у,  нацелился  острием  меча  в  горло.  Шеф  снова  отскочил,
столкнулся с Магнусом, не успевая защититься алебардой.
   Мюртач уже взмахнул мечом. Тролл  Квикка  подставил  свой  рычаг  для
подъема тяжестей, и меч изменил свой направление и  перерезал  натянутую
тетиву катапульты.
   Гулкий звук, удар, громче чем от хвоста кита по воде.
   - Сын Девы! - сказал Мюртач, глядя вниз.
   Одно плечо катапульты, освобожденное, продвинулось  вперед  на  шесть
дюймов, дальше его снова зажало. Но за эти шесть дюймов оно  высвободило
огромную энергию, способную послать стрелу на милю. По обнаженному  боку
Мюртача  словно  ударили  гигантским  молотом.  Кровь  потекла  изо  рта
ирландца. Он отступил, сел, упал, скользя по стене повозки.
   - Я вижу, ты снова обратился к христианству, - сказал Шеф. -  Поэтому
ты должен помнить: "Око за око".  -  Повернув  алебарду,  он  вогнал  ее
острие в правый глаз Мюртача и в мозг. За краткие мгновение их  поединка
положение существенно изменилось. Оглядываясь, Шеф видел  только  спины.
Воины Рагнарсонов отступали, бросали оружие, отстегивали щиты. "Брат,  -
кричали они, - друг, мы с тобой гребли вместе". Один расстегнул рубаку и
торопливо вытаскивал серебряную эмблему.  Наверно,  последователь  Пути,
решивший остаться с отцом или ярлом, а не  уходить  их  Йорка.  За  ними
сотни  воинов  двигались  ощетинившимся  клином,  в   вершине   которого
виднелась гигантская фигура Бранда. Перед клином  равнина  была  покрыта
убегающими, хромающими, стоящими с поднятыми  руками.  Армия  Рагнарсона
была сломлена. Уцелевшим оставалось либо бежать, спасая свою жизнь, либо
надеяться на милость победителей.
   Шеф опустил "Месть тролла". Неожиданно он ощутил страшную  усталость.
Краем глаза уловил какое-то движение. Две лошади,  на  одной  всадник  в
алом плаще в зеленых брюках.
   Мгновение Айвар Рагнарсон смотрел на поле битвы, на котором  потерпел
поражение, на стоящего в повозке Шефа. Потом он и его конюх ускакали,  в
воздух от копыт полетели комья грязи.
   Подошел Бранд, сжал руку Шефа.
   - Я уже встревожился, решил, что ты убегаешь. Но ты побежал к  битве,
а не от нее. Сегодня мы хорошо поработали.
   - Работа еще не закончена. За нами армия, - ответил Шеф. - И Сигварт.
Армия Мерсии должна была бы догнать нас сегодня на рассвете. Он задержал
их на двенадцать часов дольше, чем я рассчитывал.
   - Но, может, все же недостаточно, - сказал Магнус со своего места  на
повозке. Он вытянул руку, указывая.  Далеко  на  равнине  солнечный  луч
отразился от чего-то яркого - наконечники копий подходящей армии.
   - Мне нужно время, - сказал Шефу на ухо Бранд. - Иди к  ним,  говори,
торгуйся, выиграй мне немного времени.
   У него нет выбора. В сопровождении Торвина  и  Гутмунда  он  двинулся
навстречу  приближающейся  линии  армии  Марсии,  отличающейся  от  той,
которую они только что опрокинули, только тремя большими крестами.
   За ними армия Пути пыталась перестроиться. Примерно треть ее  состава
погибла или была тяжело ранена. Теперь даже ходячие раненые  лихорадочно
заторопились: снимали со сдавшихся воинов Рагнарсона оружие  и  доспехи,
обыскивали поле битвы в надежде найти что-то  полезное  -  с  энергичной
помощью  фрименов  Шефа,  уводили  раненых  противников  в   направлении
кораблей, все еще стоящих под охраной у Уоша, тех, у кого  есть  надежда
выжить, относили к лекарям.
   "Армия" теперь представляла собой одну тонкую  линию.  Несколько  сот
самых опытных воинов растянулись, чтобы произвести впечатление. За  ними
поставили рядами пленных, связали им руки и велели стоять,  чтобы  враги
тоже их считали противниками. Сзади на полмили троллы и воины  торопливо
копали канаву, устанавливали машины - и готовили лошадей и  повозки  для
дальнейшего отхода. Армия Пути еще не была готова к битве. Нет, воины не
утратили храбрости и силы духа. Но все традиции требовали  отпраздновать
победу и отдохнуть  после  невыносимого  напряжения  схватки  с  сильным
противником. Требовать у них немедленного повторения  -  значит  просить
слишком много.
