сказал Бруно. - Это в прошлом.
   Хватит выжидать. Теперь мы хотим, чтобы они нас видели. Встретились с
христианством лицом к лицу.
   Эркенберт хотел  было  вставить  саркастическое  замечание  о  пользе
скромности, но не стал. Во-первых, немногие решались возражать  Магистру
Ордена Копья, как уже прозвали Бруно. А во-вторых, Эркенберт считал  его
новую тактику разумной.
   Смааландеры, как обычно, продавали рабов. По большей части  -  просто
мешки  с  костями,  отощавшие  голодной   зимой,   весьма   сомнительное
приобретение на время летней страды.  Посланники  из  Упсалы  от  короля
Орма, как обычно, покупали самых дешевых.  Большинство  из  них  нас  не
интересуют, сказал Бруно.
   Денег выделено мало. Но вот этого нужно выкупить.
   Дородный крестьянин, когда пришла его  очередь,  протолкнулся  внутрь
кольца, на веревке он  тащил  изможденного  человека.  Раб  был  одет  в
какие-то обноски и весь дрожал  от  холода.  Сквозь  лохмотья  виднелись
тощие ребра.
   Каждые несколько  секунд  его  сотрясал  кашель,  и  от  него  воняло
навозной кучей, где он спал, чтобы хоть как-то согреться.
   Появление его встретил шквал насмешек со стороны соседей крестьянина.
   - Сколько ты за него хочешь, Арни? Будь он  цыпленком,  пошел  бы  на
суп.
   Его  не  возьмут  даже   шведы.   Он   не   доживет   до   следующего
жертвоприношения.
   Арни  оскорбленно  оглянулся.  Взгляд   его   упал   на   Эркенберта,
целеустремленно пробирающегося на площадку торга. Эркенберт торжественно
приблизился к тощему рабу, возложил на него руки, тесно прижал к себе.
   - Не волнуйся, мы слышали о тебе, и мы здесь, чтобы спасти тебя.
   Вонь ударила Эркенберту в нос, но он стерпел ее. Несчастный  принялся
всхлипывать, вызвав у толпы новый прилив насмешек и улюлюканье.
   - Как можешь ты спасти меня, они и тебя заберут,  это  же  звери,  им
дела нет до заветов Божьих...
   Эркенберт мягко  высвободился,  указал  на  группу  людей  позади,  с
которыми пришел сюда. Десять риттеров  из  Ордена  Копья  стояли  в  две
шеренги, все в кольчугах и при шлемах, сияли их металлические  рукавицы.
В  правой  руке  у  каждого  было  короткое  копье,  древком  в   землю,
наконечники под углом.
   - Воины здесь хорошие, - сказал Бруно. - Но они не знают дисциплины.
   Мы им покажем, что это такое. Это их охладит.
   - Сколько ты хочешь за этого человека? -  спросил  Эркенберт  громко,
так, чтобы услышали зеваки.
   Арни, преданный поклонник Фрейра, сплюнул на землю.
   - Для тебя, христианин, двадцать унций серебра. Шум в  толпе.  Восемь
унций были хорошей ценой за мужчину в расцвете сил, за красивую  девушку
давали три.
   - Я дам тебе четыре, - крикнул Эркенберт,  опять  играя  на  публику.
Остальные шестнадцать ты заработал за зиму на еде и одежде.
   Арни шутки не понял. Побагровев, он надвинулся на коротышку.
   - Зараза! Четыре унции! У тебя тут  нет  прав.  По  закону  Смааланда
любой,  кто  схватит  христианского  священника,  может  продать  его  в
рабство.
   Что меня удержит, чтобы не взять тебя и твое серебро?
   - У тебя есть право взять в рабство христианского  священника,  -  не
дрогнув, отвечал Эркенберт. - А сила у тебя есть?
