о немецкие риттеры вытянулись в строю еще торжественней и начали
подпевать. Vexilla regis prodeunt... "Под знаменем грядущего царя..."

***

   А в зале, не так уж далеко оттуда, царь  земной,  украшенный  золотой
диадемой поверх длинных светлых, заплетенных  в  косички  волос,  слушал
группу людей, богато одетых,  но  со  странными  предметами  в  руках  -
бубнами, сушеными конскими пенисами, полированными черепами.
   - ...никакого уважения к богам, - кричали они. -  Бедствия  для  всей
страны. Христиане шляются, где хотят, и никак не уймутся.  Сельдь  ушла,
хлеб не уродился, снег выпал так рано,  как  никто  не  упомнит.  Сделай
что-нибудь или пойдешь вслед за дураком Ормом! Король простер руку.
   - Что я должен сделать ?
   - Принеси великую  жертву.  Великое  жертвоприношение  в  Упсале.  Не
девять человек, девять коней и девять  собак,  а  все  самое  худшее  из
твоего царства.
   Самую отраву. Девяносто мужчин и девяносто женщин должен повесить  ты
в священной роще, и еще больше должны  истекать  кровью  снаружи.  И  не
старых изношенных трэлей, купленных по дешевке,  а  истинных  слуг  зла.
Христиан, ведьм, колдунов, финнов и лживых жрецов Пути в Асгард!  Повесь
их и заслужишь благоволение богов! А если ты не  тронешь  их,  мы  снова
отправимся вдоль Эйриксгаты.
   Путь Единого Короля, вспомнил Шеф  объяснения  Хагбарта.  Дорога,  по
которой должен пройти каждый, желающий стать королем всех шведов,  чтобы
преодолеть все испытания. Этот, наверное, уже прошел по ней.
   - Хорошо, - голос короля загремел, - я сделаю вот что...
   Снова оказавшись снаружи,  Шеф  увидел  громаду  языческого  храма  в
Упсале, зубцами вздымающегося ввысь, с  драконьими  головами  на  каждом
углу, с вырезанными на дверях фантастическими изображениями из легенд  о
королях. А снаружи священный дуб, к которому шведы в течение тысячи  лет
приходили совершать жертвоприношения. С  его  скрипучих  ветвей  свисали
трупы. Мужчины, женщины, собаки, даже лошади. Они висят здесь,  пока  не
сгниют и не упадут с пустыми глазницами и ухмылкой  обнажившихся  зубов.
Над всем святым местом облаком стояло священное зловоние.

***

   И вот Шеф опять открыл глаза в шатре финнов. В этот раз он не вскочил
на ноги, его одолевали слабость и ужас.
   - Что ты видел? - спросил Пирууси. Он  отводил  глаза,  как  если  бы
увидел что-то, что  не  хотел  увидеть,  но  был  при  этом  напряжен  и
внимателен.
   - Смерть и угрозу. Для меня, для тебя. От шведов. Пирууси сплюнул  на
пол шатра Пехто.
   - От шведов всегда опасность. Если они смогут нас найти. Может  быть,
и это ты тоже видел?
   - Если бы я видел ближе, я бы сказал тебе.
   - Тебе нужно еще помочиться?
   - Хватит.
   - Не хватит. Ты великий... великий spamathr.  Выпей  то,  что  прошло
через нашего spamathr.
   Что бы это могло значить по-английски, рассеянно подумал Шеф. Мужчина
здесь называется wicca, женщина - wicce. Коварная, как английская witch,
ведьма. Напоминает о ветчине, об окороке. О половинках трупов, висящих в
коптильне.
   Он снова поднялся на ноги, встал над чашей.