   Следующие несколько минут, подумал Шеф, будут очень опасны. Навстречу
ему и его небольшому отряду шли люди: трое вместе и священник. Еще  двое
катили странный перевернутый ящик на колесах. Шеф почти сразу понял, что
в ящике может находиться только одно - его отчим Вульфгар.
   Две группы остановились в десяти шагах, разглядывая друг  друга.  Шеф
нарушил глубокое, полное ненависти молчание.
   - Ну, Альфгар, - сказал он  своему  сводному  брату,  -  я  вижу,  ты
возвысился в этом мире. Довольна ли мама?
   - Наша мать так и не оправилась от того, что сделал твой  отец.  Твой
покойный отец. Он много нам рассказывал о тебе  перед  смертью.  У  него
было достаточно времени для этого.
   - Ты его захватил? Или, как в битве у Стура, спрятался в стороне?
   Альфгар сделал шаг вперед, положив руку на рукоять  меча.  Человек  с
мрачным лицом, стоявший рядом с ним, не священник, быстро перехватил его
руку.
   - Я Гвикхельм, маршал короля Марки  Бургреда,  -  сказал  он,  -  мне
поручено подчинить округи Норфолка и  Саффолка  их  новому  олдермену  и
моему королю. А ты кто такой?
   Пока сзади разворачивались лихорадочные приготовления,  Шеф  медленно
представлял своих спутников, позволил Гвикхельму сделать  то  же  самое.
Отклонил  обвинение  во  враждебных  намерениях.   Объявил   о   желании
отступить. Намекнул на возможную компенсацию за ущерб.
   - Ты тянешь время, молодой человек, - сказал ему Гвикхельм. - Если бы
у тебя было достаточно сил для  битвы,  ты  не  стал  бы  разговаривать.
Поэтому я скажу тебе, чего жду от тебя к завтрашнему утру. Во-первых, мы
знаем, что ты взял сокровище из кургана у Вудбриджа. Я  должен  получить
его полностью - для своего короля. Оно принадлежит его королевству.
   - Во-вторых, - вмешался священник в черной рясе, пристально глядя  на
Торвина, - среди вас есть  христиане,  оставившие  веру  своих  отцов  и
предавшие хозяев. Они должны быть переданы нам для наказания.
   - Включая тебя самого, - сказал Альфгар. - Что бы ни было с  другими,
мой отец и я не допустим, чтобы ты ушел завтра. Я своими руками одену на
тебя ошейник. И считай, что тебе повезет, если мы не сделаем с тобой  то
же, что с твоим отцом.
   Шеф не побеспокоился перевести это Гутмунду.
   - А что вы сделали с моим отцом?
   До сих пор Вульфгар молчал. Он висел в своем  ящике  на  ремнях.  Шеф
вспомнил бледное искаженное болью лицо, которое последний  раз  видел  в
корыте. Теперь лицо Вульфгара было румяным, губы  казались  красными  на
фоне поседевшей бороды.
   - Я сделал с ним то же, что он сделал со мной, - сказал  Вульфгар.  -
Только искуснее. Сначала мы отрубили  ему  пальцы  на  руках,  потом  на
ногах. Потом уши, губы. Не глаза, чтобы он мог видеть, что мы делаем,  и
не язык, чтобы он  мог  кричать.  Руки,  ноги.  Колени  и  локти.  И  не
позволили крови литься. Я стругал его, как мальчишка остругивает прутик.
В конце ничего не осталось, кроме середины.
   - Вот, парень. На память о твоем отце.
   Он кивнул, и слуга бросил  в  направлении  Шефа  кожаный  мешок.  Шеф
развязал ремень, заглянул внутрь, передал мешок Гутмунду.
   - Ты в плохой компании, воин, - сказал он.
   - Пора уходить, - ответил Гутмунд.
   Две группы начали пятиться друг от друга,  на  безопасном  расстоянии
повернулись спинами. Когда они подходили к своей линии, сзади послышался
гул и звон металла  о  металл.  Английская  армия  начала  приближаться.
Немедленно, словно заранее отрепетировав, линия армии Пути повернулась и
начала уходить. Это была первая стадия запланированного отступления.

***

   Много часов спустя, когда  долгие  зимние  сумерки  сменились  тьмой,
Бранд хрипло сказал Шефу:
   - Я думаю, нам может удаться.
   - На один день, - согласился Шеф. - Но на утро я не вижу надежды.
   Бранд пожал своими массивными плечами, приказал остановиться, разжечь
костры, нагревать воду, готовить пищу.