   В точно рассчитанный момент до жути мощная фигура Бруно появилась  из
толпы, со стороны, противоположной выстроившейся  шеренге  риттеров.  Он
легко   проталкивался   через   ряды   зевак,   раздвигая   их    своими
гориллоподобными плечами. Бруно был без копья, но в таких  же  доспехах,
как его  рыцари.  Левая  его  рука  покоилась  на  рукояти  волочащегося
непомерно длинного меча.
   Арни, заметив неожиданно наступившее молчание, оглянулся и понял, что
сейчас подвергнется  испытанию.  Он  попытался  взбудоражить  окружающую
толпу.
   - Неужто мы это потерпим? Неужто мы  позволим  им  приходить  сюда  и
отнимать наших рабов?
   - Они платят серебром, - заметил кто-то из зрителей.
   - А что они сделают с людьми, которых заберут?
   Такие, как этот, - вне себя  от  ярости  Арни  повернулся  и  яростно
ударил раба в висок, отчего тот, рыдая, распростерся на земле. -  Такие,
как этот, должны попасть в рощу  Упсалы  для  жертвоприношения  истинным
богам, а не вернуться, чтобы опять проповедовать свои враки  о  сыновьях
нетраханных девок и мертвых, воскре...
   Голос Арни прервался на полуслове. Бесшумно, как лесная  рысь,  Бруно
прошел последние четыре шага. Рука его взметнулась так быстро, что никто
не успел заметить. Но все  теперь  видели,  что  его  стальная  перчатка
сжимает адамово  яблоко  -  кадык  -  смааландера,  давит  его  железным
зажимом.  Бруно  слегка  приподнял  крестьянина,  и  тот  затанцевал  на
цыпочках.
   - Дерьмо, - сказал Бруно, - ты поднял руку на служителя Бога живого.
   Ты хулил нашу веру. Я не убью тебя на судебном круге, где  не  должна
литься кровь, но осмелишься ли ты  встретиться  со  мной  на  земле  для
поединков, с мечом и щитом, или с копьем и топором, Или с  каким  хочешь
оружием?
   Не в силах ни двинуться, ни заговорить, крестьянин беспомощно таращил
глаза.
   - Похоже, что нет.  -  Бруно  отпустил  его,  повернулся  на  пятках,
пролаял команду. Заученным движением передний ряд его риттеров  качнулся
вперед,  прошагал  "раз-два-три",  снова  замер  по   стойке   "смирно".
Продолжайте торг. - Четыре унции, - повторил Эркенберт. Мы не должны  их
грабить, говорил Бруно, или они станут драться. Но и переплачивать ни  к
чему. В общем, мы должны выкупить сэра  Эйлифа,  священника.  Только  он
один знает хоть что-то о королях в дальних странах  за  Биркой.  Он  нам
нужен, чтобы помочь в наших поисках. Я жажду услышать побольше о славном
короле  Кьяллаке,  живущем  к  северу  от  границ  со  Страной   железа,
Ярнбераландом.
   Потирая  глотку,  крестьянин  раздумывал,  торговаться   ли   дальше,
встретил взгляд черных враждебных глаз Эркенберта и не  стал  рисковать.
Он кивнул.
   Эркенберт бросил к его ногам мешочек, ласково взял за руку священника
Эйлифа, потянул его в  ряды  риттеров,  к  которым  снова  присоединился
Бруно.
   Священник и дьякон оказались в безопасном окружении,  Бруно  рявкнул,
воины взяли копья наперевес и двинулись, чеканя шаг, как один человек.
   Шведы и смааландеры поглядели им вслед и вернулись к своим делам.
   - Что ты об этом думаешь? - спросил один высокий швед другого.
   - Что думаю? Это тот самый ублюдок, что убил в Гедебю человека короля
Орма. У него это, должно быть, уже вошло в привычку. Не знаю,  чего  они
добиваются, но я тебе вот что скажу. Это другие христиане.
