удж, наклоняясь к Ниминоа.
     - Достойный хочет сказать, что я красива? - легкая улыбка тронула губы девушки.
     - О нет! - Рудж покачал головой. - Я хочу сказать, что ты прекрасна!
     - Неужели лучше, чем девушки севера?
     - Тебе нет равных! Эти пальчики, - кормчий коснулся руки Ниминоа, - могли бы принадлежать богине. А твои глаза глубже морских глубин!
     - У тебя изысканный слог, достойный Рудж, - рассеянно ответила девушка и посмотрела на Данила.
     Но светлорожденный не заметил ее взгляда, он разговаривал с Гривушем.
     Ниминоа не догадывалась, что говорят о ней.
     - Как тебе удалось сохранить подобное, чудо? - спросил Данил.
     - Чудом. Особенно когда я разорялся. К счастью, в последний раз это случилось шесть лет назад, и по закону Ними считалась слишком юной для гаремов Братства. Вряд ли это спасло бы ее, но у меня остались друзья, заплатившие отступное Отцу-Наставнику. А Отец-Наставник Крун, по счастью, любит золото больше, чем девочек.
     - Счастье, что у тебя есть друзья, - отозвался Данил.
     - О да. Мы, хуридские купцы, держимся друг за друга. Иначе не уцелеть. Братство забирает половину дохода, Наисвятейший - пятую часть, а "черные повязки" - треть оставшегося. Но, к счастью, вместо двухсот золотых в казну Братства я могу ограничиться двадцатью, если еще двадцать отдам лично Отцу-Наставнику.
     - Ты упомянул "черных повязок" - кто это? Городские бандиты?
     - Можно сказать и так. Я плачу им, а они не грабят мои лавки. И следят, чтобы не ограбили другие.
     - Но есть же стража!
     - Стража? - купец засмеялся. - Страже на меня наплевать, а святые братья, как ты мог убедиться, отлично ладят с разбойниками. Если кто и делает что-то за мои деньги, то это "черные повязки". Да еще люди, которых нанимаю я сам.
     - А ты не думал, почтенный, что в Империи тебе легче было бы заниматься делами?
     - Думал, - кивнул купец. - Более того, у меня немалые паи в ваших кампаниях. Но, понимаешь, благородный Данил... я привык к моей стране. Здесь скверно, страшно... но один золотой может через месяц принести три. Разве так бывает у вас, на севере? Хотя, может, года через три, если буду жив, я и переберусь к вам. Из-за моей девочки.
     Собеседники посмотрели на Ниминоа. Рудж что-то сказал, девушка рассмеялась.
     - Она красива и обучена хорошим манерам, - сказал Гривуш. - Твой друг не женат?
     Данил покачал головой.
     - Может, он возьмет ее замуж? Я дал бы очень хорошее приданое.
     - Такой девушке не нужно золото, чтобы выйти замуж!
     Гривуш, удивленный горячностью гостя, внимательно посмотрел тому в глаза. Но Данил уже взял себя в руки и ответил вежливой улыбкой.
     - Я понимаю, что для человека твоего круга она неподходящая партия, с приданым или без него. Но Рудж - человек не столь благородной крови. А то, что он твой друг, говорит о его высоких достоинствах, не так ли? Этот брак выгоден для обоих.
     - Поэтому ты привел нас в свой дом?
     - Не только, - купец усмехнулся. - Я твой вечный должник. Скажи - и этот дом будет принадлежать тебе.
     - Ты полагаешь, мне нужен дом в Хуриде? - засмеялся Данил. - Но как бы то ни было, принимая нас, ты здорово рискуешь.
     - Как всегда, - спокойно ответил купец.
     Данил еще раз посмотрел на кормчего и девушку - красивых, веселых... легких!
     - Достойный Рудж слишком налегает на орэлейское, - с усмешкой произнес Гривуш.
     Кормчий, угадав, что говорят о нем, повернулся, помахал рукой... и смахнул на пол алебастровый светильник!
     Белый шар разлетелся вдребезги, масло разлилось по ковру и вспыхнуло. Рудж оцепенело уставился на огонь. Зато Данил отреагировал с обычной стремительностью. Сорвал со стены ковер и набросил на взметнувшееся пламя. Жаль, конечно, гурамскую роскошь, но пожар страшнее. Удивительно, но померещилось светлорожденному, будто бы пламя угасло чуть раньше, чем он накрыл его. Вот что значит старое вино.
     - Хвала богам, обошлось, - произнес он.
     Гривуш, бледный, как бумага, только шевельнул губами. Испугался, бедняга: пожар был почти неминуем.
     А вот Ниминоа... Она тоже испугалась... Но как-то иначе. Светлорожденный заглянул в ее глаза - и увидел тайну. Словно ниточка протянулась между Данилом и девушкой...
     - Великая богиня! - прохрипел кормчий. - Я уж думал... как наш "Баловень"!
     Ниминоа погладила его по руке. Ласково. А взгляд - к Данилу. "Ты догадался?" О чем?

