санием мучительной смерти короля. И Элла  знал
- знал с того самого момента, как Рагнарсоны высадились в Англии, -  что
то же самое или еще худшее они  припасли  для  него.  Эти  восемь  тысяч
людей, сидящих у костров, пришли за ним. Если он убежит, они  пойдут  за
ним. Если спрячется, они предложат награду за его тело.  Вульфхир,  даже
Гутред  могут  надеяться  пережить  поражение.  Элла  знал,  что  должен
победить Армию или умереть.
   - Они потеряли  много  людей,  -  сказал  дьякон  Эркенберт.  -  Даже
крестьяне  пытались  их  задержать,   отрезали   арьергард   и   отряды,
направленные для грабежа. Они уже потеряли сотни солдат, может,  тысячи.
Все наши люди поднялись на защиту.
   - Верно, - согласился Гутред. - Но вы знаете, чему мы этим обязаны.
   Все повернулись и посмотрели  на  странное  сооружение  в  нескольких
ярдах от них. Это был плоский ящик, с  длинными  ручками,  так  что  его
можно было переносить как носилки. Между  одной  парой  ручек  проходила
деревянная ось, и на нее насажены колеса. Ящик  можно  и  перевозить  по
земле. В ящике тело человека. Сейчас ящик поставлен вертикально, и  этот
человек, как и все остальные, может заглянуть за  стену.  Большую  часть
его веса принимает на себя широкий ремень, проходящий  по  груди  и  под
мышками. Человек упирается перевязанными остатками  ног.  -  Я  послужил
предупреждением, - сказал Вульфгар. Его низкий гулкий голос поразительно
не соответствовал укороченному телу. - И когда-нибудь послужу и мщением.
За все, что эти язычники сделали со мной.
   Ему никто  не  ответил.  Все  знали,  какое  впечатление  производило
появление изувеченного тана, как  он  почти  триумфально  проехал  перед
Армией, останавливался в каждой  деревне,  рассказывал  крестьянам,  что
ждет их и их женщин.
   - Ну и что хорошего нам принесли все  их  набеги?  -  горько  спросил
король Элла.
   Гутред задумчиво сморщился.
   - Это их не  замедлило.  И  не  принесло  большие  потери.  Заставило
держаться теснее. Может, даже укрепило их. Их все еще восемь тысяч.
   - Мы  можем  выставить  в  полтора  раза  больше  в  поле,  -  сказал
архидьякон Эркенберт.  -  Мы  не  восточные  англы.  Две  тысячи  мужчин
воинского возраста в одном Эофорвиче. И мы сильны  поддержкой  Небесного
Воинства.
   - Не думаю, чтобы этого было достаточно, - медленно ответил Гутред. -
Не говоря, конечно, о  Небесном  Воинстве.  Легко  сказать,  что  у  нас
соотношение три к двум. Но в схватке на  ровном  месте  всегда  один  на
один. У нас есть витязи, не хуже их, но их недостаточно. Если мы  выйдем
против них, проиграем.
   - Значит, мы не выйдем против них?
   - Мы остаемся  здесь.  Они  должны  прийти  к  нам.  Пусть  попробуют
подняться на стены.
   -  Они  уничтожат  нашу  собственность!  -  воскликнул  Эркенберт.  -
Перебьют скот, уведут молодежь, срубят фруктовые деревья. Сожгут урожай.
И еще хуже. Церковные налоги не выплачиваются с Михайлова дня  и  теперь
уже не будут выплачены. У крестьян деньги есть - в кошельках или зарытые
в землю, но если они увидят, что их господа заперлись за стенами,  разве
станут они платить?
   Он театрально поднял руки.
   - Это будет катастрофой! По всей Нортумбрии дома Господа  разрушатся,
слуги Господа умрут с голоду.
   - Из-за потери годового налога не умрут, - сказал Гутред. - Сколько у
вас есть добра в соборе?
   - Есть другое решение, - сказал Элла. - Я предлагал  его  раньше.  Мы
можем заключить с ними мир. Предложим им дань - назовем это вирой за  их
отца. Дань должна  быть  большой,  чтобы  привлечь  их.  Но  на  каждого
человека в Армии приходится по  десять  хозяйств  в  Нортумбрии.  Десять
хозяйств крестьян могут подкупить карла. Десять хозяйств танов  подкупят
их командиров. Некоторые  могут  не  согласиться,  но  если  мы  сделаем
предложение публично, остальные заставят их подчиниться. Мы  попросим  у
них год мира. И за этот год - потому что они придут снова  -  мы  выучим
каждого мужчину воинского возраста в  королевстве  так,  что  он  сможет
встать против Айвара Бескостного или самого дьявола. И тогда  мы  выйдем
сражаться с ними три против двух. А, Гутред?  Или  один  на  один,  если
придется.
