отчаянно
колотившего ему в спину, и уставился на ворох колючих веток, из  которых
стражники сделали засеку. Так, вот  слабое  место.  Он  подошел,  достал
секач, висевший у него сзади на поясе.  Несколько  секунд  Шеф  рубил  и
резал, затем протиснулся в щель,  не  обращая  внимания  на  впивающиеся
сквозь одежду колючки. Остальные последовали за  ним,  Свирелька  и  его
приятели сразу исчезли в открывшемся  перед  ними  кустарнике,  а  Ришье
опять задыхался и хватался за бок. Шеф взялся за него, силой  пригнул  к
земле, грубо затолкал под ветви. Сам ящерицей полез следом,  вложив  все
оставшиеся силы в последний бросок. Вперед, к ущелью, к его утопающим во
мраке скалам.
   Когда шум позади  утих  и  Шеф  наконец  увидел  темную  неохраняемую
расселину, которая вела к самому основанию Пигпуньента,  происходящее  в
небе снова заставило его перевести взор.
   Там Шеф впервые увидел свой воздушный змей, кружащий над  сброшенными
им огнями. На фоне неба вырисовывался огненный  контур.  Пламя  охватило
ткань прямоугольной коробки, управляющие крылышки. А в  центре,  подобно
пауку в паутине, виднелся силуэт мальчишки-летуна,  Толмана,  Хелми  или
Уббы. Должно быть, огонь от фитиля перекинулся на ткань.  Или  же  факел
был сброшен неудачно. Как бы то ни было,  змей  падал  вниз  сначала  по
бешеной спирали,  затем,  когда  несущие  поверхности  прогорели,  круто
спикировал, словно сложивший крылья ястреб, и огненным метеором врезался
в камни.
   Шеф закрыл глаз, отвернулся. Подтолкнул Ришье вперед.
   - Один из наших погиб ради вашей реликвии, - прошипел он. -  Веди  же
нас к ней! Или я перережу тебе глотку в жертву духу моего мальчика.
   Еретик стал неуклюже пробираться в  темноте  ко  входу,  который  мог
найти только он.

Глава 3

   С крепко поджатыми от ярости губами  император  Бруно  послал  своего
коня на узкую освещенную пламенем тропу;  огромный  жеребец  взвился  на
дыбы и взмахнул подкованными сталью копытами.  Одно  из  них  ударило  в
висок пробиравшегося мимо беглеца, тот рухнул в  кусты,  где  и  остался
лежать в безвестности, в ожидании огненного  погребения  в  подступающем
пожаре. Позади разъяренного императора его гвардия и командиры кулаком и
кнутом наводили  порядок  среди  паникеров,  заставляя  их  построиться,
выполнять приказы, распределиться вдоль тропы и вырубать противопожарную
просеку. Но Бруно не обращал внимания на мордобой и неразбериху.
   - Агилульф! - проревел  он.  -  Найди  среди  этих  ублюдков  одного,
который может говорить на нормальном языке. Я хочу  узнать,  куда  упала
эта хреновина с неба!
   Агилульф соскользнул с лошади, исполнительный, но не скрывающий своих
сомнений. Он поймал ближайшего человека и стал  кричать  ему  в  ухо  на
солдатской латыни, на которой разговаривал с греками. Пойманный, который
знал только родной окситанский диалект и никогда не слышал,  чтобы  люди
говорили на других языках, с ужасом таращился на немца.
   Поглядев на эту  сцену  со  спины  своего  неказистого  мула,  дьякон
Эркенберт решил вмешаться. Среди согнанных в кучу беглецов он  высмотрел
черную рясу священника. Несомненно, деревенский священник, последовавший
за  своими  прихожанами.  Эркенберт  направил  к  нему  мула,  освободил
несчастного от хватки одного из свирепствующих сержантов Агилульфа.
   - Presbyter est, - начал он. -  Nonne  cognoscis  linguam  Latinam  ?
Nobisfas est...
   Постепенно страх у священника прошел, он начал  понимать  непривычный
английский выговор Эркенберта, пришел в себя настолько, чтобы вникнуть в
смысл вопросов и ответить на них. Да, они видели огни в небе, приняли их
за предзнаменование Страшного  Суда  и  воскрешения  мертвых,  за  души,
поднимающиеся в небеса к своему  Господу.  Потом  кто-то  заметил  взмах
ангельских крыл, и весь их  полк  разбежался  в  ужасе,  который  только
усилился из-за начавшегося лесного пожара. Да, он видел низвергшуюся  на
землю огненную фигуру.
   - И как она выглядела? - возбужденно спросил дьякон.
