ительный  выпад  был  незаметен  для  глаза.  Глухой  удар,
судорожный вздох, и высокий юноша опрокинулся на спину.  Секундой  позже
Эркенберт сообразил,  что  в  момент  удара  Бруно  намеренно  расслабил
запястье, чтобы смягчить удар. Он не стал вкладывать  в  него  всю  свою
силу.
   Бруно уже отбросил щит и меч и помогал противнику подняться все с той
же пытливой нежностью. Похлопал его по щекам, заглянул в глаза,  помахал
ладонью - помутнели ли глаза?  На  лице  его  появилось  облегчение,  он
отступил назад с улыбкой:
   - Отличный бой, юноша. Я рад, что мы будем братьями в Ордене. Я потом
объясню тебе этот финт с ложным выпадом. Ему нетрудно научиться.
   Бруно оглянулся, услышав аплодисменты зрителей, и показал, что  делит
их со своим противником.
   Вот еще одна особенность этих германцев, подумал Эркенберт, вспоминая
неискоренимую спесь своих  соотечественников.  Здесь  же  люди  сходятся
легко.
   Они любят объединяться в группы и  товарищества,  с  общим  котлом  и
общей бочкой пива. Однако они выбирают  себе  вождя,  который  ничем  не
стремится выделиться из них. Сила это или слабость?
   Бруно снова подошел  к  столу,  в  глазах  его  сверкало  неудержимое
веселье.
   - Теперь вы меня запишете? - спросил он. Арно потянулся  за  пером  и
пергаментом, а Бруно рассмеялся и, наклонившись к Эркенберту,  сказал  с
неожиданной серьезностью:
   -  Вот  что,  друг.  Говорят,  ты  видел  великих  ратоборцев,  Ивара
Бескостного и даже Бранда-Убийцу. Скажи мне, может ли, по-твоему, такой,
как я, сравниться с ними? Скажи мне правду, я не обижусь.
   Эркенберт колебался. Он  видел  Ивара  в  схватке  с  ратоборцами  из
Мерсии, хотя и с приличного расстояния.  Вблизи  он  видел  поединок  на
сходнях между Иваром и Брандом. Он вспомнил змеиную увертливость  Ивара,
его неожиданную в сравнительно худощавом теле силу. Сравнил с  тем,  что
видел только что, оценил размах плеч и повадку стоящего перед ним воина.
   - Ивар был очень быстрый, - наконец произнес Эркенберт. -  От  ударов
он скорее уклонялся, чем отбивал их,  и  все  время  готов  был  нанести
ответный удар. Думаю, на открытом пространстве ты бы его одолел,  потому
что ты сильнее. Но ведь Ивар мертв. Бруно кивнул.
   - А каков Бранд-Убийца, тот, кто убил его?
   - Его убил не Бранд. Ивар был слишком быстрым для Бранда, как бы  тот
ни был могуч. Нет, - ненависть  всколыхнулась  в  сердце  Эркенберта,  -
Ивара убил другой. Сын керла, одержимый дьяволом.  У  него  есть  только
собачья кличка - Шеф, ведь он не знает, кто его отец. В честном  бою  ты
победишь сотню таких, как он. И его они теперь зовут своим королем!
   В голубых глазах сквозила задумчивость:
   - В честном бою или нет, но, как  ты  говоришь,  он  сразил  великого
ратоборца. Это не  могло  быть  случайностью.  Таких  людей  никогда  не
следует презирать. Говорят, что главное достояние короля - его удача.

***

   Когда Шеф выбрался на берег, он уже замерз так, что клацал зубами.
   Из-за прилива ему дважды  пришлось  плыть,  недолго,  но  каждый  раз
промокая до нитки.  Солнца,  чтобы  обсушиться,  уже  не  было.  Бахрома
водорослей отметила верхнюю черту прилива,  за  ней  тянулась  невысокая
дамба, очевидно, человеческих рук дело. Шеф вскарабкался наверх и окинул
взглядом море в тщетной надежде увидеть разыскивающий  его  "Норфолк"  и
через какой-нибудь час блаженствовать: сухая  одежда  и  одеяло,  ломоть
хлеба с сыром, может быть, костер на песке - и на  страже  будет  стоять
кто-то другой. В этот момент он не мог себе представить большего счастья
для короля.