   Второй задумчиво кивнул, оглянулся, не подслушает ли кто:
   - Если появились другие христиане, может быть, нам всем нужен  другой
король, чтобы с ними справиться.

Глава 16

   Когда с лодки сошли четыре женщины, Бранд коротко и сердито сказал:
   - Нет. Лошадей не хватает. Женщин придется оставить. - Но как  только
ему рассказали, что произошло на Дроттнингсхолме, протесты прекратились.
Надо как можно быстрее убраться отсюда, - вот  и  все,  что  он  сказал.
Теперь, когда его сын мертв, Хальвдан не успокоится, пока не умрут  все,
кто в это замешан. Или он сам. Не думаю, что он тронет моих моряков,  по
крайней мере, пока не обнаружит, что я исчез вместе с вами. Но мы должны
бежать из Западного Фолда быстрее, чем кто-либо делал  это  раньше.  Кто
упал - тот пропал.
   Шеф на это ничего не ответил. Он шел, запинаясь,  его  мрачные  мысли
все еще блуждали на острове. Вокруг мертвого  мальчика.  Какая-то  часть
Шефа по-прежнему  оставалась  с  Рагнхильдой,  стиснутая  между  теплыми
бедрами, приникшая к большим грудям.
   Они вступили на тропу, которая вела прямо в горы, извиваясь в  вечной
полутьме сосновых и еловых лесов. Десять англичан, четыре женщины, Карли
и Бранд, на всех них - двенадцать лошадей.  И  неотвратимая  смертельная
угроза погони поутру.
   И все-таки почти с самого  начала  оказалось,  что  не  все  опасения
Бранда сбылись. Один из бывших рабов, Вилфи, немедленно объявил,  что  в
Англии он во время поездок бежал впереди  хозяина,  чтобы  построить  на
каждой стоянке кров и еду. Пробежать в день сорок миль, утверждал Вилфи,
для него так же легко, как  для  другого  человека  -  пройти  двадцать.
Лошадь ему не нужна. Женщины могут ехать по две, или одна может ехать, а
мужчины по очереди будут бежать рядом с  ее  лошадью,  держась  за  луку
седла.
   Ночной переход вышел длинным, утро никак не  наступало.  На  рассвете
Бранд сделал привал, чтобы позавтракать, напоить из ручья лошадей и дать
горным пони возможность  пощипать  мягкую  свежую  травку.  Рабы  быстро
развели костер, растолкли зерно и сварили свою неизменную  еду  -  кашу.
Вскоре они были готовы ехать дальше, в то время как Бранд все еще охал и
потирал затекшие  мускулы  ног.  Когда  он  с  удивлением  осмотрел  уже
выстроившуюся колонну, Озмод сказал ему с некоторым злорадством:
   - Да ты запамятовал, начальник. Раб  должен  двигаться,  хочется  ему
того или нет. Это свободных приходится понукать, иначе они будут считать
голод и  жажду  или  мозоли  достаточной  причиной,  чтобы  остановиться
передохнуть.
   Викинги, несмотря на то, что их перемещения казались  ленивым  армиям
христианского  Запада  обескураживающе   стремительными,   были   скорее
моряками и лыжниками, чем наездниками.  При  всем  своем  рвении  именно
Бранд задерживал отряд. Ни одна из лошадей  не  могла  долго  нести  его
громоздкое тело. Во время длинного дня, который  последовал  за  длинной
ночью, Озмод в конце концов взял начальство на  себя,  предложил,  чтобы
каждый мужчина и каждая женщина по очереди  бежали  и  ехали  верхом,  и
выделил Бранду двух лошадей, одну для езды, одну наготове, а  на  ровных
пологих местах посоветовал ему бежать между лошадьми,  огромными  руками
ухватившись за седла.
   - Успеем убежать? - спросил Квикка, когда  они  наконец  остановились
второй раз, чтобы выпасти лошадей на густой траве. Остальные с волнением
ждали ответа. Бранд оглянулся, пытаясь оценить, откуда они  тронулись  в
путь и как далеко уже забрались.
