а плечо, ударом под колено  сбил  с  ног  и
рывком посадил. Затем повернулся к внутреннему люку.
   - О Господи, нет! - Он поднялся и побежал ко мне.
   Стоя в проеме люка, я отшвырнул его назад, и он растянулся на  палубе
воздушного шлюза. Я вышел в коридор и нажал на пульте кнопку  управления
внутренним люком. Дверь плавно закрылась. Человек в  ужасе  бросался  на
трансплексовый люк, отскакивая от его прочной поверхности.
   Я снова  направил  пульт  дистанционного  управления  на  контрольную
панель и нажал на кнопку. Внешний люк плавно открылся.  Я  смотрел,  как
ужасное  содержимое  камеры  вихрем  унеслось  в  космос,   когда   шлюз
разгерметизировался.
   Через несколько минут я вернулся на мостик:
   - Координаты синтеза?
   - Они здесь, сэр. - Алекс  вывел  их  на  экран  своего  дисплея.  Он
судорожно сглотнул, избегая смотреть мне в глаза.
   - Дарла?
   Дарла высветила свои цифры. Данные совпадали.
   -  Машинное  отделение,  приготовиться  к  синтезу!   Через   секунду
последовал ответ:
   - К синтезу готовы, сэр. Управление передано на мостик.
   Я провел пальцем по экрану управления. Экраны потухли.
   - Мистер Хольцер, вы остаетесь на вахте.
   Покинув мостик, я отправился к себе в каюту, запер люк, снял китель и
сел к столу. Меня стала бить дрожь. Я равнодушно думал о том,  когда  же
наконец сойду с ума, и, зная, что меня никто не услышит,  закричал,  что
было сил. До боли в горле.
   - Иди, Таук, - прошептал я, - глядя на  стенку  каюты,  расположенную
вдоль внешнего корпуса корабля. - Я готов  к  встрече  с  тобой.  -  Нет
сомнений, что на этот раз он придет вместе с Сэнди.
 
Часть II 
 
20 ноября, год 2195-й от Рождества Христова 
 
21 
 
   Наступил октябрь, а за ним ноябрь. Я почти не  выходил  из  каюты.  И
редко съедал еду, которую мне  приносили.  Время  от  времени  ходил  на
вахты, однако при первой же возможности освобождал  себя  от  дежурства.
Иногда ужинал вместе с пассажирами  в  столовой,  но  чаще  оставался  в
каюте. Сама мысль о том, что придется  поддерживать  за  столом  беседу,
была невыносима.
   Дважды ко мне приходил мистер Таук, но я не боялся его даже во сне Он
больше не тащил меня за собой сквозь обшивку корабля, а после того как я
попытался последовать за ним, вообще перестал появляться.
   Как-то придя на мостик, я обнаружил там  дремавшего  в  своем  кресле
Вакса. Он вздрогнул, когда я к нему подошел, и вытаращил глаза.
   - Простите, сэр, - пробормотал Вакс, густо покраснев, - я... я ..
   - Все нормально. - Я сел на свое место. Стоять на вахте могли  только
четверо из нас, но я обычно исключал себя из списка, так что  оставалось
трое. Неудивительно, что Вакс переутомился. - С  сегодняшнего  дня  буду
заступать на вахты. - Вряд ли стоило менять гнетущую тишину  мостика  на
одиночество в каюте.
   В один из редких вечеров, когда я появился в общей столовой,  ко  мне
подошел после ужина Рейф Трэдвел. Ему недавно исполнилось четырнадцать.
   - Командир, мы хотели бы с вами поговорить. - Видимо, он имел в  виду
себя и сестру, и я повел их в свою каюту.
   Браг и сестра стояли плечом к плечу. Первым заговорил Рейф:
   - Командир, вам нужны гардемарины.
   - Вы решили учить меня управлять кораблем? - спросил я сурово.
   - Нет, сэр. Просто констатирую факт, - спокойно ответил он. - Вначале
у вас было три лейтенанта, четыре гардемарина и пилот.  А  теперь  всего
три гардемарина и один кадет. Явно недостаточно.
   - Хотите записаться добровольцами?
   - Я нет, сэр. Только Паула. Должен ведь кто-то остаться с родителями.
   - О?
   Теперь заговорила Паула:
   - Да, сэр. У меня лучше обстоят дела с математикой.
   - Здесь не Академия, милая леди. Я  не  могу  заниматься  воспитанием
детей, готовя из них гардемаринов.
   - Но взяли же вы Дерека.
   - Ему шестнадцать, он  почти  взрослый,  а  вам  едва  перевалило  за
тринадцать.
   - Ну и что? Самое время учиться. - И добавила:
   - Когда вы взяли нас на мостик, я сразу поняла: вот чем я  хотела  бы
заниматься!
   - А родители?
   - Конечно, против, - беспечно ответила она. - Ничего, переживут.
   - А их согласие?
   - Они не дадут его и через миллион лет, - заявил Рейф. - А вам оно  и
не нужно. Вы сами говорили.
   Я грозно посмотрел на них, но это не возымело действия.  Гардемарины,
конечно, нужны. Вакса пора производить в лейтенанты. И Алекс на очереди,
хотя еще не знает об этом. Но отбирать у родителей детей,  как  говорила
миссис Донхаузер... У меня и без того хватает  проблем.  К  тому  же  мы
скоро прибудем в порт, где меня заменят.
   - Спасибо, но без согласия родителей ничего не могу сделать.
   - Вы что, боитесь их, командир? - без обиняков спросила Паула, -  Вот
уж не думала, что вы трус.
 
