ая в неопытной руке подаренный меч.
   Шеф огляделся, стараясь оценить ситуацию. Утреннее ощущение  покоя  и
уверенности не покидало его, несмотря на стычку с Карли. В  задумчивости
он вытащил поверх рубахи свою цепочку с серебряным  амулетом  Рига.  Еще
раз пронесся шумок замечаний, люди подошли  поближе,  стараясь  опознать
амулет.
   Некоторые из присутствующих, может  быть  четвертая  их  часть,  тоже
достали свои пекторали: молоты, лодки, фаллосы. Но ни одного такого, как
у Шефа.
   Глядя Шефу прямо  в  лицо,  вперед  вышел  человек,  грузный  мужчина
средних лет с кирпично-красным лицом.
   - Ты пришел с моря, - сказал он. - Ты викинг, один из  этих  северных
бандитов. Даже такой, как ты, должен знать, что ему лучше не соваться  в
Дитмарш, где живут свободные люди. Мы берем тебя в  рабство  и  продадим
твоим сородичам в Гедебю. Или людям епископа  в  Гамбурге.  Если  только
кто-нибудь не захочет выкупить тебя -  но,  судя  по  твоему  виду,  это
сомнительно.
   Какой-то  инстинкт  подсказал  Шефу  пересечь  круг   и   неторопливо
прибилизиться вплотную к своему обвинителю. Он глядел на  него  с  гордо
поднятой головой, чтобы подчеркнуть свое превосходство в росте.
   - Если ты знаешь, что я пришел с моря, - произнес Шеф,  -  ты  должен
знать, что в море сражались два корабля. На одном были викинги. Это  был
"Франи Ормр", главный корабль Сигурда Змеиного Глаза. Разве ты не  видел
Знамя Ворона? Другой корабль был мой, и Сигурд бежал от меня. Верни меня
на корабль, и я заплачу тебе цену человека серебром.
   - Это какие ж корабли преследуют викингов? - спросил толстяк.
   - Английские корабли.
   В толпе послышались возгласы удивления и недоверия.
   - Это правда, что на первом корабле были викинги, - раздался голос.
   - Но  они  не  убегали.  Они  заманивали  второй  корабль  и  здорово
одурачили его шкипера. Если  на  втором  корабли  были  англичане,  они,
наверное, все дураки. И мачта с парусом у них тоже дурацкие.
   - Доставь меня на корабль, - повторил Шеф.
   Позади себя он услышал голос Карли:
   - Он не смог бы этого сделать, если б и захотел. У нас нет лодок. Мы,
дитмаршцы,  очень  смелые  в  болотах,  но  в  полумиле  от  берега  уже
начинаются разбойничьи воды.
   Толстяк покраснел и сердито огляделся вокруг. - Может, и так. Но если
тебе больше нечего  добавить,  одноглазый,  тогда  остается  то,  что  я
сказал. Ты мой раб, пока я не найду на тебя покупателя.
   Отдай копье.
   Шеф подбросил копье, перехватил его поудобнее и сделал ложный выпад.
   Когда толстяк отскочил, широко  ухмыльнулся  и  повернулся  спиной  к
дитмаршцу, игнорируя его топор. Он пошел  вдоль  круга,  всматриваясь  в
лица и обращаясь к тем, кто носил амулеты. Они, решил  Шеф,  в  точности
подобны норфолкским крестьянам, чьи споры он столько раз  судил  в  свою
бытность ярлом. Вызвать их интерес  и  сыграть  на  противоречиях  между
деревенскими.
   - Странная вещь, - заметил он, - когда человека выбрасывает на берег,
живого или мертвого, что вы с ним делаете? В нашей стране рыбаки, если у
них есть деньги, носят в ухе серебряное кольцо. Вы  знаете  зачем.  Если
они утонут, и тела  выбросит  на  берег,  жители  берут  себе  плату  за
похороны.
