одый  по-прежнему  стоял  у
рулевого весла, по-прежнему  выкрикивал  приказы,  корабль  летел  вдоль
берега, как пенный пловец, по выражению поэта, но нос его  поворачивался
дюйм за дюймом или фут за футом; желтая линия опасно близка  к  носовому
буруну, ясно, что корабль сейчас...
   Удар! Только что корабль плыл по воде, в следующее мгновение нос  его
ударился  о  жесткий  гравий.  Мачта  мгновенно  сломалась  и   исчезла,
прихватив с собой половину  экипажа.  Шлюпки  сорвались  с  креплений  и
полетели в море. За краткий миг весь корабль  раскрылся  как  цветок.  И
сразу исчез, на мгновение  оставалась  видна  только  летящая  по  ветру
оснастка на месте корабля. И  снова  на  воде  появились  подпрыгивающие
обломки.
   И на этот раз, как с  интересом  подметили  рыбаки,  обломки  гораздо
ближе к берегу. А один из них - голова. Рыжая голова.
   - Как ты думаешь, выплывет?  -  спросил  Вульфгар.  Они  ясно  видели
человека в воде в пятидесяти ярдах от берега; он висел в воде, не  делая
попыток плыть, и внимательно смотрел на волны, разбивающиеся о берег.  -
Попытается, - ответил Годвин, подзывая своих людей. - Но если выберется,
мы его возьмем.
   Рыжебородый  принял  решение  и  поплыл,  отбрасывая  воду   широкими
гребками. Он видел догоняющую его  большую  волну.  Волна  подняла  его,
бросила вперед, он напрягался, пытаясь удержаться наверху, его  несло  к
берегу легко, как пену, которая  оседала  у  кожаных  сапог  танов.  Еще
десять гребков, и зрители задрали головы, глядя, как он висит  на  верху
волны. И тут волна разбилась, отступила, песок  и  камень  задержали  ее
продвижение, вершина рухнула, растеклась. И с грохотом бросила  человека
вниз. Он беспомощно покатился вперед. И волна  снова  подхватила  его  и
потащила в море.
   - Держите его! - крикнул Годвин. - Двигайтесь, вы, заячьи сердца!  Он
сейчас не опасен.
   Двое  рыбаков  бросились  вперед,  уворачиваясь  от  волн.   Схватили
рыжебородого за руки и потащили вверх, на мгновение по пояс погрузившись
в воду.
   - Он жив, - удивленно сказал Вульфгар. - Я думал, волна  сломала  ему
спину.
   Ноги рыжебородого коснулись берега, он посмотрел  на  стоявших  перед
ним восемьдесят человек, зубы его неожиданно сверкнули в улыбке.
   - Какая встреча! - заметил он.
   Он развернулся в руках двух рыбаков, уперся ногой в голень одного  из
них и надавил изо всех сил. Тот взвыл и выпустил могучую  руку,  которую
держал, эта рука с  двумя  вытянутыми  пальцами  мгновенно  взметнулась,
пальцы глубоко впились в глаза второго человека.  Тот  тоже  закричал  и
упал на колени, схватился за лицо, кровь выступила меж пальцами.  Викинг
достал  из-за  пояса  нож,  сделал  шаг   вперед,   схватил   ближайшего
англичанина и нанес свирепый удар ножом  снизу  вверх.  Товарищи  рыбака
отступили с криками тревоги, а викинг подхватил копье, сунул нож за пояс
и выхватил сакс из рук упавшего. И через десять ударов сердца после того
как его ноги коснулись берега, он оказался в центре полукруга людей, все
они пятились от него, за исключением тех, что лежали на песке.
   Викинг  снова  сверкнул  зубами;  откинув  голову  назад,  он   бурно
рассмеялся.
   - Давайте, - гортанно крикнул он, - вас  много,  я  один.  Попробуйте
сразиться с Рагнаром. Кто посмеет подойти  первым?  Ты?  Или  ты?  -  Он
махнул копьем в сторону  Годвина  и  Вульфгара,  которые  теперь  стояли
отдельно от попятившихся рыбаков. - Надо его  взять,  -  сказал  Годвин,
доставая меч. - Жаль, что у меня нет щита.
   Вульфгар последовал  за  ним,  тоже  достав  меч  и  оттолкнув  назад
светловолосого юношу, стоявшего в шаге за ним.
   - Отойди, Альфгар. Если мы его обезоружим, мужики закончат остальное.
Два  англичанина  двинулись  вперед  с  обнаженными  мечами,  следя   за
медвежьей фигурой  викинга;  тот  ждал  их,  улыбаясь,  вокруг  его  ног
смешались кровь и вода.
