "сторожей" вскочил и убежал, но через некоторое время вернулся, неся в пасти тело соххоггоя. Саххумува решил, что ящер сожрет добычу, но тот бросил труп к ногам второго "сторожа". Сиргибр взял тело передними лапами и принялся отрывать от него огромные куски, не сводя при этом с Саххумувы огромных черных влюбленных глаз.
     Прошел час. Ничего, кроме пятен крови, не осталось от соххоггоев. Ящеры сожрали всех убитых и разбрелись по лесу. Но один остался. По-прежнему сидел под деревом с приоткрытой пастью и ждал, вероятно, когда же Саххумува свалится ему в лапы.
     "Пора уходить!" - решил соххоггой.
     Встав на ветку, он двинулся по ней, а когда она пересеклась с ветвью другого дерева, перепрыгнул на нее и побежал в сторону ствола. Потом от второго дерева так же перебрался на третье. Он был уверен, что ушел от ящера.
     И очень удивился, когда обнаружил хищника прямо под собой. Сиргибр преследовал его с настойчивостью гурамского следопыта, но, в отличие от следопыта, он ухитрялся видеть соххоггоя даже сквозь кроны деревьев.
     Так они и двигались по лесу до самых сумерек: вверху - соххоггой, внизу - ящер.

Северный Конг.
Начало осени тысяча двенадцатого года

     Башня была очень древней. Тысяча лет, а может, и три тысячи. Некогда высота ее превышала сто локтей, теперь же, когда уцелели только два уровня, - лишь три человеческих роста. В прошлом с вершины башни открывался вид на море Зур. Теперь вокруг стоял лес и сама она - намного ниже, чем макушки деревьев. Башня считалась проклятой. Может, оттого, что ни одно дерево не росло ближе, чем в тридцати шагах от растрескавшихся стен. Или оттого, что едва ли не каждую ночь в провалах окон мерцали неверные синие огни?
     Но в последний месяц в старинной башне начало твориться и вовсе устрашающее. Уже не бледные сполохи мерцали внутри - желтым светом загорелись окна уцелевших комнат. И не только желтым, но - багровым, ослепительно белым, мертвенно-зеленым. Глухие тяжелые удары слышались изнутри, а иногда и вопли, от которых холодела спина и язык прилипал к гортани.
     В башне поселился демон!
     Так решили те, кому пришлось побывать неподалеку от проклятого места. Но таких и прежде было немного, а в последнее время и вовсе не осталось. Даже ночные путешественники, коим случалось ехать вдоль побережья, в близости опасного места пускали пардов вскачь.
     Корабль Грома решительным взмахом руки разорвал сеть заклинаний. Раздался хлопок, и комната озарилась малиновой вспышкой. Корабль Грома помедлил немного, а потом принялся плести новую сеть. Он был очень упорен, этот Алчущий Силы из Гурама. День за днем, без отдыха, без сна сплетал он одну сеть за другой, прерываясь лишь раз в день, чтобы съесть пищу, приготовленную слугами, и справить нужду.
     День за днем, ночь за ночью постигал он силу чудесного предмета. Порой казалось: суть его вот-вот откроется, но каждый раз недоставало самой малости. Зато сама сила, скрытая в чудесной вещи, питала его, наполняя жизнью иссушенное тело. А если таковы крохи, слетающие с поверхности, то что же таится в глубине?
     Смешно! Мощный-как-Пламя, этот Владыка Сил, так и не понял, что ему досталось! Понял бы - никого бы не подпустил! А теперь он, Корабль Грома, владеет сокровищем. Одно маленькое заклинание - и у него будет все! Как только он откроет Вещь и обратит ее - Три Мира лягут у его ног. Мощный-как-Пламя силен, но неразумен! Вот знак, что время его ушло. Кораблю Грома нужна Сила! Он получит ее, и тогда ни маги, ни фьёльны, ни Воплощенные не устоят перед гурамцем.
     Новое заклинание угасло, не став Ключом. Ничего страшного: каждый миг, проведенный у Вещи, не ушедший, а пришедший миг. Вот истинное сокровище!
     И он принялся за следующий клубок.
     Хранитель Жизни озарял стены комнаты нежным зеленым светом. Странно было то, что лицо человека сквозь его прозрачные стенки выглядело розовым, а не зеленым.
     Корабль Грома пробормотал несколько слов. Мерцание огоньков внутри Саркофага усилилось. Такое бывало и прежде. И маг продолжал говорить. Прервал его нежный хрустальный звон.
     Корабль Грома увидел, как в прозрачной стенке возникла тонкая темная ниточка. Возникла и начала расширяться. А сияние становилось все ярче и ярче. Вся комната наполнилась сиянием, ослепительным, как полуденный свет. Хрустальные колокольчики пели. Верхняя половина Саркофага медленно поднималась вверх.

