помещение и наконец сняли одежду, которую носили
уже много недель.  Это  была  болезнь,  которую  через  несколько  веков
назвали бы цингой: болезнь долгих путешествий и сушеной  пищи.  Признаки
ее довольно наглядны. Давно зажившие раны открываются сами по себе, зубы
шатаются в деснах, изо рта идет дурной запах, и все  это  сопровождается
общей  слабостью,  быстрой  утомляемостью  и  угрюмостью.   Для   любого
северянина эта болезнь не была чем-то неслыханным, но ее привычно  ждать
поздней весной, после того как люди долгие  месяцы  просидели  взаперти,
питаясь лишь соленой селедкой и зерном. Лечится она с  помощью  света  и
солнца, говорили одни. Свежая пища, твердили иные. Обычно и то и  другое
встречается одновременно. На  этот  раз,  как  отметил  Ханд,  появилась
возможость  узнать  наверняка,  поскольку  ни  на  свет,  ни  на  солнце
рассчитывать не приходилось, зато под рукой были запасы  черемши,  лука,
чеснока, гороха и бобов. Если пациентам полегчает, значит,  лекарство  -
свежая пища. Это неоспоримо докажет, что в  некоторых  видах  пищи  есть
нечто, чего нет в  других.  И  однажды  жрец  Пути  сможет  извлечь  это
вещество, высушить его и сделать запас для дальних походов. Но не в этом
году, как предупредил Герьольф. Возможности продолжить  поход  не  было.
Когда Герьольф, Хагбарт, Торвин и Ханд все вместе пришли к  Шефу,  чтобы
поставить его перед фактом, он некоторое время сидел молча.  Со  времени
самой первой встречи с Эхегоргуном он ощущал настоятельную необходимость
обернуться, самому напасть на своих преследователей, действовать,  а  не
противодействовать. Уже много  недель  он  испытывал  желание  вернуться
туда, где крутились главные шестерни истории. Желание только обострилось
из-за  того  видения,  которое  явилось  ему  в  шатре  шамана,  видения
осадивших Гедебю Рагнарссонов и  короля  Хрорика,  защищающего  брешь  в
частоколе.
   И все же  было  что-то  чрезвычайно  привлекательное  в  самой  мысли
остаться там,  где  он  оказался,  в  дикой  глуши,  но  под  крышей,  в
неизвестности, но не затерянным. Жрецы терпеливо растолковали  ему,  что
их ждет. Припасы у них имеются, и можно достать их  еще  больше.  Дороги
легко преодолимы, кроме случаев самого жестокого ненастья, а  еще  можно
будет передвигаться на санях по реке, когда  она  достаточно  замерзнет.
Возделанные пахотные земли лежат не так уж далеко, у  крестьян  найдутся
на продажу излишки зерна, мяса и всяческой снеди. Ни у кого  не  вызовет
особых подозрений, что жрецы Пути закупают провизию. Подумают,  что  они
немножко просчитались или собираются торговать с финнами.
   - И вы можете принести нам пользу, - сказал Герьольф. - Ваш малыш Удд
до сих пор не вылезает из кузницы, и его знания выше  всяких  похвал.  А
ведь он  самоучка.  Ты  видел,  как  он  научился  закалять  сталь?  Ему
следовало бы стать жрецом Пути. - Герьольф заворчал от удовольствия  при
мысли, что крошечному  англичанину  будет  оказана  такая  честь,  затем
продолжал  более  взвешенно:  -  Нет,  правда,  если  бы  речь  зашла  о
вступлении в Путь, я охотно стал бы его поручителем. Он уже поговаривает
о мельничных колесах, о большом молоте, чтобы ковать железо механически,
а не вручную. Если хотя бы десятая доля из этого  окажется  правдой,  он
окупит все затраты на свое пребывание здесь. Поэтому оставайтесь. Торвин
мне рассказывал, что ты тоже кузнец и исследователь нового знания. Ты  и
Удд будете выдумывать, остальные могут жечь уголь или раздувать мехи.  А
весной сможешь  вернуться  к  своему  предназначению.  Корабль  Хагбарта
хранится здесь в корабельном доке до весны.
   Он доставит тебя на нужное место быстрее, чем любой другой.