   И вдруг он двинулся,  бросился  прямо  к  Вульфгару  со  скоростью  и
свирепостью нападающего дикого кабана. Вульфгар едва  успел  отпрыгнуть,
он сделал это неудачно, подвернув ногу. Викинг промахнулся левой  рукой,
но тут же поднял правую, чтобы обрушить смертельный удар.
   Что-то сбило рыжебородого с ног, отбросило на  спину,  он  безуспешно
пытался освободить руки, его перевернуло и  бросило  на  влажный  песок.
Сеть. Рыбацкая  сеть.  Управляющий  и  еще  двое  подскочили,  захватили
просмоленные веревки, затянули сеть. Один выхватил сакс из застрявшей  в
сети руке, другой свирепо наступил  на  пальцы,  держащие  копье,  одним
движением  сломав  древко  и  кости  пальцев.   И   рыбаки   перевернули
беспомощного  человека  быстро,  искусно,  как   налима   или   селедку.
Выпрямились, глядя вниз, в ожидании приказа.
   Подошел, хромая, Вульфгар, обменялся взглядами с Годвином.
   - Кого же это мы поймали? - спросил он. - Что-то говорит мне, что это
не просто капитан, которому не повезло.
   Он посмотрел на одежду запутавшегося в сети человека, протянул руку и
потрогал ее.
   - Козлиная шкура, - сказал он. - И к тому же просмоленная. Он  назвал
себя Рагнаром. Мы поймали самого  Лотброка.  Рагнара  Лотброка.  Рагнара
Волосатые Штаны.
   - Мы не можем иметь с ним дело, - с наступившей тишине сказал Годвин.
- Надо отвезти его к королю Элле.
   Послышался  другой  голос  -  голос   смуглого   молодого   человека,
расспрашивавшего управляющего:
   - Король Элла? - переспросил он. - Я думал, Осберт король Нортумбрии.
Годвин с усталой вежливостью повернулся к Вульфгару.
   - Не знаю, как вы учите своих людей на севере, -  заметил  он.  -  Но
если бы он был моим и сказал что-нибудь подобное, я бы вырвал ему  язык.
Конечно, если он не твой родственник.
   Костяшки пальцев Вульфгара побелели на рукояти меча.

***

   В темной конюшне никто не может его увидеть. Смуглый  юноша  прижался
лицом к седлу и обвис. Спина его как в огне, шерстяная  рубашка  намокла
от крови, каждое ее прикосновение вызывает новую боль.  Так  сильно  его
еще не избивали, а били его много раз, и  веревкой,  и  кожаным  ремнем,
били над корытом для корма скота в том месте, которое он называет домом.
   Он знал, что причина - в замечании о родственнике. И надеялся, что не
кричал, незнакомцы не слышали его крика. Но к концу наказания ему трудно
было судить. Он с трудом вспоминал, как выбрался на дневной свет.  Потом
долго ехал по нагорью, стараясь держаться прямо. А что будет  теперь,  в
Эофорвиче? Некогда этот знаменитый город, дом давно ушедших таинственных
римлян и их легионов, возбуждал его лихорадочное воображение больше, чем
песни менестрелей. И вот он здесь и хочет только одного - сбежать.
   Когда он освободится от вины своего отца? И от ненависти отчима?
   Шеф выпрямился и  начал  расстегивать  подпругу,  стаскивать  тяжелую
кожу. Он знал, что скоро Вульфгар официально объявит его рабом,  наденет
ему на шею железный ошейник, не  обращая  внимания  на  слабые  протесты
матери, и продаст на рынке в Тетфорде или Линкольне. И  получит  хорошую
цену. С детства Шеф много времени  проводил  в  деревенской  кузнице,  у
огня, прячась от обид и порок. Он начал помогать кузнецу, раздувал меха,
держал клещи, сам бил по раскаленному  железу.  Сам  делал  инструменты.
Даже меч.
   Но когда он станет рабом, меч у него  отнимут.  Может,  нужно  бежать
немедленно. Рабам иногда удается уйти. Но чаще нет.
   Он стащил седло и оглядел незнакомую  конюшню  в  поисках  места  для
него. Раскрылась дверь, показался свет, это  свеча.  И  с  нею  знакомый
холодный презрительный голос Альфгара.
   - Ты еще не кончил? Брось. Я пришлю конюха. Отца позвали на  совет  к
королю. У него за столом должен стоять слуга и подливать эль.  Для  меня
это унизительно. Иди. Тан-дворецкий короля хочет дать тебе указания.