   Могучий капитан заинтересованно хмыкнул.
   -  Храбрые  слова,  господин,  и  хороший  план.  Мне  это  нравится.
Трудность в том... - Он вытащил из-за пояса длинный  кошелек  и  высыпал
содержимое на ладонь. - Посмотри на  это.  Несколько  добрых  серебряных
шиллингов, которые я получил  за  проданную  на  юге  лошадь.  Остальное
подделка чеканки нашего архиепископа - в основном свинец, если не  медь.
Не знаю, куда делось все серебро, у нас его было много. Но уже  двадцать
лет как на севере его становится все  меньше  и  меньше.  Мы  пользуемся
монетами архиепископа, но южане их не принимают; на  них  ничего  нельзя
купить. И можете быть уверены, что Армия их тоже не примет. А предлагать
им зерно или мед нет смысла.
   - Но они здесь, - ответил Элла. - Мы должны найти то, что они захотят
взять. У церкви должны быть запасы золота и серебра...
   - Ты хочешь отдать церковные сокровища язычникам, откупиться от  них!
- воскликнул Эркенберт. -  Вместо  того  чтобы  сразиться  с  ними,  как
требует твой христиански долг?  Это  святотатство,  осквернение  церкви!
Если крестьянин крадет ничтожную серебряную пластинку в самом бедном  из
божьих домов, с него живьем сдирают кожу и прибивают к воротам церкви. А
то, что ты предлагаешь, в тысячу раз хуже!
   - При одной мысли об  этом  твоя  бессмертная  душа  в  опасности!  -
подхватил архиепископ.
   Эркенберт шипел, как гадюка:
   - Не для этого мы сделали тебя королем.
   Голос хеймнара Вульфгара перекрыл их.
   - И ты забываешь, с кем имеешь дело. Это не люди. Это порождение  ада
- все они. Мы не можем договариваться с ними. Не  можем  терпеть,  чтобы
они стояли тут месяцами, мы должны их уничтожить... - Пена показалась на
его бледных губах, он поднял обрубок руки, чтобы вытереть ее. - Господин
король, язычники не люди. У них нет души.
   Шесть месяцев назад, подумал Элла, я повел бы войско нортумбрийцев  в
бой. Они и сейчас ждут от меня этого. Если я отдам другой  приказ,  меня
назовут трусом. Никто не пойдет за трусом. Эркенберт  ясно  дал  понять:
если я не буду сражаться, они вернут на престол этого придурка  Осберта.
Он все еще скрывается где-то на севере. И пойдет в бой, храбрый дурак.
   Но Эдмунд показал, что происходит, когда вступаешь с ними в  открытую
схватку, даже если захватишь их врасплох. Если мы  будем  действовать  в
старом стиле, я знаю, мы проиграем. Мы проиграем, и  я  умру.  Я  должен
сделать что-то другое. Что-то такое, что примет Эркенберт.  Но  открытое
предложение дани он не примет.
   Элла заговорил решительно, властным королевским тоном.
   - Мы останемся в осаде и постараемся  ослабить  их.  Гутред,  проверь
оборону  и  продовольствие,  отошли  все   бесполезные   рты.   Господин
архиепископ, мне говорили, что в твоей библиотеке есть книги, написанные
римлянами об искусстве ведения войны, особенно об осадах. Поищи  в  них,
что может нам помочь уничтожить викингов. Он повернулся, сошел со стены,
за ним Гутред и свита; ящик Вульфгара повернули  и  унесли  два  крепких
тролла.
   - Восточноанглский тан прав, - прошептал Эркенберт архиепископу. - Мы
должны убрать этих варваров, прежде чем они помешают нам собрать  налоги
и соблазнят наших троллов. И даже дворян. Я уже  знаю,  кто  соблазнится
первым и решит, что может обойтись без нас.
   - Посмотри книгу Вегеция, - ответил архиепископ. - Она называется "De
Re Militari", "О военном искусстве". Я не знал,  что  наш  господин  так
образован.

***

   - Он четыре дня не отходит от горна, - заметил Бранд.  Он,  вместе  с
Торвином, Хундом и Ингульфом, стоял  на  небольшом  холме  в  нескольких
ярдах от горящего в кузнице огня. Викинги нашли эту  кузницу  с  большим
запасом древесного угля в  деревне  Осбалдвич,  в  нескольких  милях  от
Йорка. Шеф сразу занял ее, потребовал людей, железа и  топлива.  Четверо
смотрели на него через широко раскрытые двери.
