ояния в десять миль отличить один корабль от
другого, - усомнился Ханд.
   - Шкипер даже в тумане может узнать  свой  корабль  за  десять  миль,
возразил Бранд. Он ударил  пятками  по  бокам  своего  усталого  пони  и
пустился вниз по склону. Шеф, подав отряду знак подтянуться,  последовал
за ним.

***

   Они догнали Бранда, только когда тот совсем запалил  своего  усталого
пони, и с трудом уговорили его остановиться на ночлег в нескольких милях
от Гула-Тинга и гавани. Когда на следующее утро  они,  кто  пешком,  кто
верхом, приблизились наконец к раскинувшемуся на  полмили  невдалеке  от
города скопищу палаток, землянок и  шалашей,  отравлявших  атлантический
бриз своими дымами, навстречу им вышла  группка  людей:  не  вооруженные
воины в расцвете сил, отметил про себя Шеф, это пожилые люди,  некоторые
даже с седыми бородами.
   Представители общин из округи, находящейся под властью тинга, и  таны
или ярлы, которые обеспечивали в ней мир и покой.
   - Мы слышали, что вы все грабители и воры, - без  лишних  предисловий
начал  один  из  них.  -  Если  это  правда,  на  вас  может  напасть  и
безнаказанно убить любой, кто придет в наш  тинг,  и  у  вас  здесь  нет
никаких прав. - Мы ничего не украли, - сказал Шеф. Это было правдой - он
знал, что его люди таскали  цыплят  на  каждом  хуторе  и  без  зазрения
совести варили баранью похлебку, но он считал, что такие пустяки к  делу
не относятся. Как сказал  Озмод,  они  бы  заплатили  за  еду,  если  бы
кто-нибудь предложил ее купить.
   - Вы украли людей.
   - Эти люди были украдены раньше. Они пришли к  нам  по  своей  доброй
воле - мы их не  искали.  Если  они  сами  себя  освободили,  кто  может
обвинять их?
   Люди из Гула-Тинга выглядели сбитыми с толку.
   Бранд продолжал более примирительным тоном:
   - Мы ничего не украли в границах вашего тинга  и  никоим  образом  не
нарушим его мир и покой. Смотрите, у нас есть серебро. Много  серебра  и
еще золото, - он похлопал по  зазвеневшей  седельной  сумке,  указал  на
браслеты, сиявшие на руках у Шефа и у него самого.
   - Вы обещаете не красть трэлей?
   - Мы не будем красть и укрывать трэлей, - твердо заявил Бранд, сделав
Шефу знак помалкивать. -  Но  коль  скоро  любой  человек,  пришедший  в
Гула-Тинг или уже находящийя в нем, выдвинет обвинение, что кто-либо  из
нас является или когда-либо являлся его трэлем,  мы  выдвинем  встречное
обвинение в совершенном против закона и справедливости захвате в рабство
свободных людей и предъявим иск  за  все  оскорбления,  побои,  телесные
повреждения и прочий ущерб, последовавший в результате  этого  неправого
дела. Потребуем плату  за  каждый  год,  проведенный  в  рабстве,  и  за
упущенную в этот период законную выгоду. Более того...
   Зная о страсти к законности, которую викинги проявляли даже  в  самых
простых делах, Шеф поспешил прервать его.
   - Споры в установленном порядке будут решать ратоборцы на  земле  для
поединков, - вставил он.
   Норвежские представители нерешительно переглянулись.
   - Более  того,  мы  покинем  тинг  так  быстро,  как  только  сможем,
продолжал Бранд.
   - Хорошо. Но имейте в виду -  если  кто-то  из  вас  распустит  руки,
старик глянул за плечо Шефа на мрачную фигуру Кутреда,  набычившегося  в
седле, по одной руке его  нежно  гладила  Марта,  а  по  другой  Эдтеов,
отвечать будете вы все. Нас тут пятьсот человек,  если  понадобится,  мы
справимся со всеми вами.
   -  Хорошо,  -  в  свою  очередь  сказал  Шеф.  -  Покажите,  где  нам
остановиться, где брать воду, и позвольте нам покупать еду.  И  еще  мне
нужно на один день снять кузницу.
   Норвежцы расступились, пропуская маленькую кавалькаду.

