жестом закрыл глаза умершего.  Он  взглянул  на  своего
повелителя и бывшего друга с отвращением и ненавистью, которые  снова  и
снова охватывали его в этом походе. Шеф  не  обратил  на  него  никакого
внимания.
   - Он что-то увидел. Он пытался мне что-то  сообщить.  Что-то  важное.
Есть у нас другой змей? Кто-нибудь еще сможет подняться вверх?
   - Они притащили и твой змей, тот, большой, - раздался чейто голос.
   - Ты сможешь посмотреть сам, - сказал другой.
   - Ешли не намерен пошлать еще одного пачана,  -  сказал  третий.  Это
Квикка, все так же шепелявит из-за выбитого переднего  зуба.  Шеф  вдруг
вспомнил, как ударил его ночью, грозился снова сделать рабом. Но не  мог
вспомнить, из-за чего. На всех обращенных к нему лицах был написан гнев,
даже презрение. Раньше он с подобным не сталкивался, и  это  со  стороны
его собственных людей, которых он освободил из рабства. Хотя нет,  такой
взгляд он однажды видел. У Годивы. Из-за него Шеф и  отправился  в  этот
поход.
   - Тогда собирайте моего змея и посадите меня в него, - сказал король,
и собственный голос словно бы доносился до него издалека.
   Прошло, казалось, какое-то мгновенье, и он уже сидел в седле,  дюжина
человек держала его, другие привязывали тросы. На фут ниже  своего  лица
он увидел глаза Квикки.
   - Прости, - сказал Шеф.
   Воины подбросили его навстречу поднимающемуся ветру.
   Как это было и с Толманом, он мгновенно провалился вниз вдоль  стены.
Несколько секунд он не видел ничего, кроме мелькающих перед собой  серых
квадратных камней, и вспоминал о человеке, который прыгнул с башни  Дома
Мудрости, прыгнул и полетел прямо вниз. Затем снова  вернулось  ощущение
подъема, и Шеф почувствовал, что ветер  подхватил  его.  Летная  команда
торопливо травила тросы, змей начал подниматься,  уже  видно  было,  что
находится на стене. Шеф увидел Бранда, ругавшегося и дравшегося с  теми,
кто запустил змея, увидел выстроившихся вдоль  стены  арбалетчиков,  они
начали стрелять вниз, чтобы убить или отвлечь  людей,  сбивших  Толмана.
Пора оглядеться и увидеть то, ради чего погиб Толман. Да, вот  вражеские
войска, они строятся для штурма. Не там, куда  показывал  после  первого
полета Толман, они группируются позади виллы, от  которой  две  лестницы
ведут к городской стене, занятой остатками его  войска.  Шеф  высунулся,
насколько  это  было  возможно   без   риска   опрокинуть   неустойчивую
конструкцию в нисходящий полет, и закричал во  всю  мощь  своих  легких,
много громче, чем пищал Толман.
   - Там! Там! - он ухитрился высвободить руку и махнуть ею.
   Что ж, хотя бы Бранд его понял, побежал в нужном направлении.  Стеффи
тоже был на стене, возился со своим хозяйством,  к  которому  добавилась
куча глиняных горшков. - Сожжем ублюдков заживо, -  весело  приговаривал
он,  наливая  адскую  смесь  в   горшки,   позаимствованные   на   кухне
кордегардии.
   - Дайте им подняться до середины, потом  стреляйте,  -  басил  Бранд,
организуя оборону. - И не убивайте их, стреляйте в живот.  Это  отпугнет
остальных.
   Ханд оторвался от тела мертвого ребенка, вспомнил о  всех  пациентах,
которых не смог спасти ночью, вспомнил обожженных  и  обгоревших  людей,
которых лечил до этого, вспомнил смерть,  хаос  и  поклонение  Локи.  Он
выхватил у Квикки с пояса тяжелый секач, подбежал и разрубил  причальный
трос. Змей дернулся, стал подниматься ввысь. Один  из  людей  на  тросах
управления попытался наклонить змея обратно,  но  перестарался  и  сразу
вытравил трос, чтобы не ввести  машину  в  пикирование.  Ханд  полосовал
остальные тросы, люди пригибались и отскакивали от него. Через несколько
мгновений  остаются  единственный  трос.  он  тянул  машину  за  угол  и
опрокидывал ее, ведь его тяга уже не компенсировалась  другими  тросами.
Пришлось отпустить и его.
   Змей задрал нос, неуклюже завалился в крен и поплыл  прочь,  уносимый
ветром в пригородные поля, постепенно теряя высоту, пока неопытный пилот
пытался восстановить управляемость машины.