   - Четыре дня, - повторил Бранд. - Почти не ест. И не стал  бы  спать,
если бы  его  помощники  не  сказали  ему,  что  им-то  спать  нужно,  и
потребовали, чтобы на ночь прекращались удары молота.
   - Ему это как будто не принесло вреда, - сказал Хунд.
   Действительно, его друг, который  по-прежнему  думал  о  себе  как  о
мальчике, юноше, решительно изменился за прошедшее лето.  По  стандартам
Армии, в которой было множество гигантов, он не стал массивен. Но в  нем
не осталось никакой лишней плоти. Шеф разделся по пояс на холодном ветру
английского октября. Он расхаживал вокруг горна, наносил точные удары по
чему-то маленькому и тонкому, переворачивал клещами раскаленный  металл,
покрикивал на своих помощников с ошейниками  рабов,  чтобы  они  сильнее
раздували меха, и мышцы двигались в его теле так, словно они расположены
сразу под кожей, без капли жира  или  других  прослоек.  Быстрый  рывок,
металл шипит в бадье, другой кусок выхвачен из огня. Каждый раз  как  он
шевелился, разные мышцы гладко скользили одна рядом с другой. В  красном
огне горна он казался бронзовой статуей древности.
   Но красоты древних статуй у него не было. Даже при свете  огня  горна
виден был пустой запавший правый глаз.  На  спине  отчетливо  выделялись
следы бича. Мало кто в Армии решился бы так  беззаботно  показывать  эти
метки.
   - Может, не принесло вреда телу, - ответил Торвин. - О мозге не  могу
говорить. Вы знаете, что сказано в предании о Волунде:

   Он сидел, он не спал, он бил молотом,
   Всегда делал проклятую работу Нитхада.

   - Не знаю, какую хитроумную штуку придумал наш друг. И для кого он ее
делает. Надеюсь, ему повезет больше, чем Волунду, он больше преуспеет  в
достижении желания своего сердца.
   Ингульф обратился к другой теме.
   - А что он сделал за эти четыре дня?
   - Прежде всего это. - Торвин показал остальным шлем.
   То, что он держал в руке, не  было  похоже  на  виденные  ими  шлемы.
Слишком велик, с выпуклостями, как голова гигантского насекомого. Вокруг
кромка, заостренная впереди, как бритва. В передней  части  забрало,  от
него  отходят  металлические  прутья,  защищающие  щеки.  Шею  закрывает
сплошная металлическая пластина.
   Еще  белее  удивительная  внутренность.  Внутри  кожаная   прокладка,
подвешенная на полосах. Когда надеваешь шлем, голова покрыта  кожей,  но
металл ее не касается. Под подбородком широкая лента  с  пряжкой  прочно
держит шлем на голове.
   - Никогда такого не видел, - сказал  Бранд.  -  Удар  по  металлу  не
дойдет до черепа. Но все же я скажу, что лучше вообще не получать  удар.
Пока они разговаривали, гром в кузнице прекратился. Шеф начал  осторожно
соединять мелкие  куски  металла.  Потом  вышел  наружу,  улыбающийся  и
вспотевший.
   Бранд возвысил голос.
   - Я говорю, молодой человек, не вовремя будящий воинов, что  если  ты
избежишь удара, то шлем вообще не понадобится. И что, во имя Тора, такое
ты держишь?
   Шеф  снова  улыбнулся  и   поднял   странное   орудие.   Держал   его
горизонтально,  на  ладони,  в  том  месте,  где  дерево  соединяется  с
металлом. - И как это называется? - спросил  Торвин.  -  Копье,  которое
рубит?
   Топор с древком копья?
   - Ублюдок от топора с плугом, - предположил Бранд. - Не вижу, как  им
можно пользоваться.  Шеф  взял  все  еще  забинтованную  руку  Бранда  и
осторожно завернул рукав. Приложил свою руку к руке друга.
   - Хороший ли я мечник? - спросил он.
   - Плохой. Никакой подготовки. Талант есть.
   - А если бы у меня была подготовка, я смог бы выстоять против такого,
как ты? Никогда. Посмотри на наши руки, твоя вдвое толще моей. А я  ведь
не слабый человек. Но у меня другая фигура,  твоя  фигура  подходит  для
мечника  и  еще  больше  для  топорника.  Ты  взмахиваешь  оружием,  как
мальчишка, сражающийся с тростником палкой. Я  этого  не  могу  сделать.