   Покойников бы все равно похоронили,  это  долг,  но  кому  понравится
делать это бесплатно? И вот он я, кольца в ухе у меня нет,  но  я  и  не
мертв. Разве я заслуживаю худшего обращения? Я причинил кому-то вред?  Я
сделал подарок вашему Карли, а он в ответ сбил меня с  ног,  раскровенил
нос, расшатал зубы, вывихнул челюсть - мы теперь лучшие друзья.
   Удовлетворенный гул. Как и предполагал Шеф, Карли здесь был предметом
и восхищения, и постоянных шуток.
   - Кто меня удивляет, так это наш приятель, там,  сзади  меня,  -  Шеф
ткнул пальцем себе за плечо. - Он говорит, что я раб.  Ладно,  допустим.
Но он говорит, что я его раб. Разве я пришел  в  его  дом?  Разве  он  с
угрозой для жизни скрутил меня голыми руками? Разве вы все согласны, что
все выброшенное морем принадлежит ему? Так ли это?
   На этот раз гул был недвусмысленно неодобрительным, а Карли негодующе
и шумно выдохнул.
   - Тогда я предлагаю вот что, - Шеф уже обошел весь круг и снова стоял
лицом к лицу с толстяком. - Если ты хочешь  сделать  меня  своим  рабом,
Никко, доставь меня в Гедебю  и  поставь  на  невольничьем  рынке.  Если
сможешь меня продать, очень хорошо. Но тогда ты должен разделить  деньги
на всех деревенских. А пока мы не в Гедебю, я остаюсь свободным: никаких
цепей, никакого ошейника. И мое копье останется со  мной.  Ты,  конечно,
можешь сторожить меня,  как  хочешь.  И  наконец,  до  тех  пор  я  буду
отрабатывать свое содержание, - Шеф коснулся амулета. - Я знаю кузнечное
ремесло. Дайте мне кузню и  инструменты,  я  вам  сделаю  все,  что  вам
понадобится.
   - Звучит достаточно справедливо, - раздался голос. - У меня  лемех  у
плуга сломался, нужна аккуратная работа.
   - Он говорит не как викинг, - поддержал другой. -  Больше  похоже  на
фризцев, только они все с насморком, а он без.
   - Слышали насчет дележа денег? - добавил третий. Шеф плюнул на ладонь
и ждал. Нехотя, с ненавистью в глазах, дородный Никко плюнул  тоже.  Они
небрежно ударили по рукам. Шеф повернулся и подошел к Карли.
   - Я хочу,  чтобы  ты  тоже  пошел  в  Гедебю,  -  сказал  он.  -  Мир
посмотришь. Но нам обоим надо многому  научиться,  прежде  чем  мы  туда
отправимся.

***

   За сорок миль от берега, вблизи Святого острова, на волнах, как  стая
гигантских морских птиц, покачивался  с  убранными  парусами  английский
флот.  В  центре  четыре  корабля  были  сцеплены  воедино  для  совета:
"Норфолк",  ускользнувший  из  мутных  и  вязких   протоков   Элбер-Гат,
"Суффолк" под командой старшего шкипера англичан Хардреда, "Морж" Бранда
и  "Чайка"  Гудмунда  Жадного,  представлявших  викингов  Пути.  Страсти
накалились, и к прислушивающимся морякам доносились  по  волнам  громкие
голоса.
   - Я не могу поверить, что вы просто бросили его  на  Тором  проклятой
песчаной отмели, - Бранд едва не рычал.
   С лица Ордлафа не сходило упрямое выражение.
   - Нам ничего не оставалось делать. Он исчез из виду, вода  прибывала,
начиналась  ночь,  никакой  уверенности,  что  Сигурд  и  его   отборные
ратоборцы не выскочат из-за  соседней  отмели.  Нам  пришлось  убираться
оттуда.
   - Ты думаешь, он жив? - спросил  Торвин,  по  бокам  которого  сидели
специально приглашенные два жреца Пути.
