от-вот
умрут от переохлаждения - священник не успеет и отходную прочесть.  Вода
обжигала, как огонь. А на воздухе холод был еще хуже.  Тело  уже  теряло
чувствительность, ощущение жгучей боли  прошло,  теперь  его  охватывала
коварная истома.
   - Раздевайся, - рявкнул он дитмаршцу. - Снимай одежду. Выжми ее.
   Сам он уже возился с застежками своей куртки, не в силах справиться с
ними. Карли как-то ухитрился извлечь  меч  из  ножен  и  разрезал  свои.
Протянул меч Шефу, но тот выронил его из  онемевших  пальцев.  Некоторое
время они отчаянно сражались в темноте со своей одеждой, снимая ее  слой
за слоем.
   Раздевшись наконец, они ощутили, как осатаневший ветер сдирает с  них
Стружку. Но дождь кончился, и они быстро обсохли на пронзительном ветру.
Шеф нащупал рубаху, выжал ее, сложил вдвое и выкрутил еще  раз,  выдавив
полузамерзший соляной раствор. С трудом натянув рубаху, он на  мгновение
поверил обманчивому теплу.
   Самообман. Они все равно умрут на этом берегу  еще  до  рассвета.  Но
теперь хоть есть немного времени подумать.
   Потянувшись за штанами, Шеф заметил, меж деревьев  движение.  Это  не
люди.  Слишком  маленькие  для  Королевской   стражи.   Волчьи   силуэты
приблизились, ползут  на  брюхе,  челюсти  уже  подрагивают  оскаленными
зубами. Но это и не волки. Королевские волкодавы, купленные по  безумной
цене на рынке в Дублине, каждую ночь их выпускают для охраны.
   Только вода спасла людей от их первого броска, потому что,  повинуясь
какому-то первобытному инстинкту, люди отступили  в  нее,  и  собаки  не
смогли наброситься на них сразу со всех сторон. Когда же огромный  вожак
молча ринулся вперед, схватившийся за меч Карли с силой рубанул  его  по
голове. При касании лезвие провернулось в нетвердой руке, и  пес  зубами
вцепился Карли в запястье.
   Это вызвало мгновеный ответ даже у неопытного фехтовальщика.  Большой
палец своей левой руки Карли тут же вонзил  глубоко  в  глаз  волкодава,
стряхнул с себя зашедшегося  от  боли  пса  и,  бессвязно  что-то  рыча,
перебросил меч Шефу. Шеф встретил свою первую собаку ударом босой ноги в
глотку. Когда же она снова прыгнула,  чтобы  вцепиться  ему  в  пах,  он
подхватил меч, опустил острие навстречу прыжку и проткнул ей сердце.
   А обезумевший от боли вожак вцепился в подвернувшуюся собаку,  и  они
покатились рычащим клубком. Обойдя их, четвертый  волкодав,  размером  с
теленка, изготовился и бросился на Карли. Тот действовал, как  привык  в
деревенских драках в Дитмарше, резко  стукнув  пса  головой  в  зубы,  а
обеими руками ударил с  боков,  стараясь  проломить  ребра  и  разорвать
печень.
   Волкодав, потеряв равновесие, отлетел назад, встряхнулся  и  собрался
для второго прыжка.
   В этот момент Шеф нагнулся и  отсек  ему  переднюю  лапу  в  коленном
суставе, острием ткнул в морду очередного  нападающего  пса,  с  правого
плеча ударил по собакам, сцепившимся в ярде от него, и тут же  с  левого
плеча - по последней собаке, прыгнувшей  вперед.  Не  старайся  убивать,
подумал он. Просто наноси легкие увечья. Собаки для тебя не так  опасны,
как люди, у них есть только их челюсти.
   Один волкодав валялся мертвым, другой уковылял на трех ногах. Вожаку,
полуослепшему и с распоротым  боком,  атакованная  им  собака  разорвала
глотку.
   Она  теперь  пятилась  в  замешательстве,  низкое  рычание  угрожающе
вырывалось из ее пасти, но она явно не готова была  продолжать  схватку.
Лишь последний пес все еще злобился на них, обнажая  клыки,  то  и  дело
подавался на несколько дюймов вперед и отскакивал при виде меча.  Карли,
у которого кровь теперь текла и из головы и из запястья, нащупал в  воде
камень, вытащил его и яростно метнул с расстояния в  три  фута.  Получив
удар в плечо, пес негодующе гавкнул, развернулся и скрылся в ночи.
   Два  полуобнаженных  человека  снова  потянулись  за  своей  одеждой,
разобрали замерзшую кипу  кож  и  шерстяных  тряпок,  постарались  опять
выжать их и натянуть на себя. Когда они немного успокоились, Шеф  понял,
что совсем не может пошевелить пальцами.  Он  мог  действовать  ими  как
крючками, но завязать шнурки или застегнуть пояс было уже выше его сил.
   Он с трудом обхватил  пальцами  рукоять  меча,  склонился  над  телом
убитой им собаки. Загнал острие глубоко ей в  брюхо  и  разрезал  сверху
донизу.
   Вырвался смрадный запах пробитых кишок, и  наружу  вывалились  кольца
бледных внутренностей. Шеф выронил  меч,  сунул  замерзшие  руки  внутрь
брюха и нащупал сердце.
   У собак температура тела выше, чем у человека. Горячая кровь текла по
пальцам Шефа,  как  жидкое  пламя,  тепло  стало  проникать  внутрь.  Он
поглубже запустил руки в брюхо, по самые  локти,  жалея,  что  не  может
целиком залезть туда. Карли, сообразив, что он делает и зачем, прихромал
поближе и последовал его примеру.
   Когда чувствительность кожи  вернулась,  Шеф  вытащил  руки,  натянул
влажные,  но  уже  не  такие  мокрые  штаны,  застегнул  пояс,  влез   в
пропитанную водой кожаную куртку. Его шерстяная шапка осталась где-то  в
водах фьорда,  овечьи  рукавицы  потерялись  в  темноте.  В  отличие  от
согретых рук ноги были как глыбы льда.  Вскрыть  еще  одну  собаку?  Без
абсолютной необходимости он не мог себя заставить сделать  это.  Кое-как
вылил воду из сапог, вбил ноги внутрь, ощущая,  будто  бы  их  пальцы  в
любой момент могут обломиться.
   Застегнуть разрезанные застежки куртки и обуви он и не пытался.
   - Что нам теперь делать? - спросил Карли.  Он  протянул  Шефу  меч  в
деревянных ножнах словно неуклюжую дубинку.
   - Мы пришли в гости к королеве, - ответил Шеф. Карли открыл было  рот
для ответа, но тут же закрыл его. Женщина их обманула,  это  было  ясно.
Если за всем этим не стоял ее муж. Карли сталкивался с такими  шуточками
и раньше.
   Но королевский замок и прилегающие постройки  были  на  этом  острове
единственным кровом. Если они не найдут кров и очаг, они  умрут  еще  до
рассвета. Карли потащился вслед за Шефом через ельник,  мечтая  набрести
на тропу. Недавно он подумывал о принцессе. Теперь он согласился бы и на
жалостливую шлюшку, любую  оборванную  служанку,  лишь  бы  был  очаг  и
подстилка в углу.