   Весь день армия Пути отступала,  заслоняясь  машинами  Шефа,  начиная
стрельбу,   как   только   англичане   развертывались   для   нападения,
останавливали их, быстро перепрягала  лошадей  и  снова  уходила.  Воины
Мерсии неотступно следовали сзади, как люди, старающиеся связать опасную
собаку, сближались, отскакивали, когда собака начинала  рычать,  щелкать
зубами, снова шли вперед. По  крайней  мере  трижды  армии  сходились  в
рукопашной, в тех случаях, когда у сторонников Пути появлялось  какое-то
удобное для обороны  укрытие:  выкопанная  ими  канава,  дамба  на  краю
болота, мелкий мутный  ручей  Нин.  Каждый  раз  после  получаса  обмена
ударами армия Марсии отходила, не в состоянии преодолеть препятствие - и
при этом подставляла себя под удары камней и больших стрел.
   Шеф подумал, что сторонники Пути сражаются все лучше,  их  настроение
поднимается. Беда в том, что противник тоже  учится.  Вначале  англичане
вздрагивали от первого же свиста в небе. Каждая яма на  пути  заставляла
их останавливаться. Сигварт преподал им хороший урок в болотах.
   Но к концу дня они осмелели, увидели слабость армии Пути.
   Все еще держа в руках  миску  с  недоеденной  овсянкой,  Шеф  опустил
голову на седло и мгновенно уснул.
   Проснулся он, замерзший,  с  оцепеневшим  телом,  при  звуках  рогов,
возвестивших рассвет. Вокруг люди вскакивали, пили воду или остатки меда
и  эля.  Подходили  к  баррикаде,  которую  нагромоздили   у   небольшой
деревушки. Эту деревушку Бранд выбрал для последнего боя.
   И когда  стало  светлее,  перед  ними  открылось  зрелище,  способное
привести в смятение даже самых храбрых. Армия, с которой  они  сражались
накануне, к концу дня,  как  и  они  сами,  приобрела  потрепанный  вид:
грязная одежда, выпачканные щиты,  люди  в  грязи  по  уши,  ослабленные
постоянными потерями и дезертирством, так что к вечеру оставалась только
половина первоначального состава.
   Эта армия исчезла. На ее месте, ряд за рядом, с блестящим оружием,  с
вызывающе ревущими рогами, стояла новая армия, такая свежая,  словно  не
прошла и мили. Щиты блестят новой краской, но знамена - знамена  другие.
Рядом с крестом золотой дракон.
   От линии отделился всадник на сером коне, седло и узда  ярко-красные,
щит повернут обратной стороной в знак мира.
   - Он хочет вступить в переговоры, - сказал Шеф.
   Викинги  молча  отодвинули  перевернутую  повозку,  пропуская   своих
предводителей: Бранда, Шефа, Торвина, Фармана,  Гутмунда  и  Стейнульфа.
Они молча прошли вслед за всадником к столу, установленному  на  грязной
почве перед боевой линией и казавшемуся здесь совершенно неуместным.
   С одной стороны  стола  с  напряженными  лицами  сидели  Гвикхельм  и
Альфгар, за ними в поставленном вертикально ящике  -  Вульфгар.  Герольд
знаком пригласил посланников Пути сесть с другой стороны.
   Между двумя группами сидел один  человек  -  молодой,  светловолосый,
синеглазый, с золотым кольцом на голове, как король из древней могилы. У
него странная внешность,  подумал  Шеф.  Когда  Шеф  садился,  их  глаза
встретились. Молодой человек улыбнулся.
   - Я Альфред, принц Вессекса, брат короля Этельреда, - сказал он. -  Я
знаю,  что  король  Марки   Бургред   назначил   олдермена   в   округа,
принадлежавшие королю восточных англов. - Он помолчал.  -  Мы  этого  не
допустим. - Мрачное выражение,  молчание  Альфгара  и  Гвикхельма.  Они,
должно быть, об этом уже знают.
   - В то же самое время я не позволю никакой армии  викингов  с  севера
устраивать свою базу в пределах наших земель, убивать и грабить, как это
у вас в обычае. Я предпочту уничтожить вас.
   Еще одна пауза.
   - Но я не знаю, что делать с вами. Я слышал, что вчера вы сразились с
Айваром Рагнарсоном и победили его. С ним я никакого  мира  не  заключу,
потому что он убил короля Эдмунда. А кто убил короля Эллу?
   - Я, - сказал Шеф. - Но он поблагодарил бы меня за это, если бы смог.
Я сказал Айвару, что то, что он делал с королем, это nithingsverk.
