Фюна. Но им пришлось резко отвернуть в море, когда  с  рассветом
корабли Хрорика ушли назад. Король Арнодд из Аальборга, пояснил Хагбарт.
Не враждебный, он, как и все, заботится о себе. Но  и  в  заботы  входит
ограбление судов. Всех мореплавателей, кто не имеет его  разрешения,  не
родственник ни ему, ни его ярлам, или просто слишком слаб и  беззащитен.
Однако сейчас он напуган - под угрозой его репутация.
   - Кто угрожает ему? - с прости Шеф, а сам уже  размышлял,  спасет  ли
его приобретенная за несколько недель привычка  от  морской  болезни  на
извивающемся "Аурвендилле". Хагбарт переждал приступ  тошноты  у  Карли,
осторожно сплюнул и ткнул большим пальцем вправо, на  далекие  очертания
Фюна и Сьяелланда за ним.
   - Настоящие ублюдки, - коротко сказал он. - Твои друзья, Рагнарссоны.
Там их цитадель, Бретраборг, и даже сам византийский император предпочел
бы не встречаться с ними в открытом море. Не беспокойся, добавил  он,  -
насколько я знаю. Змеиный Глаз со всем флотом ушел искать тебя на юге  и
до сих пор не вернулся. А если вернулся, то как раз сейчас появится  вон
из-за того мыса. Или они могли выстроиться там, впереди, в прямую  линию
от берега до берега.
   Даже после того как они благополучно миновали все  опасности  пролива
Скагеррак и шли под  боковым  ветром  в  десяти  милях  от  протяженного
побережья Южной Швеции, рассказы Хагбарта сводились к  длинному  перечню
ловцов удачи: король  восточного  Гатса  Тейт,  король  западного  Гатса
Вифил, вольные пираты с островов  Ведер,  флотилия  отчаянных  ребят  из
Малоземелья, согласно слухам пытающих  счастья  где-то  на  подступах  к
Норвегии, король Фармстедса Хьялси и  постоянная  угроза  -  по  крайней
мере, так утверждал Хагбарт, хотя Шеф подозревал,  что  тот  нарочно  их
запугивает, -  угроза,  что  безжалостные  короли  западных  фьордов  не
пойдут, как обычно, грабить Ирландию и  острова  северной  Атлантики,  а
решат потрясти шведов, которых они ненавидят.
   - А что, - спросил однажды Карли, побледневший от морской  болезни  и
переживаний, - в вашей стране любой может объявить себя королем?
   - Ну, не совсем уж любой, - абсолютно всерьез  отвечал  ему  Хагбарт.
Хорошо,  если  он  сможет  объявить  себя  богорожденным  и  многие  это
подтвердят.
   Скажем, для начала мы, жрецы Пути. Есть, правда, такие,  кто  слишком
горд, чтобы врать о своем происхождении, например, ярлы Хлатира  -  если
они от кого-то и происходят, то, наверно, от троллей. Но,  как  правило,
если ты можешь собрать флот, скажем  кораблей  шестьдесят,  и  захватить
клочок земли, хотя бы в несколько квадратных миль  вроде  Бретраборга  -
Рагнарссоны отобрали его у старого  короля  Кольфинна  со  Сьяелланда  и
отказались  вернуть  -  тогда  можешь  объявить  себя  королем.  Морским
королем, так обычно говорят.
   - А нельзя стать королем на земле? Королем Крестьянской Усадьбы,  или
Смолланда, или Средней Кучи, или Дальнего Хлева? - спросил Шеф, которого
нескончаемые опасности привели в желчное настроение.
   - Надо, чтобы тебя признал тинг, -  сухо  ответил  Хагбарт.  -  Самый
простой способ - выйти на площадь и сказать,  что  ты  король  и  будешь
собирать со всех налоги. Если уйдешь оттуда живым, то ты почти наверняка
король. Богорожденный или нет - дело десятое.