   - Она выглядела как ангел, в пламени низринутый с небес,  несомненно,
за его непокорность. Ужасно, что опять будет Падение ангелов...
   - А куда упал ангел? - перебил его Эркенберт, пока снова не  начались
причитания.
   Священник показал в кустарники на севере.
   - Туда, - проговорил он. - Вон туда, где выбивается пламя.
   Эркенберт  огляделся.  Основной  пожар  приближался  к  ним  с   юга.
По-видимому, людям императора удастся остановить его на  линии  просеки,
которую они уже начали вырубать.  В  работу  включились  сотни  человек,
деловитость и порядок распространялись повсюду, как масло  по  воде.  На
севере находился небольшой очаг огня, раздуваемый южным  ветром.  Он  не
выглядел  опасным,  так  как  примыкал  к  голому  каменистому   склону.
Эркенберт  кивком  отпустил  священника,  повернул  мула  и  подъехал  к
императору, по-прежнему кричавшему, но уже обнажившему меч.
   - Следуйте за мной, - буркнул дьякон через плечо.
   Через сотню шагов император понял,  куда  направляется  Эркенберт,  и
галопом  послал  своего  жеребца  вперед,   не   обращая   внимания   на
переплетение сучьев и колючки. Эркенберт неторопливо трусил вслед. Когда
он приблизился к очагу пламени, император уже  спешился  и,  намотав  на
руку поводья, смотрел вниз, на землю.
   Там лежало изломанное о камни тело  ребенка.  Не  оставалось  и  тени
сомнений, что ребенок мертв. Его голова был разбита,  концы  оголившихся
костей торчали из  разорванных  бедер.  Император  медленно  наклонился,
одной рукой приподнял ребенка за край его рубахи.  Тельце  обвисло,  как
мешок с цыплячьими костями.
   - Должно быть, у него все кости переломаны, - сказал Бруно.
   Эркенберт сплюнул в ладонь и слюной начертал на разбитом лбу крест.
   - Возможно, это милость  Господня,  -  сказал  он.  -  Смотри,  перед
падением он сильно обгорел. Вот следы ожогов. - Но  почему  он  попал  в
огонь? И почему он упал? Вернее, с чего он упал?  -  Бруно  уставился  в
небо, словно испрашивая ответа у звезд.
   Эркенберт принялся шарить вокруг, среди валяющихся на земле обломков,
почти  полностью  спаленных  пожаром,   который   теперь   удалялся   по
направлению ветра. Обломки жердей. Легких жердей, сделанных из какого-то
растения с пустотелым стволом, похожего на ольху, но более  прочного.  И
несколько обугленных обрывков ткани. Дьякон помял  их  в  руке.  Это  не
шерсть и не лен. "Какое-то экзотическое южное растение, - подумал он.  -
Хлопок. Очень тонко сотканный. Тонкая ткань, чтобы держать ветер подобно
парусу".
   - Это была какая-то машина, - сделал он вывод. - Машина, чтобы  нести
человека по воздуху. Но не взрослого, а мальчика. Маленького мальчика. В
этом нет никакого колдовства, никакой  ars  magica.  Это  была  даже  не
слишком-то хорошая машина. Однако новая  машина.  И  я  скажу  тебе  еще
кое-что, - продолжал он, снова поглядев  на  мертвого  ребенка,  на  его
светлые волосы, на глаза, которые вполне могли быть  голубыми  до  того,
как огонь опалил их. - Этот мальчишка - мой соотечественник. Я это  вижу
по его лицу. Словно у церковного певчего. Это лицо англичанина.
   - Английский мальчишка летает на новой машине, - прошептал  Бруно.  -
Это может означать только одного человека, и мы оба знаем кого. Но зачем
он это сделал?
   Подоспевший к ним Агилульф услышал последний вопрос императора.
   - Кто знает? - откликнулся он. - Кто способен  проникнуть  в  замыслы
этого дьявола? Я вспоминаю его загадочный корабль  в  том  сражении  при
Бретраборге, я проплыл в двадцати футах от него и все  равно  до  самого
конца битвы не понимал, что это за судно.
   - Самый простой способ разгадать план, - сказал Эркенберт,  обращаясь
теперь к императору  на  нижненемецком  языке,  так  похожем  на  родной
англо-нортумбрийский диалект дьякона, - самый простой  способ  разгадать
план - это предположить, что он удался.
   - Ты это о чем? - рявкнул император.
   - Что ж, мы видим римского императора ночью  в  глухих  зарослях,  он
стоит со своими советниками и никто из них не понимает, что происходит и
что нужно делать. Возможно, именно этого и добивался  противник.  Просто
чтобы мы стояли здесь.