***

   Добрые серебряные пенни короля Альфреда  были  встречены  в  тинге  с
явным одобрением, и через несколько часов Шеф, снова раздетый до пояса и
в кожаном фартуке, работал молотом  в  нанятой  вместе  с  инструментами
кузнице. Бранд прямиком отправился в гавань, расположенную в одной  миле
от лагеря, остальным было  приказано  отгородить  стоянку  веревками  на
столбах и никуда не выходить; рядом  с  Кутредом  все  время  находилась
кучка доброхотов. Его симпатии  и  антипатии  были  уже  всем  прекрасно
известны. По какой-то причине  он  неплохо  относился  к  Удду,  видимо,
потому, что от маленького человечка не исходило никакой угрозы, и часами
мог слушать его  занудные  разглагольствования  о  трудностях  обработки
металлов. Ему нравилась материнская забота женщин  постарше  и  попроще.
Любой намек на близость или заигрывание со  стороны  женщин  молодых,  и
даже их случайные покачивания бедер или мелькнувшие коленки вызывали  на
его лице смертную муку. Он терпимо относился  к  слабейшим  из  рабов  и
свободных, подчинялся  Шефу,  фыркал  на  Бранда,  вспыхивал  при  любом
признаке силы или  соперничества,  выказанном  другими  мужчинами.  Если
Карли, молодой, сильный и любимый женщинами, появлялся  в  поле  зрения,
Кутред не сводил с него глаз. Заметив это, Шеф приказал Карли  держаться
от берсерка подальше. Он  также  приказал  Квикке  и  Озмоду  установить
дежурство:  чтобы  два  человека  с  арбалетами  следили   за   Кутредом
неотступно, но незаметно для  него.  Дисциплинированный  берсерк  просто
неоценим, особенно когда находишься во враждебной стране.  К  несчастью,
дисциплинированных берсерков не бывает.
   Чтобы хоть как-то отметить, что примкнувшие к их отряду  беглые  рабы
находятся под покровительством, Шеф для начала выковал дюжину  нагрудных
амулетов Пути. Все из железа, потому что почитаемое людьми Пути  серебро
в данный момент требовалось для других целей. Но, по крайней  мере,  они
будут выделяться среди прочих. Чтобы подчеркнуть это  отличие.  Шеф  все
брелоки сделал в виде своего собственного амулета,  лесенки  Рига.  Хотя
никто из спасенных ими людей не знал, что это такое,  они  будут  носить
лесенки как талисманы.
   Следующей задачей Шефа было снабдить каждого каким-нибудь оружием: не
для  применения  -  как  он   надеялся,   -   но   исключительно   чтобы
засвидетельствовать их статус в мире  норманнов,  где  каждый  свободный
человек таскал с собой на крайний случай хотя бы копье и нож. Шеф  купил
охапку  десятидюймовых  стальных  костылей,  используемых   иногда   для
скрепления  бревен  вместо  деревянных  шипов,  и   изготовил   из   них
наконечники копий, которые затем надо было вбить  в  ясеневые  древки  и
крепко  привязать  размоченными  кожаными  ремнями.  Этого  должно  было
хватить на всех новичков. У катапультеров оставались их алебарды, ножи и
арбалеты. Шеф забрал у Кутреда свою саблю и в который  уж  раз  выправил
дешевый и мало на  что  годный  меч  Карли.  Побоище  во  Флаа  принесло
множество  разнообразного  оружия,  включая  меч   Вигдьярфа,   отданный
Кутреду.
   Изготовив последний наконечник, Шеф  перешел  к  завершающей  задаче:
превратить обработанный Уддом щит в наступательное оружие  для  Кутреда.
Хотя тот, по-видимому, забыл все свое искусство  фехтовать  со  щитом  и
обоюдоострым мечом, он ни на минуту не выпускал щит  из  рук.  Кутред  с
трудом с ним расстался и не  уходил,  все  смотрел,  как  Шеф,  вспомнив
Муиртайга и других гаддгедларов Ивара, решил убрать  две  кожаные  лямки
для запястья и  локтя,  а  вместо  них  поместить  один  прямой  ремень,
проходящий посередине внутренней стороны  щита.  Мычание  Кутреда  можно
было принять за одобрение, но лишь с большой неохотой позволил  он  Шефу
унести  щит  в  кузницу,  где  тот  прикрепил  снаружи  щита   один   из
десятидюймовых шипов. Невозможно было пробить в броне дыру, не загубив с
десяток  пробойников,  поэтому  Шеф   приварил   шип   к   металлической
поверхности.  Нелегкая  задача,  потребовавшая   от   раздувающих   мехи
подручных отчаянных усилий,  чтобы  разогреть  металл  почти  до  белого
каления.