Поэтому если мне придется  стоять  против  такого  бойца,  как  ты...  А
однажды придется. Против Мюртача, может быть. Или кого похуже.
   Все молча кивнули.
   - Я должен уравнять шансы. С помощью этого... -  Шеф  начал  медленно
вращать оружие. - Я могу бить вперед. Я могу рубить справа. Могу ударить
слева, не переворачивая оружие. Могу  перевернуть  другим  концом.  Могу
использовать обе руки. Мне не нужен щит. И что прежде всего,  удар  этим
оружием по силе равен удару Бранда, а после такого мало кто  выживет.  -
Но у тебя открыты руки, - сказал Бранд.
   Шеф сделал знак, и нервно приблизился англичанин от горна. Он  держал
два металлических предмета. Шеф взял их и передал.
   Это были металлические перчатки, прокладка из кожи, на ладонях  кожа,
а сверху длинные металлические пластины, закрывающие руку до  локтя.  Но
самое поразительное в них, заметили зрители, когда пригляделись, это то,
как двигался металл. На каждом пальце пять пластинок, каждая соединяется
с другими маленькими заклепками.  Более  массивные  пластины  прикрывали
обратную сторону ладони, но они тоже двигались.  Шеф  надел  перчатки  и
медленно согнул пальцы, обхватил ими древко оружия.
   - Они похожи на чешую дракона Фафнира, - сказал Торвин.
   - Фафнир был поражен снизу, в брюхо. Я надеюсь,  меня  будет  труднее
убить. - Шеф отвернулся. - У меня есть еще дела.  Я  бы  и  половины  не
сделал, если бы не Халфи. Он хороший мастер  по  коже,  хотя  за  мехами
работает медленно.
   Сделав знак англичанину встать на колени, Шеф принялся возиться с его
ошейником.
   - Вы скажете, что нет смысла освобождать его, потому  что  кто-нибудь
тут же снова его поработит. Но я ночью проведу его  за  сигнальные  огни
Армии, а его хозяин закрыт в Йорке. Если у него  есть  здравый  смысл  и
удача, он убежит, убежит далеко и никогда не будет пойман.
   Англичанин смотрел, как Шеф осторожно разгибает ошейник.
   - Вы язычники, - сказал он, не понимая. - Священник сказал, что вы не
знаете милосердия. Вы обрубили руки и ноги тану - я его  видел!  Как  ты
можешь освободить меня, если церковь держала меня в рабстве?
   Шеф поднял его. Ответил по-английски, а не по-норвежски, как  говорил
раньше.
   - Люди, искалечившие тана, не должны были этого делать. Но я не  буду
говорить о христианах и язычниках. Скажу  только,  что  злые  люди  есть
везде. Могу дать тебе только один совет. Если не знаешь, кому  доверять,
верь  человеку,  который  носит  такое.  -   Он   указал   на   четверых
наблюдателей,  которые,  следя  за  его  словами,  молча  показали  свои
подвески: молот у Бранда и Торвина, яблоко Идунн у двух лекарей, Хунда и
Ингульфа. - Или другие похожие. Может быть  лодка  Ньорта,  молот  Тора,
пенис Фрея. Не могу пообещать,  что  они  тебе  помогут.  Но  они  будут
обращаться с тобой, как с человеком, а не как с лошадью или телкой.
   - Но ты такого не носишь, - сказал Халфи.
   - Еще не знаю, какой мне носить.
   Вокруг  нормальный  шум  лагеря  сменился   гулом,   распространялась
новость, слышались крики, воины перекрикивались друг с другом.  Появился
один из людей Бранда с широкой улыбкой на бородатом лице.
   - Кончаем!  -  закричал  он.  -  Ярлы,  и  Рагнарсоны,  и  Змееглазый
прекращают  грабежи  окрестностей,  перестают  размышлять  и  почесывать
задницы. Завтра мы идем на стену! Пусть берегутся женщины и девушки!
   Шеф мрачно посмотрел на него, не находя в его словах ничего веселого.
- Мою девушку звали Годива, - сказал он. - Это значит  "Божий  дар".  Он
натянул перчатки, задумчиво  взвесил  в  руке  алебарду.  -  Назову  это
"Местью тролла", местью раба. Однажды  она  отомстит  за  Годиву.  И  за
других девушек.