   Под пение труб воины императора хлынули к ведущим на стены лестничным
маршам, оборона которых держалась теперь только на мечах и топорах.

Глава 18

   Когда тросы начали дергаться и  рваться  из-за  заварухи  внизу.  Шеф
почувствовал, как непредсказуемо его швыряет в разные  стороны,  испытал
инстинктивный тошнотворный страх падения, страх пустого пространства под
ним. Потом оборвался последний трос, и воздушный поток  снова  ударил  в
плоскости, подхватил змея, словно ласковое море - пловца. В тот  же  миг
Шеф понял, что его несет  вверх  и  в  сторону,  стены  Рима  удалялись,
обращенные к нему лица людей уже превратились в белые точки.
   При свободном полете, вспомнил король, нужно  развернуться  лицом  по
направлению ветра, а не навстречу ему. Толман умеет... умел это  делать.
Нервы Шефа не выдерживали даже мысли о таком развороте. Не лучше ли  так
и планировать по ветру задом наперед, может  быть,  его  унесет  далеко,
прочь от войны и нескончаемых страданий.
   Ничего не  выйдет.  Ветер  изменится,  бросит  его  на  камни  или  в
какое-нибудь ущелье,  умирать  со  сломанным  хребтом  от  жажды.  Нужно
развернуться немедленно. Толман  говорил,  что  это  похоже  на  быстрый
разворот корабля на веслах. С помощью крылышек один бок поднять,  другой
опустить, наклониться всем телом вместе со змеем и заложить вираж,  а  в
конце разворота выйти из  крена.  Стараясь  опередить  свой  страх,  Шеф
заработал  рукоятками  управления,  стараясь   двигать   их   плавно   и
согласованно. Змей незамедлительно завалился  набок,  тело  инстинктивно
попыталось    наклониться    в    другую    сторону,    избавиться    от
головокружительного крена.  Держи  себя  в  руках.  Делай,  что  говорил
Толман. Шеф постарался с помощью мышц  спины  и  живота  развернуться  в
нужном направлении. Змей быстро снижался, по-прежнему завалясь  на  один
бок. Выправи полет, работай боковыми  крылышками,  разворачивай  зажатый
между лодыжек рычаг хвоста. Несколько мгновений он ястребом пикировал на
склон, усеянный точечками вилл,  его  тень  скользила  впереди,  уносясь
прочь от Рима и восходящего солнца. Летим! Шеф стал летающим  человеком,
сбежавшим от  врагов  Велундом,  парящим  в  потоках  воздуха  кузнецом,
отомстившим своим мучителям. В порыве восторга Шеф выкрикнул  строки  из
"Баллады о Велунде", которую часто  вспоминал  Торвин,  горестные  слова
злобного  короля  Нитхада,  бессильного  отомстить  своему  хромому,  но
недосягаемому врагу.

   Никто не сможет сбить тебя с коня.
   И нет кудесника послать стрелу туда,
   Где ты летишь тропой своей небесной,
   Резвясь, как нерестящийся лосось.

   Земля быстро приближалась, слишком быстро, в  пикировании  он  набрал
скорость и не знал теперь, как погасить ее. Задрать вверх нос змея,  как
лыжник на мягком снегу поднимает носки лыж? Шеф развернул оба  крылышка,
увидел, что нос задрался и закрыл от него землю. Начал ли змей  набирать
высоту? Или скользит вниз, развернувшись брюхом навстречу камням?
   Хвост  змея,  ударившись  о  землю,  подскочил,  Шеф  увидел  впереди
каменистый уступ расположенного на террасах поля, попытался...
   Удар отшиб дыхание,  и  Шеф  почувствовал,  что  скользит  куда-то  в
мешанине холстов и сломанных жердей,  попытался  выдернуть  руки,  чтобы
прикрыть голову. Что-то хлестнуло его в лицо. Потом все остановилось.
   Несколько мгновений он лежал абсолютно  неподвижно,  в  сознании,  но
ошеломленный. Как бы то ни было, он на земле. И жив. Насколько сильно он
разбился? Шеф медленно повел во рту языком, пересчитал зубы.  Высвободил
левую руку и ощупал, не сломан ли нос. Пока  все  цело.  Высвободив  обе
руки, вытащил свой острый поясной нож. Разрезать веревки, разрезать кожу
седла, теперь он, по крайней мере, знает, где верх, он лежит  ничком  за
стенкой, через которую, по-видимому,  кувыркнулся.  А  теперь  попробуем
выбраться.
