в воздухе - что за воздух может быть в нижнем мире,  Хермот
не представлял себе. Он проезжал мимо духов,  теней,  тревожно  на  него
глядящих, они проснулись из-за стука копыт, разительно отличавшегося  от
их собственной бесшумной походки.  Это  были  души  ничтожеств,  бледные
мужчины и женщины, дети, не те, кого отбирали для Вальгаллы или для  рощ
Фрейра. А там, в конце моста, там были ворота.
   Слейпнир  рванулся  к  ним,  и  ворота  медленно  закрылись.   Хермот
наклонился, прошептал слова ободрения на ухо жеребцу.
   Отчаянный  рывок,  прыжок  столь  высокий,  что  мог  бы,   казалось,
прошибить низкий потолок Хеля.  Ворота  оказались  позади,  ошеломленные
стражники уставились вслед.
   Теперь перед ними была стена, стена, которая словно  бы  доходила  до
самого несуществующего неба. И была в ней  щель,  узкая  щель  на  самом
верху.
   Слишком узкая для Слейпнира, слишком узкая для  Хермота.  Хермоту  не
надо было объяснять, что это колдовство. Он прискакал к  стене,  потянул
поводья,  остановился  и  Спешился.  Принялся  стучать  своими  могучими
кулаками в каменную стену, стучал, пока  те  не  покрылись  кровью,  как
всегда, не обращая внимания на боль.
   Голос из-за стены:
   - Кто это, кто стучится не как бледная тень из Хеля?
   - Я Хермот, человек Одина,  всадник  Одина.  Я  пришел  поговорить  с
Бальдром.
   Другой голос, голос Бальдра, невнятный и усталый, словно рот залеплен
плесенью.
   - Возвращайся домой, Хермот, и скажи им: я не  могу  вернуться,  пока
весь мир не заплачет обо мне. А я знаю  -  точно  так  же,  как  нашлось
существо, которое повредило мне, есть  существо,  которое  не  заплачет.
Скажи им, - и голос затих вдали,  будто  Бальдра  утащили  по  длинному,
засыпанному прахом коридору.
   Хермот не раздумывал и не колебался, это было бы не в  его  духе.  Он
знал, что такое определенность. И  он  не  боялся  вернуться  с  плохими
вестями.
   Он сел в седло и тронулся в обратный путь.  На  мгновенье  задумался.
Залез за пазуху, где держал черного петуха из Асгарда, творение Одина.
   Вытащив из-за пояса нож, отрезал петуху голову, забросил сначала  ее,
а потом тело с точностью, доступной лишь великим, в щель между стеной  и
небом.
   Через мгновенье Хермот услышал гул в стене, гул такой  сильный,  что,
казалось, он заставлял стену дрожать.  Петушиный  крик.  Крик  рассвета,
новой жизни, возрождения.
   Удивленный Хермот пустился назад через ворота Хеля к  мосту  Гиаллар,
который отделял мир Хель от остальных восьми  миров.  Он  не  знал,  что
означает  происшедшее,  но  он  знал,  что  для  Одина  это   не   будет
неожиданностью.
   Что же Один шепнул своему сыну на погребальной ладье?

***

   Шеф рывком поднял голову, осознав, что на улице что-то происходит. По
его телу струился пот, он слишком долго спал. На  мгновенье  он  подумал
крик, должно быть, означает, что наконец-то  появилась  Рагнхильда.  Как
она уже сделала однажды, когда он  заснул  в  парилке.  Затем  его  слух
уловил нотки торжества и ликования, а не тревоги.  Что-то  они  кричали.
Что же? "Рында, рында"?
   Кутред подскочил к двери, ухватился за ручку. Дверь заело, как  часто
случалось из-за жара, и  сердце  Шефа  на  мгновенье  замерло  -  трудно
представить себе худшую долю, чем умереть голым в жару парилки,  а  ведь
известно, что такое бывало. Затем дверь распахнулась, и внутрь ворвались
свет и свежий воздух.
   Кутред вышел из парилки и прыгнул с помоста. Шеф последовал  за  ним,
задыхаясь  в  сомкнувшейся  над  головой  студеной  воде.  После   своих
приключений на льду Шеф  не  верил,  что  когда-нибудь  снова  с  охотой
полезет в холодную воду, но парилка заставила его передумать.
   Они вдвоем быстро  подплыли  к  лесенке,  ведущей  на  пристань,  где
развесили свою одежду, взобрались и уставились на появившуюся откуда  ни
возьмись толпу.