   Встревоженное лицо императора неожиданно  прояснилось.  Он  нагнулся,
взял Эркенберта за крошечное плечико  со  своей  обычной  деликатностью,
словно боялся раздавить его.
   - За это я тебя сделаю архиепископом, - сказал он.  -  Я  понял.  Это
отвлекающий маневр, чтобы мы смотрели не  в  ту  сторону.  Будто  ночная
атака на фланге, вдалеке от направления главного удара. И фокус удаются!
Все это время ублюдки могли подбираться к месту, которое  еще  несколько
часов назад было недоступно, как мышиная норка. - Он с легкостью вскочил
в седло. - Агилульф, как только просека  будет  сделана,  возьми  оттуда
всех рыцарей Ордена и верни  их  во  внутреннее  кольцо,  удвой  караулы
вокруг крепости. И  пошли  шесть  человек  вдоль  кольца  постов,  чтобы
объяснили часовым, кого искать, и приказали  сторожить  дорогу  в  обоих
направлениях - и внутрь, и наружу. - Он еще немного помедлил, прежде чем
пришпорить жеребца. - И пришли сюда человека, чтобы  забрал  тело  этого
мальчишки. Он умер как герой, мы его похороним с почестями.
   Шпоры вонзились в бока жеребца, и тот  понесся  вниз  по  каменистому
склону. Агилульф поехал  следом  за  ним  выполнять  полученный  приказ.
Оставленный в одиночестве  Эркенберт  взгромоздился  на  своего  мула  и
неторопливо потрусил в том же направлении.
   "Надо же, архиепископ, - думал он. - Император всегда выполняет  свои
обещания. И ведь имеется одна свободная  архиепископия,  в  Йорке.  Если
Церковь  сможет  снова  принять  под  свое  крыло  тамошних  еретиков  и
вероотступников. Кто бы мог подумать,  что  я  стану  преемником  самого
Вульфира: он человек из знатного рода, а я сын деревенского священника и
презренной наложницы. Странная вещь произошла с Вульфиром. Говорят,  его
хватил удар прямо в ванне. Любопытно, долго ли его пришлось держать  под
водой? Император великодушен и может простить неудачу. Но не  лень.  Все
его псы должны лаять. И кусать тоже".

***

   За краем скалистого ущелья, по  которому  карабкались  Шеф,  Ришье  и
Свирелька с мальчишками, яркое зарево  высвечивало  возвышающуюся  перед
ними неприступную каменную стену крепости, но в самом ущелье  тень  была
достаточно глубока. Еще несколько  секунд  их  будет  укрывать  темнота.
Крики раздавались  как  сзади,  где  дозорные  по-прежнему  пялились  на
небесные огни, так и на крепостных стенах, там часовых пинками и тычками
загоняли назад на посты. "На свету долго оставаться не стоит", - подумал
Шеф.
   Едва группа подошла к основанию стены, выраставшей,  казалось,  прямо
из природной скалы, Ришье протолкался вперед.  Повернувшись,  он  что-то
резко сказал на местном диалекте. Шеф увидел, что Свирелька и  остальные
пастушки отвернулись и закрыли лица. Ришье  повторил  свое  распоряжение
для Шефа, сопровождая его яростной жестикуляцией. Отвернись. Не  смотри.
Шеф неторопливо подчинился.
   Но лишь на несколько мгновений. Он знал,  что  Ришье  оглянется  раз,
другой, а потом приступит к тем  манипуляциям,  которые  ему  необходимо
проделать. Это напоминало детскую игру под названием "Бабушка идет", где
один ребенок подкрадывается  к  другому  и  должен  угадать,  когда  тот
обернется. Шеф повернул только голову, наблюдая в темноте за Ришье.
   Тот, по-видимому, доставал из-под сорочки что-то висящее  у  него  на
шее. Поскреб по стене, вставил в нее  то,  что  достал.  Ключ,  железный
ключ. Шеф успел отвернуться  за  мгновенье  до  того,  как  Ришье  решил
оглянуться. Выждал, стал  наблюдать  снова.  На  этот  раз  Шеф  услышал
щелчок. Механизм сработал. Ришье подвинулся, кажется,  отсчитывал  камни
стенной кладки. Остановился  около  одного  из  них,  засунул  пальцы  в
неровную щель, потянул. Камень вышел из стены, на добрый фут  отойдя  от
поверхности.
   Больше ничего не произошло. Заинтересовавшись, Шеф потихоньку подошел
на расстояние  вытянутой  руки,  наткнулся  на  негодующий  взор  Ришье,
который снова решил оглянуться. Проигнорировал этот взор.