   - Думаю, да, - сказал он. - Мы двигаемся быстрее, чем я рассчитывал.
   И в любом случае у нас есть  преимущество,  потому  что  Хальвдан  не
знает, куда мы направились.
   - Но ведь он найдет нас? - осведомился Квикка.
   - Найдутся всадники, которые расскажут ему, кто и куда  едет  по  его
землям. Но им придется сначала доскакать до него, получить приказ, потом
вернуться и попробовать его выполнить. Все это время мы  будем  ехать  в
другую сторону. Еще два таких перехода, какие мы сделали, и мы выйдем за
границы Западного Фолда Это не помешает Хальвдану послать вслед за  нами
убийц, но он уже не  сможет  обязать  всех  и  каждого  преграждать  нам
дорогу.
   - Ну так не будем рисковать, - сказал Озмод. - Едва  кони  насытятся,
двинемся дальше.
   - Нам же надо когда-то спать, - запротестовал Бранд.
   - Но не в ближайшие дни. Когда начнем валиться с лошадей, тогда можем
и поспать. Или будем привязываться к седлам.
   Отряд снова тронулся в путь, с натертыми седлами ногами и с  урчащими
от голода желудками. Но никто не жаловался. Тон задавали женщины,  резко
одергивая тех, кто выказывал малейшие признаки слабости.
   Постепенно, однако,  они  стали  понимать,  что  подлинная  опасность
подстерегает их не сзади, а впереди. В  горной  малонаселенной  Норвегии
все дороги естественно заворачивали на каждый  близлежащий  крестьянский
двор.
   Возможность  для  хуторян  обменяться  новостями,   возможность   для
странствующих торговцев продать ткани, вино или соль. Сначала  Бранд  на
каждом дворе торговал дополнительных лошадей, покупая одну здесь, другую
там,  пока  отряд  не  был  полностью  обеспечен  лошадьми.  И  хотя  он
немедленно платил полновесной серебряной монетой,  крестьяне  как  будто
оставались недовольны.
   - Я слишком тороплюсь, - объяснял Бранд. - Они хотят, чтобы я рядился
и торговался по полдня. Здесь никогда ничего не  происходит.  Они  любят
все подолгу обмозговывать. Заплатить  запрошенную  цену  и  уйти  -  это
кажется им нечестным. И в любом случае они начинают задумываться, кто мы
такие. Девять коротышек  с  неправильным  выговором,  четыре  женщины  в
рабских одеждах, один человек и вовсе спит, - он показал на  молчаливого
Шефа, - и я. Ясно, что они не доверяют  нам.  Я  говорил  тебе,  я  веду
выводок мышей через  страну  котов.  Первая  неприятность  случилась  на
следующий день после того, как  Бранд  объявил  им,  что  они  вышли  за
пределы Западного Фолда. Они пересекли небольшой водораздел и спускались
по ущелью, с обеих сторон которого струилась вода,  их  соскучившиеся  в
зимних стойлах лошади щипали зеленую траву при  каждом  удобном  случае.
Отряд вошел, как делал  это  уже  десятки  раз,  на  крестьянский  двор,
огороженный квадратом  строений.  Как  только  хуторяне  завидели  вновь
прибывших,  они  немедленно  прекратили  работу  и  высыпали  навстречу,
скликая своих женщин и детишек, - посмотреть на  проезжих,  перекинуться
словечком с Брандом. Постепенно  Шеф,  чей  ум  еще  не  освободился  от
воспоминания об умершем у него на руках ребенке, заметил, что  атмосфера
встречи на этом хуторе чем-то отличается от прочих. Люди здесь  не  были
озадачены и недоверчивы, они  выглядели  довольными.  Видимо,  пришли  к
какому-то выводу. Шеф огляделся повнимательней. Сколько их тут?  Столько
же, сколько было вначале? А все ли его люди на месте?