***

   Он знал, что последние два видения происходили "сейчас".  И  хотя  не
"здесь" в смысле шатра финского шамана, но "здесь", в этом мире. Дух его
перемещался только в пространстве.
   То, куда он попал на этот раз, не было ни "здесь", ни "сейчас", нечто
совсем иное. Он попал в другой мир. Он находился словно  в  неосвещенном
подземелье, но откуда-то мерцали лучики света. По-видимому,  он  шел  по
исполинскому арочному мосту, под которым шумела бурная река.  Сейчас  он
спускался с горбатого моста, к чему-то преграждавшему путь. Не к  стене.
На самом деле - к решетке. Это была стена Гринд, загораживающая дорогу в
Хель.
   Странно, что слово "гринд" означает и эту стену, и  убитых  китов.  К
решетке прижимались лица, глядели на него, лица, которые он предпочел бы
не видеть. Он продолжал идти. Как он и боялся, первое лицо  принадлежало
Рагнхильде, искаженное и  ненавидящее;  она  выплевывала  навстречу  ему
горькие слова, трясла решетку,  словно  желая  добраться  до  него.  Эту
решетку не сдвинуть было человеческой рукой, живой ли,  мертвой  ли.  Из
груди Рагнхильды обильно капала кровь.
   Позади нее стоял маленький  мальчик  с  недоумевающим  взглядом.  Он,
кажется, не испытывал ненависти к Шефу  и  не  узнал  его.  Он  внезапно
увернулся от третьей фигуры, старающейся схватить его, прижать  к  тощей
груди. Старая королева Аза с петлей на шее.
   "Что они хотят сказать мне ? - не мог понять Шеф. - Что я убил их?  Я
это знаю".
   Призраки  отступили  от  решетки,  неохотно  и  злобно,   словно   по
принуждению.  Пришел  кто-то  другой,  еще  одна  женщина.   Шеф   узнал
изможденное лицо, с которого двумя днями раньше отряхнул снег - то  была
незаметно умершая Годсибб. Лицо ее по-прежнему было усталым, но не таким
морщинистым, как ему запомнилось, оно разгладилось в успокоении. Годсибб
хотела говорить.
   Голос ее был подобен  писку  летучей  мыши,  и  Шеф  нагнулся,  чтобы
услышать.
   - Продолжай, - донеслось до него, - продолжай. Я пошла за тобой, и  я
попала в Хель. Я бы попала сюда так или иначе. Если бы  я  не  пошла  за
тобой, я была бы здесь рабынейих рабыней, - она кивнула  на  удаляющиеся
тени двух королев. - Я избежала этого.

***

   Голос затих, исчезла  стена  и  мост,  и  тьма.  Шеф  обнаружил,  что
по-прежнему сидит в шатре, а по щекам его катятся слезы.  Хотя  видение,
казалось, не заняло ни одного удара сердца, он опять оказался последним,
кто очнулся от грез. Остальные смотрели  на  него,  Ханд  озабоченно,  а
Карли   сочувственно.   Оба   финна   выглядели    вполне    довольными,
удовлетворенными, как будто его чувства доказали, что он  тоже  человек,
из такой же  плоти  и  крови,  как  они  сами.  Шеф  медленно  поднялся,
пробормотал какие-то слова, взял свое копье, стоявшее у полога шатра. На
его наконечнике выступил иней, но его  тяжесть  успокаивала  нервы.  Три
путешественника вышли в морозную ночь в темной березовой роще.
   Когда они по снегу подошли к кострам  и  их  окликнул  дозорный.  Шеф
сказал спутникам:
   - Мы должны похоронить Годсибб и остальных как полагается,  не  сжечь
их и не вешать на деревья.  Мы  выроем  яму  под  кострищем,  где  земля
размякла.
   Возьмем камни из русла ручья и сложим могильный холм.
   - Будет мертвым от этого лучше? - спросил Ханд.
   - Думаю, да.