   - В этом мы с тобой согласны. Итак вопрос в том, могу ли я  заключить
с вами мир. Или мы будем сражаться?
   - Ты  спрашивал  своих  жрецов?  -  медленно,  тщательно  выговаривая
английские слова, спросил Торвин.
   Молодой человек улыбнулся.
   - Мой брат и я обнаружили, что когда их спросишь о чем-то, они  сразу
требуют денег. Они нам не помогут даже справиться с Айваром. Но все же я
христианин. Я сторонник веры своих отцов. Я  надеюсь,  что  когда-нибудь
даже вы, воины севера, примете крещение и подчинитесь нашему закону.  Но
я не церковник.
   - Среди нас есть христиане, - сказал Шеф. - И англичане.
   - Они полноправные воины  вашей  армии?  Со  всеми  правами  на  долю
добычи?
   Бранд, Гутмунд и Стейнульф переглянулись, поняв смысл вопроса.
   - Если ты этого хочешь, так и будет, - сказал Шеф.
   - Итак. Вы англичане и норвежцы. Вы христиане и язычники.
   - Не язычники, - возразил Торвин. - Верующие в Путь.
   - Но вы способны действовать заодно. Может, это пример для нас  всех.
Мы можем заключить  договор,  распределить  доходы  и  налоги,  права  и
обязанности, правила виры и  освобождения  рабов.  Все  подробности.  Но
обязательно должно быть вот что.
   - Я отдам вам Норфолк, чтобы вы правили им по своему  закону.  Но  вы
должны  править  справедливо.  И  тот,  кто  станет  олдерменом,  должен
поклясться на моих реликвиях и на ваших священных предметах,  что  будет
добрым другом королю Этельреду и его брату. Итак, если  это  произойдет,
кто будет олдерменом?
   Покрытая рубцами рука Бранда легла на руку Шефа.
   - Он будет, брат короля. Он говорит на двух языках. Он живет  в  двух
мирах. Видишь, на нем нет символа Пути. Он крещеный.  Но  он  наш  друг.
Выбери его.
   - Он беглец, - неожиданно вмешался Альфгар. - Он  тролл.  У  него  на
спине следы кнута.
   - И следы пытки на лице, - сказал Альфред. - Может,  он  постарается,
чтобы того и другого  в  Англии  стало  меньше.  Но  успокойся,  молодой
человек. Я не пошлю тебя к королю Бургреду одного.
   Он махнул рукой. Откуда-то сзади показалась  группа  женщин  в  ярких
одеждах.
   - Я нашел их за  линией  и  привел  сюда,  чтобы  с  ними  ничего  не
случилось. Я слышал, одна из них твоя жена, молодой дворянин. Отвези  ее
к королю Бургреду.
   Его жена, подумал Шеф, глядя в серые глаза Годивы. Она показалась ему
еще прекрасней, чем раньше. А что она может  подумать  о  нем,  грязном,
пропахшем потом, с пустой глазницей?  На  лице  ее  отразился  ужас.  Он
почувствовал, как сердце его сжала холодная рука.
   И тут она с плачем упала ему на руки. Он прижимал  ее  к  себе  одной
рукой, оглядываясь. Альфгар вскочил, вырывался из рук соседей.  Вульфгар
проревел что-то из своего ящика,  Альфред  вставал  с  беспокойством  на
лице. Когда шум стих, Шеф сказал:
   - Она моя.
   - Она моя жена, - рявкнул в ответ Альфгар.
   И сестра, подумал Шеф. Если он скажет  об  этом,  вмешается  церковь,
отнимет ее у него. Но тогда я позволю церкви  править  мною  и  законами
Пути. Править в земле Пути.
   Вот какую плату потребовал старый draugr за свое золото. В первый раз
это был его глаз. Сейчас - сердце.
   Он стоял неподвижно, когда Годиву отрывали от него, возвращали  этому
кровосмесителю - ее брату.
   Быть королем, быть предводителем - значит быть способным на поступки,
недоступные обычному человеку.
   - Если ты готов в знак доброй воли  вернуть  эту  женщину,  -  сказал
Альфред, - я беру Саффолк в королевство моего брата,  но  признаю  тебя,
Шеф Сигвартсон, олдерменом Норфолка. Что скажешь?
   - Не говори "олдермен", - вмешался Бранд. - Пользуйся  нашим  словом.
Скажи, что он будет нашим ярлом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЯРЛ
Глава 1

   Шеф сидел на простом трехногом стуле лицом к толпе просителей. На нем
по-прежнему конопляная рубашка и шерстяные брюки, без всяких знаков  его
положения. Но на сгибе левой руки лежал скипетр-точильный камень, взятый
в могиле старого короля. Время от времени он легко проводил  пальцем  по
вырезанным на нем жестоким бородатым лицам, выслушивая свидетелей.