   Напряжение  спало  только  на  рассвете  того  дня,  когда   Хагбарт,
внимательно обозрев горизонт в первых лучах  солнца,  объявил,  что  они
вошли в воды королей Норвегии - Олафа и Хальвдана.
   - Королей Норвегии? - переспросил Шеф.
   - Короли Западного и Восточного Фолда, - ответил  Хагбарт.  -  Каждый
сам по себе, но правят вместе. И  не  смотри  так,  как  насчет  тебя  с
Альфредом.
   Вы ведь даже  не  братья.  Сводные  братья,  если  уж  на  то  пошло.
Дальнейший  спор  не  состоялся   из-за   появления   со   всех   сторон
многочисленных судов, каждое раза  в  полтора  больше  "Аурвендилла",  с
развевающимися длинными вымпелами.
   Шеф уже достаточно поднаторел в морском деле, чтобы  признать  в  них
корабли, предназначенные только для береговой охраны,  неприспособленные
для дальних переходов и  штормовой  погоды  из-за  составного  киля,  но
способные  вместить  в  коротком  рейсе  по  сотне  воинов  -  благодаря
отсутствию на них запаса продуктов и воды. Поскольку ледовые поля сужали
проход, корабли сближались и под конец выстроились в колонну, каждый шел
в кильватерной струе предыдущего,  весла  их  размеренно  погружались  в
темную воду.

***

   Впереди Шеф увидел то, что можно было бы назвать  крупным  поместьем,
множество бревенчатых хижин, и  от  каждой  поднимается  столб  дыма.  В
центре возвышалось  большое  здание,  конек  и  фронтоны  которого  были
украшены рогами.
   Вдали, вне поселка, у подножия  гор,  своим  зорким  глазом  Шеф  мог
разглядеть  несколько  больших,  наполовину  скрытых   елями   строений,
некоторые из них весьма странной формы. Там,  где  поселок  спускался  к
воде, у пристаней лежали десятки лодок самых разных размеров. А у  самой
большой и длинной пристани стояли люди,  по-видимому,  для  приветствия.
Или отряд тюремщиков. Шеф с тоской взглянул на островки, густо усыпавшие
левую часть залива. До кромки льда не оставалось уже и пятидесяти ярдов.
Дальше несколько сотен ярдов до земли, и над каждым островком шлейф дыма
говорит, что он обжит и обитаем.
   И каждый находится под властью соправителей, к  какому  бы  Фолду  ни
принадлежал. Это еще если сердце не остановится в холодной воде. Если не
превратишься в ледяную глыбу, когда вылезешь.
   Шеф с запозданием сообразил, что вряд ли похож на царственную  особу.
В этот рейс он отправился в своих неизменных штанах, рубашке и  сапогах,
которые не снимал с тех пор, как две недели назад выбрался  на  берег  в
Дитмарше: заношенных, пропитавшихся солью и кровью - его кровью и кровью
убитого им на отмели викинга, покрытых двухнедельной коркой смолы,  пота
и пролитой  похлебки.  Одежда  ненамного  хуже  той,  что  он  носил  на
норфолкских  болотах  в  детстве,  но  викинги,  как  он  заметил,  были
чистоплотнее, чем англичане или, по крайней мере, чем английские  керлы.
За едой рядом с ним сидел только Карли.  Когда  они  заплыли  далеко  на
север и ветер сделался пронизывающим, Хагбарт выдал им  толстые  одеяла,
которые они обвязывали вокруг пояса.
   На пристани Шеф различал, в противовес собственному  убожеству,  алые
плащи, начищенное оружие, солнечные зайчики от полированных щитов,  а  у
края воды - сияющую белизну одежд жрецов Пути, соперничающую с  белизной
снегов позади них.  Шеф  безуспешно  пригладил  волосы,  выудил  вошь  и
повернулся за советом к Хагбарту. Но тут же обернулся назад, от  радости
не веря глазам.