   Шеф кивнул. Вместе с облегчением в нем росло  возбуждение.  Пора  обо
всем подумать. Найти время, чтобы разобраться .во всем без той  бешеной,
отчаянной, неотложной - завтра битва - спешки, которая до сих  пор  была
его уделом. Время подумать о будущем. Возможность  выступить,  когда  он
будет готов, а противник нет, и не  иначе  и  не  наоборот.  Конечно,  у
противника тоже будет за зиму время  приготовиться  и  стать  достаточно
сильным. Зато  противник  не  будет  знать,  что  он  приближается.  Шеф
припомнил слова пленного викинга,  Свипдага.  Как  они  звучали?  "Чтобы
пройти через то, что тебя ждет, нужно  иметь  железную  шкуру".  Сказано
было по злобе, чтобы смутить его, это Шеф понимал, но ведь  у  норманнов
была пословица, которую часто вспоминал Торвин.
   "Говорим мы, а  подсказывают  боги".  Может  быть,  Свипдага  послала
судьба.
   Железная  кожа?  Посмотрим.  Аккуратно  разжевав  шатающимися  зубами
огромный стручок зеленого гороха, который всучил ему Ханд, Шеф  сглотнул
и кивнул еще раз:
   - Мы останемся, Герьольф,  спасибо  за  твое  гостеприимство.  Обещаю
тебе, что никто из нас не будет проводить время в  праздности.  К  весне
многое здесь изменится.

***

   Вскоре задымили трубы, над снегами разнесся  звон,  в  лес  помчались
лыжники заготавливать дрова и бревна для  новых  хижин,  пошли  обозы  с
железом, чтобы выменивать его на еду и пиво. Случайные финны  удивлялись
оживлению среди норманнов в пору, когда те обычно спали.
   Далеко на юге Рагнарссоны, насадив на кол в  качестве  предупреждения
голову короля Хрорика, вели свои армии  от  королевства  к  королевству,
требуя сдаться всех мелких королей Дании - Гамли  с  Фюна  и  Арнодда  с
Аальборга, Кольфинна из Сьяелланда, Кари из Скаане.
   В Швеции король Кьяллак, получивший трон благодаря тому недовольству,
которое вызывал  его  миролюбивый  предшественник  Орм,  советовался  со
своими жрецами и выслушивал непрекращающийся поток известий  о  дерзости
немецких миссионеров и их телохранителей. Нам  перед  ними  не  устоять,
сообщала деревня за деревней. За что мы  платим  нашу  селедочную  дань?
Приди и защити  нас!  И  Кьяллак  соглашался,  но  никак  не  мог  найти
ратоборца, который был бы готов сразиться с внушающим ужас предводителем
германцев. Придет время, когда мы сокрушим их в битве на поле брани и  в
битве за умы, так  говорил  он  нетерпеливым  жрецам  главного  храма  в
Упсале.
   А в Гамбурге неистовый и благочестивый архиепископ Римоерт выслушивал
те  же  самые  известия   с   удовольствием,   пересказывал   их   своим
собратьям-прелатам,  архиепископам  немецких  земель,   уверенный,   что
божественное предназначение находится на Западе, чего  так  и  не  понял
тупой  Папа  Адриан,  сближавшийся  с  греческим  императоришкой  и  его
Папулей. Во всех немецких землях слухи  о  храбрых  риттерах  из  Ордена
Копья бродили среди младших безземельных  сыновей  знатных  родов,  и  у
столов для записи желающих никогда не иссякала очередь.
   В Норвегии король  Олаф  -  Эльф  Гейрстата,  которого  уже  начинали
называть Победоносным, чего никогда не случалось в те дни, пока был  жив
его брат, - посматривая на свою свиту королей-вассалов  из  Рингерике  и
Ранрике, Хедемарка, из Уппланда и Агдира и на ставших осторожными послов
с Запада, на свирепых рогаландцев и людей фьордов, беспокоился, куда  же
подевался человек, чья удача так изменила его собственную судьбу.
   А Годива, уже  на  сносях,  время  от  времени  вспоминала  о  юноше,
которого знала когда-то, того,  кто  стал  ее  первым  мужчиной,  своего
молочного брата.
   Но далеко на севере спящая земля мирно укрылась под снегами.

Глава 28

   Цинга быстро исчезла, как только Ханд заставил своих  товарищей  есть
лук, черемшу, горох и бобы, частью сушеные, частью сравнительно  свежие,
сохранившиеся  от  недавнего  урожая.  Ханд  вел   скрупулезные   записи
руническим письмом, поясняя, что должен будет  рассказывать  все  другим
жрецам Идуны. Уже сейчас ясно, что лекарством от этой  болезни  является
правильное питание, а не свет и не воздух.
