еньги так же хороши, как и языческие.
   - Десять унций, - перебил  цену  предводитель  шведов.  Распорядитель
торгов вопросительно посмотрел на светловолосого.
   - Двенадцать  унций,  -  проговорил  тот  раздельно  и  выразительно.
Двенадцать унций, и я не стану  спрашивать,  как  к  вам  в  руки  попал
христианский священник - и для чего христианский священник нужен этим.
   Двенадцать унций, и считайте, что вам повезло.
   Швед потянулся рукой к своему топору и сплюнул на землю.
   - Двенадцать унций, - сказал он, - и ведь деньги людей  Одина  лучше,
чем деньги бритых христианских кастратов. Шеф почувствовал, что стражник
позади него дернулся, увидел, как  ярл  короля  Хрорика  шагнул  вперед.
Швед, договорив, взмахнул топором, чтобы ударить. Но прежде чем кто-либо
из них завершил свое движение, в  воздухе  сверкнула  сталь,  послышался
хруст и судорожный вздох. Швед скрючился над торчащей  из  его  туловища
медной рукояткой. Шеф понял, что светловолосый даже не  пытался  достать
меч, а вместо этого вытащил из-за пояса тяжелый нож и метнул его  снизу.
Прежде чем эта мысль оформилась, незнакомец сделал  три  шага  вперед  и
застыл,  направив  острие  своего  длинного   меча   точно   под   кадык
работорговца.
   - Мы договорились? - спросил он, бросив на мгновенье взгляд в сторону
растерянного ярла.
   Продавец медленно и осторожно кивнул.
   Светловолосый воткнул меч в ножны.
   - Просто небольшая ссора между друзьями, - пояснил он ярлу.  Торговле
не мешает. Мы с товарищами будем счастливы уладить это  дело  где-нибудь
за пределами города.
   Ярл колебался, затем  тоже  кивнул,  не  обращая  внимания  на  крики
шведов, склонившихся над телом своего предводителя.
   - Плати деньги и забирай своего священника. И хватит шуметь,  эй,  вы
там.  Когда   хочешь   кого-то   обозвать,   сначала   научись   поживей
поворачиваться.
   Если недовольны, пожалуйста, можете драться. Но не здесь.  Плохо  для
торговли. Давайте, подходите, кто там следующий?
   Когда христианские священники обнялись, а  светловолосый  вернулся  в
кучку ощетинившихся оружием бойцов. Шеф почувствовал, что его толкают на
насыпь. На мгновенье паника охватила его,  как  актера,  забывшего  свой
ответ на неожиданную реплику. Затем, увидев суетящегося впереди Никко  и
встревоженное лицо Карли позади, он вспомнил, что должен делать.
   Он медленно начал стаскивать свою грязную шерстяную рубаху.
   - Что тут у нас? - сказал распорядитель  торгов.  -  Сильный  молодой
мужчина, может выполнять простую кузнечную работу,  продают  его  -  ну,
какая разница, какие-то утконогие.
   Шеф швырнул рубаху на землю, поправил на груди серебряный амулет Рига
и напряг мускулы, подражая поведению крестьянских  батраков  при  найме.
Солнце высветило на его спине старые  шрамы  от  порок,  порок,  которым
много лет назад подвергал его приемный отец.
   - А он послушный?  -  выкрикнул  кто-то.  -  Он  совсем  не  выглядит
послушным.
   - Раба можно сделать послушным, - закричал Никко,  стоявший  рядом  с
распорядителем торгов. Шеф задумчиво кивнул, подходя к  ним  ближе.  При
этом он аккуратно расправил пальцы левой руки и сжал их в кулак, большим
пальцем  прикрывая  второй  сустав,  как  показывал  Карли.  Это  должно
смотреться драматично. Не толкотня и не возня.
   Выдвинув вперед левую ногу  согласно  наставлениям  Карли,  он  нанес
левой рукой короткий боковой удар, подкрепляя его всем весом тела и  как
бы стараясь ударить кулаком за свое правое плечо. Левый хук пришелся  не
в челюсть Никко - Карли не советовал это начинающим, - а  в  его  правый
висок.
   Грузный мужчина, не ожидавший удара, сразу же рухнул на колени.
   Шеф тут же схватил его за ворот, поднял на ноги и развернул  лицом  к
толпе.
   - А вот утконогий, - крикнул он по-норманнски. - Болтает много. Ни  к
чему не пригоден. Сколько за него дадите?
   - А я думал, это  он  тебя  продает,  -  раздался  голос.  Шеф  пожал
плечами.