   На берегу  одна  фигура  возвышалась  даже  над  самыми  высокими  из
встречающих. Наверняка - да, это не кто иной,  как  Бранд!  Пробежавшись
взглядом  вдоль  пристани.  Шеф  заметил  группку  людей,  которые  были
настолько же ниже остальных, насколько Бранд выше. И  один  из  них  был
отмечен алым всполохом  -  это  шелковая  туника  бывшего  раба  Квикки,
приберегаемая для особых случаев. Теперь, зная, что искать, Шеф  отмечал
своих людей одного за другим. Бранд  впереди,  за  ним  Гутмунд  Жадный,
позади них сгрудились Квикка, капитан алебардщиков Озмод и их люди.  Шеф
снова взглянул на белые ризы и мантии жрецов  Пути,  стоявших  на  самом
краю пристани. Да, Торвин был среди них, и Скальдфинн  тоже,  и  Ханд  -
хотя и затерявшиеся среди массы жрецов, из которых один ростом  чуть  ли
не равнялся Бранду. И виднелась еще кучка  людей,  обособленная  как  от
жрецов, так и от Бранда и его  друзей.  Порыв  ветра  с  гор  всколыхнул
знамена, и Шеф на мгновенье увидел Молот Пути, белый на  черном,  а  над
группой, которую он не мог определить, реял голубой вымпел  со  странным
изображением на нем. Шеф недоуменно взглянул на Хагбарта.
   - Это Свирепый Зверь, - сказал Хагбарт, понизив  голос,  так  как  до
пирса оставалось всего пятьдесят ярдов. - Короля Хальвдана?  Или  короля
Олафа?
   -  Ни  того  ни  другого,  -  мрачно  отвечал  Хагбарт.  -   Королевы
Рагнхильды.
   Гребцы взметнули весла и разом побросали их на дно корабля. С носа  и
кормы отдали швартовы, которые закрепили  на  палах  -  врытых  в  землю
бревнах.
   "Аурвендилл" мягко коснулся пристани. С борта спустили сходни.
   Шеф колебался, помня о том,  как  выглядит.  У  наблюдающего  за  ним
незнакомого высокого жреца на лице отразилось презрение и недоверие. Шеф
вспомнил, когда в последний раз лицом к лицу встречался с противником на
сходнях: когда убил Ивара, ратоборца  Севера.  Этой  победы  у  Шефа  не
отнять.
   Скинув одеяло и подхватив копье "Гунгнир" из услужливых рук Карли, он
вступил на сходни и двинулся вниз, рассчитывая, что жрец вынужден  будет
уступить дорогу.
   Но при его приближении рука  толщиной  с  мачту  легонько  отодвинула
жреца  в  сторону,  и  навстречу  Шефу  подался   Бранд,   протягивающий
необъятный меховой плащ из шкуры белого медведя и золотую цепь.  Он  тут
же накинул плащ на Шефа, застегнул аграф. Затем припал на  одно  колено,
отчего не сделался, впрочем, много ниже Шефа.
   - Славься, король Восточной и Средней Англии, - провозгласил  он.  По
этому сигналу стоявшие позади Квикка с помощниками и команды  "Моржа"  и
"Чайки" разразились приветственными выкриками и клацаньем оружия.
   Бранд, который в жизни не  преклонял  колен,  подмигнул  и  незаметно
кивнул головой в сторону встречающих. Шеф уловил  намек  и  обернулся  к
Хагбарту, спустившемуся следом по сходням.
   - Теперь можете представить своих, - величественно произнес он.
   - Ну, это... а!  Король  Шеф,  разреши  представить:  тебе  Вальгрима
Мудрого, главу святилища Пути и жреца бога Одина. Вальгрим, это...
   Вальгрим не  слушал.  Хмуро  глянув  на  Бранда,  он  протянул  руку,
ухватился за копье в руках Шефа и повернул  так,  чтобы  прочесть  руны.