Глава 27

   Через один день и две  ночи,  светлым  безветренным  утром  с  легким
снежком, отряд выстроился, готовый выступить в путь. Шеф  охотно  собрал
бы всех и назначил выступление днем раньше, но Ханд запретил.
   - Некоторые слишком слабы, - жестко сказал он. - Начнешь их торопить,
и по утрам будешь находить еще несколько не проснувшихся, как Годсибб.
   Шеф, преследуемый воспоминанием о Годсибб, глядящей сквозь решетчатые
ворота в мир Хель,  неохотно  уступил.  Но  даже  выворачивая  камни  из
студеной  речной  воды  для  ее   могильного   кургана   под   взглядами
заинтересованных, но ничего не понимающих финнов, он про себя думал, что
она сказала ему "продолжай".
   - Пора выбираться из этого захолустья, -  сказал  он  Ханду,  пытаясь
передать ему свою решимость. - Говорю тебе, я видел  врагов,  окруживших
Гедебю. Может быть, город уже пал, и Рагнарссоны стали сильнее и богаче.
С той скоростью, с какой мы двигаемся,  Сигурд  сделается  королем  всей
Дании, прежде чем мы придем туда.
   - И именно ты обязан остановить его? - но, взглянув  на  друга,  Ханд
передумал. -  Ладно,  может  быть  и  так.  Однако  ты  не  в  состоянии
остановить его отсюда. Мы просто должны двигаться как можно быстрее.
   - Ты считаешь, что мои видения правдивы? - спросил его Шеф. - Или все
это лишь действие напитка, как пиво и меды заставляют  человека  думать,
что он сильнее, чем на самом деле. Может быть, все мои видения -  и  все
видения Виглика, и все, что видели другие люди Пути, - может  быть,  это
всего лишь своего рода иллюзия, своего рода опьянение.
   Ханд перед ответом задумался.
   - Это возможно, - признал он. - Скажу тебе одну вещь. Шеф. Те красные
грибы с белыми пятнышками, мухоморы, которые измельчают и намазывают  на
стены, чтобы прогнать насекомых, ведь ты не смог бы их съесть по ошибке.
   Но есть и другие подобные вещества, иногда на злаках растет  плесень,
она попадает в зерно. И  может  быть,  попадает  в  хлеб.  Или  в  кашу.
Особенно если зерно отсырело во время хранения.
   - В Англии оно всегда хранится сырым, -  ответил  Шеф.  -  Почему  же
тогда все люди не видят такие видения все время?
   - А может, видят, но боятся рассказывать. Но скорее всего, ты к таким
вещам особо чувствителен. Вчера вечером ты выпил не больше, чем Карли  и
финны, но на тебя питье действовало гораздо дольше. И вот, поскольку  ты
восприимчив к таким вещам, боги обращаются к  тебе.  Или  наоборот,  они
дали тебе это свойство ради своих собственных нужд.
   Шеф, как всегда нетерпимый к рассуждениям,  которые  нельзя  тем  или
иным способом проверить, отбросил  эти  мысли.  Сосредоточился  на  том,
чтобы понукать и подгонять всех, невзирая на провозглашенный Хандом день
отдыха.
   Итак, мертвые похоронены,  в  каждом  заплечном  мешке  уложен  запас
вареного мяса, отряд построился перед  выходом  в  путь.  Вспомнив,  что
увидела его душа во время своего путешествия, Шеф уверенно  повел  людей
через березовую рощу к озеру. Оно оказалось там, где он  и  рассчитывал,
простираясь вдаль, насколько хватало глаз, узкое  и  длинное,  настоящая
водная дорога. Все еще незамерзшее -  но  ненадолго,  поскольку  осенняя
прохлада сменялась зимними морозами.
   А вот лодок у них не было. У  Шефа  теплилась  мысль  сделать  легкие
лодки из коры, какие, по словам Бранда, делают финны. Первые же  попытки
показали, что в отряде никто ни малейшего  понятия  не  имеет,  как  это
делается.
   Проходящие время от времени на лыжах финны с  интересом  посматривали
на чужаков, но на все просьбы непонимающе  пожимали  плечами.  В  отряде
Шефа хватало искусных ремесленников, которые могли бы -  дай  им  только
срок построить какой угодно корабль из бревен и  досок.  Но  ко  времени
окончания постройки они бы уже все умерли с голоду.
   Путешественники побрели пешком, стараясь как можно  дольше  держаться
вблизи берез, которые защищали от пронизывающей метели.  Еще  один  день
пути, и лес вдоль берегов озера кончился, осталась только простирающаяся
впереди бескрайняя заснеженная равнина. Девятнадцать пар  глаз  сверлили
Шефа, обозревающего дали. На всех лицах, кроме  лица  Кутреда,  читались
нерешительность и сомнения.
   Шеф без слов распорядился напоследок встать лагерем  в  гостеприимном
лесу, разжечь костры и приготовить еду из  поистощившихся  припасов.  Он
подозвал одного из финнов, которые, подобно волкам, никогда, кажется, не
исчезали из виду, и властно сказал ему:
   - Пирууси. Приведи Пирууси.
   В конце концов  вождь  вынырнул  на  лыжах  из  темноты,  не  обращая
внимания на снег и ветер, как  будто  прогуливался  в  весенний  день  в
Хэмпшире, и с радостью приступил к переговорам на всю ночь.
   Самым удачным решением было бы  научить  всех  и  каждого  ходить  на
лыжах, затем изготовить достаточное  количество  лыж  и  отправиться  на
шахты Пути, которые, если  верить  Пирууси  -  а  в  этом  вопросе  ему,
по-видимому, можно было верить, - находились за шестьдесят или сто  миль
дальше вдоль озера. И опять же, они бы все умерли с  голода  задолго  до
того, как дошли бы туда. Под конец, охрипнув от споров. Шеф договорился,
что финны выделят им столько лыж, сколько смогут,  а  в  придачу  четыре
оленьих упряжки с погонщиками. В уплату Шеф отдал  свой  второй  золотой
браслет, еще двадцать серебряных пенни и четыре хороших железных топора.
Договор мог бы обойтись отряду еще  дороже,  если  бы  не  вмешательство
Кутреда.
   - Вы сами работаете с железом? - спросил Шеф, когда  они  торговались
из-за топоров. Пирууси горячо замотал головой.
   - А чем же вы тогда рубили деревья  до  того,  как  пришли  норманны?
продолжал Шеф.
   - Они рубили вот этим, - вмешался  сидящий  у  костра  Кугред.  Из-за
пазухи своей куртки он достал каменный топор,  обколотый  кусок  кремня,
слишком большой даже для огромной лапищи Кутреда. Топор, которым мог  бы
пользоваться лишь исполин, - судя по всему, подарок Эхегоргуна.
   Во  взгляде  Пирууси  мелькнул  суеверный  ужас  и   воспоминание   о
загадочных силах, с которыми знались эти беспомощные с  виду  чужеземцы.
Он перестал набивать цену, быстро пришел к соглашению. На следующее утро
появились лыжи и сани,  и  Шеф  приступил  к  своему  всегдашнему  делу,
которое с годами легче не стало, - решить, кто и что должен делать,  кто
сильнее других, а  кто  сможет  быстрее  научиться.  Он  был  достаточно
осторожен, чтобы не посадить на сани лишь самых слабых, ведь  едущим  на
санях будет доверена казна, весь запас серебра и  золота.  Он  также  не
допустил, чтобы финны увидели, сколько богатства у него осталось.  Очень
может быть, что они с  Пирууси  собутыльники,  даже  согоршочники,  если
можно так выразиться; но Шеф был совершенно уверен, что  это  ничуть  не
удержало бы Пирууси от искушения.