   Оторвавшись наконец от наковальни, Шеф поднял щит, покрутил его левой
рукой из стороны  в  сторону  и  подумал  -  что  тяжело  даже  для  его
натренированных в кузнице мускулов, будет для Кутреда пушинкой. Он вышел
из кузни. В дверях столкнулся с каким-то человеком. Протер слезящиеся от
дыма глаза, поморгал на солнечный свет и увидел улыбающегося Торвина,  а
сзади Бранда.
   - Я гляжу, ты снова стал самим собой, - сказал Торвин, хватая его  за
руку, - Я сейчас говорил Бранду. что коль скоро с тобой все  в  порядке,
тебя всегда можно найти по грохоту молота.

Глава 19

   - Когда король Хальвдан узнал,  что  его  сын  убит,  -  часом  позже
рассказывал Торвин, удобно расположившись на  колоде  с  кружкой  эля  в
руке, он впал в неистовство исполинов. Он сказал своей матери,  что  она
зажилась  на  белом  свете,  надел  ей  на  шею  петлю  и  приказал   ей
одновременно заколоться и повеситься на дереве в качестве жертвы  Одину,
чтобы маленький Харальд мог присоединиться к воинам в Вальгалле. И она с
готовностью это проделала, так говорят.
   Потом, обнаружив, что Бранд исчез и все  люди  Шефа  тоже,  он  решил
захватить  корабль  Бранда  вместе   со   всей   командой.   Но   моряки
забаррикадировались в святилище Пути и обратились  к  кое-кому  из  нас,
жрецов, с просьбой о защите. Вальгрим принял сторону  Хальвдана,  как  и
многие его последователи, и какое-то время  казалось,  что  в  святилище
Пути может вспыхнуть настоящая междуусобная война.
   Но Хальвдана занимало другое. Ведь  от  него  не  укрылось,  что  Шеф
побывал на острове Дроттнингехолм, а потом  один  из  стражников  Стейна
признался, что  Шефа  туда  позвали.  Поэтому  Хальвдан  обвинил  еще  и
Рагнхильду и поклялся, что за свою неверность и за то, что  не  уберегла
сына, она отправится в могилу вслед за матерью Хальвдана.
   - И вот, - Торвин еще раз глотнул эля. - На следующий  день  Хальвдан
был мертв. Умер на своем тюфяке. Соломенной смертью,  как  состарившийся
трэль.
   - Что же обнаружилось? -  поинтересовался  сидевший  рядом  на  земле
Ханд.
   -  Ингульф  сказал,  отравление  болиголовом.  Карли,  которому  тоже
разрешили послушать новости, округлил глаза и  раскрыл  рот,  но  поймав
взгляд Тор-вина, промолчал.
   - Итак, все стали подтягивать свои силы, и  со  всех  сторон  неслись
клятвы отомстить. Говорили, что  жители  завоеванных  Хальвданом  земель
решили воспользоваться случаем и освободиться от гнета Западного  Фолда,
что королева Рагнхильда вернулась в родное  королевство,  чтобы  собрать
армию и отомстить убийцам своего сына, и тогда шкиперы береговой  охраны
привели свой флот в порт, чтобы отстаивать свои собственные интересы,  а
команда Бранда вернулась на "Морж" и позвала  меня  исчезнуть  вместе  с
ними.
   - Но ты ведь отказался? - спросил Шеф.
   Торвин кивнул.
   - Сперва надо было уладить кое-какие  дела  Пути.  А  вообще-то,  все
неожиданно успокоились. Король Олаф взял и показал  всем,  каков  он  на
самом деле. Вы никогда не  задумывались,  -  спросил  Торвин,  -  почему
короля Олафа зовут Geirstatha-alfr, Эльф Гейрстата?
   Безмолвные слушатели отрицательно покачали головами. Квикка, подумав,
высказался:
   - Alfr - это то, что мы произносим "альф", как в именах  Альфред  или
Альфвин. Кто-то из Потаенного Народа, но не безобразный и  злобный,  как
болотные  чудища  и  горные  тролли.  Говорят,  женщины  эльфов   иногда
соединяются с мужчинами людей, и наоборот. Эльфы мудрые, но  у  них  нет
души. - Он оглянулся и увидел, что слушатели неуверенно пожимают плечами
и покачивают головами.
   - И что же с ними происходит, когда они умирают? - продолжал Торвин.
   - Никто из нас толком не знает, хотя кое-кто  рассказывает,  что  они
уходят в свой собственный мир, один из Девяти Миров,  в  которых  наш  -
средний. Но другие считают, что они умирают.