***

   В передней комнате королевских покоев на Дроттнингсхолме две женщины,
сидя у пылающего очага, смотрели друг на друга. Их спины были прямы, как
и спинки их тяжелых, украшенных резьбой, деревянных кресел, и  у  каждой
был вид женщины, не привыкшей к отказам и никогда не чувствующей себя  в
безопасности. Во всем остальном они были несхожи.  Ненавидели  они  друг
друга с самого первого взгляда.
   Королева Аза, вдова и убийца короля Гутрота, мать  короля  Хальвдана,
все свои надежды в жизни возлагала на сына. Но, выйдя  из  младенческого
возраста, он стал бояться ее и не доверял ей. Разве  не  она  убила  его
отца? В юности он гонялся за женщинами, что так любил  его  отец  и  так
презирала его мать, в зрелые годы сделался настоящим викингом  и  каждое
лето проводил в набеге, а каждую зиму обдумывал следующий или  хвастался
предыдущим. Разочарование иссушило Азу, она потемнела  лицом,  покрылась
морщинами, ожесточилась.
   Королева  Рагнхильда,  жена  короля  Хальвдана,  не  любила  ни  свою
свекровь, ни ее  сына,  в  чью  постель  попала  случайно.  Нередко  она
раздумывала, кого бы она  выбрала  себе  сама,  если  бы  ее  отец  смог
устроить ей свадьбу. Иногда она сомневалась, а не оказался ли бы  лучшей
парой для нее даже Хаки, однорукий берсерк, хотя он  и  был  совершенный
горный тролль. Войдя в полную силу и власть, она по  мере  необходимости
утешалась с тем или иным молодцом из своей стражи. Муж настаивал,  чтобы
ночью на острове не оставалось ни одного мужчины, ради его  собственного
доброго имени и законности их наследника. Но  и  за  день  можно  успеть
немало. У Рагнхильды только одно было общее с Азой  она  тоже  возлагала
все надежды на своего единственного сына Харальда.  Если  бы  Рагнхильда
позволила, бабка могла бы обратить часть своей  нерастраченной  любви  с
сына на внука. В этом случае их интересы совпали бы.
   - Уже полночь, -  прервала  Рагнхильда  тяжелое  молчание.  -  Он  не
придет.
   - Может быть, он и не пытался.
   - Мужчины не пренебрегают моими приглашениями. Я разгадала его, когда
он стоял на пристани. Он не больше способен отказать мне, чем мои кобели
суке во время течки.
   - Ты точно себя описала. Но ты могла добиться,  чего  хотела,  и  без
этого балагана. Такая сука, как  ты,  Могла  бы  просто  послать  своего
кобеля Стейна перерезать ему глотку.
   - Его бы защитили его друзья из Пути. Тогда вмешался бы Олаф.
   - Олаф! - старая королева сказала, как плюнула. Своей жизнью и жизнью
своего сына она  была  обязана  милости  пасынка.  Тем  больше  она  его
ненавидела, а еще того пуще - из-за того, что  ее  сын  не  разделял  ее
чувств, сохраняя неизменное уважение  и  почтение  к  старшему  сводному
брату, несмотря на все неудачи Олафа и победы самого Хальвдана.
   - И твой сын,  мой  муж,  поддержал  бы  своего  братца,  -  добавила
Рагнхильда, зная, что режет по живому.  -  Так,  как  решила  я,  выйдет
лучше.
   Тело найдут, когда оно раздуется и всплывет,  через  неделю,  и  люди
станут говорить, какие эти Enzkir межеумки, что расхаживают  по  слабому
льду.
   - Ты могла бы  оставить  его,  -  предложила  Аза,  не  желая  ничего