   - Я видел, что за ним пошли четверо. Вернулись трое. Они не выглядели
довольными. Вот и все, что я могу сказать.
   - Значит, есть шанс, что он застрял где-то  в  Дитмарше,  -  заключил
Бранд. - У этих ублюдков с утиными ногами.
   - Говорят, что он и сам был болотным  обитателем,  -  сказал  Ордлаф.
Если он там, с ним, наверное, все в порядке. Почему  бы  нам  просто  не
отправиться за ним? Сейчас светло, и мы можем воспользоваться приливом.
   На этот раз упрямиться пришла очередь Бранда:
   - Далеко не лучшая идея. Во-первых, в Дитмарше никто не высаживается,
даже за питьевой водой и для вечернего strandhogg. Слишком много  команд
после этого пропало. Во-вторых, как я вам говорил еще неделю назад,  это
лоцманские воды. А вы мне отвечали, что сможете идти с  впередсмотрящими
и лотом! Вы сели на мель и можете сесть снова, на  этот  раз  где-нибудь
похуже.
   А в третьих, Рагнарссоны все еще где-то неподалеку. В  начале  у  них
была длинная сотня кораблей,  сто  двадцать,  как,  вы  сами  насчитали.
Сколько, по-вашему, мы утопили и захватили?
   Ответил Хардред:
   - Мы захватили их шесть. Из катапульты утопили, по крайней мере,  еще
с дюжину.
   -  Значит,  их  осталось  сто,  против   наших   пятидесяти.   Меньше
пятидесяти, потому что они подошли к "Букингему" и пробили  дыру  в  его
днище, а у меня на полдюжине кораблей осталось слишком мало команды  для
боя. И мы больше не сможем захватить противника врасплох.
   - Так что же нам делать? - спросил Ордлаф.
   Наступило долгое молчание. Его наконец прервал  Хардред,  чей  чистый
англосаксонский  выговор  забавно  контрастировал  с  военным   жаргоном
норманнов и английским остальных присутствующих.
   - Раз мы, как вы говорите, не можем спасти нашего короля, - начал он,
- тогда мой долг - вернуть флот в английские воды и получить указания от
короля Альфреда. Он мой государь, и по соглашению между  ним  и  королем
Шефом, - он замялся, подбирая слова, - каждый из них наследует все права
другого, если другой уйдет раньше его. Что сейчас, кажется, и произошло.
   Он переждал, пока уляжется буря возражений, и твердо продолжал:
   -  В  конце  концов,  этот  флот  теперь  главная  надежда  и  защита
английских берегов. Мы знаем,  что  можем  потопить  пиратов,  если  они
полезут на нас, и так мы и сделаем. В  этом  была  главная  цель  короля
Шефа, как и короля Альфреда, - сохранить мир и покой на  побережье  и  в
прилегающих к нему землях. Будь он здесь, он бы сам приказал сделать то,
что я предлагаю.
   - Ты можешь идти, - вскричал  Квикка,  освобожденный  раб,  -  можешь
возвращаться к своему государю. А наш государь - тот,  кто  снял  с  нас
ошейники, и мы его не бросим, чтобы  на  него  надели  ошейник  какие-то
утколапые ублюдки.
   - Как вы собираетесь туда добраться? - спросил Хардред. - Вплавь?
   Бранд не хочет туда идти. А Ордлаф не осмелится идти в одиночку.
   - Мы не можем просто взять и уйти, - настаивал Квикка.
   Раздался густой бас Торвина:
   - Нет. Но, кажется, я знаю, куда мы можем пойти. Или часть из нас.
   Что-то мне подсказывает, что это не похоже  на  Шефа  Сигвардссона  -
тихо умереть или исчезнуть. Может быть, кто-то захочет получить за  него
выкуп.
   Или продать его. Если мы направимся в крупный порт, куда доходят  все
новости, мы что-нибудь о нем услышим. Я предлагаю некоторым из нас пойти
в Каупанг. - В Каупанг, - сказал Бранд. - В святилище Пути.