***

     Дорманож прибыл в Кариомер в полдень следующего дня. Он не сумел бы добраться так быстро, если бы не позаимствовал двенадцать дюжин нардов в Мирсорском монастыре. Нельзя сказать, что там этому обрадовались.
     Нельзя сказать, что Дорманожу обрадовались и в Кариомере.
     Отец-Наставник, разумеется, при встрече выразил полное удовольствие. На словах. Выражение же толстой его физиономии было довольно кислым. Дорманожа Крун помнил еще по столице и хорошего не ждал. Очень вероятно, Наисвятейший прислал грозного Брата проверить донос на него, Круна. Увы, Отцу-Наставнику было что скрывать от Наисвятейшего.
     Дорманож не отказал себе в удовольствии - помучить толстяка неизвестностью. Но пересаливать не стал, за торжественной трапезой поведал, за кем приехал.
     От рассказа Брата-Хранителя Круну легче не стало. Два шпиона-имперца проникли в город... Такое может стоить не только места, но и кожи. Дорманож слегка успокоил: шпионы путешествуют в облачении воинствующих монахов. Посему городской страже и в голову не могло прийти их задержать. Однако же вызвать и допросить стражу нетрудно.
     - Мы их найдем! - заявил Крун.
     "Мы" подразумевало Брата-Хранителя Кариомера Треоса.
     - Найдем, не сомневайся, брат Дорманож! - столь же уверенно заявил Треос, рассчитывая не столько на своих солдат, сколько на помощь "черных повязок".
     - Найти их - ваш долг! - сказал Дорманож.
     Он-то знал наверняка - имперцам не спрятаться. Чародей обнаружит их и сообщит Дорманожу.
     - Не желает ли праведный брат отдохнуть с дороги? - осведомился Крун. - Насладиться женскими ласками? У нас есть несколько совсем молоденьких, еще не имевших святого потомства.
     Крун помнил вкусы Дорманожа.
     - Потомство угодно Величайшему, - степенно ответил Дорманож.
     Большой недостаток Риганского обиталища - отсутствие на его землях больших городов. В маленьких же трудно отыскать по-настоящему красивых девочек.

***

     Рудж позволил себе вздремнуть пару часов после обеда. Проснулся он в прекрасном настроении. Некоторое время еще понежился под шелковым одеялом, глядя в потолок, расписанный голубым и белым. Как небо в Орлее. Живое теплое, ничуть не похожее на мертвое небо Хуриды.
     Нежный запах цветущих тайских роз наполнял комнату: в кадке у изголовья - целый куст, усыпанный темно-синими бархатными цветами. Рудж погладил лепестки, понюхал пальцы. Пыльца пристала к коже, и рука теперь пахла весенним тайдуанским утром.
     "Ниминоа", - подумал кормчий и улыбнулся.
     Данил передал ему слова Гривуша, и Рудж, вопреки обыкновению, отнесся к предложению серьезно. Дочь купца зацепила его всерьез.
     "Матери она понравится", - подумал кормчий.
     Разумеется, он не возьмет девушку с собой. Слишком опасно. Гривуш найдет способ вывезти ее из Хуриды. Месяц-другой - и они встретятся. Что ж, это во всех отношениях отличная партия. Может быть, приданого и собственных денег Руджа хватит, чтобы купить судно...
     Кормчий сбросил одеяло и спрыгнул с ложа на ковер. Он чувствовал себя молодым и сильным.
     Ниминоа...

***

     Маг явился к Брату-Хранителю в четыре часа пополудни. Как всегда невовремя. Притомившийся от угодных Величайшему забав, Дорманож собирался вздремнуть. Маг возник за спиной, еще более омерзительный, чем в прошлый раз, и без приветствий и предисловий заявил:
     - Имперцы в доме здешнего купца. Купца зовут Гривуш. Будут там до завтрашнего утра. Моряка возьмешь себе, светлорожденного отдашь мне.
     - О таком мы не договаривались! - воскликнул Брат-Хранитель. - Они оба - преступники! И подлежат...
     - Ты тоже преступник, - холодно сказал маг. - Разве ты донес о нашей прошлой беседе?
     Проклятый колдун! Дорманож прикусил губу. Он был в бешенстве, но взял тоном ниже:
     - Ты говорил о какой-то вещи? Зачем тебе человек?
     - Я передумал, - заявил чародей. - Делай, что сказано. В накладе не останешься. Я приду.
     И исчез.
     "Надо идти к Круну, - без всякого удовольствия подумал Дорманож. - Пусть покажет, где дом этого предателя Гривуша".