   - Я передумал, - он обвел  взглядом  толпу,  стараясь  заворожить  ее
своим единственным глазом. Что делает раба рабом? В конце концов, только
его согласие. А раба, который вовсе не согласен, вовсе  не  подчиняется,
можно убить, но он не стоит ни гроша. На краю рынка он заметил небольшую
стычку, это сын и племянники Никко  пытались  подоспеть  на  помощь,  но
Карли со сжатыми кулаками загородил им дорогу.
   - Ладно, ладно, - зарычал ярл в самое ухо Шефу. - Я вижу, что из  вас
двоих ни одного не продашь. Но я тебе вот  что  скажу  -  ты  все  равно
должен заплатить сбор, а если не сможешь заплатить, ваши жизни  и  будут
платой.
   Шеф огляделся. Опасный момент. Он рассчитывал, что  увидит  дружеское
лицо  несколько  раньше,  если  только  встреченные  на  дороге  датчане
разнесли весть. Теперь ему придется самому  договариваться  с  ярлом.  У
него в собственности остались только две  вещи.  Одной  рукой  он  сгреб
серебряный амулет - это последняя надежда. А предпоследняя?
   Копье "Гунгнир" воткнулось в дерн у его ног. Кар-ли, сияя  и  потирая
костяшки пальцев, радостно помахал  ему  рукой.  Шеф  начал  вытаскивать
копье, чтобы показать презрительному ярлу руническую надпись  на  нем  и
попробовать сторговаться.
   - Если одноглазый продается, - раздался голос, - я его куплю. Я  знаю
кой-кого, кому он очень нужен.
   С похолодевшим сердцем Шеф повернулся  на  голос.  Он  надеялся,  что
опознавший его - друг. Он не забывал о возможности,  что  это  враг,  но
рассчитывал, что сторонники Рагнарссонов, все уцелевшие из тех, кого  он
знал в Великой Армии, находятся с флотом Рагнарссонов в море  на  другой
стороне Дании. Он не учел свободу объединений в мире  у  викингов,  одни
уходили, другие приходили, и так без конца.
   Это был Скули Лысый, который командовал осадной башней,  штурмуя  год
назад стены Йорка  вместе  с  Шефом,  но  затем  связал  свою  судьбу  с
предавшими их Рагнарссонами. Сейчас он вышел из толпы, и вплотную  вслед
за ним сомкнутым строем шла команда его корабля.
   В тот же самый миг какой-то внутренний сторож подсказал Шефу, что  на
него неотрывно смотрит еще один человек. Он повернулся  и  встретился  с
непримиримым взглядом черных глаз. Узнал  их  сразу  же.  Черный  дьякон
Эркенберт, которого он впервые увидел в момент казни Рагнара  в  змеиной
яме, а  в  последний  раз  -  входящим  на  борт  судна  после  разгрома
крестоносцев  при  Гастингсе.  Он  стоял  рядом  с   недавно   спасенным
священником в черной рясе, быстро что-то говоря светловолосому  германцу
и показывая на Шефа рукой.
   - Скьеф Сигвардссон Ивароубийца, - ухмыляясь, произнес  Скули  уже  в
нескольких шагах от Шефа. - Я готов заплатить за  тебя  больше  рыночной
цены.
   Я рассчитываю, что братья Ивара оценят тебя на вес серебра.
   - Если сможешь взять, - рявкнул Шеф, быстро  отступая  и  высматривая
стену, к которой можно было бы прислониться спиной. Он понял, что  Карли
вместе с ним. Тот вытащил свой меч, перекрывая  нарастающий  гул  боевым
кличем. Шеф сразу увидел, что Карли забыл все, чему его учили, и  держит
оружие  как  рубщик  тростника.  Если  напряжение  прорвется,  Карли  не
продержится и пяти ударов сердца.
   Теперь в поле зрения Шефа оказался и светловолосый германец, тот тоже
вытащил меч, а его  люди  старались  отгородить  собой  Шефа  от  Скули.
Белобрысый тоже что-то кричал о  цене.  В  отдалении  суетились  рабы  и
торговцы, одни собирались унести ноги, а другие - присоединиться  к  той
или иной стороне.
   Стражники  короля  Хрорика,  оставшись  не  у  дел   из-за   внезапно
схлынувшей  толпы  покупателей,  пытались  построиться   клином,   чтобы
врезаться в середину назревающей драки.
   Шеф сделал глубокий вдох, взвесил на руке свое копье. Он пойдет прямо
на Скули, а потом попытает  счастья  с  Эркенбертом  и  христианами.  Но
сначала - один акт милосердия. Он повернулся, собираясь оглушить  ничего
не подозревающего Карли древком копья. Если  крепыш  будет  валяться  на
земле, его, может быть, никто не станет убивать, не  то  что  в  случае,
если он полезет в драку.