Глава 2

   В сером утреннем свете Армия начала  движение  по  узким  уставленным
лачугами улицам внешней части Йорка. Все три  главные  моста  через  Узу
прикрывались стенами  старой  колонии  на  южном  берегу  реки,  но  для
искусных плотников и топорников викингов  это  не  было  преградой.  Они
снесли несколько домов и ближайшую церковь, разобрали  их  на  бревна  и
перебросили через Узу рядом с лагерем широкий мост. Армия прошла по нему
и теперь, как прилив, накатывалась на желтые стены сердца города. Она не
торопилась, не слышны были выкрики команд, все восемь тысяч человек,  за
исключением  нескольких  экипажей,  оставленных   для   охраны   лагеря,
двигались к цели.
   Они шли по узким улицам, время от времени от них отделялись небольшие
группы,  взламывали  двери  и  ставни.  Шеф  повернул  голову,  повернул
неуклюже, потому что еще не привык к тяжести шлема, и, глядя на  Бранда,
вопросительно поднял бровь.  Тот  мирно  ехал  рядом  с  ним,  сгибая  и
разгибая руку, с которой только что сняли повязку.
   - Дураки есть повсюду, - заметил Бранд. - Беглецы говорят, что король
приказал несколько дней назад  очистить  это  место,  мужчин  забрали  в
крепость, остальных куда-то в холмы.  Но  всегда  найдется  кто-то,  кто
думает, что пронесет, ничего не случится.
   И как бы подтверждая  его  слова,  впереди  послышался  шум:  голоса,
женский крик, звук  неожиданного  удара.  Из  двери  показались,  широко
улыбаясь, четверо мужчин, между  ними  дергалась  и  вырывалась  грязная
неряшливая  молодая  женщина.  Воины  останавливались   и   обменивались
шутками. - Ослабеешь перед  битвой,  Тости!  Лучше  съешь  оладью,  силы
сбережешь. Один из мужчин задрал платье девушки на голову, зажав ее руки
как в мешке. Еще двое грубо схватили ее за  голые  ноги  и  развели  их.
Настроение проходящих менялось. Многие останавливались и смотрели.
   - Место для меня найдется, когда кончите, Скукул?
   Железные перчатки Шефа сжали древко "Мести тролла", и он повернулся к
дергающейся, напрягающейся группе. Огромная рука  Бранда  легла  ему  на
плечо.
   - Оставь это, парень. Если начнется драка, она точно будет  убита.  В
легкие цели всегда попадают первыми. Оставь их, может быть, они ее потом
отпустят. Им нужно сражаться, поэтому долго они не провозятся.
   Шеф неохотно  отвернулся  и  двинулся  дальше,  стараясь  не  слышать
доносящиеся сзади звуки - а по мере того как они шли, звуки и  с  других
сторон. Он понял, что город напоминает поле осенью. Оно кажется  пустым,
но когда жнец проходит по нему с серпом, оставляя все меньший и  меньший
квадрат несжатой пшеницы,  все  более  заметными  становятся  обитатели,
встревоженные, испуганные, убегающие от голосов и лезвий. Им нужно  было
уходить, когда им приказывали, говорил себе Шеф.  А  король  должен  был
проверить. Есть ли разумные люди в этом мире?
   Дома  кончились,  перед  ними  оказалось   пустое   пространство   из
затвердевшей грязи и булыжников, а ярдах в восьмидесяти желтые  каменные
стены, построенные римлянами. Бранд и  его  спутники,  выйдя  из  улицы,
посмотрели на верх стены, где двигались фигуры. Оттуда слышались окрики.
Свист в воздухе, стрела впилась в стену  мазанки.  Еще  одна,  и  викинг
выругался, глядя на торчащую  из  бедра  стрелу.  Бранд  протянул  руку,
вырвал стрелу, осмотрел ее, отбросил.
   - Ранен, Арнтор?
   - Нет, пробила только кожу. Шесть дюймов повыше, и отразилась  бы  от
куртки.
   - Значит, не пробила. Не смотрите на этих парней. Иногда они попадают
в глаз, - сказал Бранд.
   Шеф двигался  вперед,  стараясь  по  примеру  остальных  не  обращать
внимания на свист и звуки глухих ударов. - Вы  такое  делали  раньше?  -
спросил он.
   Бранд остановился, приказал остановиться своим спутникам,  повернулся
к стене и быстро присел на корточки.
   - Не могу сказать, что я делал. Не в таком масштабе.  Но  сегодня  мы
делаем только то, что нам приказывают. Рагнарсоны  говорят,  что  у  них
есть план и мы возьмем город, если каждый нажмет  в  нужное  время  и  в
нужном месте. Подождем и посмотрим. - Если кто и знает, что делает,  так
это они. Знаешь, их старик, их отец Рагнар, однажды пытался взять  город
франков - о, это было, должно быть, лет двадцать назад.  Париж,  так  он
назывался, это