ранства горит костер, вокруг него и сидят  люди.  Рядом  с  костром
одно копье, острием вверх, наконечник блестит серебром.
   У костра и копья стоит человек спиной к тайным зрителям, он говорит о
чем-то, убеждая, приказывая. В отличие от всех остальных, его одежда  не
из естественной окраски домотканой материи, она не окрашена  в  зеленый,
синий или коричневый цвет. Одежда ослепительно белая, как белок яйца.
   На боку  у  человека  молот,  с  короткой  рукоятью,  с  двусторонней
головкой, - кузнецкий молот. Острый  взгляд  Шефа  устремился  к  людям,
сидящим в переднем ряду. У каждого на шее  цепочка.  На  каждой  цепочке
подвеска. Она лежит на груди. Подвески разные: меч, рог, фаллос,  лодка.
Но по крайней мере у половины собравшихся молот.
   Шеф неожиданно встал и направился прямо в лощину.  Его  увидели,  все
мгновенно вскочили, подняли  мечи.  Прозвучали  предупреждающие  голоса.
Удивленный  возглас  сзади,  треск  ветвей.  За  ними  часовой.  Шеф  не
повернулся и не взглянул.
   Человек в белом медленно повернулся ему навстречу, они  рассматривали
друг друга с головы до ног через нить, увешанную гроздьями рябины.
   -  Откуда  ты  пришел?  -  спросил  человек  в  белом.   Он   говорил
по-английски с сильным заднеязычным акцентом.
   "Что мне ответить?" - подумал Шеф. - "Из  Эмнета?  Из  Норфолка?  Это
ничего им не скажет".
   - Я пришел с севера, - громко сказал он.
   Лица стоявших перед ним изменились. Что на них? Удивление? Признание?
Подозрение?
   Человек в белом жестом удержал своих товарищей.
   - И какое  у  тебя  дело  к  нам,  последователям  Асгартвегра,  Пути
Асгарта?
   Шеф указал на молот в руке человека, на его подвеску-молот.
   - Я кузнец, как ты. Я хочу учиться.
   Кто-то переводил его слова остальным. Шеф понял, что  слева  от  него
материализовался Хунд, что  за  ними  угрожающе  стоит  часовой.  Но  не
отрывал взгляда от человека в белом.
   - Дай мне доказательства твоего мастерства.
   Шеф извлек из  ножен  меч  и  протянул  его,  как  показывал  Эдричу.
Носитель молота вертел его  в  руках,  внимательно  разглядывал,  слегка
сгибал, заметил удивительную игру  толстого,  с  одним  острием  лезвия,
поцарапал  ногтем  большого  пальца,  чтобы  очистить   поверхность   от
ржавчины. Осторожно срезал волоски на руке.
   - Твой горн был недостаточно горяч, - заметил он. -  Или  ты  потерял
терпение. Стальные полосы были неровные, когда ты сгибал их. Но  хорошая
работа. Она лучше, чем кажется.
   - И ты тоже. Скажи мне, молодой человек, - и помни, смерть  стоит  за
тобой, - чего ты хочешь? Если ты просто беглый раб, как твой друг, -  он
указал на Хунда с его красноречивыми рубцами на шее, - возможно, мы тебя
отпустим. Если ты трус, который хочет присоединиться к  побеждающим,  мы
можем тебя убить. Но,  может,  ты  что-то  другое.  Или  кто-то  другой.
Говори, чего тебе нужно.
   Я хочу вернуть Годиву,  подумал  Шеф.  Он  посмотрел  в  глаза  жрецу
язычников и сказал со всей искренностью:
   - Ты мастер-кузнец. Христиане не позволяли мне больше учиться. Я хочу
быть твоим подмастерьем. Твоим работником и учеником.
   Человек в белом хмыкнул, вернул Шефу его меч рукоятью вперед.
   - Опусти топор, Кари, - сказал он стоявшему за  юношами  часовому.  -
Тут кое-что, чего не видит глаз.