   Что-то уцепилось за копье, потянуло книзу, сковало движения Шефа. Еще
что-то накрыло голову,  ослепив  его.  Пока  он  старался  освободиться,
отчаянно вырываясь из-под покрывала, его настиг мягкий толчок в затылок,
и Шеф обнаружил, что стоит на одном колене, пытаясь подняться и  увидеть
хоть что-нибудь. Если он потеряет сознание, следующим,  что  он  увидит,
может оказаться лицо Рагнарссона, собирающегося вырезать  из  его  ребер
кровавого орла.
   Кто-то подсек Шефа под ноги, и он ударился головой о землю.

Глава 8

   - Сожалею о случившемся, - сообщил голос, и по другую  сторону  стола
возникло расплывчатое круглое лицо. - Услышь я  о  тебе  хоть  чуть-чуть
пораньше, я бы сам выкупил тебя у твоих друзей  из  Дитмарша,  и  ничего
умнее просто выдумать бы не смог. Но ты сам король, и  знаешь,  как  это
бывает король настолько мудр, насколько велики его знания.
   Шеф  вытаращился,  стараясь  сосредоточить  взгляд   на   говорившем,
оторопело помотал головой и сморщился.
   - Так, - сказал круглолицый, - кажется, ты меня  не  слышишь.  Где  у
тебя болит?
   Шеф потер левый висок, осознав в тот же самый момент, что припухлость
на голове находится справа. Перед  его  глазами  помахали  рукой,  и  он
понял, что говоривший проверяет, что у него с мозгами.
   - Шишка с одной стороны, а болит с другой. Можно подумать, что  мозги
свободно  болтаются  в  черепе,  не  правда  ли?  -  продолжал   вежливо
беседовать круглолицый. - Вот почему многие ветераны боев  становятся...
скажем, слегка странными. Мы называем это vitrhogg,  ответный  удар.  Но
как  я  вижу,  ты  понемногу  оправился.  Давай  вкратце  повторим   уже
сказанное. Я - Хрорик, король Гедебю и южной Ютландии. А ты?
   Шеф неожиданно улыбнулся, сообразив наконец, о чем ему говорят.
   - Я твой собрат, король Шеф, король  Восточной  и  Средней  Англии  -
Отлично. Я рад, что все обошлось. Знаешь,  такие  волнения  на  рыночной
площади у  нас  бывают  довольно  часто,  и  мои  парни  знают,  как  им
действовать.
   Набрасывают на всю свору парусину, а потом, пока  вояки  барахтаются,
стараясь высвободить свое оружие, разоружают самых опасных Мы  не  можем
себе позволить постоянно терять наших клиентов. Огромная  ручища  налила
вино в сосуд, в котором Шеф быстро признал золотой кубок.
   - Добавь сюда воды и скоро почувствуешь себя лучше.
   - Вы сегодня потеряли одного клиента, - заметил  Шеф,  вспомнив  нож,
вонзившийся в сердце шведского купца - Да, это неприятно. Однако мой ярл
сообщил, что погибший сам напрашивался Кстати...
   Толстый палец подцепил амулет Шефа из-под рубахи,  которую,  как  тот
догадался, кто-то разыскал и надел на него.
   - Ты человек Пути, правильно? Поэтому тебе, должно быть, мало дела до
христиан Совсем никаких дел с ними, насколько я наслышан о твоей  победе
над франками, и, осмелюсь заметить, они к тебе относятся еще хуже Но мне
приходится иметь с ними дело. По ту сторону Датской перемычки  находятся
германские копейщики, и лишь сам Один знает, сколько их. Это верно,  что
они все время дерутся между собой, и не менее верно, что они даже больше
боятся нас, чем мы их. Но я не ищу неприятностей,  особенно  в  вопросах
религии.
   Поэтому я всегда разрешаю христианам присылать сюда своих священников
и проповедовать свое учение и никогда не  возражаю,  если  они  начинают
крестить  рабов  и  женщин.  Конечно,  если  эти  бедняги  забредают   в
глухомань, а их потом продают в рабство или самих крестят в  трясине,  я
ничего не могу поделать. Я поддерживаю порядок в Гедебю  и  на  торговых
путях и вершу суд в нашем тинге.