   На море пусто. Сумеречный свет стер все краски -  серое  море,  серое
небо, серые отмели, медленно исчезающие под водой. Пока Шеф добирался до
берега, он не слышал  сзади  звуков  сражения,  но  это  еще  ничего  не
значило.
   Может быть, "Норфолк" еще не снялся с мели. Или снялся  и  продолжает
свой поединок с "Франи Ормр". Они давно  могли  уйти  в  открытое  море.
Здесь надеяться ему было не на что.
   Шеф повернулся в сторону суши, изучая открывшуюся бесцветную равнину.
   Вспаханные поля со всходами ячменя. Примерно в сотне  ярдов  за  ними
едва заметные в темноте  тени,  которые  вполне  могут  быть  пасущимися
коровами. И все исполнено благостного покоя, здесь, на  краю  пиратского
моря. Что, в этой земле живут великие воины? Или рабы викингов? Или  они
полагаются на отмели, стерегущие врага со стороны моря?  Как  бы  то  ни
было,  с  этого  побережья  много  не  возьмешь:  плоское,  как  ладонь,
защищенное от при-дива только  шестифутовой  дамбой,  сырое,  грязное  и
унылое.
   Гораздо хуже то, что обогреться тут негде. В лесу Шеф  мог  бы  найти
для защиты от ветра упавшее дерево, для предохранения от сырости мог  бы
зарыться в ветки, а то и нагреб бы на себя прошлогоднюю листву. Здесь же
не было ничего, кроме слякоти и сырой травы. Однако распаханные  поля  и
коровы доказывали, что где-то неподалеку есть деревня. Крестьяне никогда
не ходят  пахать  дальше,  чем  за  пару  миль  от  дома  -  рачительный
земледелец не станет в страдный день тратить больше времени  на  перегон
волов утром и вечером.
   Значит, где-то должен быть дом, а в нем и очаг, где-то, но только  не
на виду.
   Шеф высматривал хоть проблеск света.  Ничегошеньки.  Этого  следовало
ожидать. У кого есть свет и огонь, у того хватит ума  их  спрятать.  Шеф
повернул налево, по той единственной причине, что  так  было  дальше  от
земель христиан и Гамбурга вниз по Эльбе, и бодро двинулся вдоль  дамбы.
Если понадобится, решил он, можно идти всю  ночь.  Одежду  он  рано  или
поздно высушит прямо на себе. К утру голод станет волчьим, силы уйдут на
борьбу с холодом, но это можно перенести. Он неплохо подкормился  за  те
месяцы, что был королем, а до этого ярлом. Теперь  можно  и  порастрясти
запасы. А вот если он ляжет спать в поле, к утру будет мертв. Всего лишь
через несколько минут ходьбы Шеф заметил, что  пересекает  тропинку.  Он
остановился. Не пойти ли по дороге?  Если  жители  здесь  враждебны,  он
умрет задолго до рассвета. Дробь дождевых капель  на  плечах  подсказала
ему  решение.  Он  осторожно  тронулся  по  тропе,  единственным  глазом
вглядываясь в темноту.
   Деревенька оказалась скопищем каких-то длинных  лачуг,  их  невысокие
стены с трудом различались на фоне неба.  Шеф  задумался.  Ни  дома  для
господина, ни церкви для священника. Это хорошо. Хижины разных размеров,
одни вытянутые, другие покороче.  Ближайшая  к  нему  -  одна  из  самых
коротких.