***

     После ужина Гривуш и Данил остались за столом поговорить о делах. А Руджа Ниминоа увела наверх, в маленькую оранжерею. Здесь, под сенью двух зонтичных пальм у крохотного фонтана, Рудж сорвал с губ дочери Гривуша первый поцелуй.
     Волосы девушки лежали на руке кормчего, такие густые, что он ощущал их тяжесть. Рудж был очарован. От голоса девушки у него сладко вздрагивало сердце. От запаха ее нежной теплой кожи прерывалось дыхание. Рудж пил этот запах крохотными глотками, и каждый глоток отзывался чуть слышным звоном. Словно серебряные браслеты на тонких лодыжках Ниминоа. Как она слушала! Впитывала каждое слово, будто Рудж пророк или скадд <Скадд - актер, владеющий магическим даром, переносящий слушателя в описываемую историю>.
     И от этого слова, которые кормчий множество раз нашептывал девушкам в десятках городов Мира, звучали, словно впервые.

     Я исчез, растаял в чашах твоих глаз.
     Я исчез, я только память твоих рук.
     Я - узор, который вышила игла
     Лунным светом на просоленном ветру.

     Я росой впитался в кожу твоих ног.
     Я запутался в шелках твоих волос.
     Я испил от губ твоих, и я не смог
     Оторваться, - и твой сон меня унес.

     Я исчез, истаял, выплеснулся весь
     Без остатка, канул в мир твоих теней.
     Но мы знаем, мы-то знаем, что я здесь
     В миг, когда ты вспоминаешь обо мне.

     Я всего лишь пенный след в твоих волнах.
     Шорох трав на берегах твоей земли.
     Я исчез в тебе, и наши имена
     Даже боги не сумеют разделить...

     Зеленые веера листьев вздрагивали от случайных прикосновений. Хрустальная вода струилась по мраморному желобу. Крохотные медовницы раскачивались на цветочных чашках...
     А снаружи, за толстой каменной стеной - темная улочка, дождь, сточная канава, безликие фигуры в наброшенных на головы капюшонах. Снаружи - Хурида.

***

     - Я купил ее мать на рынке в Мукре, - рассказывал Гривуш. - Но не на общих торгах, а по-тихому. Захватили ее пираты, которым совсем не хотелось передавать волшебный цветок Святому Братству. А оставить себе боялись: доносчиков везде хватает, да и дурманом эти парни интересовались куда больше, чем женщинами.
     Слуга поставил перед собеседниками кувшинчик с горячим, сваренным с пряностями кофе и вазу с печеньем. Гривуш собственноручно наполнил чашку гостя. Затем продолжил:
     - Пираты меня знали и знали, что могу дать подходящую цену. Надеюсь, ты не осудишь меня, мой благородный гость? Я знаю: в Империи нет рабов.
     - Ты сделал ее своей женой, - отозвался Данил. - Что в этом дурного?
     - Женой? - Гривуш засмеялся. - Чтобы взять ее в жены, мне понадобилось бы разрешение Отца-Наставника. А Отец-Наставник пожелал бы узнать, хороша ли она в постели. Может, невеста более подходит для развлечения святых братьев, чем для рождения купеческих детей?
     Гривуш обмакнул печенье в горячий сладкий кофе, откусил аккуратно, чтобы не испачкать бороду.
     - Ты видел Ниминоа, благородный Данил. Она очень похожа на свою мать. Если бы Отец-Наставник увидел ее, я больше не увидел бы ее никогда. Часто я жалею о том, что Величайший позволил моей дочери унаследовать красоту матери.
     - Жаль страну, где отец сожалеет о красоте дочери, - пробормотал светлорожденный.
     Гривуш пожал плечами. Хурида есть Хурида.
     - У меня к тебе предложение, благородный Данил, - сказал он. - Через восемь дней я отправляюсь в Конг. По особому поручению Кариомерского Братства. Если удостоишь меня чести оставаться моим гостем еще восемь дней, я буду счастлив предложить тебе сопутствовать моему каравану.
     - Какая изысканная речь! - Данил улыбнулся. - Притом что ты рискуешь головой.
     - Я - купец, - Гривуш усмехнулся. - Не заботься о моей выгоде - я ее не упущу. Ты один стоишь дюжины воинов. А я хочу взять с собой Ниминоа.