   - Я беру тебя в работники, молодой человек. И  если  твой  друг  тоже
владеет каким-нибудь искусством, он может присоединиться к нам. Садитесь
здесь, в стороне, и подождите, пока мы закончим свое  дело.  Меня  зовут
Торвин, что значит "друг Тора", бога кузнецов. А как зовут вас?
   Шеф вспыхнул от стыда, опустил взгляд.
   - Моего друга зовут Хунд, - сказал он, - это значит "пес". И  у  меня
тоже собачье имя. Мой отец... Нет, у меня нет отца. Меня  называют  Шеф.
Впервые за все время на лице Торвина отразилось удивление.  А  может,  и
еще кое-что.
   - Нет отца? - проговорил он. - И тебя зовут Шеф?  Но  это  не  только
собачья кличка. Ты и правда неученый.

***

   Они приближались к лагерю, и Шеф чувствовал, как слабеет его дух.  Он
боялся не за себя, а за Хунда. Торвин велел им посидеть в стороне,  пока
они заканчивают свою странную встречу:  вначале  говорил  викинг,  затем
последовало обсуждение на норвежском, которое  Шеф  почти  понял,  затем
стали церемонно передавать из рук в руки  мех  с  каким-то  напитком.  В
конце все разбились небольшими группами и соединили руки над  предметами
с подвесок: молотом, луком, рогом, мечом, чем-то похожим  на  высушенный
лошадиный пенис. Никто  не  трогал  серебряное  копье,  пока  Торвин  не
подошел к нему, резко разделил на две части и закутал их в ткань.  Через
несколько мгновений ограждение сняли, костер загасили, копья  разобрали,
и воины стали расходиться  группами  по  четыре-пять  человек,  шли  они
осторожно и в разных направлениях.
   - Мы верующие в Путь, - сказал Торвин, отчасти объясняя  происходящее
юношам. Говорил он по-прежнему  на  английском  и  старался  делать  это
правильно. - Не все хотят, чтобы о них знали... во всяком  случае  не  в
лагере Рагнарсонов. Меня они принимают. - Он потянул за  молот,  висящий
на груди. - Я владею мастерством. Ты тоже, будущий  кузнец.  Может,  это
защитит тебя.
   - А твой друг? Что может он?
   - Я могу рвать зубы, - неожиданно ответил Хунд.
   Полдесятка людей, стоявших вокруг, заулыбались.
   - Tenn draga, - заметил один из них, - that er ithrott.
   - Он говорит: "Рвать зубы - это искусство", - перевел Торвин.  -  Это
правда?
   - Правда, - ответил за друга Шеф. - Он говорит, что для  этого  нужна
не сила. Нужно повернуть запястье - и  знать,  как  растут  зубы.  Он  и
лихорадку может лечить.
   - Дергать зубы, вправлять кости, лечить лихорадку, - сказал Торвин. -
Лекарю всегда найдется занятие у женщин и воинов. Он может идти к  моему
другу Ингульфу. Если доберется до него. Послушайте  вы,  двое.  Если  мы
пройдем по лагерю и дойдем до моей кузницы  и  палатки  Ингульфа,  вы  в
безопасности. Но до того времени...  -  он  покачал  головой.  -  Многие
желают нам зла. Даже некоторые друзья. Рискнете?
   Они молча пошли за кузнецом. Но разумно ли это?
   Вблизи лагерь выглядел еще более грозно. Его окружал высокий земляной
вал, со рвом снаружи. Каждая  сторона  лагеря  длиной  в  ферлонг.  Сюда
вложена большая работа. Много поработали лопатами. Значит  ли  это,  что
они намерены оставаться долго? Или просто викинги всегда так поступают?
   На валу была  установлена  ограда  из  заостренных  бревен.  Ферлонг.