уступать своей  невестке.  -  Он  был  не  опасен.  Одноглазый  мальчик,
издалека,  из  страны  рабов.  Кто  может  счесть  такого  опасным   для
настоящего короля вроде Хальвдана? Или даже для твоего хиляка  Харальда?
Лучше бы боялась этого полутролля Вигу-Бранда.
   - Не рост делает короля, - ответила Рагнхильда. - Как и мужчину.
   - Уж ты-то знаешь, - прошипела Аза.
   Рагнхильда презрительно улыбнулась.
   - У одноглазого есть его удача, - сказала она. -  Это  и  делает  его
опасным. Но удача длится, только пока не  встретится  с  другой  удачей,
большей. С той удачей, что в моей крови, удачей Хартингса. Это мы  дадим
Северу Единого Короля.
   Дверь позади них распахнулась, впустив облачко морозного воздуха. Обе
женщины вскочили  на  ноги.  Рагнхильда  схватилась  за  стальной  прут,
которым звонила в гонг своим трэлям. В дверь ввалились двое мужчин, один
высокий, другой пониже. Коротышка захлопнул дверь,  задвинул  щеколду  и
даже вставил  на  место  колышек,  который  не  позволял  открыть  дверь
снаружи. Шеф заставил себя выпрямиться, устало  прошел  по  комнате,  не
выпуская из руки меч и стараясь не свалиться ниц перед благодатным жаром
пылающего очага. Его с трудом можно было  узнать,  лицо  было  залеплено
коростой грязи. Кровь и слизь покрывали ладони и  руки  до  локтя.  Кожа
посинела от холода, а нос и лоб были тронуты смертельной белизной.
   - Я получил ваше послание, леди, - произнес он. - Вы мне напомнили  о
страже на мостах, но насчет льда вы солгали. И еще я то и дело  встречал
на берегу ваших псов. Взгляните, это кровь из их сердец.
   Рагнхильда подняла свой стальной  прут  и  ударила  им  по  железному
треугольнику, висевшему близ очага.  Пока  Шеф  шел  вперед  с  поднятым
мечом, она не шелохнулась. Хотя рабыни еще не были отпущены на ночь, они
спали на тюфяках в задней комнате.  Сейчас  они  вчетвером  появились  в
дверях, которые вели в главный зал и другие помещения, протирая глаза  и
одергивая платья. В любое время дня и ночи было  бы  крайне  неосторожно
явиться на призыв одной из королев с секундным промедлением. Как  любила
повторять Аза, она скоро сойдет в могилу, и  она  еще  не  выбрала,  кто
должен составить ей компанию в захоронении. Женщины, молодые  и  средних
лет, но все с усталыми озабоченными лицами, торопливо выстроились в ряд,
осмелившись только чуть-чуть скосить  глаза  на  двух  странных  мужчин.
Мужчин? Или марбендиллов из бездны морской?
   Королева Рагнхильда может заставить служить себе даже марбендиллов. -
Горячие камни в парилку, - приказала Рагнхильда. - Подбросить сюда угля.
Горячую воду в лохани и принести полотенца.  Принести  два  одеяла  нет,
одно одеяло для этого и мою горностаевую мантию для английского короля.
   И, девочки... - засуетившиеся было рабыни замерли. - Если  я  услышу,
что хоть  кто-то  об  этом  узнал,  я  не  буду  выяснять,  кто  из  вас
проболтался.
   В порту всегда есть шведские суда, а в Упсале -  место  на  священных
деревьях.
   Рабыни испарились. Рагнхильда взглянула со всей высоты  своего  роста
на Шефа, остановившегося перед ней в нерешительности, а потом на Азу.
   -  С  такой  удачей  не  спорят,  -  сказала  она.  -  К  ней   лучше
присоединиться.

