только оно больше не будет королевством.
   Бургред посмотрел прямо в глаза молодому принцу Альфреду Вессекскому.
Глаза у него голубые и волосы светлые, как у Альфгара. Он истинный принц
королевского рода. Но есть в нем что-то странное и своенравное.  Слишком
умно выглядит. Оба знали, что это  критический  момент.  У  Бургреда  из
Мерсии не больше прав на восточных англов, чем у Этельреда  Вессекского.
Но тот, кто заполнит брешь, станет сильнейшим из них двоих.
   - Какой же будет у меня титул? - осторожно спросил Альфгар.
   - Олдермен. Севера и юга.
   - Это два округа,  -  возразил  Альфред.  -  Человек  не  может  быть
одновременно олдерменом двух округов. - Новые времена, новые  обычаи,  -
ответил Бургред. - Но ты говоришь справедливо. Со временем, Альфгар,  ты
можешь получить новый титул.  Священники  называют  это  subregulus.  Ты
станешь моим вице-королем. Будешь ли ты верен мне и Мерсии?
   Альфгар молча встал на колени перед королем и положил руки ему  между
ног в знак покорности. Король потрепал его по плечу и позволил встать. -
Со временем мы объявим об этом официально. Я только хотел убедиться, что
мы все согласны. - Он повернулся к Альфреду. - Да, юный принц,  я  знаю,
что ты не согласен. Но объясни своему королю и брату, как обстоят  дела.
Пусть остается по свою сторону Темзы, а я буду оставаться  по  свою.  Но
все к северу от Темзы и южнее  Хамбера  принадлежит  мне.  Все.  Бургред
позволил некоторое время висеть напряженной тишине, потом решил развеять
ее.
   -  Есть  и  странная  новость.  Великую  Армию   всегда   возглавляли
Рагнарсоны, но они все остались в Эофорвиче. Те, что ушли, как  говорят,
не имеют  предводителя.  Вернее,  их  много.  Но  говорят,  что  главный
предводитель англичанин. Судя по  речи,  он  из  восточных  англов,  так
сказал вестник. Но он мне смог только передать, как его зовут викинги. А
они говорят по-английски так плохо, что я  не  понял,  как  зовут  этого
англичанина. Что-то вроде Скейф  Сигвартсон.  Как  это  по-английски?  У
восточных англов?
   - Шеф! - впервые заговорила женщина. Вернее,  выкрикнула.  Глаза  ее,
яркие сверкающие глаза, оживились. Муж  посмотрел  на  нее  так,  словно
подбирал розгу для порки, а отец покраснел и подавился.
   - Ты говорил, что видел его мертвым,  -  укоризненно  сказал  хеймнар
сыну.
   - Еще увижу, - ответил Альфгар.

***

   В двухстах милях к северу Шеф повернулся в седле, чтобы проверить, не
отстает ли арьергард. Важно, чтобы все были поближе  друг  к  другу,  на
расстоянии слышимости. Шеф знал, что за ним движется по той  же  грязной
дороге  отряд,  вчетверо  превышающий  его.  Но  пока  у  него  тридцать
заложников, монахи собора святого Иоанна и их аббат Саквульф, на них  не
нападут. Важно  не  уменьшать  скорости,  даже  после  тяжелого  ночного
перехода, опередить новость о их приближении, помешать подготовиться.
   Их вел запах моря. И когда они преодолели небольшой  подъем,  увидели
безошибочный ориентир -  холм  Флэмборо.  Шеф  взмахом  руки  и  окриком
поторопил авангард.
   Гутмунд отстал на один-два ярда, по-прежнему узда лошади аббата  была
у него в руке. Шеф махнул ему.
   - Держись рядом. И держи поблизости от меня аббата.
   С гиканьем он пустил своего усталого жеребца галопом, и весь отряд  в
сто двадцать всадников и  тридцать  заложников  спустился  по  склону  и
оказался в убогом Бридлингтоне.