Двести двадцать ярдов. Четыре стороны... Нет, Шеф неожиданно понял,  что
с одной стороны лагерь ограничен рекой Стур. Он даже видел с той стороны
в медленном течении носы кораблей.  И  удивился.  Но  потом  понял,  что
викинги вытащили на берег свое самое ценное имущество - корабли, сцепили
их крючьями, и теперь они  составляют  одну  из  стен  крепости.  Много.
Сколько? Три стороны по двести двадцать ярдов каждая.  Каждое  бревно  в
ограде примерно в фут толщиной. В ярде три фута.
   Мозг Шефа, как часто и раньше, пытался справиться с проблемой  чисел.
Трижды три по двести двадцать. Должен быть способ получить ответ, но Шеф
не мог его найти. Ну, все равно, очень много бревен,  и  очень  больших.
Такие деревья трудно отыскать на местных низинах. Должно быть,  привезли
бревна с собой. Смутно Шеф начал воспринимать новую для себя  концепцию.
Он не знал, как это назвать. Делать планы, может  быть.  Планировать  на
будущее. Думать о вещах раньше, чем они происходят. Для этих  людей  нет
незначительных деталей, о которых не стоило бы  позаботиться.  Он  вдруг
понял, что для  них  война  -  не  только  дело  духа,  славы,  речей  и
унаследованных  мечей.  Это  профессия,  и  связана  она  с  бревнами  и
лопатами, подготовкой и выгодой.
   Они приближались к валу, навстречу попадалось  все  больше  и  больше
воинов. Некоторые просто бродили, кто-то сидел у костра  и  жарил  мясо,
другие бросали копье в цель. Шеф решил, что они очень похожи на англичан
в своей домотканой шерстяной одежде. Но было и отличие. В любой  группе,
которую раньше встречал Шеф,  всегда  было  какое-то  количество  калек,
людей, которые  не  могут  участвовать  в  битве;  людей  малого  роста,
деформированных; людей с помутившимися от болотной лихорадки глазами или
со старыми ранами головы, которые отражались на их речи. Здесь таких  не
было. Не все большого роста,  как  с  удивлением  заметил  Шеф,  но  все
выглядят уверенными, закаленными, готовыми ко всему. Немного подростков,
совсем нет мальчиков. Есть лысые  и  седые,  но  совсем  нет  параличных
старцев. И лошади. Вся равнина покрыта лошадьми, они пасутся. Для  такой
армии нужно много лошадей, подумал Шеф, и много пастбищ.  Возможно,  это
их слабое место. Шеф понял, что  размышляет  как  враг  -  враг,  ищущий
возможности подобраться. Он не король и не тан, но по собственному опыту
знает, что ночью невозможно охранять все эти  стада,  как  ни  старайся.
Сколько патрулей вокруг ни поставь, опытные охотники  все  равно  сумеют
подобраться, обрезать привязи и вспугнуть лошадей. Может, ночью заманить
в засаду охрану. И как тогда будут  викинги  относиться  к  обязанностям
охранников, если те  регулярно  перестанут  возвращаться  после  ночного
дежурства?
   Когда они подошли к входу, Шеф снова дрогнул. Никаких  ворот,  и  это
зловеще само по себе. Дорога уходит прямо в брешь в валу в десять  ярдов
шириной. Как  будто  викинги  говорят:  "Стены  защищают  наше  добро  и
удерживают рабов. Но чтобы прятаться за ними, они  нам  не  нужны.  Если
хочешь сразиться,  приходи.  Попробуй  пройти  мимо  нашей  стражи.  Нас
защищают не бревна, а топоры, которые их свалили".
   У бреши стояло и лежало сорок или пятьдесят человек. Вид  у  них  был
основательный. В отличие от остальных, все были  в  кольчуге  или  коже.
Около каждого  копье,  щит.  Эти  люди  через  несколько  секунд  готовы
вступить в бой, откуда бы ни появился враг. С  той  минуты,  как  группа
Торвина: он сам, Шеф, Хунд, всего восемь человек  -  появилась,  они  не
сводили с нее глаз. Пропустят ли?