   С исцелением от цинги пропали также мрачность  и  ощущение  слабости,
которыми многие страдали в отряде, теперь все воодушевились и были полны
желания действовать, - но выхода это  не  находило,  поскольку  ветер  и
мороз   усиливали   уединение   небольшого   поселка,   лишь    немногие
счастливчики, закутавшись с головы до ног, на санях гоняли за  съестными
припасами или в лес за дровами.
   Оглядываясь на события и  изменения,  произошедшие  в  ту  зиму.  Шеф
иногда с трудом верил в их реальность. А иногда - с  легкостью.  Он  уже
имел случай заметить за тот краткий срок, что выполнял обязанности  ярла
в Норфолке, и за еще более краткий срок, когда был  соправителем  короля
Альфреда, как мало времени занятой человек проводит, занимаясь тем,  чем
ему хотелось бы заниматься. У большинства таких людей  почти  все  время
уходит на посторонние дела, на  пустяки,  на  неразбериху  и  разрешение
споров, которые, по-видимому, неотделимы от повседневной жизни.
   - Как будто, - говорил  Шеф  жрецу  моряков  Хагбарту,  -  как  будто
плывешь с парусом, который волочится в воде за кормой корабля,  замедляя
его ход.
   - Ты имеешь в виду плавучий якорь, -  сказал  Хагбарт.  -  Иногда  он
очень даже полезен.  Например,  при  ночном  шторме,  когда  ты  боишься
налететь на скалы.
   - Наверное, - сказал Шеф нетерпеливо. - Но подумай, Хагбарт,  подумай
только, что было бы, если избавиться от такого тормоза!
   Их маленькое общество, насчитывавшее человек сорок, от этого  тормоза
избавилось. Многие из них просто радовались, что живы. Те, кому довелось
быть рабами, не склонны были ссориться или чего-то  требовать.  Вдобавок
значительное число из этих сорока - возможно, самое  большое  при  таких
обстоятельствах  во  всей  человеческой  истории  -  были   любопытными,
искусными и пытливыми. В число этих сорока  входили  семь  жрецов  Пути,
благодаря своей вере и природной склонности жадных до  новых  знаний.  У
них  было  десять  послушников,  молодых  и  ревностных,  стремящихся  к
самостоятельности, которой гораздо легче добиться, если  сумеешь  внести
свой личный  вклад  в  приобретение  знаний.  Среди  них  был  сам  Шеф,
изобретатель и создатель машин, благодаря которым история  Севера  пошла
по иному пути. И среди них был Удд, возможно,  самый  изобретательный  и
настойчивый из всех, несмотря на его скромность и неприметную жизнь.
   Свой вклад вносили и остальные - Квикка и Озмод, Фрита, Хама и Вилфи.
   Общим у них всех, как наконец-то понял  Шеф,  была  уверенность.  Это
были люди, которые поднялись из грязи благодаря  машинам,  были  обязаны
машинам всем, что имели. Более того, они  видели,  как  были  посрамлены
гордые викинги и франкские копейщики. Может быть, следовало сказать, что
их ведет не просто уверенность, а что-то еще более  сильное,  в  чем  не
смог бы усомниться никто.
   Они твердо знали, что для новых нужд можно  придумать  новые  машины,
были уверены,  что  новое  всегда  приносит  пользу.  В  их  присутствии
невозможно было пожать плечами и ответить: "Да ведь всегда так делали".
   Однако же именно нечто в таком духе и вызвало к жизни первое  крупное
усовершенствование в ту зиму. Привезли много зерна, и изголодавшиеся  по
хлебу путешественники, естественно, жаждали его выпечь. Но сначала зерно
необходимо было смолоть. К этому  отнеслись  поначалу  бездумно,  как  к
традиционному женскому делу. Муку мелют женщины. Многие рабыни всю жизнь
только этим и занимаются.
   Но  благодаря  духу  товарищества,  порожденному  в  них   совместным
путешествием,  было  решено,  что  мужчины  тоже  должны  исполнять  эту
обязанность. Наконец очередь дошла и до Удда -  ему  вручили  пестик  со
ступкой, мешок зерна и велели его  смолоть.  Он  промучился  с  полчаса,
посмотрел на оставшееся зерно, отложил пестик и пошел искать Шефа.
   - Почему здесь нет для этого мельницы? - возмущался Удд.
   Шеф показал пальцем на заснеженную землю за окном:
   - Потому что река замерзла.
   - Есть ведь и другой способ крутить мельницу.