   Началась суматоха.  Забегали  женщины,  хватая  голоногих  оборванных
детей, мужчины хватали копья, снова опускали их, кое-кто бежал к лодкам,
стоявшим на грязном  покрытом  снегом  берегу.  Шеф  повернул  лошадь  и
пропустил вперед аббата, которого, в его черной сутане, сразу узнали.
   - Мир, - закричал он. - Я хочу поговорить с Ордлафом.
   Но Ордлаф, управляющий Бридлингтона, тот самый, что захватил  Рагнара
- хотя никто об этом не упоминал, - уже находился здесь. Он вышел вперед
из группы своих людей, с  удивлением  разглядывая  викингов  и  монахов,
неохотно принимая на себя ответственность.
   - Покажи им аббата, - сказал Шеф Гутмунду. - Пусть остальные держатся
на расстоянии. - Он сделал знак  управляющему  Ордлафу.  -  Мы  с  тобой
встречались. В тот день, когда ты поймал в сеть Рагнара.
   Спешившись, он глубоко вогнал острие алебарды в мокрый песок. Положил
руку на плечо управляющего, отвел немного в  сторону,  чтобы  не  слышал
гневно поглядывающий аббат, и начал настойчиво говорить.
   - Невозможно, - сказал минуту спустя Ордлаф. - Этого нельзя  сделать.
- Почему? На море волнение и холодно, но ветер западный.
   - Юго-западный, - машинально поправил Ордлаф.
   - Ты можешь спуститься на юг с берегом на траверзе. К Сперну.
   Двадцать пять миль, не больше. Будем  там  до  темноты.  Ни  разу  не
потеряем из виду сушу. Я  ведь  не  прошу  пересечь  море.  Если  погода
измениться, сможем бросить морской якорь и переждать.
   - Когда повернем к Сперну, пойдем прямо навстречу ветру.
   Шеф пальцем указал через плечо.
   - Это лучшие в мире гребцы.  Посадишь  их  за  весла,  а  сам  будешь
править рулевым веслом, как господин.
   - Ну... а что, если мы  вернемся,  а  аббат  пришлет  своих  людей  и
прикажет нас сжечь?
   - Ты сделал это, чтобы спасти жизнь аббата.
   - Сомневаюсь, чтобы он был благодарен.
   - Возвращайся не сразу. У тебя будет время, чтобы спрятать то, что мы
тебе заплатим. Серебро из собора. Ваше  серебро.  Ваш  налог  за  многие
годы. Спрячь, переплавь. И его никогда не найдут.
   - Ну... а откуда мне знать, что вы мне просто не перережете горло?  И
моим людям?
   - Ниоткуда... но придется рискнуть. Решай.
   Управляющий еще  немного  поколебался.  Вспомнил  Мерлу,  двоюродного
брата своей жены, которого этот самый аббат продал в  рабство  за  долг.
Жена Мерлы и его дети все еще нищенствуют, а муж их бежал.
   - Хорошо. Но пусть все выглядит так, словно меня заставили.
   Шеф изобразил приступ гнева, ударил управляющего по  голове,  вытащил
из ножен  кинжал.  Управляющий  повернулся,  начал  выкрикивать  приказы
группе людей, собравшихся на берегу  в  нескольких  ярдах.  Люди  начали
медленно спускать на воду рыбачьи лодки, устанавливать мачты, тащили  из
сараев паруса. Викинги спустились тесной группой на берег, ведя с  собой
заложников.  В  пятидесяти  ярдах  за  ними  стояли  пятьсот  английских
всадников,  готовые  броситься  вперед.  Их  удерживало  только  оружие,
занесенное над головами с тонзурами.
   - Удерживай их подальше, - крикнул Шеф аббату. - Половину твоих людей
я отпущу, когда мы попадем на борт. А тебя и всех остальных  спустим  на
шлюпках, когда отплывем.