   Указывать моим подданным, во  что  им  верить  или  кого  оставить  в
покое... Толстяк засмеялся. - Ты-то понимаешь, насколько это может  быть
опасно.  Но  теперь  появилось  нечто  новенькое.  Этой  весной,   когда
священники из Гамбурга пришли на север, каждого из этих трех или четырех
миссионеров сопровождала охрана. Не настолько большая, чтобы назвать  ее
армией, недостаточная даже для серьезного боя,  и  вдобавок  они  хорошо
платили. Так что я их впустил. Но вот что я тебе  скажу,  -  круглолицый
наклонился к Шефу, - как один король  другому.  Очень  опасные  люди.  И
очень ценные люди. Хотел бы я нанять себе  с  полдюжины  таких.  О  том,
которого ты видел, о белобрысом  с  волосами,  как  щетка,  мой  капитан
стражи сказал, что это один из  самых  стремительных  бойцов,  каких  он
когда-либо видел. И очень ловкий.
   - Он быстрее, чем Ивар Рагнарссон? - спросил Шеф.
   - Ивар Бескостный? О, я и забыл, что ты с ним расправился.
   Благодаря   вину   зрение   Шефа   постепенно   прояснилось,   и   он
повнимательней присмотрелся к крупному мужчине, откинувшемуся  на  стуле
так, что спинка трещала. Золотой венец на голове, тяжелая  золотая  цепь
на шее и массивные браслеты на руках. Внешность добродушного  мужичонки,
словно бы хозяина мирной городской таверны. Но глаза под густыми бровями
проницательные,  и  сеточка  шрамов  от   затянувшихся   ран   покрывает
мускулистое правое предплечье, как у  заядлых  бойцов.  Удачливый  боец,
потому что у неудачливых раны уже никогда не затягиваются.
   - Да, я тебе, конечно  же,  за  него  признателен.  Ивар  очень  меня
беспокоил, а его братья беспокоят и до сих пор, - Хрорик тяжко вздохнул.
У короля здесь трудная жизнь, по ту  сторону  Датской  перемычки  грозят
христиане и их империя, а на севере - пятьдесят морских  королей,  вечно
спорящих, кто самый главный. Христиане  говорят,  что  им  сейчас  нужен
император. Я иногда думаю, что и нам тоже.  Но  дело  вот  в  чем.  Если
вдуматься, нам ведь придется решать, кто им станет. Может быть, я. Может
быть, ты. А может быть, Сигурд Рагнарссон. Если он, то ни ты,  ни  я  не
доживем до следующего дня, да и не захотим дожить.
   Ну, да я увлекся. Я вижу, тебе здорово досталось, и ; по-моему, ты не
отказался бы от хорошего ужина. Почему бы тебе не посидеть где-нибудь на
солнышке, пока не придет пора  ужинать?  Я  прослежу,  чтобы  ты  был  в
безопасности.
   - Мне нужны деньги, - сказал Шеф. - Человек,  которого  я  ударил  на
рынке - это он привел меня сюда, и  он  неделю  кормил  меня.  Я  должен
заплатить ему. А потом, мне нужны деньги на проезд домой. Если  в  порту
есть английские купцы, я могу взять у них деньги в  долг,  в  счет  моих
собственных средств и средств моего соправителя Альфреда.
   Хрорик оставил в покое звонок:
   - Все  улажено,  за  все  заплачено.  Дитмаршцев  я  отпустил  вполне
счастливыми, я  всегда  стараюсь  ладить  и  с  ними  тоже,  ведь  когда
разъярятся,  они  несносны.  Хота  один  юноша  настоял  на  том,  чтобы
остаться. Не благодари меня, ты всегда сможешь со мной  расплатиться.  А
насчет возвращения домой...
   Что нет, то нет.
   Шеф взглянул на его хитрое  веселое  лицо.  В  углу  виднелось  копье
"Гунгнир", прислоненное к стене. Но он  не  питал  иллюзий  относительно
возможности добраться до него.
   - Остаться здесь с тобой?
   - Собственно говоря, я тебя продал, - подмигнув, ответил Хрорик.
   - Продал? Кому?
   - Не волнуйся, не Скули. Он предложил мне пять фунтов серебра.
   Христиане дошли до десяти плюс отпущение всех грехов - от самого Папы
и написанное пурпурными чернилами.
   - Тогда кому?
   Хрорик снова подмигнул.
   - Твоим друзьям из Каупанга. Жрецам из святилища Пути. Их предложение
было слишком хорошим, чтобы  отказаться.  Они  все  говорили  что-то  об
испытании. Но это ведь лучше, чем пытки Сигурда Змеиного Глаза?  Как  ты
считаешь?