***

   Ранний приход зимы был удивительным, но не  особенно  неприятным  для
людей  Пути,  работавших  на  расположенной  в  самой  глубине  шведской
Финнмарки шахте. Здесь находилось с дюжину мужчин и с полдюжины  женщин,
четверо жрецов Пути, их  ученики  и  наемники.  У  них  имелись  богатые
запасы, и было множество дел, не дававших им скучать. Летом они добывали
руду, а зимой переплавляли  ее  и  превращали  в  товар  на  продажу,  в
железные  чушки  или  заготовки  для  топоров,  которые  нанизывали   на
проволоку или сваливали кучей. Свою факторию они построили в месте, куда
круглый год легко было добраться, в том числе  по  реке,  когда  она  не
замерзала. А когда вставал лед, они сгружали металл с судов и  на  лыжах
или на санях везли по ровным дорогам. На зиму у них были богатые  запасы
еды и топлива. Ведь зимой они большую часть времени проводили, пережигая
на древесный уголь березовые и сосновые дрова, которые в изобилии  можно
было найти на спускавшейся к морю равнине.
   Когда ученик Стейн первым сообщил, что с запада приближаются  чужаки,
старший жрец Герьольф был удивлен, но не встревожен.  Должно  быть,  это
финны, подумал он. Больше здесь появиться  некому.  Скоро  станет  ясно,
чего они хотят. Тем временем он приказал прекратить работу  и  всем  без
паники вооружиться, в основном арбалетами нового  образца,  которые  год
назад  были  изобретены  в  Англии.  Благодаря  шведской  стали   их   с
уверенностью можно было считать лучшим оружием в мире.  Гораздо  лучшим,
чем те английские  образцы,  которые  его  друг  Хагбарт,  жрец  Ньерда,
показал ему как новинку.
   Люди Герьольфа прикрывали его, по большей части незаметно,  когда  он
вышел понаблюдать за черными точками, пересекающими снега. Нет, все-таки
не финны. Некоторые лыжники шли  сносно,  некоторые  были  на  удивление
неуклюжи, но даже лучшим из них было далеко до непринужденного изящества
финских бегунов. Однако сани у них, по-видимому,  финской  постройки,  и
правят упряжками хорошо, хотя и  страшно  медленно,  будто  везут  толпу
старух на похороны.
   Сомнения  Герьольфа  сменились  изумлением,  когда  он  увидел,   как
передний лыжник набрал скорость, отделился от других и заскользил в  его
сторону.
   Воспаленно-красные от снежного сияния глаза глядели на него из  дикой
заросли нестриженых волос и бороды.
   - Здравствуй, Герьольф, - сказало привидение.  -  Мы  встречались.  Я
Торвин, жрец Тора, как и ты. Я показал бы тебе свой амулет, если бы  мог
его достать, и свою белую тунику, если бы она не была  так  глубоко  под
верхней одеждой.
   Но я обращаюсь к тебе как к собрату Пути  с  просьбой  о  помощи.  Мы
сослужили Пути хорошую службу и предприняли  долгое  путешествие,  чтобы
найти вас.
   Когда сани и самые медлительные из лыжников добрались и  доползли  до
них, Герьольф  крикнул  своим  людям,  чтобы  убрали  оружие  и  помогли
путникам.
   Путешественники с трудом выбирались из саней, в которых  приехали,  с
облегчением  оглядываясь,  доставали  свои  мешки.  Один  из   лыжников,
по-видимому, торговался с финскими возницами, наконец расплатился с ними
и побрел к фактории, а те уехали, пощелкивая кнутами и погоняя оленей  с
тем разухабистым посвистом, который Шеф  запретил  им  в  последние  три
суматошных дня пути.
   - Это Шеф  Сигвардссон,  -  сказал  Торвин,  представляя  одноглазого