   Шеф вышел во двор большого королевского деревянного  дворца,  недавно
построенного в пределах старых каменных стен римлян; на дворе сумеречный
весенний вечер; Шеф с трудом держался прямо. Но в нем поднялось какое-то
горячее возбуждение. Совет? Большой совет? Будут решать судьбу пленника,
могучего воина. Будет о чем  рассказать  Годиве,  ни  один  всезнайка  в
Эмнете такого не расскажет.
   - И держи рот на замке, - послышался за ним голос из конюшни.  -  Или
тебе вырвут язык. И помни:  теперь  король  Нортумбрии  Элла.  А  ты  не
родственник моего отца.

Глава 2

   - Мы считаем, что это Рагнар Лотброк, - сказал, обращаясь  к  совету,
король Элла. - Но откуда нам это известно?
   Он посмотрел  на  длинный  стол,  за  которым  сидело  больше  десяти
человек; все на низких стульях,  только  сам  король  в  высоком  резном
кресле. Большинство одето как сам король или Вульфгар, сидевший слева от
Эллы:  в  яркие  плащи,  наброшенные  на  плечи,  чтобы   уберечься   от
сквозняков, дующих изо всех углов и закрытых ставен; от этих  сквозняков
качались огни  факелов,  концы  которых  окунули  в  смолу;  у  всех  на
запястьях и шеях золото и серебро; сверкают пряжки плащей и поясов.  Это
военная аристократия Нортумбрии,  владельцы  земель  на  юге  и  востоке
королевства, люди, посадившие Эллу на престол и изгнавшие его  соперника
Осберта. Они неуклюже сидели  на  своих  стульях,  как  люди,  привыкшие
больше к седлу.
   В ногах стола, словно сознательно  обособляясь,  видны  еще  четверо.
Трое в черных сутанах монахов  ордена  святого  Бенедикта,  четвертый  в
пурпуре и белизне епископа. Сидели они легко, склонившись к столу, держа
наготове восковые таблички и стилосы,  готовые  записать  сказанное  или
незаметно обменяться записками друг с другом.
   Один из сидевших готов  был  ответить  на  вопрос  короля  -  Гутред,
капитан телохранителей.
   - Мы не нашли никого, кто бы узнал его, - признал Гутред. - Все,  кто
хоть раз встречался в битве с Рагнаром, мертвы, кроме  присоединившегося
к нам храброго тана короля Эдмунда, - вежливо добавил он. -  У  нас  нет
доказательств, что это Рагнар Лотброк.
   - Но я думаю, это он. Во-первых, он не говорит. Я  считал,  что  умею
заставлять людей говорить. Любой обычный пират заговорил бы. Но это явно
себя простым пиратом не считает.
   -  Во-вторых,  все  соответствует.  Что  делали  здесь  корабли?  Они
возвращались с юга, их отнесло от берега, и они много дней не видели  ни
солнца, ни звезд. Иначе капитаны - а управляющий  Бридлингтона  говорит,
что они хорошие моряки, - не оказались бы  в  таком  положении.  Корабли
грузовые. А какой груз перевозят на  юг?  Рабов.  На  юге  не  нужны  ни
шерсть, ни меха, ни эль. Это работорговцы, возвращавшиеся из плавания на
юг. Торговец рабами, ставящий себя высоко, - это соответствует  Рагнару.
Но, конечно, это тоже не доказательство.
   Устав от своего красноречия, Гутред сделал большой глоток эля.
   - Но еще одно дает мне уверенность. Что мы  знаем  о  Рагнаре?  -  Он
осмотрелся. - Он ублюдок.
   - Осквернитель церквей, - согласился архиепископ Вульфхир  со  своего
конца стола. - Похититель монахинь. Вор христовых невест. И  он  ответит
за все свои грехи.
   - Конечно, - подтвердил Гутред. - Но вот что я о нем слышал. Только о
нем, а не об остальных разрушителях церквей и похитителях  монахинь.  Он
очень  интересуется  новым.  Похож  на  меня.  Любит  заставлять   людей
говорить. По-своему. Я слышал, он поступает так.  -  В  голосе  капитана
звучала  профессиональная  заинтересованность.   -   Если   он   кого-то
захватывает, то первым делом - без всяких разговоров и споров - вырывает
глаз. Потом, по-прежнему без разговоров, тянется к второму  глазу.  Если
человек вспомнит что-то интересное, пока Рагнар  готовится,  что  ж,  он
говорит. Не успеет - тем хуже для него. Рагнар так губит много людей, но
люди недорого стоят. Говорят, он считает, что это  сберегает  ему  много
времени и сил.
   - И наш пленник сказал тебе, что он тоже так считает? - спросил  один
из черных священников снисходительным голосом. -  У  вас  был  дружеский
разговор на профессиональные темы?