   Шеф глянул на свою левую лодыжку и понял, что она  вывихнута.  Ступня
торчала  под  невозможным  углом.   Боли   нет,   нет   вообще   никакой
чувствительности, но он знал, что ее нельзя трогать, чтобы не  повредить
еще больше.  Шеф  перевалился  на  правый  бок,  выбрался  из  обломков,
стараясь не зацепиться за  что-нибудь  больной  ногой,  и  откинулся  на
спину.
   Вот теперь пора. Ему случалось видеть, как это делает Ханд. Быстро  и
решительно вправить кости, пока пациент не успел завопить и сжать мышцы.
   Легче, если не придется нагибаться. Вытянув ногу прямо  перед  собой,
Шеф согнулся, сразу ощутив пронзительную боль  в  ребрах,  ухватился  за
вывернутую вбок под прямым углом ступню и резко дернул вперед.
   Боли по-прежнему не было, но  он  ощутил  жуткий  скрежет  в  глубине
сустава. "Будь здесь Ханд, он бы сделал разрез, выправил своими  умелыми
пальцами кости, промыл рану  Уддовым  спиртом,  который  арабы  называют
al-kuhl. Возможно, тогда я смог бы идти. А сейчас мне придется  сползать
по склону холма. По крайней мере я жив".
   Шеф приподнялся на руках. Он сможет  дотянуться  до  верха  стенки  и
ковылять вдоль, пока не удастся сорвать ветвь  оливы.  Сделать  костыль.
Постараться выйти на дорогу, найти себе  лошадку  или  телегу.  Прямиком
направиться в гавань к кораблям, где Фарман с отрядом охраны  ждет  его.
Его война окончена.
   Едва Шеф протянул руки к стенке, по другую ее сторону появились люди.
Шлемы. Кольчуги. Два человека сиганули через стенку, подошли к королю  с
обоих боков, вытаскивая мечи. Возможности сопротивляться не было, он  не
смог бы даже оторвать руки от  стены  и  устоять  на  ногах  без  опоры.
Возможно,  они  итальянцы,  сторонники  низложенного  папы,  попробовать
подкупить их золотыми браслетами...
   - Wirhaben den Heidenkuninggafangen, - сказал  один  из  них,  -  den
Einooger.
   Достаточно похоже на родной  английский  язык  Шефа,  чтобы  он  смог
понять. "Мы схватили  языческого  короля,  одноглазого".  Нижненемецкий.
Братья Ордена.
   Они отведут его к императору.

***

   Если их император все еще жив. Шеф  совершенно  справедливо  полагал,
что каждой противоборствующей стороне редко бывает известно  о  слабости
противника. Когда занялся рассвет и император посчитал свои  потери,  он
понял: хотя враги скоро будут не  в  состоянии  удерживать  занятый  ими
участок  городской  стены,  ему  самому  едва  ли  хватит   сил,   чтобы
реализовать свое преимущество. Он начал это сражение,  имея  в  основном
составе армии три тысячи воинов. Ныне их оставалось меньше двух тысяч  -
не только из-за потерь, но также из-за тайного дезертирства ночью.
   И все же он достаточно хорошо знал, что ему делать.  Пока  гигантские
катапульты.  Эркенберта  вели  беспокоящий  обстрел,   Бруно   расставил
полукругом снаружи городской стены свои менее ценные  войска,  греческих
моряков, франкских лучников, баккалариев  из  Камарге.  Если  люди  Пути
направятся прочь от города, они заплатят по пути кровавую дань, встречая
засады и атаки на пересеченной местности.
   Лучшие войска находились внутри города.  Часть  из  них  перегородила
прочными  заграждениями  проходы  поверху  стены  с  обеих   сторон   от
осажденного бастиона северян. Император не хотел, чтобы враги прорвались
вдоль по стене влево  или  вправо.  Остальные  войска  группировались  в
укрытиях вне зоны  прямой  видимости,  ожидая,  когда  император  отдаст
приказ идти в последний штурм по  двум  широким  каменным  лестницам  на
притаившиеся за парапетом остатки Армии Пути. Чтобы навсегда покончить с
ними и с  их  королем-вероотступником.  Здесь  собрались  все  братья  и
риттеры  Ордена,  за  исключением  небольшого   караула,   выставленного
поблизости в городе для охраны Святого Грааля и его  святейшества  папы.