   Внезапно из-за коровьего хлева послышался крик.
   Кричали по-английски. Голос Эдит, самой молодой и привлекательной  из
женщин. Ни слова не говоря, Квикка, Озмод и остальные похватали арбалеты
и побежали за хлев. За ними последовали Шеф, Бранд и местные.
   За углом сарая они обнаружили двух норманнов, напавших на Эдит.  Один
обхватил ее сзади, стараясь рукой зажать ей рот. Второй вцепился в ногу,
пытаясь ухватить свободной рукой  и  другую.  Услышав  за  спиной  шаги,
второй норманн отпустил Эдит и обернулся.
   - Она к этому привыкла, - сказал он.  -  Посмотрите  на  нее.  Просто
сука, рабыня. Все время только этим и занимается. Почему нам нельзя тоже
попользоваться?
   - Она не рабыня, - рявкнул Озмод. -  И  она  никогда  не  была  твоей
рабыней.
   - А ты-то кто такой? - с  полдюжины  крестьян  обступили  их  кругом,
вклинились между Озмодом и вторым норманном, продолжавшим держать  Эдит.
- У нее нет здесь прав. И у тебя нет. Раз я сказал, что ты раб,  значит,
скоро им будешь.
   Шеф  протолкнулся  вперед,  заставил  норманна  встретиться   с   ним
взглядом.
   Он знал, что их отряд не был в опасности, по  крайней  мере  пока  не
был. Он слышал щелчки арбалетов, и хотя  у  крестьян  имелись  при  себе
топоры и ножи, они бы не успели ими воспользоваться. Но  если  англичане
пойдут на это, даже если они убьют каждого, даже если убьют всех  женщин
и детей, как это  сделали  бы  викинги  в  Англии,  все  равно  весть  о
служившемся разойдется и поднимется крик и стон.  Этих  людей  требуется
как-то осадить. Но  они-то  ведь  по  своей  бестолковости  решили,  что
наткнулись на слабаков. - Оставьте нам  только  эту  одну,  -  предложил
норманн. - А вы, остальные, можете ехать.
   Эдит завизжала сквозь зажимающую рот  руку,  отчаянно  забилась.  Она
боится, что мы так и поступим, подумал Шеф.
   Вперед вышел Бранд, снятый с седельной перевязи топор скользнул в его
могучую длань. Это было грозное Оружие, с ясеневой рукояткой в три  фута
длиной, с изогнутым  лезвием  длиной  в  один  фут.  Железный  обух  был
инкрустирован  извивающимися  серебряными  змеями,  наваренное  стальное
лезвие ярко отсвечивало на темном железе. Сзади  обуха  выходил  длинный
шип, для балансировки и для обратных ударов. Это было оружие  настоящего
ратоборца.
   - Отпустите ее, - сказал Бранд. - Если не хотите Драться со мной.
   Все сразу или по одному. Мне все равно с кем.
   Норманн, который говорил первым, поглядел на  него.  Он  не  был  так
велик, как Бранд - таких Шеф вообще не встречал, но лишний раз убедился,
как огромны все норвежцы. Этот был на добрых четыре  дюйма  выше  самого
Шефа, намного шире в плечах и тяжелее.
   Он обдумывает брошенный вызов,  осознал  Шеф.  Стоит  ли  дело  того?
Велика ли опасность?
   Бранд подбросил топор в воздух, не глядя, принялся им жонглировать.
   Норманн медленно кивнул:
   - Ладно же. Торгейр, отпусти ее. Она того не стоит. На этот  раз.  Но
кое-кто подловит тебя, здоровяк, раньше, чем ты спустишься с гор.  Тогда
посмотрим, почему ты бежишь с трэлями  через  Бускеруд.  В  тебе  самом,
наверно, кровь трэлей.