   Зимой эти крестьяне, как и крестьяне в  Норфолке,  для  тепла  держат
скот прямо в доме. Если дом маленький, значит, скота мало.  А  разве  не
легче найти сочувствие у  самых  бедных?  Он  осторожно  пошел  к  двери
ближайшей, самой маленькой, хижины. За  деревянными  ставнями  виднеется
свет. Он острием вверх воткнул в землю  копье  Змеиного  Глаза,  вытащил
из-за пояса меч и перехватил его рукой за клинок. Правой рукой  постучал
в  хлипкую  дверь.  Внутри  засуетились,  забурчали.  Со  скрипом  дверь
отворилась.
   Шеф шагнул в полуосвещенный дверной проем,  неся  меч  на  протянутых
ладонях в знак мирных намерений. И  вдруг  обнаружил,  что  валяется  на
спине, созерцая небо. Удара он  не  почувствовал,  даже  не  представлял
себе,  что  случилось.  И  руки  и  ноги  нахально   игнорировании   его
настойчивые попытки пошевелиться.
   Потом Шеф ощутил, что его схватили за шиворот, наполовину приподняли,
в уши ворвался голос на грубом, но разборчивом диалекте:
   - Теперь порядок, заходи. Да встань ты на ноги, Дай нам посмотреть на
тебя при свете.
   Ноги подгибались. Шеф, ухватившись за чье-то плечо, ввалился внутрь и
рухнул на табурет перед догорающим очагом.
   Какое-то время он ничего не замечал, кроме тепла, протягивая  к  нему
ладони и пытаясь с ним слиться. Когда от одежды пошел  пар,  он  тряхнул
головой,  неуверенно  встал  на  ноги  и  осмотрелся.  На  него  пялился
приземистый крепыш, руки  в  боки,  с  кудрявым  чубчиком  и  выражением
неистребимой смешливости на лице. Из размера его бородки явствовало, что
он даже моложе, чем  Шеф.  Позади  виднелось  старшее  поколение  семьи,
мужчина и женщина, державшиеся тревожно и недоверчиво.
   Попытавшись заговорить, Шеф понял, что челюсть онемела. На правой  ее
стороне он смог нащупать шишку.
   - Что ты сделал? - спросил он.
   Крепыш  еще  шире  расплылся  в  улыбке,  замедленно  показал  прямое
атакующее движение кулаком и всем корпусом.
   - Угостил тебя кусочком дунта, - ответил он. - Ты сам нарывался.
   Удивленный Шеф стал усиленно соображать.  В  Англии,  да  и  в  среде
викингов, люди не так уж редко тузили друг друга  кулаками,  но  военным
спортом считалась борьба. Пока кто-то  размахивался  и  бил  кулаком,  и
дряхлый старик успел бы уклониться. И даже входя в  темную  комнату,  он
должен был заметить свинг с правой и успеть среагировать. Тем более  что
не бывает ударов, сбивающих человека с ног.  Драка  на  кулачках  -  это
долгая и неуклюжая возня, почему воины ее и  презирали.  Однако  Шеф  не
успел ничего ни увидеть, ни почувствовать, пока не очутился на земле.
   - Не удивляйся, - сказал старик в углу. -  Наш  Карли  со  всеми  так
делает. Он в этом первый на деревне. Но ты  лучше  расскажи,  кто  ты  и
откуда, а то он снова тебя стукнет.
   - Я отстал от корабля, - ответил Шеф.  -  Пришлось  пешком  и  вплавь
пробираться по отмелям.
   - Ты из викингов? Твоя речь больше похожа на нашу.
   - Я англичанин. Но я долго был среди норманнов и понимаю их язык. И с
фризцами я тоже разговаривал.
   Вы говорите совсем как они. Вы фризцы? Свободные  фризцы,  -  уточнил
Шеф, вспомнив, как те любили называть себя.
   Засмеялась даже старуха.
   - Свободные фризцы, - сказал юный крепыш, - живут на песчаных отмелях
и стремглав бегут от смерти всякий  раз,  как  завидят  парус.  Нет,  мы
германцы.
