но  не  задумывался,  что  в  Римской
империи  однажды  произошла  смена  религии,  но  теперь,   после   слов
Эркенберта, ему стало ясно, что такое событие должно было когда-то иметь
место.
   - Как ты знаешь,  первым  христианским  императором  был  Константин.
Императором его объявили в моем родном городе Эборакуме - в  Йорке,  как
сейчас называют его обосновавшиеся в нем поганые язычники.
   - Хорошее предзнаменование, - уверенно сказал Бруно.
   - Будем надеяться. Константин постоянно боролся с мятежниками - как и
ты, император, - и однажды в ночь перед битвой увидел сон.  Во  сне  ему
явился ангел, показал крестное знамение и сказал: "In hoc signo  vinces"
- "С этим знаком победишь". Император не знал смысла этого знака, но  на
следующее утро приказал своим людям нарисовать у себя на щитах  крест  и
под знаком креста сражался и победил. Потом знающие люди разъяснили  ему
значение креста, Константин принял христианство сам  и  насадил  его  во
всей своей империи. Но он сделал еще одну вещь, о император. Он подписал
"Donation" - "Константинов дар". На этом документе  основаны  Церковь  и
обновленная Империя. Благодаря ему Церковь получила власть в этом  мире.
Благодаря ему Империя получила для  своей  власти  благословение  свыше.
Именно поэтому император -  помазанник  Божий.  А  Римский  папа  должен
утверждаться императором.
   - Звучит неплохо, - сказал  Бруно  с  некоторым  скептицизмом,  -  но
римских пап я назначаю без всяких документов. И власть  моя  проистекает
из реликвий, которые я нашел - мы нашли. Зачем нам нужен этот "Дар"?
   - Я думаю, что вместе с императорской инквизицией нам  понадобится  и
новая грамота.
   Бровь императора предостерегающе поднялась. Он успел понять, что цель
разговора - заставить  его  силой  сместить  неугодного  папу  Иоанна  и
держать кардиналов под  замком,  пока  они  не  проголосуют  за  нужного
кандидата  на  освободившееся  место.  Император,  хотя  и  не  поставил
Эркенберта в известность - Бруно не хотел, чтобы будущий  папа  оказался
хоть как-то замешан в исчезновении  прежнего,  -  уже  послал  усиленный
военный  отряд,  чтобы  разобраться  с   папой   Иоанном,   и   отправил
колеблющимся германским кардиналам жесткое письмо, в котором требовал от
них проявить больше благоразумия самим и повлиять на  своих  итальянских
собратьев. Но Бруно не понравилась  идея  о  даре.  Церковь  и  так  уже
достаточно богата.
   - Это будет дар Империи от Церкви, - решительно заявил Эркенберт. - А
не  дар  Церкви  от  Империи.  Десятая  часть  церковных  доходов  будет
передаваться государству на определенные цели. На борьбу  с  язычниками.
На искоренение ересей. На войну с  приверженцами  Пророка.  На  войну  с
византийскими раскольниками. Нужно будет основать новые  военные  ордена
во всем христианском мире, а не в одной  только  Германии.  Организовать
императорскую инквизицию для  борьбы  с  недовольными  и  еретиками.  Мы
назовем этот документ "Даром святого Петра".
   -  Святого  Петра?  -  рассеянно  переспросил  император,   обдумывая
заманчивые следствия из сказанного Эркенбертом.
   - Я приму имя Петра, - решительно сказал дьякон. - Это было запрещено
всем римским папам с самого начала. Но я возьму это имя не из  гордости,
а в знак уничижения, в знак того, что Церковь должна начать все  заново,
очиститься от своих слабостей  и  пороков.  В  подземельях  Ватикана,  в
катакомбах, мы  найдем  документ,  написанный  самим  Симоном  Петром  и
выражающий его желание,  чтобы  Церковь  преданно  служила  христианской
Империи.
   - Найдем документ? - повторил Бруно. - Но  как  можем  мы  найти  там
документ, если мы не знаем, есть ли он там?
   - Я нашел Грааль, разве нет? - ответил Эркенберт. -  Можешь  на  меня
положиться, я найду "Дар святого Петра".
   "Он имеет в виду, что собирается подделать его,  -  неожиданно  понял
Бруно. - Это нарушит все Божьи и человеческие законы. Но  десятая  часть
церковной собственности... Жирных монахов и праздных  монашек  прогоним,
доход с их земель  пойдет  на  содержание  армии...  Наших  ritter'ов  и
bruder'ов будем считать уже  не  на  сотни...  Разумеется,  благая  цель
оправдывает недостойные средства".