   - Я знаю, - ласково ответил Шеф, но не хочешь же  ты  предложить  это
Кутреду? Может быть, он соскучился по своему любимому  занятию?  Будь  у
нас вол, мы могли бы использовать вола для тягла, но у нас только дойные
коровы, а их запрячь тебе никто не позволит.
   - Я ж  тебе  говорил,  -  напомнил  Удд.  -  Можно  сделать  ветряную
мельницу.
   При других обстоятельствах те или иные заботы неизбежно  отвлекли  бы
вечно занятого Шефа от личного участия в этом деле. Но в ту скучную зиму
заняться было больше нечем. Шеф  с  Уддом  прошли  к  водяной  мельнице,
которую поставили жрецы Пути и которая работала только половину года,  и
стали соображать, что бы такое с ней сделать.
   Большая часть необходимого уже имелась: два больших каменных жернова,
которые, собственно, и мололи зерно. Толстая ось, поворачивающая верхний
камень, и система шестерней, которые передавали усилие от речной воды  к
жерновам.  Вращение  вокруг  горизонтальной  оси  преобразовывалось   во
вращение   вокруг   вертикальной   оси,   это   было   самым   последним
усовершенствованием. Нужна была только новая движущая сила.
   - Как большие крылья, на четырех лопастях, - сказал Удд.  -  В  сарае
для лодок есть парусина.
   - Ничего не выйдет, - вмешался прислушивающийся к их словам Герьольф.
   - Река всегда течет в одну сторону. А ветер может  дуть  отовсюду.  Я
вам скажу, что здесь он по большей части дует с гор, на северо-запад. Но
если вы поставите парус и  ветер  переменится,  он  просто  сорвет  ваше
ветряное колесо.
   - Я знаю, как такому горю  помочь,  -  ответил  Удд  с  уверенностью,
всегда появлявшейся у него, когда  речь  шла  о  технических  проблемах.
Вспомни, как мы научились поворачивать катапульты. Мы  поставили  их  на
колесики, которые ездят по большому колесу. Здесь мы можем сделать то же
самое. Поворачивать всю мельницу. Ее можно будет разворачивать с помощью
бруса, как мы разворачиваем новые катапульты за хвостовик.
   И опять же при других обстоятельствах какой-нибудь насмешник  высмеял
бы всю затею. Но здесь не было  насмешников.  Герьольф  посомневался,  а
затем сказал:
   - Ладно, давайте попробуем.
   Вскоре почти  все  высыпали  на  улицу,  разобрали  старую  мельницу,
построили каркас для  новой,  послали  в  главную  кузницу  за  крепкими
гвоздями и скобами. Шеф, вспоминая позже эти события, еще  раз  подумал,
как много полезного знали и умели все.  Многие  свободно  управлялись  с
тяжелыми грузами,  отнюдь  не  ленясь  поднимать  и  ворочать  массивные
жернова.  Всем  руководил  Хагбарт,  которому   довелось   поднимать   и
устанавливать не один корабельный киль, сделанный целиком  из  огромного
дерева. В течение нескольких дней все силы  были  брошены  на  мельницу,
даже помол зерна с общего согласия отложили до той поры, когда для  него
появится лучший способ.
   Наконец все было установлено,  и  Удду  доверили  вытащить  последнюю
стопорную задвижку, которая удерживала жернова  и  шестерни.  Что  он  и
сделал.
   Ветер дунул, крылья наполнились  воздухом  и  повернули  вертикальное
колесо, которое вертело шестерню, вращавшую жернов. Ничего не произошло,
не считая скрипа огромных бревен. Удд вставил задвижку на место.
   - Нам нужны крылья побольше, - сказал он. На следующий день  мельница
работала на полным ходу. Герьольф  потирал  руки  при  мысли  о  выгоде,
которую можно будет получить, если установить  такие  мельницы  по  всей
Скандинавии.
   Почти везде в стране было трудно использовать силу  текущей  воды,  а
вот мельница, которая мелет весь год, окупилась бы  быстро.  Жрецы  Пути
гордились тем, что содержат сами себя за счет своей работы, а не за счет
десятины и землевладений, как христианские священники. Более  того,  они
бы не возражали, разбогатей один из них благодаря новым знаниям  -  коль
скоро он поделился бы этими знаниями с остальными.
   Однако успех ветряных  мельниц,  по-видимому,  лишь  разжег  аппетиты
Удда.