***

     - В доме купца Гривуша?
     Лицо у Отца-Наставника - словно он увидел псаря в постели любимой наложницы.
     - Ты уверен, Брат-Хранитель?
     - Да! - отрезал Дорманож.
     Недобрым взглядом он озирал покои Отца-Наставника. Таких шпалер у Дорманожа и в прежние времена не было. Настоящая гурамская работа. Уж не предателем ли Гривушем подарены?
     - Гривуш - человек верный, - недовольно проворчал присутствовавший здесь же брат Треос. - Твой доносчик солгал.
     - Ты ручаешься за него? - Брат-Хранитель Риганского монастыря устремил испытующий взгляд на Треоса.
     И тот не выдержал, отвел глаза, буркнул:
     - Хочешь проверять - проверяй.
     Гривуш - жирная овца. Но стричь его - куда выгодней, чем зарезать. Если Треос поручится за купца - риганцу клыки в него не запустить. Однако если вдруг выяснится, что Дорманож прав, висеть тогда Треосу вниз головой.
     - Хочешь проверять - проверяй.
     - Людей дашь? - спросил Дорманож.
     Треос молчал. Дом у Гривуша крепкий. Пусть высокомерный риганец попотеет. А то и стрелу в глаз схлопочет.
     Но Крун уже прикинул, что к чему, соображал он быстро - и распорядился:
     - Треос! Доставишь сюда всех, кого найдешь в доме Гривуша. И самого купчишку тоже, живого или мертвого. Понял меня?
     - Понял.
     Ясное дело. Живой Гривуш Круну ни к чему. Еще сболтнет лишнее.
     - Ты удовлетворен, брат? - Крун повернулся к Дорманожу.
     - Я и мои люди готовы помочь, - сказал риганец.
     - Ни к чему, брат, - елейным голосом отозвался Крун. - Неужели ты думаешь, что мне требуется помощь в моем городе?
     Дорманож без труда читал мысли Отца-Наставника. Дом отберут, а купца прикончат. Но риганца это не волновало.
     - Шпионы нужны мне живыми, - жестко произнес он. - И если у них пропадет хоть пряжка, хоть пуговица...
     - Мы понимаем, брат, - кивнул Крун. - Треос, не теряй времени.