   - У меня есть свои причины появиться там, это так, - сказал Торвин.
   - Но у Пути много последователей и много возможностей, а в  святилище
глубоко озабочены судьбой Шефа. Там мы сможем получить помощь.
   - Я туда не пойду, - заявил Хардред резко. - Слишком далеко и слишком
опасно, все  время  через  враждебные  воды,  а  мы  теперь  знаем,  что
"Графства" мало пригодны для переходов в открытом море.
   Ордлаф кивнул с угрюмым одобрением.
   - Одни вернутся, другие пойдут в Каупанг, - сказал Торвин.
   - Думаю, большинство вернется, - сказал Бранд. - Сорока  кораблей,  и
даже пятидесяти, недостаточно, чтобы бороться против всех пиратов Севера
и Дании - Рагнарссонов, короля Хальвдана, ярла  Хлатира,  короля  Гамли,
короля Хрорика и всех прочих. Необходимо вернуться  и  защищать  Путь  в
Англии.
   Слишком многие хотели бы уничтожить  его.  Я  возьму  "Моржа".  Пойду
морем, к берегу жаться не буду. Я пробьюсь.  Доставлю  тебя,  Торвин,  и
твоих жрецов в Каупанг, в святилище. Кто еще? Как насчет тебя, Гудмунд?
   - Возьми нас! - Квикка  вскочил  на  ноги,  его  лицо  покраснело  от
возбуждения. -  Мы  не  вернемся.  Возьми  меня  и  моих  помощников,  и
катапульту тоже, мы можем снять ее  с  "Норфолка",  раз  этот  йоркширец
боится рисковать своей шкурой. Тогда мы можем взять  Ковпанга,  Дитфена,
всех, - дружный гул  в  передней  части  судна  засвидетельствовал,  что
освобожденные рабы из прислуги катапульты внимательно слушают.
   -  Меня  тоже,  -  произнес  почти  неслышный  голос,  принадлежавший
маленькой фигурке, что выглянула из-за мачты.  Бранд  крутил  головой  в
разные стороны, пока не понял, что это  сказал  Удд,  мастер  по  стали,
взятый  в  рейс  только  в  своей  прежней  роли   запасного   наводчика
катапульты.
   - А ты зачем хочешь попасть в Норвегию?
   - За знаниями, - отвечал Удд.  -  Я  слышал,  что  люди  говорят  про
Ярнбераланд. Страна с железом, - переведен.
   Еще одна щуплая фигура молча  предстала  перед  ними,  Ханд,  лекарь,
товарищ детства Шефа, ныне с серебряным яблоком Идуны на цепочке  вокруг
шеи.
   - Отлично, - решительно сказал  Бранд.  -  Я  беру  своих  моряков  и
"Чайку" для сопровождения. Еще есть место для десяти  добровольцев.  Ты,
Ханд, ты, Удд, и ты, Квикка. Остальные пусть бросят жребий.
   - И нас в качестве пассажиров, - добавил Торвин, кивая на двух  своих
собратьев-жрецов. - До святилища Пути.

Глава 7

   Утопая ногами в трясине. Шеф отступил на шаг назад.  Он  стремительно
вращал очищенной от коры веткой и внимательно следил  за  Карли.  Крепыш
больше не ухмылялся,  он  был  полон  решимости.  По  крайней  мере,  он
научился  правильно  держать  меч:  лезвие  и   перекладина   совершенно
параллельны линии предплечья,  так  что  удар  или  отбив  не  пойдут  в
сторону. Шеф рванулся вперед, удар справа, слева, выпад и шаг в сторону,
как Бранд учил его много месяцев назад в лагере под Йорком. Карли  легко
парировал, не только ухитряясь попасть по  легкой  ветке  своим  тяжелым
клинком, но и каждый  раз  верно  направляя  его,  у  него  была  просто
изумительная быстрота реакции. Однако все та же старая ошибка.