   - Люди архиепископа?  -  настороженно  поинтересовался  Шеф.  Он  уже
увидел свой меч, который кто-то принес и поставил  в  угол.  Если  ответ
будет неправильным, Шеф рванется  за  мечом  и  попытается  сразу  убить
крепыша.
   Они опять засмеялись.
   - Нет. У нас - кто христиане, кто  молится  старым  богам,  а  кто  и
никаким. Но никто  из  нас  не  хочет  платить  десятину  или  кланяться
господину.
   Мы люди из земли Дитмарш, - гордо закончил юноша. Шеф раньше  никогда
не слышал такого названия. Но кивнул.
   - Я промок и замерз. И голоден, -  добавил  он.  -  Могу  я  до  утра
остаться в вашем доме?
   - Добро пожаловать, спи у очага, - сказал старик, которого  Шеф  счел
отцом крепыша и хозяином дома. - А что  до  голода,  мы  и  сами  с  ним
знакомы.
   Завтра ты должен будешь явиться на деревенский сход.
   "Я уже был под судом викингов, - подумал Шеф.  -  Но  может  быть,  в
Дитмарше  суд  милостивее,  чем  в  Великой  Армии".  Потирая  распухшую
челюсть, он пристроился у очага, слыша, как семья хозяев укладывается на
ночлег.

Глава 6

   Утром Шеф проснулся на  удивление  спокойным  и  отдохнувшим.  Первые
несколько мгновений, лежа на утоптанном земляном полу,  не  мог  понять,
где он. Очаг угас, и от ночного холода он спасался,  только  свернувшись
калачиком и обхватив колени руками. Одежда на  нем  просохла,  но  стала
жесткой и шершавой от морской соли. Желудок ныл от  голода.  Одинокий  и
нищий в незнакомой и, может быть,  враждебной  стране  -  почему  же  он
совсем не встревожен?
   Шеф встал на ноги, лениво  потянулся,  распахнул  деревянные  ставни,
впустив в дом  утреннее  солнце  и  свежий  воздух,  пахнущий  травой  и
цветами. Он уже знал ответ. Потому что с  него  свалился  груз  забот  и
ответственности.
   Впервые за долгие месяцы ему не нужно было думать о  других:  как  их
подбодрить, как их убедить, как им польстить, чтобы  они  выполнили  его
волю.
   Детские годы приучили его к холоду и  голоду.  А  также  к  побоям  и
угрозе попасть в рабство. Но теперь он не ребенок, он мужчина в расцвете
сил. Если кто-то его ударит, получит сдачи.  Глаз  Шефа  остановился  на
оружии, которое стояло в углу. Меч Храни и  копье  Сигурда.  Сейчас  это
было единственное его достояние, не считая амулета на шее, огнива и ножа
на поясе. Это уже что-то.
   Краешком глаза Шеф  увидел,  что  пожилые  супруги  слезли  со  своей
лежанки.
   Мужчина прямиком вышел  на  улицу.  Это  выглядело  зловеще.  Женщина
достала из-под грубо сбитого стола ступку, засыпала  в  нее  из  бочонка
горстку зерна и принялась толочь  его  пестом.  Эти  звуки  еще  сильнее
напомнили Шефу детство.
   Насколько он мог  припомнить,  каждый  день  начинался  одинаково,  с
хруста перемалываемого на муку зерна. Только ярлы и короли жили так, что
могли себе позволить he слышать каждый день этот шум. Воины больше всего
ненавидели такую работу, хотя в походах и им приходилось  выполнять  ее.
Возможно, женщины тоже ее  ненавидят,  подумал  Шеф.  По  крайней  мере,
видно, что у его хозяев есть еда. Желудок мучительно откликнулся на  эту
мысль, и Шеф снова уставился на оружие.
   Прикосновение  к  руке.  Парень  с  кудрявым  чубом  -  как   всегда,
улыбается.
   В немытой ладони он протягивает ломоть черного хлеба с  куском  остро
пахнущего желтого сыра. Шеф  взял  его,  и  рот  моментально  наполнился
слюной, а парень достал луковицу, на ладони  взрезал  ножом  и  протянул
половинку Шефу.