   - Ты понимаешь, что мы потеряем лошадей, - мрачно сказал Гутмунд.
   - Ну, мы ведь их сами украли. Сможем украсть еще.

***

   - И вот мы перед  самой  тьмой  на  веслах  вошли  в  устье  Хамбера,
причалили на ночь в таком месте, где нас никто не видел, а  утром  опять
на веслах пошли вам навстречу. С добычей.
   - И сколько ее? - спросил Бранд,  сидя  рядом  с  остальными  членами
импровизированного совета.
   - Я уже взвесил, - ответил Торвин.  -  Алтарные  плиты,  подсвечники,
маленькие шкатулки, в которых христиане держат кости своих святых,  ящик
для священных хлебцев, эти штуки, в которых горит благовоние,  монеты  -
много монет. Мне казалось, что у монахов не может быть собственности, но
Гутмунд говорит, что у каждого при обыске нашелся кошелек. И после  того
как мы расплатились с рыбаками,  у  нас  осталось  девяносто  два  фунта
серебра.
   - Есть и золото. Корона,  которую  сняли  с  изображения  Христа,  из
чистого золота и очень тяжелая. Еще тарелки. Золота четырнадцать фунтов.
Мы считаем, что золото в восемь раз ценнее серебра.  Это  восемь  стонов
серебра, или сто фунтов к нашим девяноста двум.
   - Всего двести фунтов,  -  задумчиво  сказал  Бранд.  -  Нужно  будет
разделить между экипажами, а дальше пусть они сами делят.
   - Нет, - сказал Шеф.
   - Ты часто это говоришь в последние дни, - заметил Бранд.
   - Потому что я знаю, что делать, а другие не знают. Серебро делить не
будем. Это наш военный запас. Поэтому я и пошел за ним.  Если  разделим,
каждый станет ненамного богаче. А я хочу, что все стали богаче намного.
   - Если так выразить, - сказал Торвин, - я думаю, армия примет. Ты его
добыл. И у тебя есть право решить, как лучше им распорядиться. Но как мы
все станем намного богаче?
   Шеф достал из-под плаща mappamundi, карту мира, которую снял со стены
собора.
   - Взгляните на это, - сказал он, и десяток голов с  удивленным  видом
склонились над листом кожи с  линиями  на  Нем.  -  Кто  может  прочесть
надписи? - спросил Шеф.
   - Вот здесь в середине, - ответил Скальдфинн, жрец Хеймдалля,  -  где
картинка, написано "Иерусалим". Это святой город христиан.
   - Ложь, как всегда, - заметил Торвин. - Вот эта черная  линия  должна
обозначать  океан,  великое  море,   огибающее   Митгард,   мир.   Карта
утверждает, что их святой город в центре всего, как и следовало ожидать.
   - Посмотрите на края, - сказал Бранд. - Видите,  как  она  показывает
места, которые мы знаем?  Неправильно  показывает.  Значит,  она  вообще
лжет, как говорит Торвин.
   - Dacia et Gothia, - прочел Скальдфинн. - Готия. Должно  быть,  земля
готов, к югу от шведов. А может, они имеют в виду  Готланд.  Но  Готланд
остров, а это материк. А дальше - дальше "Булгария".
   Все рассмеялись.
   - Булгары - враги императора греков, в Миклагарте, - сказал Бранд.  -
От готов до булгар два месяца пути. По другую строну от Готии "Шлезвиг".
Ну, это по крайней мере ясно. Мы все знаем датский Шлезвиг.  А  вот  тут
еще одна надпись.  "Hic  abundant  leons".  Это  означает  "Здесь  много
львов". Снова взрыв смеха.