   Все норманны бежали к своим  судам.  Не  к  морским  кораблям,  вроде
"Чайки" и "Моржа", а к  небольшим  гребным  вельботам.  Вытянули  лодки,
которых Шеф раньше не видел. И были еще  другие  суденышки,  как  демоны
ворвавшиеся в гавань, с них кричали местные жители. Кричали одно и то же
слово. На этот раз Шеф разобрал его. Не "рында", а "гринды! гринды!".
   Шеф и Кутред переглянулись. Снизу, из гавани, Бранд увидел,  как  они
не спеша вытираются. Сложив руки рупором, он закричал:
   - Твоих людей мы не берем! В лодках нет места для идиотов, когда идут
гринды! Вы двое можете пойти с нами, если хотите что-нибудь увидеть!
   Затем он отчалил на лодке, балансируя на банке с большим  гарпуном  в
руке.
   Кутред показал на маленькую двухвесельную лодочку, которую он  добыл,
привязанную на берегу в десяти шагах от них. Шеф  кивнул,  поискал  свой
меч с рукоятью из рога нарвала, вспомнил, что, как обычно,  оставил  его
над койкой.
   Нет времени сейчас бежать за ним, на поясе есть  другой  нож.  Кутред
положил, как всегда, свой меч и шипастый щит на дно лодки,  взял  весла,
столкнул плоскодонку в длинный фьорд, ведущий в открытое море. Когда они
выгребали к устью. Шеф увидел английских катапультеров, стоявших у своих
машин, которые теперь охраняли вход в гавань. Они кричали:
   - Что? Что происходит?
   Кутред греб, а Шеф мог лишь беспомощно пожать плечами.

Глава 21

   Когда Кутред подгреб уже к выходу из фьорда, Шеф  увидел  паренька  с
одного из дальних хуторов, скачущего по обрывистому  склону  и  отчаянно
машущего рукой, чтобы его подобрали. Шеф  дал  Кутреду  знак  подойти  к
берегу.
   - Может быть, хоть он объяснит нам, что происходит.
   Парень  перепрыгнул  с   одной   остроконечной   глыбы   на   другую,
приноровился к движению раскачивающейся на волнах  лодки  и  сиганул  на
нос, словно выбрасывающийся на берег тюлень. Он широко улыбался.
   - Спасибо, друзья, - сказал он. - Гринды приходят, наверно,  единожды
в пять лет. На этот раз я не хочу их пропустить.
   - А что такое гринды? - спросил Шеф,  не  замечая  яростных  взглядов
Кутреда.
   - Гринды? - паренек, казалось, не поверил своим ушам. - Гринды-то?
   Ну, это такие мелкие киты,  они  приходят  стадом.  Входят  в  шхеры.
Тогда, если нам удается зайти мористее, мы отрезаем их от моря, загоняем
на берег. Потом убиваем. Жир. Ворвань. Кита можно есть целую зиму, - его
зубы открылись в мечтательной улыбке.
   - Убить стадо китов? - повторил Шеф. - Сколько же их там?
   - Может, пятьдесят, а может, и шестьдесят.
   - Убить шестьдесят китов, - усмехнулся Кутред.  -  Да  если  бы  вам,
лживым норманнским моржебоям, это удалось, никогда  вам  их  не  съесть,
даже если вы сядете и будете есть до самого Судного Дня.
   - Это только гринды, - сказал паренек, который явно обиделся.  -  Это
не  кашалоты  и  не   большие   усатые   киты.   Они   в   длину   всего
десять-двенадцать локтей.
   От пятнадцати до восемнадцати футов, подумал Шеф.
   Это похоже на правду.
   - Чем вы их убиваете? - спросил он.
   Парень снова улыбнулся.
   - Длинными копьями. Или вот этим,  -  он  вытащил  из-за  пояса  нож,
длинный, широкий, с односторонней заточкой.  Вместо  обычного  острия  у
него был  длинный  плоский  крюк,  заточенный,  как  заметил  Шеф,  и  с
внутренней и с внешней стороны.
   - Гринда-нож, - сказал юноша. В его выговоре "f"  стало  "v",  долгое
"i" превратилось в  "oi".  -  Grindar-knoivir.  Выскочить  из  лодки  на
мелководье, оседлать кита, добраться до его хребта, воткнуть гринда-нож.
   Вытащить. Перерезать позвоночник. Ха-ха! Много мяса, жир на зиму!
   Когда лодка вышла из устья фьорда, паренек огляделся, увидел вереницу
вельботов, стремительно удаляющихся от них на  север,  без  лишних  слов
уселся на скамью рядом с Кутредом и, взяв весло, тоже стал грести. Шеф с
удивлением заметил на лице Кутреда  кислую  усмешку,  вызванную,  скорее
всего,  очевидной  уверенностью  юного  норманна,  что  Кутред,  могучий
берсерк, нуждается в его помощи.