   Они присели на корточки и стали есть. Хлеб был черствым, с отрубями и
песком от ступки. Шеф рвал его зубами, набивая полный рот.
   Через какое-то время желудок поумерил свои притязания, вернулась боль
в  челюсти,  и  Шеф  вспомнил  загадочное  происшествие  вчера  вечером.
Ощупывая рукой шишку, он увидел, что парень - как там его называли?  наш
Карли? ухмыляется.
   - Почему ты меня ударил?
   Карли, кажется, удивился вопросу:
   - Я не знал, кто ты. Самый простой способ разобраться с  тобой.  И  с
любым другим.
   Шеф  почувствовал  некоторое  раздражение.  Он  проглотил   последний
кусочек сыра, встал на ноги, приподнял локти и напряг  мышцы  спины.  Он
вспомнил убитого им вчера воина, юного викинга из  Эбельтофта.  Тот  был
даже крупнее, чем Шеф, а ведь Шеф был на голову выше Карли.
   - Ты бы не смог  этого  сделать,  если  бы  не  темнота.  Карли  тоже
поднялся, на лице его мелькнула  радость.  Он  принялся  кружить  вокруг
Шефа, как-то странно пританцовывая, что было совсем не похоже на  стойку
серьезных борцов. Кулаки он  сжал,  голова  его  клонилась  к  плечу.  В
нетерпении Шеф шагнул вперед, хватая  Карли  рукой  за  запястье.  Кулак
полетел ему в лицо, Шеф от него отмахнулся. Что-то ударило его под ребра
с правой стороны. Мгновенье Шеф не обращал  на  это  внимание,  стараясь
снова сделать захват. Затем боль пронзила печень. Шеф потерял дыхание  и
невольно  прикрыл  руками  больное  место.  Тут  же  в   голове   что-то
взорвалось,  и  Шеф  обнаружил,  что  цепляется  за  стенку.  Когда   он
распрямился, рот его наполнился кровью, зубы шатались.
   Гнев охватил Шефа с быстротой  молнии  и  заставил  его  восстановить
контроль над  телом,  оттолкнуться  от  стенки  и  ринуться  вперед  для
костоломного захвата. Но Карли впереди не оказалось,  и,  разворачиваясь
за метнувшимся назад противником, Шеф почувствовал удар  в  спину,  боль
пронзила почки. Он снова отбил удар в лицо, на этот раз не забыв тут  же
прикрыться снизу от незамедлительного удара в печень.  Захват  никак  не
получался, и пока Шеф соображал, он получил еще один удар, в  скулу.  Но
кружась, Шеф очутился рядом со своим прислоненным к стене копьем.  Какая
у Карли станет ухмылка, если...
   Шеф выпрямился и развел руки в знак примирения.
   - Ладно, - сказал он, глядя на улыбающегося Карли.  -  Ладно.  Ты  бы
сбил меня с ног, даже если бы не было темно. Я вижу,  ты  знаешь  что-то
такое, чего я не знаю. Наверное, знаешь даже много такого.
   Карли улыбнулся еще шире и опустил руки.
   - Сдается мне, что ты тоже знаешь кое-что - ты  моряк,  у  тебя  есть
копье и меч. Я-то дальше нашего Дитмарша и не бывал, да и  вообще  редко
выбирался из своей деревни. Как насчет обмена?  Я  покажу  тебе,  что  я
умею, а ты научишь меня тому, что умеешь ты. Ты быстро научишься бить  и
защищаться кулаками, как мы это  делаем  здесь,  в  Дитмарше.  Ты  очень
быстрый. Слишком быстрый для большинства из этих пахарей.
   - Договорились, - согласился Шеф. Он плюнул на ладонь и  взглянул  на
Карли - понятен ли тому смысл жеста? Карли ухмыльнулся и тоже плюнул  на
ладонь. Они ударили по рукам.
   Шеф утер рукавом кровь из  носа,  и  они  по-приятельски  присели  на
корточки.