   Шеф слегка ускорил бой, сделал ложный выпад снизу и  сильно  хлестнул
Карли по руке с мечом. Отступив назад, он опустил свою палку.
   - Ты должен помнить, Карли, - сказал он. - Ты ведь не веники режешь.
   У тебя обоюдоострый клинок, а не секач. Для  чего,  по-твоему,  нужно
лезвие на второй стороне? Не для твоего прямого  удара,  потому  что  ты
всегда рубишь одной стороной, полностью вкладывая свою силу в удар.
   - Это нужно для обратного удара, - сказал Карли, повторяя урок.  -  Я
знаю, знаю. Я просто не могу свою руку заставить это  сделать,  пока  об
этом не думаю, а когда думаю, получается слишком  поздно.  А  вот  скажи
мне, что будет, если я попробую драться с настоящим воином,  викингом  с
корабля?
   Шеф протянул руку за мечом,  критически  осмотрел  лезвие.  Это  было
неплохое оружие - теперь, когда он его перековал. Но, располагая  только
тем, что имелось в деревенской кузнице  в  Дитмарше,  на  многое  он  не
осмелился. Клинок все равно был  из  цельного  куска  металла,  без  той
чересполосицы мягкого и твердого железа, которая  придает  лучшим  мечам
гибкость и  прочность.  Не  смог  он  также  наварить  по  краям  клинка
закаленные    лезвия,    которые    были     отличительным     признаком
профессионального оружия, - не нашлось хорошей стали, да и горн мог дать
жар, достаточный лишь для красного каления. И теперь, каждый раз,  когда
они уходят за деревню и Шеф фехтует с Карли своим копьем  "Гунгнир"  как
алебардой, на дешевом железе меча остаются зазубрины, которые приходится
править молотком и напильником. Однако и  по  зазубринам  можно  кое-что
узнать. Если они образуются под прямым углом  к  клинку,  значит,  Карли
фехтовал правильно. От неумелого отбива на металле остаются  царапины  и
зазубрины, идущие наискосок. В этот раз их нет. Шеф отдал меч.
   - Если ты столкнешься с настоящим ратоборцем вроде человека,  который
обучал меня, ты умрешь, - сказал он. - Как и  я  бы  умер.  Но  в  армии
викингов полно крестьянских детей. Ты можешь встретить одного из них.  И
не забывай, - добавил он, - если встретишь настоящего ратоборца,  ты  не
должен драться честно.
   - Ты так делал, - догадался Карли. Шеф кивнул.
   - Ты делал много чего, о чем мне не рассказываешь, Шеф.
   - Если я расскажу, ты не поверишь. Карли сунул свой меч в деревянные,
подбитые шерстью ножны, которые они специально изготовили, - ведь только
в них можно было предохранить меч от ржавчины в  вечно  влажном  климате
Дитмарша. Оба побрели назад к временному лагерю ярдах в тридцати от  них
на полянке, где в тумане как бы нехотя дымился костер.
   - И ты не сказал мне, что ты собираешься делать, -  продолжал  Карли.
Ты и взаправду думаешь, как говорил, явиться на невольничий рынок и дать
Никко продать тебя?
   - Я действительно приду на невольничий рынок в Гедебю, - отвечал Шеф.
   - А там, будь что будет. Но я не  намерен  кончить  свои  дни  рабом.
Скажи мне, Карли, как мои успехи?
   Он завел речь о тех долгих часах, которые Карли,  в  обмен  на  уроки
фехтования, потратил, чтобы научить Шефа, как сжимать кулаки,  как  бить
коротким прямым ударом вместо обычных размашистых свингов, как двигаться
и  вкладывать  в  удар  весь  вес  тела,   как   защищаться   руками   и
уворачиваться.
   На лице Карли снова появилась его обычная ухмылка.
   - Да,  похоже,  как  и  мои.  Если  ты  встретишь  настоящего  бойца,
кулачного бойца с болот, он тебя одолеет.  Но  ты  вполне  можешь  сбить
человека с ног, если он будет стоять смирно.