   А потом возрождаются. А еще некоторые говорят, что то же самое  может
случиться с мужчиной, рожденным от женщины. Вот  таким  себя  и  считает
король Олаф. Он говорит, что уже был  в  этом  мире  раньше  и  что  еще
вернется в облике какого-то человека из своего рода. А если нет - ведь в
живых не осталось ни одного человека его крови или крови  его  брата,  -
тогда его жизнь перейдет в какое-нибудь другое вместилище.
   Он  рассказал,  Шеф,  что  вместе  с  Вальгримом  устроил  для   тебя
испытание, и ты его выдержал. Он сказал, что удача его  рода  перешла  к
тебе, и с этих пор его удача и его дух вольются в  твою  удачу.  Еще  он
велел передать тебе, что  раз  ты  прошел  устроенное  им  и  Вальгримом
испытание, он теперь будет править Восточным и Западным Фолдом для тебя.
Как твой король-вассал. Торвин  поднялся,  подошел  к  сидящему  Шефу  и
осторожно вложил свои ладони в ладони Шефа. - Олаф приказал мне  вложить
свои ладони в твои в знак его подчинения. Он признает тебя  как  Единого
Короля, Того, Кто должен прийти с Севера, и просит тебя вернуться, чтобы
занять подобающее тебе место в его королевстве и в святилище Пути.
   Шеф оглядел круг лиц, изумленных  не  менее  его  самого.  Сама  идея
короля-вассала была одинаково трудна для понимания как норвежцев, так  и
англичан. Король, по определению - тот, у  кого  нет  сюзерена.  Как  же
король-вассал, признающий над собой власть короля-сюзерена, вообще может
быть королем, а не ярлом или hersir'ом?
   - А как к этому отнесся его народ? - осторожно спросил Шеф.  -  Олафа
много лет поддерживал его брат Хальвдан, правильно? Ведь  говорят,  Олаф
отдал ему свою удачу. Если какие-то земли захотят отделиться,  много  ли
сможет сделать против них Олаф? Особенно если он объявил  себя  вассалом
иностранного короля.
   Торвин улыбнулся:
   - Никто и пикнуть не успел. После всех этих лет Олаф налетел на  них,
как... как Рагнарссоны. Он сжег братьев Рагнхильды в их замке, они  даже
обуться не успели. Всех мало-мальски заметных  людей  Восточного  Фолда,
кто говорил об отделении и независимости,  он  выстроил  перед  собой  в
одних рубахах и с веревками на  шее  и  заставил  умолять  сохранить  им
жизнь. Он созвал всех жрецов Пути на ритуальный круг с зажженным костром
и  вынудил  Вальгрима  рассказать  всем,  как  они  тебя  испытывали,  и
подтвердить, что ты прошел испытание. Против него  никто  не  пойдет.  А
сейчас он в пути, разъезжает по своим землям от тинга к тингу, в  каждом
заставляет людей признать его власть - и твою тоже.
   - А что насчет Рагнхильды? - спросил Шеф. - Как Олаф обошелся с ней?
   Торвин вздохнул.
   - Она исчезла. Прячется  где-то  на  землях  своего  отца.  Думаю,  и
Вальгрим уехал вместе с нею.  Его  сторонников  Олаф  по  большей  части
переубедил, но ненависть Вальгрима к тебе слишком велика.  Он  не  может
тебе простить, что ты его обставил.
   - Ладно. Значит, нам  открыт  путь  для  возвращения.  Возвращения  в
Каупанг, а там и в Англию. Когда мы будем готовы к отплытию, Бранд?
   Бранд поскреб в затылке.
   - У нас тут два корабля, мой "Морж" и "Чайка" Гуд-мунда. Но за  время
разъездов по стране ты набрал кучу народу, для всех  них  нужно  запасти
провизию. Через два дня после ближайшего рассвета.
   - Пусть будет так, - сказал Шеф. - Мы возвращаемся на  юг  через  два
дня после завтрашнего рассвета.
   - Когда мы впервые встретились, - вспомнил Тор-вин, - ты сказал,  что
пришел с Севера. А теперь ты, не задумываясь, хочешь вернуться на Юг. Ты
уверен, что уже достаточно прошел по northr vegr, по Северному Пути?
   - Ты хочешь сказать, что есть еще что-то на север отсюда? -  раздался
голос одного из англичан. - Я-то думал, на севере  отсюда  живут  только
тролли.