*** 
 
   Мне захотелось отшлепать ее:
   - Замолчите, юная леди.
   - Что же! Раз у вас не хватает смелости записать меня в кадеты,  -  в
свою очередь, не желаю служить у вас под началом. - Она сложила на груди
руки.
   И тут я решился. Она хочет служить, а мне нужны гардемарины.  Честная
сделка. Черте ними, с ее родителями.
   - Вы уверены? Знаете, что приходится выносить кадетам?
   - Знаю. - Она слегка встревожилась, потом пожала плечами. - Могут  же
другие, значит, и я смогу.
   - Девочкам тяжелее. Они редко служат на кораблях.
   - А лейтенант Дагалоу?
   Официально  дискриминации  женщин  на  Военно-Космическом  Флоте   не
существовало. Но жизнь в кубрике могла превратиться для женщины в  сущий
ад. Однако я знал Вакса и Алекса. Ничего из ряда вон выходящего  они  не
допустят.
   - И вы согласны разлучиться?
   Они переглянулись. Рейф едва заметно кивнул.
   - Жаль, конечно, - ответила Паула, - но ничего не поделаешь.
   - Повторяйте за мной, - сказал я. - Я, Паула Трэдвел,  клянусь  своей
бессмертной душой...
   - Я, Паула Трэдвел...
   Ровно через минуту появился еще один кадет.
   Паула заняла койку пять в самом центре кубрика. Рики Фуэнтес  перешел
на место Сэнди у стены. Теперь там снова будет  много  народу.  А  Дерек
получит еще несколько уроков  скромности  на  Военно-Космическом  Флоте.
Впрочем, все это уже  мало  волновало  меня.  Я  считал  недели  и  дни,
остававшиеся до конца вояжа.
   - Отец наш Небесный, сегодня  на  корабле  Флота  Объединенных  Наций
"Гиберния" 31 декабря 2195 года.  Благослови  нас,  наше  путешествие  и
пошли здоровье и благополучие всем на борту корабля. - После этих слов я
не сел, как обычно. - Леди и  джентльмены,  нынешний  год  был  по  воле
Божьей Годом испытаний и трагических событий. Погибли многие наши друзья
и товарищи, но они все равно с нами. Они в наших сердцах. Как и все  вы,
я с нетерпением жду  прибытия  на  Надежду  и  в  последнюю  ночь  этого
нелегкого года прошу Господа Бога исцелить наши раны.
   Теперь я сел. В ответ раздалось "Аминь". Сначала  тихо,  с  неохотой,
потом громче, дружнее. Когда шум стих, я махнул стюарду, чтобы начинал.
   Сейчас со мной сидело всего трое: миссис Донхаузер, мистер  Ибн  Сауд
и... Аманда Фрауэл.
   - Ники, позволь мне сесть за твой столик. Они несправедливы  к  тебе.
Пусть видят, что я не с ними.
   Сидевшим со мной потребовалось немало мужества, чтобы  не  пересесть,
Джэред и Ирэн Трэдвел пришли  в  ярость,  узнав,  что  их  дочь  приняла
присягу, и обвинили  меня  в  незаконных  действиях.  Они  ворвались  на
офицерскую половину, чтобы забрать ее, и пришлось выпроводить их  силой.
Затем они пустили по кораблю петицию,  в  которой  требовали  увольнения
Паулы. Ее подписали все пассажиры, в том числе и мои  соседи  по  столу.
Против этого я не возражал, но, когда Трэдвелы дали такую же  бумагу  на
подпись членам экипажа,  терпение  мое  иссякло.  Я  объявил,  что  член
экипажа, подписавший или  хотя  бы  обсуждавший  петицию,  остаток  пути
проведет  на  гауптвахте,  и  послал  главного   инженера   предупредить
Трэдвелов, чтобы оставили в покое экипаж, иначе окажутся в камере.
   Они устраивали беспорядки во время ужина и вынуждали выводить  их  из
зала. Однажды днем они встретили Паулу и  силой  заставили  вернуться  в
каюту. Вакс с группой матросов  сняли  люк  их  каюты,  чтобы  вызволить
кадета.
   Наконец Рейф Трэдвел не выдержал и неделю спустя пригрозил родителям,
что тоже поступит на службу, если они не оставят в  покое  Паулу.  После
этого Трэдвелы присмирели. Дети преподали им хороший урок.
   На  мостике  я  по-прежнему  мучил  гардемаринов,  натаскивая  их   в