Через мгновенье он отпустил копье, повернулся и молча ушел.
   - Ему это не понравилось, - пробурчал Бранд. - Что там написано?
   - "Гунгнир". Но копье  все  равно  не  мое.  Я  взял  его  у  Сигурда
Рагнарссона.
   Большинство жрецов Пути последовали за своим главой, остались  только
Торвин и Ханд. На смену жрецам подошла  другая  группа,  под  голубым  с
серебром знаменем. Шеф уставился на рисунок: странная картинка,  рычащий
зверь как будто душит себя одной лапой и когтит лапу другой. Шеф опустил
взгляд, и оказалось, что он стоит лицом к лицу с самой  сногсшибательной
женщиной, какую когда-либо встречают.
   Если бы кто-то описал ее, Шеф не счел бы ее красивой. С  детских  лет
представление  о  красоте  связывалось  у  него  с   Годивой:   высокая,
тоненькая,  с  темными  волосами,  серыми   глазами   и   с   идеальными
пропорциями, которые она унаследовала от своей ирландской матери-рабыни.
А эта женщина была тигрицей против грациозной пантеры: ростом с Шефа,  с
широкими скулами и широко посаженными  огромными  зелеными  глазами.  Ее
груди  распирали  темно-зеленое  платье,  и   крепкие   бедра   рельефно
выделялись при ходьбе. Две длинные косы, придавленные  низко  надвинутым
на лоб тяжелым золотым обручем, обрамляли ее лицо и свисали на плечи. Но
она была не молода, с запозданием заметил Шеф, раза в два старше, чем он
и Годива. Рядом с ней шел мальчик лет десяти.
   Смутившись и не желая встречаться с ней  взглядом.  Шеф  склонился  к
мальчику на одно колено.
   - А ты кто?
   - Я Харальд, сын короля Хальвдана и королевы Рагнхильды.Что случилось
с твоим глазом?
   - В него ткнули раскаленной иглой.
   - Больно было?
   - Прежде чем все  кончилось,  я  лишился  чувств.  Мальчик  посмотрел
презрительно.
   - Это не было drengiligr. Воины не лишаются чувств. Ты убил того, кто
это сделал?
   - Я убил того, кто был в этом виноват. Тот,  кто  это  сделал,  стоит
здесь, как и тот, кто держал меня. Это друзья.
   Мальчик пришел в замешательство.
   - Как они могут быть твоими друзьями, если они ослепили тебя?
   - Иногда от друзей принимаешь то, что не потерпел бы от  врагов.  Шеф
запоздало понял, что бедро матери мальчика находится в  каких-то  дюймах
от его пустой глазницы. Он поднялся, ощутив  при  этом  жар,  идущий  от
женского тела. Здесь,  на  пристани,  в  окружении  десятков  людей,  он
ощутил, что его мужское естество напрягается так сильно,  как  не  могли
его разбудить все старания девушки в Дитмарше. В следующий миг он ощутил
позыв опрокинуть ее на деревянный настил - если только хватит сил, в чем
он сомневался.
   Королева испытующе смотрела на него, угадывая,  по-видимому,  что  он
чувствует.
   - Итак, вы придете, когда я позову, - молвила она и удалилась.
   - А кто бы не пришел? - пробубнил Бранд у Шефа над ухом.
   Не слушая его воркотни,  Шеф  глядел  вслед  зеленому  платью,  резко
выделяющемуся на белом снегу. Тут до его ушей донесся перезвон,  который
он узнавал сразу: динь-динь молота кузнеца и бом-бом кувалды молотобойца
в работающей кузне. И другие звуки, неразгаданные.
   -  У  нас  много  чего  найдется  показать  тебе,  -  сказал  Торвин,
пробившись наконец к своему бывшему подопечному.