***

   За много сотен миль к югу в огромном дворце архиепископа Кельна снова
собрались заговорщики, которые сместили Папу Николая. Не  все  участники
первой встречи были здесь: не хватало Хинкмара из Реймса, его  задержали
какие-то собственные дела.  Но  его  отсутствие  с  лихвой  восполнялось
толпой менее значительных прелатов, епископов и аббатов со  всех  концов
германской земли, мечтающих сблизиться с основателями  и  руководителями
знаменитого  Ордена  Копья.  Архиепископ  Гюнтер  взирал  на  них  и   с
удовлетворением, и с презрением. Приятно было обнаружить такое множество
последователей, вдобавок это  был  добрый  знак  -  власть  нового  Папы
настолько слаба, что многие готовы присоединиться к  ним,  кого  прежний
Папа, Николай, объявил бы, по меньшей мере, изменниками. И  все  же,  по
мере роста рядов, чистота помыслов терялась.
   Эти люди были охотниками  за  удачей.  Им  подавай  только  успех.  К
счастью, в успехах недостатка не было.
   Арно, капеллан и помощник Гюнтера, заканчивал читать  отчет,  который
ему поручили сделать.
   - Итак, - сказал  он,  -  число  принятых  в  Орден  Копья  постоянно
увеличивается. Отряды священников и их телохранителей направлены во  все
северные страны. Множество пленников были освобождены  или  выкуплены  и
вернулись домой, среди них немало наших братьев  во  Христе,  обращенных
язычниками в рабство много лет тому назад. И хотя мы  свободно  посещаем
языческие страны, набеги язычников на нас и  наших  Французских  братьев
прекратились или ослабли.
   "Потому что они боятся подойти к Проливу, -  угрюмо  подумал  Гюнтер.
Они боятся английских  еретиков,  а  не  нас".  Он  не  допустил,  чтобы
сомнения отразились  на  его  лице  во  время  аплодисментов.  Когда  те
затихли, другой голос стер с лица  Арно  удовлетворенную  улыбку.  Голос
Римберта, аскетичного архиепископа Гамбурга и  Бремена,  вдохновителя  и
создателя нового Ордена.
   - И несмотря на все это, - сказал он, -  несмотря  на  новых  членов,
деньги и множество спасенных от рабства, мы ни на шаг не приблизились  к
истинной цели нашего Ордена. Мы не нашли Копье, священную реликвию Карла
Великого. А без этого все наши  успехи  лишь  кимвалы  звучащие,  та  же
тщета, что ленты на одежде блудницы.
   Гюнтер на мгновение прикрыл глаза, слушая мрачный скрежещущий  голос,
а открыв их, заметил тревогу на многих лицах. Уж если сам  благочестивый
Римберт не верит в собственное детище, что же делать остальным?
   - Да, - ответил Арно, перебирая листы, - это  верно.  Однако  у  меня
имеется сообщение от одной из самых дерзких наших  миссий,  посланных  в
языческие страны, отчета английского дьякона Эркенберта, сильного славой
Господней,  составленного  по  указанию  его   командира   Бруно,   сына
Регинбальда.
   Одно  упоминание  имени  Бруно,  отметил   Гюнтер,   вызвало   вздохи
облегчения.
   Даже Римберт благосклонно кивнул, прервав свой поток обличений.
   - Наш ученый собрат Эркенберт сообщает, что он, Бруно и их  люди,  не
страшась гонений, проникли в языческий мир глубже, чем кто-либо до  них.
В каждом королевстве  и  для  каждого  короля  они  пытались  обнаружить
признаки влияния священной реликвии, однако до сих пор ничего не  нашли.
Тем не менее многоученый Эркенберт напоминает, что всякий  раз,  как  мы
ничего не находим, мы все же приобретаем новые знания.
   Арно оглядел слушателей, убедился, что эта мысль  оказалась  для  них
чересчур сложна, и сделал еще одну попытку. По крайней мере, он  говорил
с людьми, владеющими хотя бы начатками  грамоты,  и  мог  взывать  к  их
разуму.
   - Он имеет в виду, что  существует  список  имен  -  подобный  списку
свидетелей хартии, имена, написанные одно под другим... - Арно  заметил,
что большинство епископов и аббатов  еще  не  утеряли  нить,  но  кивают
озадаченно.
   - Когда вы вычеркиваете одно из них,  у  вас  остается  меньше  имен,
которые нужно проверить. Когда вы вычеркнете все  имена,  кроме  одного,
этот оставшийся и будет тем человеком, которого вы ищете. Так что,  даже
отрицательный результат - когда вы никого и ничего не нашли -  это  тоже
результат, в конце вы будете знать больше, чем знали ранее.
   Последнее заявление было встречено  молчанием.  Слушатели  отнюдь  не
выглядели согласными. В конце концов тишину прервал архиепископ Римберт.
   - Старания наших братьев в языческих странах превыше  всяких  похвал,
сказал он. - Мы должны поддерживать их всеми способами, от