   "Это подлог, и он знает, что это подлог, - подумал Эркенберт. - Но он
готов на него пойти. А того не знает,  что  "Константинов  дар"  -  тоже
подделка, и это видно любому образованному  человеку,  она  написана  на
латыни совсем не того периода, каким датирована. И писал ее не иначе как
франк, чтоб мне  самому  стать  итальяшкой.  Интересно,  сколько  вообще
исторических документов - фальшивки? Вот в чем подлинная опасность таких
книг. - Дьякон взял из рук императора брошюру еретиков, порвал и  бросил
в огонь. - Они заставляют людей задумываться, все ли книги  непогрешимы.
Это мы должны будем искоренить. Всего несколько книг, и каждая из них  -
священная, вот как мы должны устроить. А верны они или нет  -  это  буду
решать я".

***

   Лениво поднимающиеся впереди по левому  борту  клубы  дыма  захватили
внимание Шефа, как липкая паутина - сопротивляющуюся  муху.  Рейд  флота
прошел  удачно,  необыкновенно   удачно.   Острова   Средиземного   моря
завоевывали часто, но, видимо, уже много лет не  грабили  по-настоящему.
Возможно, завоеватели  старались  только  обратить  островитян  в  свою,
истинную веру, а не получить с них прибыль. Сейчас корабли  флота  низко
сидели в воде, не только из-за пополненных запасов провианта и воды,  но
также из-за груза  церковных  блюд,  парчи  и  выкрашенных  неизвестными
красителями тканей.
   Самой богатой оказалась дань, собранная с Мальорки и Менорки, с Ивисы
и Форментеры, а также с Корсики и Сардинии, дань в золотых и  серебряных
монетах арабов, греков, франков, римлян и еще таких народов,  о  которых
Шеф никогда не слыхивал и чьи надписи на монетах не могли  прочитать  ни
Скальдфинн, ни Соломон. Идти ли теперь на Сицилию, расположенную  совсем
недалеко на юге за  островом  Вулькано  с  его  огнедышащей  горой?  Или
высадиться на берег материковой Италии? Даже Гудмунд стал поговаривать о
том, как важно вовремя остановиться,  пока  равноденственные  штормы  не
преградили долгую дорогу домой.
   Неудовлетворенным пока оставался  только  Стеффи.  Он  с  энтузиазмом
отнесся к своему новому небесному патрону - богу Локи - и  его  амулету.
Он больше не мог говорить ни о чем,  кроме  огня,  и  стал  исповедовать
принцип, о котором часто упоминал Шеф: в мире  рассеяно  больше  знаний,
чем обычно думают. Стеффи поставил себе целью  узнать  все,  что  только
известно людям об огне и о веществах, которые горят, дымят или  хотя  бы
светятся  в  темноте.  В  пленном  греческом  сифонисте   Стеффи   скоро
разочаровался. Тот знал свое ремесло, это верно, и честно рассказал все,
что знал, о черных нефтяных лужах на дальнем берегу Черного моря, о том,
как добывают и очищают горючую  жидкость,  тонкую  и  прозрачную  зимой,
вязкую и липкую  летом.  Но,  зная  все  это,  грек  мало  интересовался
заменителями горючего. От него скрыли тот факт, что у них на  Западе  не
было таких месторождений нефти, какие были у греков на  Востоке,  а  без
заменителя горючего люди Пути могли рассчитывать  только  на  оставшиеся
полбака захваченной у противника нефти.
   Стеффи не был обескуражен.  Он  говорил  с  греком,  с  Соломоном,  с
Брандом, с Шефом, снова с Соломоном, с командами рыбацких лодок, которые
северяне перехватывали, расспрашивали и отпускали,  а  также  со  своими
помощниками. Его монолог не прерывался и сейчас, когда он стоял на  баке
и вместе с Шефом смотрел на дым вулкана, но смотрел  так,  как  любовник
смотрит на заветное окошко.
   -  Понимаешь,  это  просто  смешно,   -   твердил   он.   -   Начнешь
расспрашивать, и навроде каждый знает,  что  стоит  развести  костер  на
земле, взятой из конюшни, из пещеры или еще откуда-то, и огонь  вспыхнет
очень ярко. Тогда я стал спрашивать, а что еще так  горит,  и  мне  чего
только не назвали. Соломон сказал, что у арабов есть  жидкость,  похожая
на греческую naphta, но грек сказал, что  это  совсем  другое  вещество.