   Шеф заметил, что идущие впереди вельботы замедлили наконец свой  бег,
сбиваясь в неровный круг на волнах. И тогда, всего в полумиле  от  себя,
Шеф впервые увидел стадо китов, за которым  они  гнались:  сначала  один
ленивый белый фонтан на фоне серого неба, затем другой, а  потом  и  все
вместе. А под ними лишь  проблеск  черных  спин,  скользящих  в  изящных
кувырках.
   Люди в вельботах тоже увидели выход стада на  поверхность  воды.  Шеф
заметил,  что  они  встают,   трясут   своими   острогами   с   длинными
наконечниками, услышал отдаленные вопли.  Впрочем,  даже  на  расстоянии
можно было разобрать заглушающий  все  бычий  рев  Бранда,  по-видимому,
отдающего длинную череду распоряжений, которые передавались с  лодки  на
лодку.
   - Нужно, чтоб был гринда-капитан, -  объяснял  паренек  в  промежутке
между  гребками.  -  Если  вельботы  не  будут  работать  вместе,   киты
прорвутся.
   Все работают вместе, а потом делимся поровну. Одна  доля  на  каждого
человека, одна доля на каждую лодку, капитан получает две доли.
   Лодка Шефа поравнялась со всей  флотилией,  как  раз  когда  вельботы
начали расходиться в стороны. В  последний  момент  паренек  вскочил  на
ноги, приветствовал своих родичей и побежал  с  вельбота  на  вельбот  с
такой же ловкостью, с какой он сел к ним в лодку,  задержавшись  только,
чтобы весело помахать на прощанье. Затем все  норманнские  вельботы,  по
большей части четырехи шестивесельные,  разошлись  в  длинную  вытянутую
линию.
   Расположившийся в ее центре Бранд, поравнявшись с Шефом, повернулся и
закричал:
   - Вы, двое! Оставайтесь сзади и никуда не суйтесь. Держитесь от этого
подальше!
   Кутред долгое время греб так, чтобы их лодка держалась около крайнего
вельбота в линии. Шеф, глядя на его вспотевший  торс,  отметил,  что  за
последние  недели  Кутред  стал  выглядеть  еще  внушительней,  так  как
благодаря хорошей пище на его натренированных на мельнице мускулах нарос
слой подкожного сала. И все же одному человеку тяжело было  угнаться  за
четырехвесельными вельботами, в каждом из которых сидели опытные моряки.
   Кутред греб с остервенением. Хорошо еще,  что  флотилия  не  шла  все
время с максимальной скоростью. По ходу преследования Шеф понял,  что  в
этом был свой смысл, своя тактика охоты.
   Первой задачей Бранда было выстроить линию вельботов рядом с  китовым
стадом, на западе от него, отделяя гринд  от  цепи  рифов  и  островков,
протянувшихся между материком и Атлантикой.  Сделав  это,  он  попытался
загнать  стадо  к  берегу.  Лодки  развернулись  в   сторону   стада   и
остановились, а их гребцы склонились над водой и  принялись  хлопать  по
ней веслами. Как это звучало для слуха китов - кто знает? Но шум им явно
не нравился, они поворачивали, чтобы сбежать от  него.  Некоторое  время
они пытались разогнаться и обойти дальний конец линии  вельботов.  Тогда
крайние лодки вышли вперед и, хлопая веслами по  воде,  заставили  китов
остановиться и повернуть назад. В какой-то момент  казалось,  что  вожак
решил развернуться и плыть обратно на юг, туда, где держались в тылу Шеф
и Кутред. Несколько минут вода пенилась от тесно сбившихся  черных  туш,
причем одни гринды стремились вперед,  а  другие  уже  повернули  назад.
Затем все вельботы одновременно пошли в атаку с криками и плеском весел,
загоняя китов на прибрежные скалы, которых те так боялись.
   Бранд вдобавок старался посеять среди мечущихся китов  панику,  понял
Шеф. И он уже знал, куда будет загонять стадо. Недостаточно было  просто
направить  китов  на  скалистый  берег.  Подойдя  туда,  они  могли   бы
развернуться и прорваться одним отчаянным броском. Их нужно было загнать
на смертельно опасное для них место, например, на отлогий шельф, в узкий
залив или бухточку, куда киты не побоялись бы зайти и где их можно  было
запереть. И лучше всего было бы сделать  это  во  время  прилива,  чтобы
отлив оставил животных барахтаться на грунте.