   У самой ограды вперед прошел рослый  человек  в  кольчуге,  задумчиво
посмотрел на них, ясно дал понять,  что  заметил  двух  новичков.  Через
несколько мгновений кивнул и пальцем указал внутрь. Когда они прошли, он
бросил им вслед несколько слов. - Что он сказал? - шепотом спросил Шеф.
   - На твою голову. Что-то в этом роде.
   Они вошли в лагерь.

***

   Внутри, казалось,  царит  полное  смятение.  Но  в  нем  чувствовался
железный порядок, ощущение целеустремленности. Повсюду люди: варят  еду,
разговаривают, играют в бабки или сидят над игорными  досками.  Во  всех
направлениях холщовые  палатки,  оттяжные  веревки  создают  невероятную
путаницу. Но тропа перед палатками никогда не закрывается.  Она  тянется
прямо, в десять шагов шириной, и даже лужи аккуратно заполнены  гравием,
на истоптанной земле видны следы телег. Эти люди умеют  работать,  опять
подумал Шеф.
   Маленькая группа шла дальше. Через  сто  ярдов,  когда,  по  расчетам
Шефа, они оказались  в  самой  середине  лагеря,  Торвин  остановился  и
подозвал их двоих к себе.
   - Я буду говорить шепотом, потому что нас ждет большая  опасность.  В
этом лагере говорят на многих языках. Мы должны пересечь главную дорогу,
которая идет с севера на юг. Справа, к югу,  у  реки,  территория  самих
Рагнарсонов и их ближайших сторонников. Мудрый человек  туда  не  пойдет
добровольно. Мы пересечем  дорогу  и  пойдем  прямо  к  моей  кузнице  у
противоположного входа. Пойдем прямо, не глядя в сторону реки.  И  когда
доберемся  до  кузницы,  сразу  войдем  в  нее.  А   теперь   пошли.   И
подбодритесь. Уже близко.
   Шеф упорно смотрел под ноги, когда они пересекали широкую дорогу,  но
ему так хотелось бросить туда взгляд. Он пришел сюда ради  Годивы  -  но
где же она? Посмеет ли он спросить ярла Сигварта?
   Они медленно пробирались через толпу, пока почти прямо перед собой не
увидели восточную ограду. Тут,  немного  в  стороне  от  других,  стояло
наспех сколоченное сооружение, открытое с обращенной к  ним  стороны,  а
внутри знакомые принадлежности кузницы: наковальня, глиняная печь, трубы
и меха. Вокруг нити, на них висят яркие гроздья рябины.
   - Мы пришли, - Торвин облегченно вздохнул. Но тут  он  взглянул  мимо
Шефа, и лицо его неожиданно побледнело.
   Шеф обреченно повернулся. Перед ним стоял человек,  высокий  человек.
Шеф понял, что смотрит на него снизу вверх, понял также, что  ему  редко
приходилось в последние месяцы так смотреть. Но этот человек необычен не
только ростом.
   На нем такие же домотканые  брюки,  как  на  всех  остальных,  но  ни
куртки, ни  рубашки.  Верхняя  часть  тела  завернута  во  что-то  вроде
широкого одеяла, это плед ярко-желтого цвета. На левом плече он заколот,
правая рука  остается  обнаженной.  Над  левым  плечом  торчит  рукоятка
огромного меча, он так велик, что если бы  его  подвесили  к  поясу,  он
волочился бы по земле. В левой руке человек держит маленький круглый щит
с ручкой в центре. С наружной стороны из  центра  щита  торчит  железное
острие длиной в фут. За человеком с десяток других в такой же одежде.
   - Кто это такие? - рявкнул человек.  -  Кто  их  пропустил?  -  Слова
звучат со странным акцентом, но Шеф их понимает.