   - Я десятки раз бывал на рынке Шлезвига, - сказал Бранд. - И встречал
людей, которые рассказывали о львах. Они похожи на больших кошек и живут
в жаркой местности к югу от Саркленда. Но в Шлезвиге никогда не было  ни
одного льва, не говоря уже о многих. Мы тратим время с этим - как ты  ее
назвал? - с этой маппой.  Ерунда,  как  и  все,  что  христиане  считают
мудростью.
   Шеф продолжал водить пальцем по линиям,  про  себя  произнося  буквы,
которым учил его отец Андреас.
   - Тут есть и английские надписи,  -  сказал  он.  -  Написано  другим
почерком. Надпись "Suth-Bryttas". Это значит "Южные бритты".
   - Бретонцы, - сказал Бранд. - Они живут  на  большом  полуострове  на
противоположном берегу Английского моря.
   - Значит не все на карте неправильно. Можно найти на ней и правду.
   - И все же не понимаю, как она сделает нас богатыми, - заметил Бранд.
- Ведь так ты сказал?
   - Эта не сделает. - Шеф свернул карту и отложил в сторону. - Но  идея
карты может сделать. Нам нужно знать более важные вещи. Поймите: если бы
мы в тот день  не  знали,  где  Риколл,  нас  бы  отрезали,  окружили  и
уничтожили. Когда мы отправлялись в  Беверли,  я  знал  направление,  но
никогда бы не отыскал собор, если бы у нас не было проводника,  знающего
дороги. А Бридлингтон и человека, который вывез нас морем из западни,  я
нашел только потому, что уже бывал там.
   - Понимаете, о чем я говорю? Мы многое  знаем,  но  все  наши  знания
зависят от людей. Ни один человек не знает всего, что нам нужно. А такая
карта должна быть собранием знаний многих людей.  Если  бы  у  нас  была
карта, мы могли бы находить дорогу в места, где еще не бывали. Могли  бы
определять направления и дальности.
   - Ну, ладно, у нас будет знающая карта, - сказал Бранд.  -  А  теперь
говори о богатстве.
   - У нас есть и другая ценность, - сказал Шеф. - И ее мы  получили  не
от христиан. Торвин расскажет вам. Я сам  добыл  ее.  У  Мунина,  ворона
Отина. Получил ценой боли. Покажи им, Торвин.
   Торвин извлек из-за пазухи тонкую квадратную пластинку. На  ней  была
надпись мелкими рунами, линии вырезаны ножом и потом  заполнены  красной
краской.
   - Это загадка. Тот, кто  ее  отгадает,  отыщет  сокровища  Редвальда,
короля восточных англов. Именно их прошлой осенью искал Айвар. Но  тайна
умерла вместе с королем Эдмундом.
   - Королевское сокровище, - сказал Бранд. -  Да,  это  кое-чего  может
стоить. Но сначала нужно решить загадку.
   - А вот это поможет карта, - твердо сказал Шеф.  -  Если  мы  запишем
все, что узнаем, в конце у нас получатся все детали головоломки, и мы их
сложим и решим загадку. Но  если  не  запишем,  когда  найдем  последний
кусочек, забудем о первых.
   - И еще одно. - Шеф пытался выразить в словах то, что возникло у него
в сознании, какое-то воспоминание, может быть, о  том,  как  он  смотрит
вниз с большой высоты - на землю, смотрит так, как не  смотрел  ни  один
человек. - Вот эта карта. Здесь вот какая идея. Мы словно смотрим на наш
мир сверху. Все расстилается под нами.  Так  видит  мир  орел.  Вот  это
способ узнавать новое.
   Наступившее молчание нарушил капитан Гутмунд.
   - Но прежде чем мы все это увидим, нужно  решить,  куда  мы  двинемся
отсюда.
   - Еще важнее решить, - сказал Бранд, -  кто  ведет  эту  армию  и  по
какому закону. Пока мы были в Великой Армии, мы жили по старому hermanna
log - по закону  наших  предков,  закону  воинов.  Но  Айвар  Бескостный
нарушил этот закон, и у меня нет желания возвращаться к  нему.  Я  знаю,
что не все в этой армии носят подвески. - Он со  значением  взглянул  на
Шефа и Гутмунда.