Среди монахов находились оставшиеся в живых и все еще готовые идти в бой
франкские рыцари. Общим счетом около  шести  сотен  человек.  "Последний
резерв христианского мира", - подумал Бруно. Но он  приготовился  кинуть
свой последний резерв  в  битву,  которая  станет  последней.  Император
обходил ряды,  надев  свои  боевые  доспехи.  Святое  Копье  по-прежнему
торчало из-за щита, прикрепленное рядом с его центральной лямкой. Братья
и рыцари Ордена тянулись к выступающему наконечнику Копья, а  проходящий
император благосклонно им улыбался. При звуке колокола все войско встало
на колени, каждый затолкал в рот щепотку травы, соломы, а то и грязи,  и
проглотил ее в качестве последнего причастия перед смертельной битвой, а
священники провозгласили коллективное отпущение всех  грехов,  назначили
епитимью - храбро сражаться - и обещали райское блаженство павшим в  бою
за веру.
   Затем армия поднялась с колен и  разбилась  на  две  колонны,  каждая
предназначалась для штурма одной из  каменных  лестниц,  имевших  восемь
футов в ширину и  тридцать  футов  в  высоту.  Оставшиеся  у  императора
лучники выстроились в ряд и принялись стрелять  из  своих  слабых  луков
вверх по стене. Их задачей было только помешать арбалетчикам, не дать им
стрелять вниз, в идущих на штурм тяжеловооруженных пехотинцев. Несколько
мгновений стрелы и арбалетные болты порхали вверх и вниз, потом стрельба
сверху затихла: большинство арбалетчиков истощили свои колчаны ночью,  а
вражеские стрелы не могли  заменить  арбалетные  болты.  Трубы  христиан
сыграли атаку.
   Император не пошел в первых рядах и приказал Агилульфу точно  так  же
держаться позади колонны, штурмующей вторую лестницу.  На  острие  атаки
шли самые молодые из риттеров, жаждущие славы,  мечтающие  погибнуть  за
Спасителя  и  за  императора.   Тяжеловооруженные   пехотинцы   проворно
поднялись по ступеням, и мечники викингов вышли им  навстречу,  по  пять
человек против пяти  на  каждой  из  двух  лестниц.  Первый  тупой  клин
возглавлял шведский вице-король Гудмунд, а второй - Стирр, родич Бранда.
Когда рыцари Ордена приблизились, Стирр, не обращая внимания на цокающие
по камням стрелы, вышел вперед, обеими руками ухватил топор за рукоятку,
держа ее горизонтально и расставив руки на ширину плеч. И вдруг прыгнул,
подтягивая колени к подбородку, перескочил через рукоять  обеими  ногами
так, что она оказалась позади него,  а  потом  снова  прыгнул,  обратно.
Викинги захохотали, а Стирр весело подкинул  топор  высоко  в  воздух  и
небрежно поймал его.
   Передний рыцарь рванулся через последние ступеньки,  чтобы  добраться
до бородатого шута во время его  ужимок.  Его  меч  стремительно  ужалил
снизу, направляясь прямиком в  бедро.  Стирр,  двумя  ступеньками  выше,
снова высоко подпрыгнул, перемахнул через клинок, приземлился на ноги  и
со всей силой рубанул топором. Рыцарь принял удар на щит, как  и  ожидал
Стирр, но верхняя часть лезвия пробила насквозь кожу, дерево и металл  и
глубоко вонзилась в руку. Стирр рванул топор назад едва  ли  не  раньше,
чем закончился удар, ведь при слишком глубоком проникновении  топор  мог
застрять. Викинг парировал рубящий удар меча рукояткой топора по плоской
части лезвия, еще раз рубанул от левого плеча,  увидел  на  плече  юного
рыцаря новую рану. Ложный выпад, еще один, и на третий раз  топор  вошел
между мечом и щитом, сокрушив грудину противника.
   Критическим оком следивший за схваткой Бранд одобрительно кивнул.  Он
потратил немало времени, показывая своему двоюродному брату, как  биться
против мечника с боевым топором, имеющим слабую деревянную рукоять, зато
позволяющим нанести очень мощный завершающий удар. Стирр  хорошо  усвоил
урок. Зазвенело оружие, викинги поднажали и  сбросили  врага  с  верхних
ступеней, затем отступили,  промежуток  между  противниками  был  теперь
заполнен убитыми и ползущими в соответствующие стороны ранеными.
   Бруно смотрел то в одну сторону, то в другую. Он  убедился,  что  обе
колонны остановлены, а лучники бессильны против находящихся  высоко  над
ними людей в кольчугах. Пора самому  приложить  руку,  сослужить  службу
Господу. Бруно потянулся было, чтобы вынуть Святое Копье  из  зажима  на
щите, но передумал и оставил его на прежнем  месте.  Сегодня  он  служит
Господу, и, возможно, это будет самая главная в его жизни  служба.  Пока
Копье с ним, он непобедим. Император прошел через ряды воинов к подножию
лестницы.