   Как только первая из них заработала, он прожужжал Герьольфу уши своим
следующим  замыслом:  изготовить  теперь  механический  молот,   рисунок
которого он набросал Шефу в  Каупанге  годом  раньше.  Герьольф  сначала
слушал с сомнением, не раздражаясь, но просто не в силах понять, что  же
предлагает Удд.
   Замысел  был  достаточно  прост.  Железо,  хотя  и  хорошо   знакомое
норманнам и известное во всем западном мире, оставалось металлом если не
драгоценным,  то  довольно  дорогим.  Одной  из   причин   превосходства
франкских и немецких копейщиков был вес того железа, которое они  носили
на себе. Железо многое значило в  мире,  где  крестьянская  лопата  была
деревянной и имела только узкую полоску железа по краям и где  плуг  был
всего лишь обшитой железом сохой.
   Цена железа определялась не тем,  что  его  трудно  было  найти,  как
серебро или золото, а  тем,  что  оно  требовало  больших  трудов.  Руду
приходилось раз за разом нагревать и вручную ковать молотом, пока из нее
не выходил весь шлак, а потом  еще  переплавлять  в  примитивных  печах,
топившихся древесным углем.
   Железо Ярнбераланда было лучшим в мире. И  все  равно  оно  требовало
обработки, как и любое другое, за исключением очень редко  встречающихся
небесных камней из чистого железа. У Герьольфа было топливо, у него была
руда. Если бы можно было  сократить  время  на  обработку,  к  весне  он
сделался бы заметно богаче. Но  как  вращающееся  колесо  может  двигать
молот вверх-вниз?
   Удд снова чертил на снегу свои рисунки, а Шеф,  которого  призвали  в
связи с разгоревшимся спором, переводил с английского на норманнский,  -
Удд так и не овладел чужим языком по-настоящему. В конце концов Герьольф
вздохнул и дал согласие на попытку.
   - Нам еще повезло, - отметил он, - что в этот раз машина будет в  два
раза меньше, чем в прошлый.
   - Молот легче поднять, чем крутить  жернов,  -  пояснил  Шеф.  -  Удд
говорит, что начнет с легкого молота.
   - Насколько легкого?
   - В центнер весом.
   Герьольф потряс головой и отвернулся.
   - Предложи ему разыскать Нарфи, жреца Тюра  и  летописца,  пусть  тот
даст Удду пергамент и перо. Его  рисунки  легче  будет  разобрать,  если
изобразить их чернилами, а не палкой на  снегу.  И  опять  же,  если  он
окажется прав, когда-нибудь люди будут  драться  за  каждый  листик  его
рисунков. Скоро, когда подул ветер, застучал ковочный молот, обрабатывая
металл с неслыханной скоростью, подобно  никогда  не  останавливающемуся
молоту Велунда, хромого кузнеца богов. Следующий шаг сделал некто  иной,
как Квикка. Не обладая никакими иными умениями, кроме игры на волынке  и
стрельбы из катапульты, он обычно занимался  самой  монотонной  работой.
Однажды, сражаясь с кожаными мехами, с помощью которых поддували  воздух
в раскаленный горн, и  ошалев  от  непрестанных  понуканий  кузнеца  "не
останавливаться, иначе все пропало", Квикка снял ногу с верхнего  рычага
мехов и заявил:
   - Для этого тоже нужна машина!
   Превратить привод молота в привод для мехов оказалось довольно легко.
И все же усовершенствование потребовало  многих  переделок,  потому  что
каждое изменение влекло за собой еще одно. Приток воздуха  в  печи,  где
плавилась руда, существенно улучшился, и жар  в  ней  заметно  усилился.
Кузнецы  говорят,  что  железо  сначала  будет  сине-фиолетовым,  и  это
довольно опасно, так как можно нечаянно  схватиться  за  него  рукой,  а
потом нагревается до красного каления, когда оно  становится  достаточно
мягким для обработки. Очень редко доводится им увидеть железо при  белом
калении, когда оно начинает плавиться.
   Хотя им иногда удавалось получить чугун, но  обычно  лишь  при  особо
счастливом стечении обстоятельств, и вот теперь  благодаря  механическим
мехам стало возможным плавить железо и делать отливки.
   Двигали же людьми внешняя  угроза  и  страх,  если  не  предчувствие,
войны.
   Шеф  посовещался  с  Хагбартом  и  Нарфи,  жрецам  Тюра,  и,   следуя
благоприобретенной привычке, попытался составить тарра, карту тех  мест,
где он побывал со своим отрядом. Сопоставив то, что он услышал и  увидел