   - Их пропустили охранники ворот, - ответил Торвин. - И  им  никто  не
повредит.
   - Эти двое. Они англичане. Enzkir.
   - В лагере полно англичан.
   - Да. С цепью на шее. Отдай их мне. Я прослежу, чтобы их заковали.
   Торвин прошел вперед, встал перед Шефом и Хундом. Его  пятеро  друзей
встали рядом с ним, лицом к десятку полуголых  людей  в  пледах.  Торвин
сжал плечо Шефа.
   - Этого я взял к своему горну, он мой ученик.
   Мрачное лицо с длинными усами насмешливо ухмылялось.
   - Ну, и кузнец! Может, ты его по-другому используешь. А второй? -  Он
указал на Хунда.
   - Он пойдет к Ингульфу.
   - Но он еще не там. У него был ошейник. Отдай его мне. Я  позабочусь,
чтобы он не шпионил.
   Шеф понял, что сделал шаг вперед. Живот у него свело  от  страха.  Он
понимал, что сопротивление  бесполезно.  Перед  ним  десять  вооруженных
воинов. Через мгновение огромный меч отрубит ему руку или голову. Но  он
не может оставить друга. Рука его двинулась к рукояти меча.
   Высокий человек отскочил, протянул руку  за  плечо.  Прежде  чем  Шеф
дотянулся до рукояти, у того меч был уже в руке. И вокруг  все  обнажили
оружие.
   - Подождите! - послышался чей-то голос. Мощный голос.
   Во время разговора Торвина с человеком  в  пледе  они  стали  центром
внимания   на   многие   ярды.    Вокруг    образовалось    кольцо    из
пятидесяти-шестидесяти человек, все внимательно смотрели и  слушали.  Из
кольца вышел огромный человек, такого Шеф никогда не видел.  Он  на  две
головы выше Шефа, выше человека в пледе, шире его в плечах, тяжелее.
   - Торвин, - сказал он. - Мюртач, - кивнул человеку в пледе. -  В  чем
дело?
   - Я забираю этого тролла.
   - Нет. - Торвин схватил Хунда за руку и  протолкнул  его  за  ограду,
увешанную ягодами рябины. - Он под защитой Тора.
   Мюртач сделал шаг вперед, подняв меч.
   - Подожди. - Снова мощный голос, на этот  раз  с  угрозой.  -  Ты  не
имеешь права, Мюртач.
   - А тебе какое дело?
   Медленно, неохотно огромный человек сунул руку под  рубашку,  порылся
там и извлек серебряную подвеску. Молот.
   Мюртач выругался, сунул меч в ножны, плюнул на землю.
   - Забирайте его. А ты, парень. - Он посмотрел на Шефа. - Ты  коснулся
своего меча. Скоро мы с тобой встретимся. И ты будешь мертв,  парень.  -
Он кивнул Торвину. - А Тор для меня ничто. Не больше, чем Христос и  его
мать. Меня ты не одурачишь, как вот  его.  -  Он  показал  на  огромного
человека, повернулся и  пошел  по  дороге,  высоко  подняв  голову,  как
человек,  потерпевший  поражение,  но  не  желающий  это  показать.  Его
товарищи пошли за ним следом.
   Шеф понял, что затаил дыхание и теперь выдохнул.
   - Кто они? - спросил он, глядя на уходящих.
   Торвин ответил не по-английски, а по-норвежски, говорил он  медленно,
подчеркивая общие для обоих языков слова.
   - Это гадгедлары. Христиане ирландцы, которые оставили своего бога  и
свой народ и стали викингами. Их много у Айвара Рагнарсона. Он  надеется
с их помощью стать королем всей Англии и Ирландии. Прежде чем он  и  его
брат Сигурт обратятся к своей родной Дании, а заодно и к Норвегии.