Глава 13

   Шеф сидел на широкой деревянной лавке, которая почти заполняла  собой
крошечную темную комнатку, озаренную единственным фитилем, теплившимся в
плошке с китовым жиром. Снизу горячие  камни  источали  жар,  обжигающий
жар, от которого трескались губы и шибал в  нос  запах  сосновой  смолы,
высгупившей на деревянных стенах. Шеф нежился в нем, чувствуя, как стужа
уходит из костей.
   Ощущая также, что отпала нужда в стремительных  решениях.  Теперь  он
был в руках других людей. Его ответственность больше не распространялась
даже на Карли. Он и не ведал, куда того увели.
   По приказанию королевы рабыни проводили его в  покои,  сняли  с  него
липкую  грязную  одежду.  Одна  из  них  энергично  растерла  ему   лицо
пригоршней набранного на улице в подтаявшем сугробе снега, чтобы  спасти
от грозных последствий отморожения. Другая поливала  его  теплой  водой,
растирала щелоком, стирала с его рук кровь, грязь  и  животный  жир.  Он
смутно осознал, что они забрали его меч, что то же самое они проделали и
с Карли, однако от внезапного перехода в тепло он почти  совсем  отупел.
Потом они отвели его в парилку и вышли Некоторое время он сидел, даже не
потея на  таком  жару,  просто  чувствуя,  как  тепло  проникает  в  его
полуобмороженное нутро. Затем  его  охватила  истома,  он  подложив  под
голову полено, и погрузился в некрепкий тревожный сон.

***

   Где-то во тьме над ним обсуждалась его судьба. Он слышал знакомый уже
гул мощных голосов. Один был за него, понял  он,  другой  против.  -  Он
должен умереть на льду, - произнес враждебный голос: холодный, властный,
не привыкший к возражениям, голос не только Отца, но и Повелителя  богов
и людей.
   - Нельзя обвинять человека за то, что он спасает свею жизнь, - спорил
второй голос: Шеф вспомнил, что много раз слышал  его,  и  узнал  в  нем
голос своего покровителя, а может быть, и отца, хитроумного Рига.
   - Он  отбросил  копье,  копье  с  моими  рунами.  Он  отказал  мне  в
жертвоприношении. Он не идет дорогой героев. - Значит, тем меньше у тебя
причин забрать его к себе. Ему не найдется места в Вальгалле, из него не
получится послушный новобранец для твоего Эйнхериара.
   Первый, казалось, колебался.
   - И все же... Есть в нем какая-то хитрость. У моих ратоборцев слишком
мало хитрости. Может быть, это Качество пригодится в день  Рагнарока,  в
Судный День.
   - Но пока оно тебе не нужно. Оставь его, как он есть, посмотрим, куда
его удача приведет его. Может быть, он служит тебе по-своему,  -  второй
голос лгал, Шеф знал это, он догадался об этом по сладости исходящих  от
того увещеваний. Для него просто выигрывали время.
   - Удача! - воскликнул первый  голос,  чему-то  обрадовавшись.  -  Ну,
тогда посмотрим. Если у него есть удача, то она его собственная,  потому
что мою он отверг. И ему понадобится много  удачи,  чтобы  выжить  среди
опасностей Дроттнингсхолма. Посмотрим. Оба голоса  слились  в  согласный
гул и затихли.

***

   Шеф очнулся рывком. Сколько же  времени  он  спал?  Видимо,  недолго.
Здесь слишком жарко, чтобы разлеживаться. Теперь он вспотел, и лавка под
ним была влажной. Пора встать и осмотреться. Он  вспомнил  слышанный  от
Торвина стих:

   У каждой двери оглядись,
   Когда враги в чертоге каждом.