   - Нет. - Гутред снова отхлебнул эля. - Но я посмотрел на  его  ногти.
Все коротко обрезаны. Кроме ногтя на правом большом пальце. Этот в  дюйм
длиной. И твердый, как  сталь.  Вот  он.  -  И  Гутред  бросил  на  стол
окровавленный ноготь.
   - Значит это Рагнар, - сказал в наступившей тишине король Элла. - Что
же нам с ним делать?
   Воины в замешательстве переглядывались.
   - Ты считаешь, что обезглавливание для него слишком хорошо? - спросил
Гутред. - Может, повесить его?
   - Или еще что-нибудь похуже? - добавил  один  из  вельмож.  -  Как  с
бежавшим рабом?  Может,  монахи...  что  там  за  история  со  святым...
святым.. Тем самым, с рашпером или... -  Воображение  ему  изменило,  он
смолк.
   - У меня другая идея, - сказал Элла. - Мы можем отпустить его.
   Все ошеломленно смотрели  на  короля.  Король  наклонился  вперед  со
своего высокого кресла,  его  острое  подвижное  лицо  и  проницательный
взгляд по очереди обращались к каждому за столом.
   - Подумайте. Почему я  король?  Я  король,  потому  что  Осберт...  -
запретное  имя  вызвало  дрожь  у  слушателей;  вздрогнул  и   слуга   с
исполосованной спиной, стоявший за стулом Ульфгара, - потому что  Осберт
не сумел защитить королевство от набегов викингов. Он делал то,  что  мы
всегда  делали.  Говорил  всем,  что  нужно  следить  и   самостоятельно
организовывать оборону. И вот экипажи десяти  кораблей  обрушиваются  на
город и делают, что хотят, а жители соседних городов  натягивают  одеяла
на голову и благодарят Бога, что это  произошло  не  с  ними.  А  я  что
сделал? Вы знаете, что  я  сделал.  Отозвал  всех,  кроме  наблюдателей,
организовал отряды  всадников,  расположил  в  жизненно  важных  пунктах
конные резервы рекрутов. И теперь, если они нападут на нас, у  нас  есть
возможность  добраться  до  них  быстрее,  чем  они  слишком  углубятся,
преподать им урок. Новые идеи.
   - Я считаю, что нам нужна еще одна новая  идея.  Мы  можем  отпустить
его. Договориться. Он обещает держаться подальше от Нортумбрии, даст нам
заложников, мы будем обращаться с ним как с  почетным  гостем,  пока  не
прибудут заложники, и отошлем его  с  грудой  подарков.  Много  это  нам
стоить не будет. А сберечь может  много.  Когда  его  обменяют,  он  уже
оправится от разговора с Гутредом. Что скажете?
   Воины переглядывались, поднимали брови, удивленно качали головами.
   - Может сработать, - сказал Гутред.
   Вульфгар откашлялся, собираясь заговорить,  его  лицо  покраснело  от
недовольства. Но его опередил голос черного монаха в конце стола.
   - Ты не должен этого делать, мой господин.
   - Почему?
   -  Не  должен.  У  тебя  и  другие   обязанности,   помимо   мирских.
Архиепископ, наш преподобный отец и недавний брат, напомнил нам  о  злых
поступках Рагнара против Христовой церкви. Это деяния,  направленные  не
против нас, не против христиан, - такие деяния мы  должны  прощать.  Это
деяния против святой церкви - а за них мы должны мстить всеми  силами  и
от всего сердца. Сколько церквей сжег Рагнар? Сколько христиан, мужчин и
женщин, продал язычникам и - еще хуже - поганым последователям Магомета?
Сколько драгоценных реликвий уничтожил? Сколько похитил священных даров?
   - Грешно прощать такие деяния. Это поставит под вопрос спасение  души
всех сидящих за этим столом. Нет, король, отдай  его  нам.  Позволь  нам
показать, что мы приготовили для тех, кто вступает в  вражду  с  матерью
церковью. И пусть весть об этом  достигнет  язычников  за  морем,  пусть
знают они, что рука  церкви  так  же  тяжела,  как  велика  ее  милость.
Поместим его в змеиную яму. Пусть все говорят  о  змеином  дворе  короля
Эллы.
   Король колебался. Но прежде чем он смог заговорить, другие  монахи  и
сам архиепископ высказали свое согласие, а воины поддержали  предложение
с любопытством и одобрением.
   - Никогда не видел, как человека отдают  змеям,  -  сказал  Вульфгар,
лицо его приобрело радостное  выражение.  -  Вот  чего  заслуживают  все
викинги мира. Я так и скажу, вернувшись к  своему  королю,  и  прославлю
мудрость и хитрость короля Эллы.