   Шеф увидел, что сжимающие топорище пальцы Бранда побелели, но тот  не
двинулся с места. Освободившаяся Эдит втиснулась в  середину  ожидавшего
со  взведенными  арбалетами  отряда.  Не  спеша  и  не  поворачиваясь  к
противнику спиной, женщины, Бранд и англичане отошли  к  своим  лошадям,
молча собрали пожитки. Две лошади исчезли, их успели  украсть  за  время
короткой ссоры.
   - Не стоит из-за этого шуметь, - сказал Бранд. - Просто уходим  и  не
останавливаемся.
   Колонна потянулась мимо строений и навозных  куч.  Когда  они  вышли,
мальчишка швырнул в них комок грязи,  к  нему  присоединилсь  остальные,
бросая грязь и камни с издевательскими криками, которые сопровождали  их
еще с полмили.
   На ночлег в этот день устроились роскошней, чем когда бы то ни  было,
расстелив свои немногочисленные одеяла и  улучив  время,  чтобы  сварить
купленную вчера солонину и сушеный  лук.  Но  ели  молча  и  беспокойно.
Часовые все  время  оставались  на  ногах,  следя  за  дорогой  в  обоих
направлениях.
   Когда все потянулись спать, Озмод и Квикка уселись рядом  с  Шефом  и
безмолвным Брандом.
   - Так нам далеко не уйти, - сказал Озмод. - Весть разнесется  впереди
нас, по тропам, которых мы не знаем. У нас будут стычки на каждом дворе.
А если попадется деревня или город, будет еще хуже. -Я  говорил  вам,  -
повторил Бранд, - как будто ведешь выводок мышей через страну  котов.  -
Мы надеялись на нашего пса, - сказал Квикка.
   Шеф, мгновенно встревожившись, взглянул на  Бранда.  Он  неоднократно
видел, как Бранду бросали вызов или провоцировали его  во  время  зимней
кампании в лагерях около Йорка и  в  Восточной  Англии.  Гораздо  меньше
оскорбляя и задевая, чем в этот раз,  и  притом  намного  более  грозные
противники, чем Квикка. Каждый раз  следовал  незамедлительный  ответ  с
печальным результатом: сломанная рука, оглушенный оскорбитель. Но сейчас
Бранд сидел недвижно, по-видимому, погрузившись в себя.
   - Да,  -  наконец  произнес  он,  -  вы  полагались  на  меня.  И  вы
по-прежнему можете на меня рассчитывать. Я дал слово, что проведу вас до
Гула-фьорда, и я сделаю все, что смогу, чтобы сдержать обещание. Но есть
одна вещь, которую вам необходимо узнать. Если я сам  и  не  знал  этого
раньше, то понял сейчас. В течение двадцати пяти зим я был воином. Начни
я перечислять людей, которых убил, или битвы, в  которых  участвовал,  -
ну, это звучало бы как сага об одном из ратоборцев короля Хрольфа или  о
самом старике Рагнаре Волосатой Штанине.  За  все  это  время  никто  не
посмел сказать, что я повернулся спиной и отступил,  когда  скрещиваются
копья.
   Он грозно огляделся:
   - И вы это видели! Мне нет нужды здесь хвастаться. Но битва с  Иваром
что-то отняла у меня. Меня много раз ранили, и не  раз  я  был  на  краю
погибели. В душе, впрочем, я никогда  не  чувствовал,  что  погибаю.  Но
когда Ивар отразил мой удар, и проткнул  меня  мечом,  и  я  ощутил  его
клинок в своем брюхе, я понял, что даже если  выдержу  и  переживу  этот
день, то дня через два все равно умру. Я просто знал это. Все длилось не
больше одного удара сердца, но я никогда этого  не  забуду.  Даже  после
того как Ханд заштопал мои разорванные кишки, вылечил меня от  лихорадки
и выпустил гной. Сейчас я так же крепок, как был когда-то. Но я не  могу
забыть то, что однажды пережил. Он снова поглядел  на  слушателей.