***

     Корабль Грома, наклоняясь вперед, жадно глядел на неподвижное лицо, медленно всплывающее из глубины сияющего вещества, заполнившего Саркофаг. Огромная сгорбленная тень мага замерла на противоположной стене комнаты.
     Широкое лицо Нила прорвало невидимую пленку, веки дрогнули...
     Алчущий Силы потянулся к нему коричневой, похожей на лапу ящерицы, рукой...
     Глаза Нила открылись.
     Чародей набрал в грудь воздух, собираясь произнести слово Власти...
     И не успел.
     Могучая рука сжала морщинистую шею.
     - Хей! - сказал Нил, растягивая рот в ухмылке. - Давно не виделись!
     И выбрался из Хранителя Жизни, продолжая крепко держать гурамиди за горло.
     Корабль Грома был удивлен. Но даже не пытался оторвать от себя руку Нила. Собственно, гурамиди был магом такой силы, что задушить его было невозможно. А жить восставшему из мертвых Нилу оставалось не больше мгновения...
     - Хоп! - сказал великан.
     Ноги мага оторвались от каменного пола, и он, описав в воздухе дугу, упал в лоно раскрытого Саркофага.
     В конце концов, Нил тоже был магом, хотя всего лишь второй ступени.
     Корабль Грома забился в клубящемся свете субстанции, заполняющей Хранителя Жизни. Но магия Хранителя была посильней любого из темных чародеев.
     - Отдыхай, старина! - напутствовал его Нил и двинулся к выходу из комнаты. За его спиной хрустально перезванивались колокольчики. Стенка Саркофага медленно опускалась.