***

   С кольцами кровяной колбасы на поясе, большой буханкой черного  хлеба
под мышкой и щепоткой соли в руке Шеф вышел  под  лучи  послеполуденного
солнца, собираясь дожидаться  обещанного  королем  Хрориком  ужина.  Его
окружали с полдюжины стражников, гарантируя одновременно, что  никто  на
него не нападет и что он сам не сбежит из города. Их сопровождал  Карли,
на этот раз довольно грустный, со своим мечом на поясе и копьем Шефа  на
плече.
   Несколько минут ватага двигалась по тесным улицам Гедебю, заполненным
лотками с янтарем, медом, южными винами, оружием, костяными  гребешками,
обувью, железными слитками и всем, что  только  можно  было  купить  или
продать в скандинавских странах. Затем, когда Шеф уже устал от тесноты и
нескончаемой сутолоки, он увидел невысокий  зеленый  бугор,  находящийся
внутри городского частокола, но в стороне от построек и толпы. Он  молча
указал на него и первый  направился  туда.  Боль  в  голове  прошла,  но
двигался он все еще медленно  и  осторожно,  боясь  случайным  движением
разбудить ее.
   Он также ощущал, что с трудом понимает, что происходит, как  если  бы
он находился под слоем воды. А ему было о чем поразмыслить.
   Взобравшись на курган. Шеф сел на  его  вершине,  глядя  на  залив  и
зеленеющие поля на севере. Карли помялся, потом воткнул копье древком  в
мягкую почву и тоже уселся. Стражники переглянулись.
   - Ты не боишься курганных ведьм? - спросил один из них.
   - Я бывал на могильниках и раньше, - отвечал Шеф. Он заметил, что нож
с его пояса исчез - Хрорик ни в чем не  полагался  на  авось.  Он  отдал
нарезать колбасу Карли, а сам стал  ломать  хлеб.  Стражники  с  опаской
расселись вокруг них, кто на корточках, кто прямо на земле.
   Через  некоторое  время,  набив  живот  и  приятно  погрев  спину  на
солнышке.
   Шеф показал на плодородные земли, окружающие город. Река  Шлей  текла
северней города, и на противоположном берегу виднелись огороженные поля,
пахари, правящие упряжками волов, черные борозды пахотной земли, и тут и
там поднимающиеся среди деревьев струйки  дыма.  Для  англичанина  земля
викингов представлялась родиной огня и меча, а ее обитатели - моряками и
воинами, а не пахарями и углежогами. И все  же  здесь,  в  самом  сердце
норманнской вольницы, окрестности выглядели так же мирно, как Суффолк  в
летний день.
   - Я слышал, что именно отсюда когда-то давно пришли англичане, сказал
Шеф ближайшему стражнику. - Где-нибудь здесь все еще живут англичане?
   - Нет, -  ответил  стражник.  -  Только  датчане.  Некоторые  из  них
называют себя ютами,  когда  не  хотят  признавать  родства  с  морскими
королями с островов. Но они все говорят по-датски, как и  ты.  Хотя  эта
сторона все еще называется Англе.
   Вот этот клин между рекой Шлей и фьордом Фленсборг. Похоже, англичане
и в самом деле пришли отсюда.
   Шеф задумался. Вот и лопнула его надежда спасти здешних  англичан  от
датского гнета. А все-таки непонятно, почему в Дитмарше  не  говорят  на
языке датчан, хотя живут бок о бок с ними. И странный  у  них  язык:  не
английский и  не  датский,  и  даже  не  тот  неизвестный,  напоминающий
немецкий, язык, на котором говорил священник сегодня утром. Имеет что-то
общее с каждым из них, но больше  всего,  пожалуй,  похож  на  фризский,
которому Шеф научился  от  людей  с  островов  вдоль  немецкого  берега.
Когда-то здесь смешивались все племена и  языки.  Теперь  границу  можно
было провести отчетливей: христиане по одну сторону, язычники по другую,
здесь говорят по-норманнски, там - по-немецки.
   Но варево еще кипит. Стражник назвал его язык датским,  donsk  tunga,
другие считали тот же самый язык норманнским, norsk mal. Одни  и  те  же
люди сегодня называют себя датчанами, а завтра ютами.  Шеф  был  королем
восточных англов, а  Альфред  -  западных  саксов,  но  и  те  и  другие
соглашались, что все они англичане. Германскими народами правили тот  же
самый Папа и та же королевская династия,  что  и  франками,  но  они  не
считали себя родственниками.
   Шведы и готы, норвежцы и гаддгедлары. Когда-нибудь все  это  придется
рассортировать и навести порядок. Давно пора было это  сделать.  Но  кто
сможет провести границы, принять законы, и все это на уровне высшем, чем
порядок Хрорика: "хорошо для торговли"?
   Без  особого  удивления  Шеф  увидел,  что