   - Послушай, - сказал Карли. - Сейчас у тебя есть дела  поважнее,  чем
учиться кулачной драке. Мой  старик  пошел  известить  деревенских,  что
появился ты. Они там соберутся на суд и решат, что с тобой делать.
   - А что со мной могут сделать?
   - Во-первых, кое-кто скажет, что ты раб. Это скажет Никко. Он  у  нас
самый богатый. Хочет быть господином. Но в Дитмарше мало серебра,  и  мы
никогда не берем друг друга в  рабство.  Он  только  и  думает,  как  бы
продать кого-нибудь на невольничьем рынке в Гедебю.
   - Гедебю - датский город, - сказал Шеф.
   Карли пожал плечами:
   - Датский, немецкий, фризский - какая нам разница? С  нами  никто  не
хочет связываться. Они не смогут пройти через болота. И  потом,  они  же
знают, что серебра у нас нет. Кто придет за данью, может много потерять,
а найти ничего не найдет.
   - Рабом я быть не хочу, а какие у меня еще возможности?
   - Ты можешь быть гостем, - Карли искоса посмотрел на него.  Например,
моим. Это означает обмен подарками.
   Шеф дотронулся до своих бицепсов,  сожалея,  что  вчера  в  последний
момент снял с них  золотые  браслеты.  Один  из  них  обеспечил  бы  ему
гостеприимство на целый год. Или нож в спину. "Итак, что же у меня есть?
Копье. Меч. И это".
   Он вытащил из-под рубахи серебряную лесенку Рига и взглянул на  Карли
знает  ли  тот,  что  это  за  амулет?  Никакого  интереса.   Но   Карли
неоднократно поглядывал на оружие в углу.
   Шеф  прошел  туда  и  сам  принялся  рассматривать  оружие.  Копье  с
рунической надписью "Гунгнир":  отличная  сталь,  недавняя  ковка,  само
просится в руку.
   Меч:  годится  для  боя,  но  немножко  тяжеловат,  клинок  -  просто
заточенное  железо  без  специально  наваренного  лезвия,   уже   слегка
покрывается ржавчиной.
   Мечи ценятся выше, чем копья, это  оружие  настоящего  воина.  И  все
же...
   Шеф протянул меч:
   - Держи, Карли. - Он заметил, как юноша  неловко  взял  меч,  неловко
держал его за рукоять - очень опасно при парировании удара. - И за  мной
еще два дела. Во-первых, я научу тебя биться на мечах. Во-вторых,  когда
найдем кузницу, я тебе перекую этот меч, чтобы он стал получше.
   Веснушчатое лицо вспыхнуло от  удовольствия,  и  в  это  время  дверь
отворилась. Показался отец Карли, указывая пальцем за свое плечо.
   - Пойдем, пришелец, - сказал он. - Сход собрался.

***

   Около сорока  мужчин  стояли  неправильным  кругом,  а  жены  и  дети
толпились поодаль, образуя внешний круг.  Все  мужчины  были  вооружены,
хотя и скудно топоры да копья, ни шлемов, ни кольчуг. У  некоторых  были
щиты, но не надетые в боевой готовности на руки, а висящие на спине.
   Пред  глазами  дитмаршцев  предстал  высокий  воин,   чье   призвание
безошибочно угадывалось по его стати: прямая спина,  широкие  плечи,  ни
тени сутулости, отличающей землепашцев, которые ходят за плугом или гнут
спину с серпом и мотыгой. Однако на нем не было ни золота,  ни  серебра,
только длинное копье в правой руке. Он был  весь  покрыт  шрамами,  одно
веко  свисало  над  пустой  глазницей,  и  одна  сторона  лица  казалась
стянутой. На лице запеклась не замеченная им кровь, а  рубашка  и  штаны
были грязнее, чем у крестьян. Круг пялился на него, пытаясь  истолковать
увиденное. По толпе пронесся шумок пересудов - это из хижины вышел Карли
и стал позади Шефа, сжим