Соломон сказал, что арабы делают из своей жидкости факелы  вроде  наших,
только кидают их руками, а не выстреливают из  катапульты.  Хотел  бы  я
достать немножко такой naphta, а пока мы попробовали рыбий жир, селитру,
воск... А потом один парень напомнил мне о  гнилушках,  они  светятся  в
темноте, хотя и не горят. Соломон сказал,  это  называется  phosphor,  и
если его взять очищенный, он так горит, что водой  не  потушишь,  и  его
приходится соскребать с кожи. А грек  сказал,  они  о  таком  слышали  и
пробовали смешивать со своим горючим, но ничего хорошего не вышло, то  и
дело получалась какая-то густая смола.
   - Они смолу и в вино добавляют, - сказал Шеф.
   - Просто они вино держат в смоленых бочках. Но такая смола  горит,  и
еще янтарь горит, мне один парень сказал.
   - На янтарные факелы нам денег не хватит, - сказал Шеф.
   В ответ на шутку Стеффи нахмурился:
   - Не хватит. Но у меня есть еще  одна  идея.  Помнишь  зимний  эль  и
зимнее вино, которые делают у нас в Стамфорде, делают из собранного  при
кипении пара? Так вот, у одного парня оставалось немножко, и  я  у  него
купил. Зимнее вино тоже горит, и горит очень хорошо. А Соломон подошел и
сказал, что арабы тоже делают такую штуку, они называют ее al-kuhl.
   -  Его  послушать,  так  арабы  все  делают.  И   летают,   и   линзы
изготавливают, алгоритмы изобрели,  факелы  мастерят,  открыли  al-kuhl,
al-jabr, al-kimi, al-gili.  Беда  в  том,  что  они  все  это  никак  не
используют. - Шеф тоже наслушался Соломона и порядком устал.
   - Ну вот, я  хотел  бы  смешать  все  эти  вещества,  нефть,  фосфор,
"алкохуль", селитру и все прочее. Посмотреть, что получится. И древесный
уголь тоже, мы все его знаем, а почему он горит лучше,  чем  дерево?  Но
больше всего я хочу посмотреть на здешние чудеса.  Про  эту  огнедышащую
гору много рассказывают. Там сгоревшие камни. И запах. Все говорят,  что
от горы идет странный запах. Это называется сера. Но знаешь, в  болотах,
откуда я родом...
   - Я тоже, - вставил Шеф.
   -  ...там  встречаются  такие  "свечки  Вилли".  Блуждающие  огоньки,
которые заманивают тебя в трясину. Говорят, что они исходят от трупов. И
запах тоже идет. Я подумал, раз дома у нас в  конюшнях,  в  хлевах  есть
селитра, почему там не может быть и серы? Я хочу посмотреть. Попробовать
их смешать.
   Отблеск огня на вершине ночью и  клубы  дыма  днем.  Вот  о  чем  Шеф
старался поразмыслить. Это связано с каким-то из рассказов отца Андреаса
о Священном Писании. Исход сынов  Израиля  из  египетского  плена?  Отец
Андреас говорил, что это  образ  христианской  души,  взыскующей  небеса
обетованные.  Шеф,  впрочем,  не  думал,  что  столб  дыма,  к  которому
приближался флот, был землей обетованной. Но Стеффи  думал  именно  так.
Возможно, с его мнением стоит считаться.
   На некоторое время флот повернул в  сторону  рыбацкой  лодки,  быстро
бегущей под косым латинским парусом. Лодка не пыталась скрыться,  должно
быть, уже разнеслась молва, что чужеземцы не грабят бедных, даже  платят
за  полученные  сведения.  Действительно,  лодка  направилась  навстречу
флоту, развернулась и легла в дрейф с подветренной стороны. Скальдфинн и
Соломон стали перекрикиваться  с  рыбаками,  пригласили  одного  из  них
подняться на борт. Шеф терпеливо дожидался перевода.
   Кажется, рыбак сообщил кое-что важное.
   У Скальдфинна появилось на лице странное выражение.
   - Он говорит, что в Риме новый папа, хотя старый еще не умер. И более
того, он утверждает, что новый папа - чужак, иноземец. Рыбак сказал, что
он из страны anglus. Ты видел, он при этом сплюнул, а Ордлав его ударил.
   - Новый папа из англичан? - Весть разнеслась по палубе, вызвав  шквал
хохота и насмешек.
   - Маленький человечек, даже не священник.
   Рыбак говорит, новый папа объявил в Империи  священную  войну  против
всех язычников, еретиков и неверующих. Говорят, скоро придет император с
флотом кораблей с огнем и с армией железных людей, уничтожит  всех,  кто
не преклонит колена перед святым Петром. И тогда Рим будет править  всем
миром.