   Бранд не торопясь вел вельботы  и  стадо  туда,  куда  задумал.  Киты
сбились кучей у входа в намеченный им залив, а лодки встали  в  полукруг
от края до края бухты. Тогда Бранд властно махнул гарпуном,  и  вельботы
двинулись вперед.
   Первого кита убил сам Бранд, его вельбот подошел к медленно  плывущей
самке, а он нагнулся, опираясь одной ногой на планширь, и вонзил длинный
гарпун  с  зазубренным  наконечником  прямо  перед  спинным   плавником.
Находящиеся за пятьдесят ярдов Шеф и Кутред увидели, как в  воду  хлынул
стремительный поток темной  крови  -  и  вода  мгновенно  вспенилась  от
неистовых ударов взбешенной болью гринды.
   Должно быть, умирающий кит издал под водой крик  агонии,  потому  что
все стадо сразу охватила паника, оно  рванулось  вперед  от  настигавшей
сзади опасности. И  тут  же  киты  оказались  на  мелководье,  заревели,
скрежеща брюхом по гальке, в отчаянных  корчах  судорожно  взметнули  из
воды хвосты. Остальные лодки разом подошли к месту бойни,  на  их  носах
метальщики высматривали, куда всадить гарпун, люди  громко  подбадривали
друг друга.
   И вот Шеф увидел, что один человек уже выскочил из вельбота. Кажется,
это  был  паренек,  которого  они  подвезли,  он  сжимал  в  руке   свой
гринда-нож, а за ним устремилась дюжина  других  китобоев,  без  оглядки
ринувшихся в мешанину бьющихся тел,  хватаясь  за  плавники  и  стараясь
оседлать свои жертвы. Ножи взметались и  разили,  снова  и  снова,  люди
старались попасть в уязвимое место между позвонками, где изогнутый  нож,
когда его вытягивают  наверх,  может  рассечь  спинной  мозг  и  вызвать
мгновенную смерть. Киты извивались и молотили хвостами, не способные  ни
сражаться, ни уплыть, стараясь лишь не дать своим мучителям убить себя.
   - Это выглядит опасным, - пробормотал Шеф.
   - На самом деле нет, - в голосе Кутреда прозвучало презрение. - То же
самое, что убить овцу. Эти  звери  не  защищаются,  я  думаю,  у  них  и
зубов-то нет. Ты можешь запросто втиснуться между ними, они стараются не
задеть друг друга.
   Группа китобоев ухватилась за тушу гринды, стараясь как можно  дальше
затолкать ее на берег, тянули за плавники и торчащие  гарпуны  и  копья.
Они бросили жалобно вздрагивающего кита и кинулись в воду за  следующим.
Вскоре вся поверхность залива покраснела от струй крови, вырывающихся из
пробитых китобоями сердец. Шеф углядел  в  свалке,  что  детеныш  гринды
вырвался на свободу, бросив убитую мать. Едва ли шести футов длиной,  он
выбрался с мелководья и устремился в их сторону, к открытому морю. Перед
ним возникла лодка, китобой склонился над спиной китеныша, несколько раз
всадил нож.
   Фонтан крови брызнул прямо в лодку, окатил гребцов. Шеф услышал,  как
они ревут от восторга, увидел на берегу другую группу китобоев,  которые
уже начали добывать из туш ворвань, запихивая в рот полные  пригоршни  и
разражаясь криками восторга.
   - По-моему, мы достаточно насмотрелись, - сказал Кутред. - Меня никто
не назовет жалостливым, но если я убиваю людей, так  потому,  что  я  их
ненавижу. А против китов я ничего не имею. Я даже не люблю китовое мясо.
   С молчаливого согласия Шефа он погреб подальше от кровавой бойни.
   Занятые делом норманны не обращали на них внимания. К  тому  времени,
когда Бранд решил оглянуться, их уже не было.

***

   На выходе из залива  Шеф  с  удивлением  заметил,  как  низко  успело
опуститься солнце. В это время года в  таких  высоких  широтах  вряд  ли
можно было говорить о ночах.  Небо  никогда  не  темнело  по-настоящему.
Однако солнце каждый день ненадолго заходило  за  горизонт.  Сейчас  оно
приближалось  к  нему,  красный  диск,  светящий  низко  под   облаками,
покрывающий безмятежное море длинными тенями. Кутред взялся за  весла  и
направил лодку в неблизкий обратный путь, туда,  где  их  ждали  кров  и
очаг. Шеф прикинул, что последний раз ел и пил он много часов назад, и в
долгий морской переход пустился, уже мучаясь жаждой после парилки.
   - У тебя в лодке есть какая-нибудь еда? - спросил он.