   - ...и поэтому мы  обратились  с  этим  спором  к  королю  Эдмунду  в
Норвиче. И он рассудил нас в своих  частных  палатах  -  он  только  что
вернулся с охоты и мыл руки, Бог да накажет меня слепотой, если я лгу, -
и он решил, что земля должна отойти ко мне на десять лет, а  потом  быть
возвращена.
   Говорящий, средних лет тан из Норфолка, у которого годы легкой  жизни
отразились на заметном животике  с  позолоченным  поясом,  на  мгновение
прервал свою тираду, не зная, как воспримут при этом дворе,  где  сильны
приверженцы Пути, упоминание о Боге.
   - У тебя есть свидетели этого соглашения? - спросил Шеф.
   Тан, Леофвин, с гротескной важностью надул щеки. Очевидно, не  привык
к расспросам и возражениям.
   - Да, конечно. Много людей находилось  тогда  в  королевских  покоях.
Вульфхун и Витхельм. И королевский тан Эдрич. Но Эдрич убит язычниками -
погиб в большой битве, и Вульфхун  тоже.  А  Витхельм  умер  от  болезни
легких. Тем не менее все  было,  как  я  говорю!  -  вызывающе  закончил
Леофвин, глядя на остальных присутствующих в  помещении:  стражу,  слуг,
своего обвинителя, других просителей, ждущих своей очереди.
   Шеф на мгновение прикрыл глаз, вспоминая тот далекий мирный  вечер  с
Эдричем в болотах, совсем недалеко отсюда. Так вот что с ним  случилось.
Можно было догадаться.
   Он снова раскрыл глаз и пристально посмотрел на истца Леофвина.
   - Почему король Эдмунд  принял  такое  явно  несправедливое  решение?
негромко спросил он. - Или ты отрицаешь, что король так решил?
   Истец, другой тан средних лет, внешне очень похожий на первого,  явно
побледнел под пристальным взглядом.  Все  в  Норфолке  знали,  что  этот
одноглазый  начинал  в  Эмнете  как  тролл.   Что   он   был   последним
англичанином, который разговаривал с  королем-мучеником.  Который  вдруг
стал - один Господь знает, каким образом, - предводителем язычников.  Он
раскопал сокровища Редвальда. Победил  самого  Бескостного.  И  каким-то
образом заручился дружбой и поддержкой Вессекса. Кто может сказать,  как
это все случилось? Собачье у него имя или нет,  но  такому  человеку  не
стоит лгать. - Нет, - сказал второй тан, - я не отрицаю, что таково было
решение короля, и я с ним согласился.  Но  было  договорено  также,  что
через десять лет Леофвин вернет землю моему внуку, отец  которого  также
убит язычниками. Ну,  этими...  людьми  с  севера.  Но  вернет  в  таком
состоянии, в каком земля была  с  самого  начала.  Но  что  сделал  этот
человек! - Негодование сменило в голосе  тана  осторожность.  -  Леофвин
сделал все, чтобы разорить эту землю! Он рубит лес и не сажает новый, он
разрушил канавы и дамбы, он превратил пахотную землю в заливной луг  для
травы. К концу срока земля ничего не будет стоить.
   - Ничего?
   Жалующийся заколебался.
   - Не так много, как раньше, лорд ярл.
   Где-то снаружи прозвонил колокол, знак, что судебное  разбирательство
на сегодня закончено. Но этот  случай  должен  быть  доведен  до  конца.
Трудный случай, уже разбиравшийся в суде, долги и уклонения от их уплаты
тянутся несколько поколений. Ни один из  этих  людей  не  имеет  особого
значения. Ни один из них не интересовал короля Эдмунда, почему им и было
позволено жить в своих имениях, в то время как лучшие люди,  как  Эдрич,
были призваны на службу и на смерть. Но все же это знатные англичане, их
семьи много поколений живут в Норфолке; таких людей надо  привлекать  на
свою сторону. Хороший признак, что они пришли ко двору  нового  ярла  за
правосудием.
   - Вот мое решение, - сказал Шеф. -  Земля  останется  у  Леофвина  до
конца  десятилетнего  срока.  -  Красное  лицо  Леофвина  расплылось   в
торжествующей улыбке.
   - Но он будет ежегодно сообщать о своих доходах с  этой  земли  моему
тану в Линне, чье имя...
   - Бальд, - подсказал человек в черной  рясе,  стоящий  у  письменного
стола справа