Глава шестая

     Отряд из восьми монахов и двадцати солдат быстрым шагом спускался вниз по узкой безымянной улочке. Четверо несли лестницу. Двое - факелы. Справа и слева - глухие стены, сверху - выступы крыш и непроницаемо-черная полоска неба. Рыжее пламя факелов шипело, сглатывая капли дождя. Сапоги солдат скользили по мокрым камням мостовой.
     - Стой! - скомандовал брат Тидом, начальник отряда.
     Солдаты остановились. Кто-то споткнулся, выругался.
     - Пасть не открывать, - прошипел Тидом.
     - Этот? - тихо спросил один из монахов.
     Начальник оглядел уходящую вверх голую стену. Потом - стену напротив, тоже без единого окошка.
     - Сейчас узнаем, - буркнул он. - Ставьте лестницу. Губарь, тряпки раздай.
     Обмотав обувь шерстяными отрезами, полезли наверх. Сначала Тидом, за ним, заткнув за пояса полы плащей, - монахи, последними - солдаты.
     Взобравшись, Тидом пересек крышу, глянул вниз, увидел тусклый масляный фонарь над входом, удовлетворенно хмыкнул.
     - Начнем, пожалуй, во славу Величайшего, - присев на корточки, он принялся выстукивать колотушкой толстый просмоленный картон, которым предписано в Хуриде крыть дома простому сословию.
     - Вроде тут, - определил он. - Давай сигнал, брат Кочип.
     Один из монахов зажег от факела клок пакли, вспыхнувшей ярко-зеленым огнем, и подбросил вверх. Описав дугу, горящая пакля упала, и ее поспешно затоптали.
     - Считай, - приказал Тидом одному из солдат, а сам подошел к краю крыши - наблюдать за улицей.
     При счете двадцать шесть к входу скрытно приблизились шестеро солдат и два монаха. Подошли и заняли места у дверей, слева и справа, заблокировав единственный выход. А при счете девяносто три с обоих концов улицы, одновременно, выкатились, гремя железными ободами, тяжелые повозки.
     - Начали! - гаркнул Тидом.
     И шестеро солдат, ждавших с кайлами в руках, разом врубились в крышу. Минуты не прошло, как в картоне образовалась дыра. Края быстро подравняли топорами.
     Тем временем внизу с грохотом столкнулись повозки, одна опрокинулась, истошно заорали возницы.
     В дыру опустили светильник, обнаружили еще одно перекрытие, черепичное, разрешенное только монастырям и приближенным Наисвятейшего. Разобрали черепицу, сбросили вниз веревочную лестницу, спустили "первопроходца". Плеск, сдавленная ругань.
     - Убью! - свирепо прошипел начальник.
     - Здесь вода, - громким шепотом оправдался "первопроходец".
     Лестница угодила прямо в маленький бассейн. На улице тем временем орали возницы, что-то лязгало и трещало. Шум преизрядный.
     - Все вниз, - скомандовал Тидом.
     Выбрались из бассейна в коридор. На полу - ковер. Очень кстати. Дошли до конца, обнаружили лестницу.
     - Чужаков не убивать, - шепотом напомнил Тидом. - Рубить, но не до смерти, ясно? Брат Куртик, возьми десять солдат - и вниз. Кочип - тебе шестеро и левая сторона. Я беру правую. Без нужды не шуметь. Ты, сними со стены светильник. Начали.
     Первые две комнаты оказались пустыми. Третья - заперта. Из-за двери четвертой доносились звуки музыки. Тидом поднял два пальца, и пара монахов встала у четвертой двери. Тем временем второй отряд обнаружил вход в оранжерею, обследовал ее, никого не встретил, проверил еще две комнаты - с тем же результатом.
     Собрались вместе у двери, за которой звучала музыка. По знаку Тидома два монаха изготовили арбалеты, а третий плечом аккуратно выдавил дверь, благо задвижка оказалась хлипкой.
     В комнате, на ложе, скрестив ноги, сидел человек с ситрой в руках. Увидев направленные на него арбалеты, человек перестал играть, застыл с открытым ртом. Чужестранец.
     - Крикнешь - умрешь, - пообещал Тидом. - Понял?
     Человек еле заметно кивнул.
     - Связать его, - распорядился монах. - Брат Охак, останешься с ним.
     Последняя дверь. Эта выдержала нажим, но поддалась топору, просунутому в щель между ней и косяком. Свет фонаря упал на лицо лежащей в постели девушки. Та открыла глаза, зрачки ее расширились.
     - Ни звука! - прошипел Тидом, прижав к ее шее холодное лезвие меча.
     В этот момент по лестнице, снизу вверх, застучали сапоги и в комнату ввалился брат Куртик.
     - Все чисто, - в полный голос заявил он. - Взяли всех, тепленькими, хвала Величайшему!
     - Воистину так! - радостно отозвался Тидом и вложил меч в ножны.
     Мясистое лицо его порозовело от удовольствия. Взгляд его снова упал на девушку. Какое-то время он разглядывал ее, потом ухмыльнулся и, подозвав к себе Куртика, пошептал тому на ухо. Монах кивнул и вышел.
     - В доме есть подвал? - наклоняясь к девушке и обдав ее запахом чеснока, спросил Тидом.
     - Да, - чуть слышно ответила Ниминоа.
     - Так. Брат Муто и брат Карсим остаются со мной. А ты, брат Кастапед, возьмешь остальных и проверишь подвал. А затем, еще раз, первый этаж. Ясно?
     Брат Кастапед кивнул. Бросив взгляд на девушку, вздохнул огорченно. Такой цветочек. Ну ладно, когда ее привезут в Братство, он возьмет свое.
     Когда лишние ушли, брат Тидом взялся за край одеяла, но Ниминоа вцепилась в одеяло с такой силой, что пальцы ее побелели.
     - Нехорошо, - укоризненно произнес брат Тидом. - Ты оскорбляешь слуг Величайшего. Тебя накажут. После. Брат Карсим, подержи ее руки.
     Брат Карсим сжал запястья девушки. Ниминоа вскрикнула от боли. Пальцы ее разжались.
     Тидом сбросил одеяло и вынул из ножен даг <Даг - кинжал для левой руки>.
     Лицо Ниминоа стало серым от ужаса. Но монах всего лишь поддел лезвием вырез ночной рубашки и распорол желтый шелк до самого низа. Затем внимательно оглядел тело девушки - от маленьких грудей до плотно сжатых колен, - одобрительно хмыкнул:
     - Конгайская кровь!
     И провел пальцем по гладкому лобку.
     Ниминоа вскрикнула, и брат