   "Корабли с огнем, - подумал Шеф. - Может быть, сейчас они не  так  уж
далеко от нас. Как и сам  Рим".  Он  невольно  вспомнил  карту,  которую
несколько месяцев назад ему показывал его небесный покровитель: в центре
этой карты находился Рим. Риг тогда сказал Шефу, что в Риме  он  обретет
покой. Но Шефу не хочется туда отправляться. Как и  Гудмунд,  он  думает
только о возвращении домой.
   - Мой дедушка Рагнар однажды пошел грабить Рим, - сказала Свандис.  -
Он по ошибке ограбил не тот город, но все равно думал, что это  Рим,  уж
очень богатой была добыча.
   - Если Эркенберт в Риме объявил священную  войну  и  новый  крестовый
поход, это направлено прежде всего против  нас,  -  медленно  проговорил
Торвин. - Тогда лучше воевать на чужой земле, чем на своей.
   "У нас весь флот не насчитывает и трех тысяч человек, - подумал  Шеф,
- у императора людей намного больше. Но  у  меня  отборные  воины,  есть
арбалеты, катапульты, факелы и даже греческий огонь. Все хотят, чтобы  я
снова сражался.  Но  я  заключил  с  Локи  мир,  так  я  думал.  Я  хочу
предотвратить Рагнарок, а не начать его".
   - Надо послушать, что скажет Бранд, - дипломатично сказал Скальдфинн.
   - Ладно, - ответил Шеф. - Но продолжаем идти на огнедышащую гору,  на
остров Вулькано. На ночь встанем там на якорь.

***

   Этой ночью Шеф лежал в гамаке в своем закутке на мягко покачивающемся
"Победителе Фафнира". Сейчас он ощущал, как и  в  тот  раз,  когда  было
принято решение отправиться в эту экспедицию в  центр  обитаемого  мира,
что общее мнение не совпадает с его  мнением,  что  на  него  давят.  Им
пытаются манипулировать. Они хотят, чтобы он вступил в войну с Империей.
Он не хочет этого делать. Он  хочет  отправиться  домой,  привести  свои
земли в порядок, ждать, когда судьба и смерть придут к нему в свой срок.
Лежащая в соседнем гамаке Свандис вынашивает его ребенка,  он  это  знал
наверняка. Ее сияющее лицо и сверканье глаз нельзя было объяснить просто
влиянием солнца и свежего морского воздуха, это был  свет  новой  жизни.
Много лет назад он видел, как такой свет исходит от Годивы. На этот  раз
он увидит рождение ребенка, своего ребенка.
   Он знал, что его попытаются убедить другим способом. Не только  люди,
но и боги. Ему снова приснится сон, и неважно, появится  ли  видение  по
воле богов, из-за расстроенного воображения или из-за  ржаной  спорыньи.
Ночь была его врагом, и враг пришел.

   Сон навалился без  предупреждения,  сразу.  В  темноте  по  городским
улицам спешит человек. Он испытывает страх, невыносимый страх, и в то же
самое время стыд. Испуган он  тем,  с  чем  уже  сталкивался  раньше.  А
стыдится не просто потому, что испугался, а потому, что раньше  это  уже
было с ним - он испугался, поддался страху и поклялся никогда больше  не
бояться; но, увы, вот он  снова  пробирается  по  темным  улицам,  чтобы
сбежать из города, затеряться,  сменить  имя.  Его  имя  -  Петр.  Петр,
который раньше был Симоном.
   Он подходит к городской стене, и  его  тревога  возрастает.  В  стене
ворота, в воротах есть маленькая калитка, в которую можно  проскользнуть
без обременительной возни с огромными засовами  и  массивными  створами.
Калитка слегка приоткрыта. Но где стражник? Спит,  откинув  голову.  Его
копье, оружие римской  пехоты,  в  точности  подобное  найденному  Шефом
Святому  Копью,  зажато  у  стражника  между  колен.  Кругом  ни  одного
человека,  караульное  помещение  закрыто   и   погружено   в   темноту.
Прокравшись словно тень, Петр, который был Симоном и хочет стать Симоном
опять, дотрагивается до калитки и  потихоньку  тянет  ее,  с  замиранием
сердца ожидая предательского скрипа. Ни звука. Он выходит, город остался
позади, впереди у него свобода и безопасность. "Совсем как  у  меня",  -
отмечает разум Шефа.