   Шеф  задумчиво  кивнул.  Этому,  по  крайней  мере,  стоило  учиться.
Странно, что они здесь искусны только в одном виде единоборств, в  своем
забытом уголке. Может быть,  они  слишком  мало  торговали  и  не  имели
металла, поэтому им приходится драться голыми руками.
   Один лишь Никко заметил  их  возвращение  в  лагерь,  наградив  обоих
сердитым взглядом.
   - Мы будем в Гедебю завтра, - сказал он, - там, наконец,  прекратятся
твои гулянки. Я сказал, твои гулянки  пора  прекратить,  -  срываясь  на
визг, заорал он, так как Шеф его игнорировал. - В Гедебю у тебя появится
хозяин, и он  не  даст  тебе  валять  дурака,  прикидываясь  воином.  Ты
будешьвкалывать от зари до зари, иначе попробуешь кожаного кнута. Ты его
пробовал, я видел твою спину. Никакой ты не воин, а просто беглый!
   Карли пнул комок грязи едва ли не  в  самый  котелок  Никко,  и  крик
перешел в злобное бормотание.
   - Это у нас последняя ночь, - сказал Карли негромко. -  Есть  у  меня
идея. Понимаешь, мы  выходим  из  Дитмарша.  Завтра  пойдем  по  хорошей
дороге, по  сухой  земле,  где  живут  датчане.  Ты-то  сможешь  с  ними
разговаривать, а я плохо знаю язык. Но в полумиле отсюда  есть  деревня,
там девки говорят еще по-нашему, по-болотному, как я и ты, - твой  говор
больше похож на фризский, но они тебя  поймут.  Так  почему  бы  нам  не
слинять отсюда и не узнать, не найдется ли там  в  деревеньке  кой-кого,
кому надоели их утконогие парни?
   Шеф взглянул на Карли со смесью раздражения и  симпатии.  За  неделю,
что он провел в приморской дитмаршской деревне,  он  понял,  что  Карли,
жинерадостный, открытый и легкомысленный - из  тех  людей,  которых  все
женщины обожают. Их привлекает его юмор, его беззаботность.  Похоже,  он
попытал счастья с каждой женщиной в  своей  деревне,  и,  скорее  всего,
успешно.
   Некоторые мужья и отцы все знали, другие закрывали глаза, деревенские
побаивались дать Карли повод пустить в ход кулаки.  Всеобщим  одобрением
было встречено решение  послать  Карли  на  ярмарку  вместе  с  Никко  и
другими, независимо от того, пойдет с ними Шеф или нет. Последняя  ночь,
которую Карли провел под родительским  кровом,  то  и  дело  прерывалась
царапаньем в ставни и молчаливыми исчезновениями в кусты за хижиной.
   Это не были женщины Шефа, и он не имел оснований  жаловаться.  Однако
Карли пробудил тревогу в его душе. В юности, работая в кузнице на  фенах
Эмнета и разнося по соседним деревням заказы.  Шеф  несколько  раз  имел
дело с девушками - дочерьми керлов и даже рабов, но не с юными леди, чье
девичество было предметом гордости и тщательно охранялось, а с теми, что
охотно готовы были просветить юношу в его невежестве. Надо признать, что
никогда они не гонялись за ним так, как за Карли,  может  быть,  девушек
пугали его серьезность и одержимость, они могли угадывать, что  все  его
помыслы были о будущем, но он,  по  крайней  мере,  не  чувствовал  себя
обделенным или неполноценным.
   Потом был набег викингов на Эмнет,  его  приемного  отца  искалечили,
схватили Годиву. То утро в убогой лачуге в перелеске, когда  он  стал  у
Годивы первым мужчиной и думал, что достиг предела мечтаний. И с тех пор
у Шефа не было ни одной женщины, даже самой Годивы, хоть он и вернул  ее
себе; не было даже после того, как на него  надели  золотой  королевский
венец и половин