   - Чтоб они никогда туда не вернулись,  -  добавил  огромный  человек,
который их спас. Он со странным уважением, даже почтением склонил голову
перед Торвином, потом сверху донизу осмотрел Шефа. - Смело было сделано,
парень. Но ты вызвал гнев опасного человека. Я тоже. Но это давно должно
было случиться. Если  я  тебе  снова  понадоблюсь,  Торвин,  позови.  Ты
знаешь, с тех пор как я принес новость в Бретраборг,  Рагнарсоны  держат
меня при себе. Не знаю, долго ли это продлится теперь, когда  я  показал
свой молот. Но во всяком случае я устал от собак Айвара.
   И он ушел.
   - Кто это? - спросил Шеф.
   - Великий воин. Из Галланда в Норвегии. Его зовут  Вига-Бранд.  Бранд
Убийца.
   - Он твой друг?
   - Он друг Пути. Друг Тора.  И  всех  кузнецов.  Не  знаю,  во  что  я
впутался, подумал Шеф. Но я не должен забывать, почему  оказался  здесь.
Его  глаза  невольно  оторвались  от  огражденного   пространства,   где
по-прежнему стоял Хунд,  и  устремились  к  центру  опасности,  к  южной
оконечности  лагеря,  к  крепости  Рагнарсонов.  Она  должна  быть  там,
неожиданно подумал Шеф. Годива.

Глава 6

   Много дней Шефу некогда было думать о Годиве -  и  вообще  ни  о  чем
другом. Слишком много было работы. Торвин вставал на рассвете и  работал
иногда дотемна, бил молотом, ковал, подпиливал, закалял. В армии  такого
размера всегда находилось множество людей, у которых ослабло  лезвие  на
топорище, щиты нуждались в заклепках, а копья требовали  нового  древка.
Иногда у кузницы выстраивалась  очередь  человек  в  двадцать  от  самой
наковальни до ограды и дальше по дороге. Были, конечно, более трудные  и
сложные  работы.  Несколько  раз   приносили   кольчуги,   порванные   и
окровавленные, просили починить их,  распустить,  подогнать  под  нового
владельца. Каждое  звено  кольчуги  нужно  было  тщательно  соединять  с
четырьмя другими, а те, в свою очередь, каждое еще с четырьмя.
   - Кольчугу легко носить, она дает свободу рукам,  -  заметил  Торвин,
когда Шеф решился наконец поворчать. -  Но  от  сильного  удара  она  не
защитит, а для кузнеца это самая трудная работа.
   Проходило время, и постепенно Торвин  все  больше  и  больше  поручал
работу Шефу, сам занимался самыми трудными и особыми заказами. Но  редко
уходил. Он постоянно говорил по-норвежски,  повторяя  свои  слова,  если
необходимо. Иногда, особенно вначале, использовал мимику и  жесты,  пока
не убеждался, что  Шеф  понял.  Шеф  знал,  что  Торвин  хорошо  говорит
по-английски,  но  не  пользуется  этим.  Он  настаивал  на  том,  чтобы
подмастерье обращался к нему по-норвежски, даже если просто повторял то,
что ему было сказано. В целом по словарю и грамматике оба  языка  близки
друг к другу. Немного погодя Шеф освоил произношение и  начал  думать  о
норвежском как о  странном  диалекте  английского  языка;  нужно  только
воспроизвести акцент, а не изучать все с начала. После этого дела  пошли
лучше.
   Разговоры  с  Торвином  оказались  хорошим  средством  от   скуки   и
раздражения. От него и от ожидавших в очереди Шеф узнал много такого,  о
чем никогда не слыхал раньше. Викинги всегда были хорошо  осведомлены  о
том, что решили их  предводители,  что  они  собираются  предпринять,  и
свободно обсуждали и критиковали их решения. Скоро Шефу стало ясно,  что
Великая Армия язычников, которая приводит в ужас  все  христианство,  не
является единой. В сердце ее Рагнарсоны  и  их  последователи,  примерно
около половины общего