   - Точно, - сказал Бранд. - Но сначала в баню. Я вижу  в  его  волосах
вшей, и мне противно, даже если королеве Рагнхильде они нравятся.

***

   - Он сошел на берег,  одноглазый  и  с  копьем  в  руке,  на  котором
написано "Гунгнир", - рявкнул Вальгрим. - Что еще  он  мог  бы  сделать,
чтобы выдать себя за Одина? Ехать на восьминогом коне? Он богохульник!
   - У многих людей один глаз, - отвечал Торвин. - А что  до  рунической
надписи "Гунгнир", так не он ее вырезал. Единственная причина, почему  у
Шефа это копье - его метнул в него  Сигурд  Змеиный  Глаз.  Если  кто  и
богохульник, так это Сигурд.
   - Ты нам рассказывал, что, когда он две зимы тому назад возник  перед
тобой из ниоткуда, он заявил, что пришел с Севера.
   - Да, но он только имел в виду, что пришел с севера своей страны.
   - И все же ты представил дело так, словно этот случай доказывает - он
Тот, Кого мы ждем. Будто бы  он  -  Тот,  Кто  придет  с  Севера,  чтобы
ниспровергнуть христиан и вернуть мир на пути  истинные.  Если  нынешнее
подражание Одину - случайность, тогда и то, что он тебе  сказал  -  тоже
случайность. Но если сказанное им было знаком богов, тогда и сейчас  нам
был знак. Он ведет себя, как Один. Но я, жрец Одина  в  этом  святилище,
утверждаю, что к такому, как он, не может благоволить Один. Разве он  не
отказался от жертвоприношения Одину, когда армия  христиан  была  в  его
власти?
   Торвин молчал, не зная, что противопоставить логике Вальгрима.
   - Я могу утверждать, что он  один  из  тех,  кому  являются  видения,
вмешался Хагбарт. - И не только во время сна.
   Присутствующие жрецы, все двадцать, взглянули на него с интересом. На
этот раз они не сидели кругом и не устраивали ритуальное  ограждение  из
ягод рябины вокруг копья и очага: пока их разговоры велись  просто  так,
не  под  оком  их  богов.  Однако  говорить  о  признаках  святости   не
запрещалось.
   - Откуда ты знаешь? - фыркнул Вальгрим. - Я видел его  в  Гедебю.  Он
сидел на холме рядом с городом, на могильном холме, где похоронен старый
король. Мне сказали, что он сам пришел туда.
   - Ничего не значит, - сказал  Вальгрим.  Он  насмешливо  процитировал
строки одной известной саги:
   Сидит ублюдок на кургане, Пока князья добычу делят.
   - Ублюдок он или нет, - продолжал Хагбарт, - но я свидетельствую, что
его глаз был широко открыт, он ничего не замечал и не откликался.  Когда
приступ кончился, я спросил его, что он видел, а он ответил,  что  видел
мир таким, каков он есть.
   - Как он выглядел, когда у него  было  видение?  -  спросил  жрец  со
знаком бога охоты Улля на шее.
   - Как он, - Хагбарт  показал  на  самого  уважаемого  жреца,  Виглика
Провидца, который безмолвно сидел у края стола.
   Виглик медленно зашевелился.
   - Мы должны помнить еще об одном, -  сказал  он.  -  О  свидетельстве
Фармана, жреца Фрейра, нашего брата, пребывающего в Англии. Он говорит -
а он человек очень проницательный, - что две зимы назад он был в  лагере
Рагнарссонов в поисках нового знания, пытаясь  понять,  может  ли  среди
отродья Локи оказаться Тот, Кого мы  ждем.  Он  видел  ученика  Торвина,
которого ныне зовут королем Шефом, - в отличие от большинства  норманнов
Виглик способен был произнести начальное "ш" в имени Шефа, -  но  ничего
не знал о нем, считая его просто беглым  английским  трэлем.  Однако  на
следующий день после великой битвы с королем Ятмундом его тоже  посетило
видение, при дневном свете. Видение кузницы богов. Там он увидел ученика
Торвина в обличье и роли Велунда, хромого кузнеца.  И  видел,  что  Один
говорил с ним. Впрочем, Фарман сказал мне, что Один  не  взял  того  под
свою защиту. Поэтому Вальгрим как жрец Одина может быть прав, что боится
этого человека. Могут существовать другие  замыслы,  не  только  замыслы
Одина.