   - А что теперь? - тихо прошептал он.
   Ришье сглотнул  слюну,  потом  негромко  свистнул.  Пятеро  мальчишек
украдкой вылезли из темноты ущелья. Ришье огляделся по сторонам,  словно
ожидая  внезапного  разоблачения,  и  наконец  решился.  Нагнувшись,  он
толкнул один из массивных камней в основании стены.
   Камень почти беззвучно подался наружу, наружу одним концом  и  внутрь
другим. Он вращается на оси,  понял  Шеф.  От  случайного  поворота  его
удерживает другой камень, который Ришье выдвинул из стены. А тот  камень
фиксируется каким-то запором,  который  открывается  ключом.  А  где  же
замочная скважина для ключа? Шеф присмотрелся повнимательней. Она скрыта
подо мхом, сейчас мох сдвинут в сторону.
   Ришье пригнулся и полез в отверстие. Шеф  незамедлительно  последовал
за ним, разворачивая свои широкие плечи, чтобы протиснуться в узкую,  не
шире двух футов, щель.  Внутри  он  попытался  утвердиться  на  ногах  и
почувствовал, что стоит на узкой каменной полоске. В  одном  направлении
полоска сужалась. Шеф вытянул руку, нащупал перед собой каменную  стену.
Это лестница, винтовая лестница, спускаясь, она все  время  поворачивает
влево.  Он  осторожно  пробрался  в  темноте  мимо  Ришье,  поднялся  на
ступеньку-другую  и  услышал,  что  пастушки  тоже  скользнули   внутрь.
Кряхтенье, толчок, и камень медленно  затворился,  отрезав  даже  слабые
проблески света снаружи. В темноте,  слыша  со  всех  сторон  испуганное
дыхание мальчишек. Шеф почувствовал поднимающийся  снизу  запах  смерти.
Поднимающийся вместе со слабым, едва ощутимым потоком воздуха.
   Во мраке посыпались искры, это Ришье пытался добыть огонь,  Свирелька
держал наготове сухой трут, а еще один мальчик  -  свечи.  Шеф  не  стал
ждать, ни слова не говоря,  медленно  пошел  вверх  по  лестнице.  Снизу
донесся окрик, сначала на местном диалекте, потом на арабском языке:
   - Не ходи вверх! Нам надо спускаться!
   Но Шеф не слушал.
   По мере подъема ток  воздуха  усилился,  и  его  обостренные  чувства
отметили еще одно обстоятельство: усилятся шум. Шум,  который  доносился
сквозь стену. Сквозь стену ли?
   Нет. Взявшись за железные перила. Шеф понял, что различает проблеск -
не света, а более  бледной  темноты.  И  слышимость  теперь  была  очень
хорошая. Крикливые голоса, удары веревки или  ремня  по  чьей-то  спине.
Порядок постепенно  восстанавливается.  Да,  здесь  в  самом  деле  есть
отверстие в камне, меньше человеческой ладони, но все  равно  есть.  Шеф
приник к дыре.
   Он почти ничего не увидел, лишь красное зарево на небе, а прямо перед
собой  -  снующие  ноги.  Сперва  босые  ноги,  а  потом   металлические
наголенники на тяжелых кожаных  сапогах.  Кричали  германцы,  Шеф  почти
понимал их слова. Уголком глаза он заметил и опознал еще  один  предмет.
На земле лежала кирка. Значит, рабочие императора докопались до тайника.
Просто они не успели этого понять, огни  в  небе  отвлекли  их  в  самый
последний момент.
   Снизу подошел Ришье с зажженной свечой. Шеф протянул руку  и  погасил
пламя своими мозолистыми пальцами кузнеца. Ришье начал было ворчать,  но
Шеф зажал ему рот ладонью, подтолкнул вперед и прошептал:
   - Смотри. Видишь дыру? Видишь там кирку?
   Вникнув в смысл увиденного, Ришье весь затрясся под рукой  Шефа.  Тот
еще раз шепнул:
   - Пошли вниз.
   Несколько витков вниз по лестнице, и показались ребята  с  зажженными
свечами, терпеливо ожидающие распоряжений.
   - У нас очень мало времени, - произнес Шеф уже нормальным голосом.  -
Веди нас, и побыстрее.