   Кутред проворчал:
   - Я всегда храню что-нибудь в ящике на  корме.  Сыр  и  масло,  флягу
молока, пресную воду. Сейчас я буду грести, а  потом  будем  по  очереди
грести и есть.
   Шеф нашел на корме ящик с едой и вытащил его. Запасы  были  подобраны
недурно, но в данный момент Шефа мучала жажда, и он  схватил  сморщенное
яблоко, сохранившееся с прошлой осени.
   - Знаешь, - заметил он с набитым ртом, - это ведь то самое место,  от
которого Бранд велел тебе держаться подальше. На север от острова, между
шхер. Судя по тому, что он сказал,  местные  жители  стараются  сюда  не
заходить. Но когда пошли гринды, они уж не разбирали,  по  каким  местам
гонятся. И если здесь было что-то  опасное,  оно,  видимо,  не  захотело
связываться с китобойными вельботами. Со всеми сразу.
   - Но ему могут понравиться два одиноких человека  на  заходе  солнца,
договорил  за  него  Кутред.  Он  угрожающе  ощерился.  -  Ладно,  пусть
попробует.
   Шеф швырнул огрызок яблока за борт,  скосил  глаз  на  длинные  тени,
вскинул руку и хлопнул ладонью  по  мускулистому  плечу  Кутреда.  Молча
показал вдаль.
   Где-нибудь в четверти мили от  них  над  водой  показался  гигантский
плавник.  В  высоту  он  достигал  чуть  ли  не   человеческого   роста,
высовываясь из воды под прямым углом. Под  ним  блеснула  черная  спина,
потом  появилось  еще  несколько  плавников,  разрезающих  воду,   спины
изворачивались  и  снова  уходили  в  глубину,  как   ободы   гигантских
вращающихся колес.
   - Киты-убийцы, - уверенно определил Кутред. За время перехода "Моржа"
на север они неоднократно встречали стада касаток, и  всякий  раз  Бранд
уходил в сторону, с опаской наблюдая  за  китами.  "Никогда  не  слышал,
чтобы они напали на корабль, - сообщил он. - Никогда  не  слышал,  чтобы
они напали даже на лодку. Но мы и не услышим. Если  один  из  них  решит
напасть на лодку, не  останется  никого,  чтобы  об  этом  рассказывать.
Касатки питаются тюленями.
   Люди для них могут выглядеть похожими на тюленей. Я никогда не полезу
в воду, если поблизости есть один из китов-убийц".
   Плавник вожака неожиданно сменил  направление,  резко  свернув  в  их
сторону. Кутред, не задумываясь, тоже развернулся и погреб  к  берегу  в
сотне ярдов вдали. На берег здесь невозможно было высадиться,  он  резко
обрывался в  воду,  но  мели  и  выступающие  камни  заставляют  касаток
держаться на удалении.
   Киты их всегда видят или еще как-то чуют. Плавник шел прямо на лодку,
от его стремительного бега образовался белый бурун.
   Касатки чувствуют кровь, когда много ее попадает в  воду.  Они  сами,
может быть, шли за стадом гринд, намереваясь догнать их  и  поохотиться.
Могут ли эти твари испытать раздражение из-за того, что их опередили? От
того, что ускользнуло сразу  так  много  добычи?  Злость  на  сухопутных
обезьян,  с  такой  легкостью  и  безжалостностью  истребляющих  морских
исполинов? А может быть, это было просто возбуждение от  растворенной  в
воде крови и  азартное  желание  свести  счеты  с  людьми,  самоуверенно
лезущими в неведомое. Угроза чувствовалась в самом облике устремившегося
на лодчонку вожака. Шеф сразу же понял, что тот хочет подбросить лодку в
воздух, схватить  падающих  людей  и  разорвать  их  на  кусочки  своими
коническими зубами.
   - Вперед! - крикнул он Кутреду. - Прямо на скалы.
   Лодка уткнулась в отвесный каменный лоб,  они  вытянули  руки,  чтобы
притянуть ее как можно ближе, с тревогой осознавая,  что  глубокая  вода
кончается в каком-то футе от них. Плавник погрузился и  снова  вынырнул,
его верхушка была выше головы сидящего на скамье Шефа,  а  кит  прошелся
вдоль берега, почти задевая своим боком обращенный к  морю  борт  лодки.
Шеф  увидел  на  черной  туше  белые  пятна,  услышал  резкий  выдох  из
дыхательных отверстий, ощутил  на  себе  холодный  внимательный  взгляд.
Хвост шлепнул по воде, кит нырнул, разворачиваясь для новой атаки.
   Шеф схватил весло, уперся  в  скалу  и  провел  вдоль  нее  лодку  на
неск