***

     - Как дела, парни?
     Трое игравших в кости подняли головы и уставились на обнаженную фигуру, возникшую в дверях.
     - Я спросил: как дела, парни? - напомнил Нил и шагнул вперед.
     Игроки пришли в себя и молча бросились к оружию.
     Нил встряхнул плечами, разминаясь. Он не понимал, как здесь очутился, но чувствовал себя прекрасно.
     Воины схватили мечи и двинулись на него. Их лица не обещали ничего хорошего.
     - Я же только спросил, как дела! - удивился Нил. - А вы уже хотите меня убить. Это несправедливо.
     Он отступил назад и оперся рукой на край массивного стола.
     - Ох-хо! - вздохнул он. - Не успеешь глаза протереть...
     Быстро наклонившись, великан ухватил одну из шести ножек и с разворотом метнул стол, весивший столько же, сколько он сам, в надвигавшуюся троицу.
     Двоих попросту смело и придавило к стене. Третий ухитрился увернуться. Лицо его стало бледней хорошей бумаги. Воин выставил меч, но у него уже и в мыслях не было напасть на Нила.
     - Кыш! - сказал ему великан.
     И парень выскочил наружу, не заставив себя уговаривать. Топот парда возвестил о том, что Нил не скоро увидит горе-вояку.
     Двое остальных, примятые целехоньким (какова работа!) столом, судя по стонам и слабой возне, были живы. Когда Нил подошел ближе, они притихли. Их мечи, два надежных конгайских клинка, валялись на грязном полу.
     Нил повернулся к стене, где стояло несколько шкафов, распахнул их и принялся копаться в одежде.
     Здесь хранился целый гардероб: от хольдской меховой куртки до гурамских женских шаровар из сетчатого шелка. Но больше всего было конгайской одежды.
     Для начала Нил обмотал вокруг бедер повязку. Потом подыскал достаточно широкие штаны с медными пряжками. Они едва доставали Нилу до колен, и штанины пришлось надрезать, но это было лучше, чем ничего. Надрезать пришлось и кожаную безрукавку. Вот и все, что Нилу удалось подобрать, если не считать поношенных сандалий.
     Дверь оставалась открытой, и сын вагара выглянул наружу. Перед ним была заросшая короткой травой поляна, за которой начинался лес.
     Судя по запаху, южный лес. Воздух теплый и влажный. Но болотом не пахнет. Пахнет морем. Явно не Урнгур.
     Последним воспоминанием Нила была сотрясающаяся земля, грохот и, сквозь пелену боли, лицо наклонившегося над ним Санти. Нет, конечно, это не Урнгур!
     Сын Биорка вернулся в дом.
     "Не худо бы перекусить", - подумал он.
     В соседней комнате нашлась кое-какая пища. А валявшаяся на полу фляга содержала дюжину глотков, вполне приличного вина. Жаль, что большая часть вылилось на пол!
     Один из придавленных, не удержавшись, застонал. До сего момента оба притворялись мертвыми.
     Допив вино, Нил встал. Взяв со скамьи перевязь, он превратил ее в пояс, на который нацепил один из мечей и кинжал в деревянных, обтянутых кожей ножнах. Кинжал действительно хороший, из темного металла, обоюдоострый, в две трети локтя длиной. Кроме того, в ножнах оказались сапожный ножик и шило.
     Нил, любивший хорошее оружие, остался доволен. Теперь предстояло обойти дом и определиться.
     Осмотр дал сыну Биорка немногое. Дом оказался не домом, а первым этажом сторожевой или богам ведомо какой башни, построенной довольно давно и почти развалившейся. Помещения внизу и пара комнат на втором этаже были приведены в относительный порядок. Мебель внутри явно моложе стен. Архитектура башни ничего не говорила Нилу. А ведь он совсем неплохо разбирался в военных сооружениях!
     Глядя на звездную россыпь в проломе потолка, в одной из комнат верхнего этажа, Нил решил: скорее всего, он - в Конге. Или в Эдзаме. Судя по обстановке внутри башни, это все-таки Конг.
     Спустившись туда, где стоял Хранитель Жизни, великан задержался, с любопытством оглядел Саркофаг, погладил его рукой, понаблюдал за плавающим внутри магом. Корабль Грома висел в зеленой субстанции. Одежда уже растворилась. Тело мага было жилистым, тощим и темным, как хуридская сосна.
     Нил решил, что магу внутри неплохо. Зеленое сияющее вещество выглядело дружелюбно. Каково было ему самому там, внутри, воин вспомнить не мог. Нил посмотрел на свою руку, лежащую на гладкой поверхности Хранителя, и вдруг с удивлением обнаружил, что на тыльной ее стороне нет ни одного шрама: совершенно гладкая кожа.
     - Вот так-так... - пробормотал он и потрогал нос. Вместо широкой лепешки пальцы обнаружили вполне приличный орган обоняния, точно такой, каким он был от природы, пока обломок фок-мачты не сравнял его с поверхностью лица.
     Нил взглянул на Саркофаг с новым уважением. Исправленный нос впечатлял посильнее, чем сросшиеся кости.
     "Ладно! - сказал он сам себе. - От мага уже ничего не добьешься. Не надоело ли моим приятелям прикидываться падалью?"
     И он вернулся в комнату у выхода.
     Стащив с двоих прислужников мага стол, он обнаружил, что вид у обоих - не слишком-то восторженный.
     Выглядели они так, будто по ним прошел дикилидокс. У одного сломана нога и рука, у второго - только нога, но нос стал в точности таким, каким был у самого Нила в недавние времена.
     Оба больше не притворялись мертвыми, а затравленно глядели на великана.
     - Вы честно отвечаете на мои вопросы, - сказал Нил. - И я оставляю вас живыми!
     Оба молчали. Только злобно глядели на Нила.
     Можно было, конечно, побеседовать с ними основательней, но у сына Биорка было слишком хорошее настроение, чтобы выполнять работу палача.
     - Дело ваше, - проворчал он. - Хотите подохнуть - подыхайте!
     Не слишком церемонясь, он обыскал их и обнаружил два кошеля с довольно приличной сумм