   Ришье  взял  свечу,  торопливо  начал  спускаться   по   нескончаемой
лестнице,  ввинчивающейся  в  самое  сердце  горы.  Отсчитав  две  сотни
ступенек, они остановились, и Шеф понял, что наконец-то стоит на  ровном
полу. Перед ним была крепкая сводчатая  дверь  из  усиленного  железными
полосами дуба. Ришье достал еще один ключ. Прежде чем вставить  его,  он
повернулся назад к ребятам и что-то буркнул. Все они  упали  на  колени,
осенили себя странным зигзагообразным знаком своей секты.
   - Это самое святое наше место, -  пояснил  Ришье.  -  Сюда  не  может
входить никто, кроме реrfecti.
   Шеф пожал плечами:
   - Лучше побыстрее войти и вынести оттуда все что надо.
   Ришье  глянул  на  внушительную  фигуру  человека,  в  свое  время  с
легкостью его разоружившего, и раздраженно мотнул головой:
   - Входи, ибо так нужно. Но помни, что это святыня.
   Свирелька  и  остальные,  по-видимому,  не   нуждались   в   подобных
напоминаниях. Они попятились назад, пропуская  в  дверь  Ришье  и  Шефа.
Оглядевшись при свете свечей, Шеф понял причину их робости.
   Внутри было царство смерти. Доносившийся на  лестницу  трупный  запах
чувствовался здесь гораздо сильнее. Однако Шефу доводилось  сталкиваться
и с худшим, много худшим - на английских  полях  сражений.  По-видимому,
сухой воздух все-таки  предотвращал  разложение.  Прямо  перед  ними  за
круглым  столом  находились  двенадцать  человек,   двенадцать   трупов;
некоторые уткнулись лицом в ладони, некоторые  попадали  на  пол.  Ришье
снова начертал в воздухе зигзагообразный знак, и Шеф по детской привычке
начал чертить крест, но вовремя спохватился и превратил крест  в  молот.
Тор, или Тунор, - между мной и злом.
   - Они предпочли смерть плену и пыткам, - сказал Ришье. -  Они  вместе
приняли яд.
   - Значит, от нас зависит, чтобы смерть их не оказалась  напрасной,  -
ответил Шеф.
   Ришье кивнул, собрался с духом и прошел по комнате, огибая  трупы,  к
двери в дальней стене. Открыл замок, распахнул дверь.
   - Здесь алтарь Грааля, - сказал он.
   В  этой  комнате  Ришье  неожиданно  стал   двигаться   с   хозяйской
уверенностью,  как  человек,  который  знает  каждый  закоулок  и  хочет
подчеркнуть свое знание перед  гостями.  Со  свечой  в  руке  он  обошел
небольшое круглое помещение, одну за  Другой  зажигая  стоявшие  у  стен
свечи в больших канделябрах. В золотых канделябрах,  как  сразу  отметил
Шеф. В упавшем от свечей свете стало видно еще больше золота на стенах и
утвари этой часовенки, подобной христианской. Но на почетном месте здесь
стоял не алтарь.
   Это был гроб, каменный  саркофаг,  почти  соприкасающийся  с  дальней
стеной. А из него поднималась - невзрачная среди  окружающей  роскоши  -
самая обычная деревянная лесенка; в одну сторону  у  нее  выступали  три
ступеньки, в другую две, края их были неровными, на бледной  поверхности
дерева кое-где еще оставалась кора.
   - Это он, -  сказал  Ришье.  -  Грааль,  на  котором  Господа  нашего
принесли  с  горы  Calvary,  с  Голгофы.  Восставшего  из  гроба,  чтобы
показать, что и нам будет дано воскресение.
   - А мне показалось, Ансельм говорил, что Христос не воскресал. Что он
умер, как обычный человек. Разве его тело не здесь?
   - Его здесь нет. И нигде нет! Потому что мы воскресаем  не  так,  как
говорят об этом христиане во славу Церкви,  матери  зла.  Мы  воскресаем
через отрешение  от  тела.  Освобождая  свой  дух!  "Как  может  человек
родиться, будучи стар? Неужели может он в  другой  раз  войти  в  утробу
матери своей?" Есть только один способ...
   Стон суеверного ужаса раздался позади  Шефа,  это  пастушки  услышали
сакральные слова, произнесенные Ришье на исковерканном арабском, который
они и сами едва понимали. Ришье сердито оглянулся, осознал, что  слишком
разговорился при непосвященных, осознал также, что  в  священном  месте,
которое вот-вот будет осквернено, слова мало что значат.
   - Не входи в лоно женщины! Не изливай семя!  Перестань  платить  дань
ему, Отцу, пославшему своего Сына на  смерть,  Князю  мира  сего,  Богу,
который на самом деле дьявол!  Умри,  не  оставив  детей,  заложников  у
Врага.
   "Неудивительно, что Свандис не  была  изнасилована,  -  п