   Едва он поднялся,  как  дверь  парилки  со  скрипом  распахнулась.  В
предбаннике пылал очаг, и благодаря его свету он узнал в  появившейся  в
дверях фигуре королеву Рагнхильду. Ему было не видно, что на ней надето.
   Закрыв дверь, она подошла и прижалась к нему.
   - Ты сняла свои драгоценности, королева, - сказал  он  с  неожиданной
хрипотцой в голосе. Он чувствовал, как тревожит  его  исходящий  от  нее
запах женщины, более сильный, чем запах смолы.
   - Золото нельзя носить в парной с горячими камнями, - ответила она.
   - Оно обжигает. Поэтому я сняла свои кольца и  браслеты.  Смотри,  на
мне нет даже застежки.
   Она схватила его руки, прижала к груди,  направила  под  платье.  Оно
раскрылось. Ладони Шефа легли на тяжелые купола ее грудей, он понял, что
на ней нет ничего, кроме распахнутого платья. А его руки  уже  скользили
по ней, ладони гладили длинную мускулистую спину, с силой сжали ягодицы.
Она подалась вперед, толкая его лобком, заваливая на спину.  Под  колена
ударила скамья, и он с шумом опрокинулся.
   По его телу струился пот, а королева распростерлась над ним,  наседая
на вздыбленного скакуна. Впервые  с  тех  пор,  как  два  года  назад  в
суффолкском лесу он входил в лоно Годивы,  Шеф  ощутил  сокровенный  жар
женской плоти. С него как будто бы спали злые чары. Сам удивляясь  своей
способности, он сорвал с  нее  платье,  схватил  королеву  за  бедра  и,
продолжая сидеть, начал рваться вперед и вверх.
   Рагнхильда, опираясь на его плечи, расхохоталась.
   - Никогда не встречала мужчину, такого энергичного в парилке, сказала
она. - Обычно жар превращает их в старых волов.  Я  вижу,  на  этот  раз
березовые веники не понадобятся.

***

   Неизвестно, сколько времени прошло, и Шеф подошел  к  наружной  двери
замка, открыл ее, осторожно выглянул. Перед ним, на востоке,  далеко  на
другой стороне  фьорда  простиралась  редкая  цепочка  огней  на  холмах
Восточного Фолда. Из-за его плеча выглянула Рагнхильда.
   - Рассвет, - сказала она. - Скоро  придут  Стейн  и  стражники.  Тебе
нужно спрятаться.
   Шеф распахнул дверь, чтобы воздух обдал его  разгоряченное  тело.  За
последние несколько часов он почти насмерть  замерз,  а  потом  едва  не
зажарился. Теперь воздух нес только приятную  прохладу  и  свежесть.  Он
вдохнул его полной грудью, подумал, что в нем чувствуется аромат зеленой
травки,  пробивающейся  из-под  растаявшего  снега.  Весна  приходит   в
Норвегию  поздно,  но  растения,  животные   и   люди   сразу   начинают
наверстывать упущенное время. Он чувствовал себя таким свежим  и  полным
сил, как в детстве. Предсказанные в его сне опасности были забыты.
   Он повернулся, снова схватил Рагнхильду, стал подминать ее под себя.
   Она со смехом отбивалась.
   - Скоро придут люди. Уж больно ты рьяный. Ты что, раньше  никогда  не
получал сполна? Хорошо, я обещаю тебе, ночью все повторим. Но сейчас  мы
должны тебя спрятать. Рабыни промолчат, а мужчины не увидят. Об этом все
равно узнают, номы не  должны  давать  Хальвдану  повода  доставить  нам
неприятности.
   Она потянула Шефа, по-прежнему обнаженного, внутрь дома.
   Карли недоумевал, куда запрятали его друга, - он полагал,  что  может
теперь так называть Й1ефа. Он валялся на соломенном тюфяке на чердаке, к
которому вела лесенка из комнаты рабынь. В маленькое окошко  без  ставен
падал свет, но Карли предупредили, чтобы он не высовывался... Его голова
и изгрызенное запястье были забинтованы, а сам он укрыт теплым одеялом.
   Лестница заскрипела, и он схватился за меч, который  подобрал,  когда
его разлучили с Шефом. Но это всего лишь пришли две рабыни. Он  не  знал
их имен: некрасивые темноволосые женщины, одна его возраста,  другая,  с
изборожденным морщинами лицом, лет на десять  постарше.  Они  несли  его
одежду, чисто выстиранную  и  просушенную  над  огнем,  буханку  черного
хлеба,  кувшин  с  элем  и  еще  один  -  с  простоквашей.  Карли   сел,
ухмыльнулся, жадно потянулся .за элем.
   - Леди, я бы встал и поблагодарил вас, как положено, - сказал он.  Н