   Перед Петром появляется  фигура.  Он  знал,  что  так  будет.  Фигура
человеческая, но на голове у нее терновый  венец.  Фигура  приближается,
отбрасывая  кругом  бледный  мертвенный  свет.  Взгляд   опускается   на
съежившегося апостола.
   - Petre, quo vadis? Петр, куда идешь?
   "Скажи ему, Петр, умоляло сознание Шефа.  -  Скажи  ему,  что  хочешь
сбежать! Скажи ему, что он ведь даже не мертв, все оказалось ошибкой, он
жив и здоров и живет с Марией Магдалиной в горах! Пишет свою книгу!"
   Фигура Петра отступила, с  поникшими  плечами  вернулась  к  калитке.
Назад в город,  в  Рим,  навстречу  аресту  и  смерти  на  кресте.  Петр
попросит, чтобы его распяли вверх ногами, вспомнил Шеф, как недостойного
принять ту же смерть, что и Спаситель, от которого Петр трижды  отрекся.
"Со мной это не сработает, - подумал Шеф. - Мне вы можете говорить  "quo
vadis?" сколько угодно".
   Появляется другая картина, словно тени за  повешенным  перед  глазами
занавесом. Еще один человек собирается бежать, но сейчас он спит. Во сне
ему является фигура, но это не Христос из  предыдущего  видения,  а  сам
Петр. На этот раз Петр не стыдится и не сутулится,  он  смотрит  гневным
взором, величественный и суровый. Петр сердито кричит, впрочем,  Шеф  не
слышит его слов. В руке у него плетка, монашеская disciplina со  многими
хвостами и с узелками на каждом хвосте. Петр подходит, костлявым кулаком
бьет по фигуре спящего и, задрав ему на спине сутану,  хлещет  и  хлещет
плеткой; брызжет кровь, человек сопротивляется и кричит.
   Картина исчезает, и Шеф в который раз видит перед собой глаза  своего
покровителя. Хитрые лисьи глаза.
   - Я таких вещей не делаю, - говорит Риг. - Если хочешь уклониться  от
своих обязанностей, пожалуйста. Яне  буду  запугивать  тебя  и  бить.  Я
просто хочу тебе показать, к чему приведет твое самоустранение.
   - Давай показывай. Ты ведь все равно собирался.  Шеф  приготовился  к
мгновенной вспышке ужаса, но ее не последовало. Он  увидел  свой  город,
основанный  им  Стамфорд.  Вот  Дом  Мудрости,   вокруг   него   скопище
мастерских, кузниц и складов.  Они  больше,  чем  ему  помнилось,  более
старые серые камни  заросли  мхом.  Вдруг  без  единого  предупреждения,
беззвучно Дом Мудрости развалился.  "Вспышка,  грохот,  от  которого,  -
подумал Шеф, - у меня лопнули бы барабанные перепонки, не будь какого-то
барьера междумной и субстанцией моих снов". Поднимается облако  дыма,  и
во все стороны летят каменные блоки.
   Когда дым  развеялся.  Шеф  увидел,  что  происходит  на  развалинах.
Повсюду солдаты в белых накидках с  красным  крестом:  это  крестоносцы,
однажды король Карл и папа Николаус уже посылали их против Шефа. Но  эти
солдаты не носят ни тяжелых кольчуг, ни  кавалерийских  сапог  франкских
рыцарей или императорских риттеров Ордена. Они  одеты  легко,  двигаются
быстро, в руках держат только длинные трубки.
   - Такая же свобода для Локи, как и для Тора, - сказал Риг.  -  Просто
замечательно. Но на чью сторону встанет Локи? И на чьей останется? Нефть
и фосфор, селитра и сера, алкоголь и древесный уголь. И,  кроме  Стеффи,
найдется кому сложить два и два. Вернее, одно, одно и еще одно. В  конце
концов объединившиеся Империя и Церковь победят. Не на твоем веку. Но ты
будешь доживать остаток жизни, зная, что это произойдет - и что  ты  мог
бы этому помешать. Что ты будешь чувствовать?
   Шеф лежал и вызывающе молчал.
   - Давай посмотрим еще, - продолжал хитрый голос. - Вот новый город.

   Перед закрытыми глазами Шефа постепенно вставало диво  дивное.  Белый
град  с  ослепительно  сияющими  стенами,  а  в  сердце  его  -  соборно
вздымающиеся к небесам шпили. На  каждом  шпиле  хоругвь,  и  на  каждой
хоругви священное изображение: скрещенные ключи, закрытая книга,  святой
Себастьян и стрелы, святой Лаврентий и жаровня. Под шпилями, понял  Шеф,
находятся сонмы  людей,  чья  обязанн