   Грудь Вальгрима распирало бешенство, из-за дерзости в адрес  Одина  и
от одного только предположения, что он  может  кого-то  бояться.  Он  не
осмеливался  возражать  Виглику.  Среди  жрецов,  которые  собрались   в
святилище со всей Норвегии и из других скандинавских стран, было  больше
таких, кто слышал о Виглике Провидце, а не о Вальгриме Мудром - мудром в
смысле искушенности в делах королей и в премудростях правления. Одной из
этих премудростей было хранить молчание, пока не настанет время.
   - Возможно, мы получим указания, - примирительно произнес он.
   - От кого? - спросил жрец из Ранрике, что далеко на севере.
   - От нашего священного круга, когда придет время собрать его.
   - А еще, - сказал Виглик, - если повезет, то и от  короля  Олафа.  Он
самый мудрый из земных королей, хотя и не самый удачливый.  Я  предлагаю
пригласить его, пусть сидит рядом с кругом. Он - не Тот,  хотя  когда-то
мы думали, что  он  может  быть  Им.  И  все-таки,  если  кто  и  сумеет
распознать подлинного короля, так это Олаф.
   - Я-то думал, что Олаф, Эльф Гейрстата, уже умер, -  шепнул  жрец  из
Ранрике своему земляку.

***

   Вымытый с головы до ног в огромном ушате горячей  воды,  с  волосами,
коротко остриженными и  многократно  промытыми  щелоком,  Шеф  осторожно
прошел по насту за ограду. Его одежда была выкинута, ее сменили  сорочка
из конопли, плотные подштанники из шерсти, толстая  шерстяная  рубаха  и
штаны. Плащ из шкуры белого медведя отобрал Бранд, угрожая, что найдя  в
нем вошь, тут же отправит Шефа за другим медведем, но взамен дал плащ из
парусины. На бицепсах Шефа снова сияли его  золотые  браслеты,  хотя  он
отказался водрузить на стриженую голову королевский венец. По  снегу  он
шлепал  позаимствованными  у  Гуд-мунда  толстыми  зимними  сапогами   с
тряпичными обмотками внутри.
   Несмотря на мороз и снег. Шеф впервые за много дней согрелся.
   Крошка Удд, железных дел мастер, семенил рядом с Шефом.  Когда  после
короткого совещания с Брандом Шеф приветствовал Квикку и остальных своих
верных ребят, передал им с рук на руки недоверчиво нахмурившегося Карли,
наказав относиться к нему как к новому, но полезному члену  команды,  он
заметил, что в сторонке стоит Удд и, как всегда, держит язык за  зубами.
Удда замечали только  тогда,  когда  он  имел  что-нибудь  сообщить  или
показать. Обычно это было как-то связано с металлом. Вспомнив услышанный
на пристани шум кузни. Шеф похлопал Удда по  плечу,  напоследок  наказал
Карли хорошо себя вести и вышел на улицу вслед за Уддом. Квикка и другие
бывшие английские рабы, занесенные судьбой в эту  неизведанную  северную
страну, тут же захлопнули дверь, заткнули все щели и, сгрудившись вокруг
очага, вернулись к своему обычному занятию - впитывать как можно  больше
живительного тепла.
   Удд направился не  к  тому  месту,  откуда  неслись  привычные  звуки
кузницы, а к маленькой лачуге в стороне от  других  строений.  Пока  они
шли, позади них н