   Бранд сразу же узнал его по  размаху  могучих  плеч,  из-за  которого
фигура Бруно при среднем росте казалась  приземистой,  обезьяноподобной.
Бранд ощутил холодный спазм в животе, в том месте, куда вошел меч Ивара.
Это был страх, которого Бранд не испытывал в схватках  с  более  слабыми
воинами. Но сейчас вышел настоящий ратоборец. Возможно,  Стирр  способен
встать с ним лицом к лицу.  Стирр  унаследовал  нечеловеческую  силу  их
общего предка, в его жилах тоже текла кровь Барна, сына  троллей.  Стирр
никогда  не  получал  серьезных  ранений,  он  был  молод  и   испытывал
уверенность в себе, которой так не хватало Бранду.
   Бруно  пробираются  вверх   по   лестнице,   как   леопард,   сначала
перепрыгивал через ступеньки, потом преодолел завал из  трупов  с  такой
легкостью, словно находился на ровной площадке и его доспехи  ничего  не
весили. Стирр спустился на пару ступенек навстречу, а его товарищи  чуть
подались  назад,  чтобы  не  мешать  поединку.  Император   прыгнул   на
ступеньку, еще одну, а Стирр раскрутил свой топор и ударил им в  сторону
щита. "Слишком быстро, - подумал Бранд, - слишком  торопливо".  Он  стал
проталкиваться через ряды наблюдающих за схваткой викингов, чтобы прийти
на выручку своему родственнику.
   Бруно принял удар Стирра на щит, но щит его уже  был  развернут  так,
чтобы топор пошел в сторону, не смог вонзиться. Прежде чем  Стирр  успел
собраться, ударил меч императора, Стирр отбил его железным набалдашником
щита, уже замахиваясь топором от левого плеча. На  протяжении  следующих
десяти ударов сердца  топор  и  меч  под  аккомпанемент  звенящих  щитов
мелькали во всех направлениях. У Стирра уже текла кровь из ран на руке и
голени, оба раза ему удалось отбить удар прежде,  чем  клинок  дошел  до
кости, но в любой момент его сопротивление могло  быть  сломлено.  Стирр
отступил назад, к шумному разочарованию викингов  во  главе  с  Брандом,
император ринулся вслед, чтобы не дать противнику передышки...
   Стеффи, с самого утра возившийся  со  своими  драгоценными  огненными
веществами, а также с глиняными горшками и кружками, позаимствованными в
ближайшем караульном помещении, кинул первый изготовленный  им  огненный
шар в голову императора. Бруно, не задумываясь, отбил его щитом,  снаряд
ударился о кожаную обивку, свалился  на  один  из  трупов  и  потихоньку
покатился по ступенькам. Стеффи с изумлением  выпучился  на  него.  Если
просто  бросить  снаряд  на  землю,  он  разобьется,  и  горящий  фитиль
воспламенит содержимое... А сейчас, когда было так нужно,  чтобы  снаряд
разбился, он выдерживал удары словно железный.
   Стирр  кинул  свой  круглый  щит  в  лицо  императора  и  вдогонку  с
неимоверной силой ударил топором  снизу.  Его  противник  словно  танцор
шагнул на узких ступеньках в  сторону,  дождался,  пока  не  встретивший
сопротивления топор на  миг  нарушит  равновесие  гиганта,  и  аккуратно
кольнул Стирра прямо в рот, пронзив зубы,  небо  и  мозг,  затем  шагнул
назад, чтобы изящным поворотом кисти направить  падающее  тело  вниз  по
лестнице.
   При виде этого все на мгновенье притихли, потом рыцари Ордена с ревом
бросились вперед, от нетерпения  отталкивая  друг  друга.  Вне  себя  от
ярости  Бранд  протолкался,  размахивая  "Боевым  троллем",  на  верхние
ступени, чтобы отомстить за своего родственника.
   Стеффи, не придавая значения ни начинающемуся поединку, ни  неписаным
законам чести, повторил свою попытку. На этот раз  он  швырнул  глиняную
кружку, заткнутую сверху тряпкой, и целился  уже  не  в  человека,  а  в
каменную ступеньку под ним. Кружка разбилась,  тлеющий  фитиль  упал  на
смесь серы, селитры и нефти. Вспышка, и под ногами императора  затрещали
языки пламени. Он переп