   - Мы должны согласиться, что будем жить по  новому  закону.  Vegmanna
log я бы назвал его. Закон Пути. Но для этого нужно  на  общем  собрании
армии решить, кому мы дадим власть устанавливать этот закон.
   Пока все занялись обсуждением этого, Шеф, как часто бывало,  отвлекся
от немедленно развернувшегося спора. Он знал, что теперь  должна  делать
армия. Уходить из Нортумбрии подальше от  Рагнарсонов,  пересечь  округа
Бургреда,  сильного  короля  Марки,  как  можно  быстрее.  Укрепиться  в
лишенном  короля  королевстве  восточных  англов,  в  обмен  на   защиту
населения собирать дань. Защиту от королей, от аббатов и епископов. И за
короткое время дань это даже Бранда удовлетворит.
   А он тем временем поработает над картой. И  над  загадкой.  И  прежде
всего, если армия Пути собирается защищать  население  от  хищников,  он
должен дать ей новое оружие. Новые машины.
   Он мысленно начал чертить линии  новой  катапульты,  а  в  это  время
развернулся спор о том, что армии нужны наследственные ярлы.
   Это Сигварт, его отец, чей экипаж присоединился к уходящей  из  Йорка
колонне в самый последний момент. Он хотел бы, чтобы Сигварт  остался  в
городе. Или хоть его сын с лошадиными зубами Хьорварт. Но, может, им  не
обязательно встречаться. Может, армия не примет этот закон о ярлах.
   Шеф снова принялся размышлять, чем заменить медлительный и  неуклюжий
противовес. Пальцы его зудели от желания взяться за молот.

Глава 8

   Четыре недели спустя зуд в  пальцах  Шефа  утих.  Шеф  стоял  снаружи
временного  лагеря,  в  котором  армия  Пути  проводила  зиму,  рядом  с
катапультой. Но эту машину римляне не узнали бы.
   - Ниже, - кричал он расчету из восьми человек.
   Длинная  балка  со   скрипом   опустилась   к   его   ждущим   рукам,
десятифунтовый  камень  лежал  в  кожаной  праще,  подвешенной  на  двух
крючках, одном неподвижном, другом свободном.
   - Приготовиться! - Восемь крепких викингов взялись  за  другой  конец
рычага катапульты, впряглись  в  веревки  и  приготовились  тянуть.  Шеф
почувствовал, как рычаг - это были шестнадцать футов корабельной  мачты,
спиленной на уровне  палубы,  -  напрягся,  почувствовал,  как  начинает
приподниматься над влажной почвой.
   - Тяните! - Викинги потянули, как один, каждый из них вкладывал  весь
свой вес и силу спины, движения у них удивительно координированы, как  и
при гребле тяжелыми  веслами  на  атлантической  волне.  Короткое  плечо
катапульты резко пошло вниз. Длинное взлетело вверх. Праща  развернулась
с неожиданной силой, достигла точки,  где  свободный  крюк  выскочил  из
кольца, и распрямилась.
   Камень взметнулся в туманное небо. Казалось,  он  застыл  на  вершине
дуги, потом начал долгий спуск и с плеском  упал  на  почву  Фенланда  в
двухстах пятидесяти шагах. С полдесятка оборванных фигур  уже  бежали  к
тому концу испытательной  площадки,  чтобы  поднять  камень  и  принести
обратно.
   - Опускай! - крикнул изо всех сил Шеф. Его  расчет,  как  всегда,  не
обратил на это ни малейшего внимания. Викинги прыгали, радовались,  били
друг друга по спине, глядя на падение камня.
   - Целый ферлонг! - кричал Стейнульф, кормчий Бранда.