человека. - Вы, должно быть, немало о нем слышали.
   - Действительно, мы слышали о нем. А скажи-ка мне, Торвин, что вы все
здесь делаете? И откуда вы пришли? И чего вы от меня ждете?
   - Мы пришли с побережья Норвегии, - ответил Шеф. - Мы идем к шведским
берегам и хотим взять там корабль до Англии. А  может  быть,  до  Дании.
Зависит от того, какие новости вы нам сообщите.
   Рядом с Герьольфом появился Хагбарт, жрец Ньерда.  Шеф  посмотрел  на
него со слабым удивлением. Они не встречались с тех пор, как Шеф  сбежал
из Каупанга. Однако, если Хагбарт мог появиться по делам Пути в  Гедебю,
вполне естественно было встретиться с ним в  любом  другом  месте,  даже
удаленном  на  сотню  миль  от  берега.  Жрецы  Ньерда,   как   правило,
подвизались в качестве переносчиков новостей. Шеф только не понимал, что
же случилось с кораблем  Хагбарта,  с  "Аурвендиллом",  на  котором  они
когда-то плыли из Гедебю в Каупанг.  -  В  новостях  недостатка  нет,  -
сказал Хагбарт. - Хотите ли вы плыть в Данию  или  в  Англию,  когда  вы
услышите новости, тогда и посмотрим. Сдается мне, Шеф, что после  твоего
появления в Гедебю, а потом в Каупанге началась заваруха, которая до сих
пор так и не кончилась. Я только надеюсь, что теперь ты не заваришь кашу
еще круче.
   - Мы хотим отправиться как можно быстрее, - сказал Шеф. - И  запомни,
Хагбарт, что в Каупанг я попал не по своей воле, заварил я там кашу  или
не заварил. В Каупанг меня привез ты.  Если  бы  ты  меня  послушал,  ты
позволил бы мне отплыть в Англию.
   Хагбарт кивнул, признавая правоту Шефа, и слово опять взял Торвин:
   -  Так,  значит,  ты  приютишь  нас  ненадолго,  Герьольф?   Мы   все
приверженцы Пути, как  ты  сам  убедишься,  когда  мы  войдем  в  теплое
помещение. Герьольф тоже кивнул.
   - Одного-двух из вас я бы опознал при любых обстоятельствах.
   Он кивнул на Удда, который, выбравшись из саней, осмотрелся,  заметил
трубу кузницы и сразу застыл в ее дверях, зачарованно глядя  на  красные
отблески пламени в самом большом горне из всех, что  он  видел  за  свою
жизнь.
   - Этот самый человек изобрел те арбалеты, которые вы носите, - сказал
Шеф. - С виду он Skraeling, однако некоторые считают, что это он победил
короля франков со всеми его копейщиками.
   Герьольф взглянул на тщедушное тельце Удда с удивлением и уважением.
   - Что ж, добро пожаловать, -  сказал  он.  -  Но,  глядя  на  вас,  я
сомневаюсь, что все вы скоро будете готовы продолжить путешествие.
   Посмотрите вот на него!
   Кутред, который неискусно, но упорно шел на лыжах последние три  дня,
схватился за свои шерстяные штаны и гамаши, пытаясь стащить их  с  себя.
При этом он раскачивался, удерживаясь  от  падения  одним  лишь  усилием
воли.
   Подойдя, чтобы помочь ему. Шеф неожиданно увидел потеки темной крови,
сочащейся сквозь толстое сукно.
   - Та самая болезнь,  о  которой  я  тебе  говорил,  -  пояснил  Ханд,
стаскивая с Кутреда штаны, пока Шеф и Торвин держали его. - Видишь,  это
рана, которую нанес ему Вигдьярф. Она зажила как по волшебству, а теперь
открылась снова. Пошли, занесем его в дом. Он не сможет никуда  ехать  в
течение многих дней. А то и  никогда,  если  здесь  нет  запасов  свежей
зелени.

***

   Ужасающее состояние, в котором находились люди, сделалось  очевидным,
как только они попали в