   Встал черный монах, который говорил, - страшный архидьякон Эркенберт.
- Змеи готовы. Пусть пленника отведут к ним. И все будут присутствовать:
советники, воины, слуги. Пусть все видят гнев  и  месть  короля  Эллы  и
матери церкви.
   Все встали. Элла вместе со всеми.  На  лице  его  выражение  сомнения
исчезло. Он видел единодушие совета. Вельможи начали расходиться,  звали
слуг, друзей, жен, любовниц. Все  должны  увидеть  новое  зрелище.  Шеф,
шедший  за  приемным  отцом,  обернулся  в  последний  момент  и  увидел
теснящихся у стола монахов. - Зачем ты так сказал? - спросил архиепископ
Вульфхир у архидьякона. - Мы могли  договориться  с  викингами,  и  наша
бессмертная душа не пострадала  бы.  Почему  заставил  короля  отправить
Рагнара к змеям?
   Монах порылся в своем кошельке и, как Гутред, бросил на стол какой-то
предмет. Потом еще один.
   - Что это, мой господин?
   - Монета. Золотая монета. И на ней письмо  нечестивых  последователей
Магомета.
   - Монету отобрали у пленника.
   - Ты хочешь сказать, что он слишком  нечестив,  чтобы  оставлять  ему
жизнь?
   - Нет, мой господин. Посмотри вторую монету.
   - Это пенни. Пенни нашей собственной чеканки, здесь, в Эофорвиче.  На
нем мое имя. Вот видишь - Вульфхир. Серебряный пенс.
   Архидьякон взял обе монеты и положил их назад в кошелек.
   - Очень плохой пенни, мой господин. Мало серебра, много свинца.  Все,
что может позволить себе церковь в наши дни. Серебро  у  нас  кончается,
мужланы не платят десятину. Даже благородные платят меньше.  А  кошельки
язычников  разбухают  от  золота,  отобранного  у  верующих.  Церковь  в
опасности, мой господин. Конечно, она не может так пострадать, чтобы  не
оправиться. Но  если  язычники  и  христиане  сумеют  договориться,  они
поймут, что мы им не нужны. Мы не должны допустить этого.
   Кивки согласия, даже со стороны архиепископа.
   - Значит, к змеям.

***

   В  качестве  змеиной  ямы  использовали  старую  каменную   цистерну,
оставшуюся еще от римлян; ее торопливо  покрыли  деревянным  навесом  от
дождя.  Монахи  собора  святого  Петра  в  Эофорвиче  гордились   своими
любимцами, блестящими змеями. Все лето по христианским землям Нортумбрии
распространялось  известие:  ищите  гадюк,  ловите  их  на   болотах   и
высокогорьях, приносите. Такая-то сумма освобождения от  налога  или  от
десятины за змею длиной в фут; больше - за полтора фута; еще больше - за
старых змей-дедушек. И не проходила неделя, чтобы не приносили к  custem
viperarum - хранителям  змей  -  извивающийся  мешок;  содержимое  мешка
осторожно высвобождали, кормили лягушками и мышами  и  поздравляли  друг
друга с их ростом. "Дракон не становится драконом,  не  побывав  сначала
змеей, - говорил один хранитель своим братьям. - Может, это  справедливо
и для наших гадюк".
   Теперь  послушники  развешивали  по  каменным  стенам  факелы,  чтобы
разогнать вечерние сумерки, таскали мешки с нагретым песком и соломой  и
расстилали их по дну цистерны, чтобы змеи ожили и рассердились. Появился
хранитель, довольно улыбаясь, за ним шла процессия  послушников,  каждый
гордо  и  осторожно  нес  кожаный  мешок,  в  котором  изгибались  змеи.
Хранитель  по  очереди  брал  каждый   мешок,   показывал   его   толпе,
разместившейся  вдоль  стен  цистерны,  развязывал  ремешки  и  медленно
вываливал  содержимое  мешка  в  яму.  Каждый  раз  он  передвигался  на
несколько шагов, что разместить змей равномерно. Выполнив  свою  задачу,
он отступил к краю прохода,  оставленного  для  важных  зрителей;  вдоль
прохода стояли личные телохранители короля.  Наконец  появились  и  они:
король, его совет, личные слуги, посреди них  вели  пленника.  У  воинов
севера есть поговорка: "Мужчина не должен  хромать,  пока  у  него  ноги
одинаковой длины". И Рагнар не хромал.  Но  ему  трудно  было  держаться
прямо. Гутред обошелся с ним не мягко.