   - Опускайте! Это испытание на скорость! - снова закричал Шеф.  Расчет
вспомнил о его существовании. Один из  викингов,  кок  Ульф,  подошел  и
нежно похлопал Шефа по спине.
   - Испытание на скорость - мужеложство, - дружелюбно сказал он. - Если
понадобится стрелять быстро, мы будем. А теперь пора поесть.
   Его товарищи согласно кивнули, подобрали свои  куртки  с  похожей  на
виселицу рамы катапульты.
   - Здорово! Хорошая стрельба! - сказал гебридец Колбейн,  трогая  свою
недавно приобретенную подвеску - фаллос Фрея.  -  Завтра  придем  опять.
Сейчас пора поесть.
   Шеф  смотрел  им  вслед.  Они  направлялись  к  ограде,  за   которой
размещались палатки и навесы зимнего лагеря армии Пути, а в  его  сердце
кипели гнев и раздражение.
   Идею катапульты новой модели он получил, наблюдая за тем, как  рыбаки
Ордлафа натягивали мачтовые тросы. Гигантский метатель камней  в  Йорке,
машина,  уничтожившая  таран  Рагнарсонов  три  месяца  назад,  получала
энергию от противовеса. Сам противовес поднимали в воздух люди с помощью
лебедки. Противовес только запасал силу людей, которую они  прикладывали
к лебедке. "Но зачем запасать силу?" - спросил себя  Шеф.  Не  лучше  ли
просто приставить  людей  к  короткому  плечу  рычага  и  потянуть  вниз
непосредственно. И  небольшие  камни,  которым  придана  грубо  округлая
форма, эта новая машина, которую викинги  прозвали  "кидатель",  бросала
великолепно.
   Камень летел по  прямой  и  мог  быть  нацелен  достаточно  точно,  в
пределах нескольких футов. И буквально раздроблял в порошок то,  во  что
попадал.  Щиты  он  пробивал,  как  бумагу.  Постепенно  расчет   учился
эффективно  управлять  машиной,  дальность  выстрелов  увеличивалась   и
достигла одной восьмой мили. И Шеф был уверен, что если  бы  все  делали
то, что он говорит, они могли  бы  выпускать  десять  камней  за  время,
которое нужно, чтобы сосчитать до ста.
   Но его команда не думала о катапульте как об оружии. Для викингов это
только игрушка. Может, когда-нибудь пригодится против ограды или  стены.
А вообще-то просто развлечение в скучную зиму, когда к тому же строжайше
запрещены обычные развлечения воинов - охота за окрестными  женщинами  и
грабежи.
   Но эти "кидатели" можно использовать и в других случаях,  думал  Шеф.
Корабли. Армии. Как себя почувствует боевая  линия  под  градом  камней,
каждый из которых может убить  и  искалечить,  а  стреляющие  далеко  за
пределами дальности стрельбы из лука?
   Он увидел, что на него смотрят возбужденные улыбающиеся  лица.  Рабы.
Беглецы с севера или из королевства Марки,  привлеченные  сюда  слухами,
что тут снимают ошейники. И в обмен на работу дают пищу. И  им  сказали,
хотя они не поверили, что их снова  не  превратят  в  рабов.  Разве  что
попадутся прежним хозяевам.
   Каждая из оборванных фигур держала десятифунтовый камень, который они
целый день обтачивали зубилами Торвина, придавая ему круглую форму.
   - Ну, хорошо, - сказал Шеф, -  разбирайте  машину  и  накройте  балки
брезентом.
   Рабы переминались и переглядывались. Один из них, вытолкнутый  вперед
остальными, заговорил неуверенно, не поднимая глаз.
   - Мы думали, хозяин. Та сам начинал с Эмнета. И  говоришь  с  нами  и
все. И вот...
   - Давай выкладывай.
   - Ты был такой же, как мы. Может, позволишь нам самим выстрелить?
   - Мы знаем, что нужно делать! - послышались возгласы. - Мы  смотрели!
У на