навигации и пилотаже. Дерека отослал на бочку  за  то,  что  он  проявил
нетерпение, и сделал вид, будто не замечаю кипевшей в нем ярости. Алекса
я буквально достал, и вахта превратилась для него в настоящую пытку. Все
свободное время я проводил в  своей  каюте  в  полном  одиночестве.  Шеф
больше не приходил ко мне. Давным-давно  я  отослал  ему  его  трубку  и
табак, причем без всяких комментариев.
   Однажды я решил провести с Алексом внеочередное занятие по навигации.
В любой момент гардемарин должен быть готов взять управление кораблем  в
свои руки. Я на собственном опыте убедился, как это важно. Я  вызвал  по
связи кубрик, но никто не ответил. Алекс, разумеется, мог и не оказаться
на месте. Странно, что там вообще никого не было. Сгорая от  любопытства
и мучимый подозрениями, я решил выяснить, в чем дело, и  оставил  мостик
без наблюдения, что являлось серьезным нарушением устава.
   Ни гардемаринов, ни кадетов я не нашел. Осмотрел помещения  офицеров,
кают-компанию,  спортзал.  Проверил  камбуз  и  столовые.  Спустился   в
помещения для экипажа и даже заглянул в машинное отделение.
   Уверенный в том, что все это шалости, я крался по  кораблю,  стараясь
представить себе, где они  могут  быть.  Может  быть,  они  в  трюме  за
ангаром?  Я  вошел  в  шлюз,  ведущий  в  пустой   ангар.   Двери   люка
распахнулись, и в полутьме я услышал крики и смех.
   - Берегись! -  В  меня  что-то  полетело.  Я  пригнулся,  но  тут  же
почувствовал удар в грудь, и меня  обдало  ледяной  водой.  Я  буквально
зашипел от злости.
   И в следующее мгновение все понял. Вокруг лежали батареи  заполненных
водой шаров. Гардемарины и кадеты  в  мокрой,  прилипшей  к  телу  форме
швыряли друг в друга метательные снаряды.
   - О Господи! Командир! - Все в ужасе застыли на месте.
   Я решил сделать  вид,  что  ничего  не  заметил.  Иначе  пришлось  бы
принимать меры, а мне этого не хотелось. Я уже повернулся,  чтобы  уйти,
но передумал в туфле у меня захлюпала вода. Я убавил  свет  так,  что  в
ангаре стало почти темно:
   - Вражеская атака, Вакс! Я не вооружен! Положение критическое!
   Вакс среагировал мгновенно и  бросил  мне  пару  шаров.  Я  поймал  и
запустил ими в ближайшего гардемарина. Им оказался Дерек.
   - Сдавайтесь! - Я угодил ему прямо в лицо.
   Вскрикнув,  он  упал,  отплевываясь  ледяной  водой.  Я  побежал   на
противоположный край, где стоял Рики, и начал подкрадываться к нему.
   - А ну попробуй напасть на старшего!
   Зато у Алекса хватило смелости запустить в меня шаром. И тут началась
общая свалка. Все закончилось лишь после того, как запасы шаров иссякли.
К этому  времени  гардемарины  вместе  с  командиром  налетели  на  двух
несчастных кадетов, беспощадно бомбардируя их.
   Задыхаясь от хохота, я прислонился к стенке в панике оттого,  что  не
могу остановиться.  Наконец  взяв  себя  в  руки,  я  бросил  взгляд  на
ухмыляющихся гардемаринов:
   - Допущено грубейшее нарушение устава! Приказываю  вымыть  помещение,
дюйм за дюймом! Подтвердите приказ!
   - Есть, сэр! - Все были в полном восторге.  А  я  думал  о  том,  как
пройти в свою каюту незамеченным. Тогда я  еще  не  осознал,  что  вышел
наконец из депрессии и мог просыпаться по утрам пусть не с радостью,  но
зато без страха.
   У меня вновь появился интерес к моим обязанностям.
   Пилот уже в который раз  попросил  о  встрече.  Несколько  месяцев  я
оставлял его просьбы без внимания, но теперь решил зайти к нему в каюту.
Мы не встречались четыре месяца, и, увидев его, я был  потрясен.  Передо
мной вытянулся по стойке  "смирно"  изможденный,  со  впалыми  щеками  и
покрасневшими глазами человек. Я скомандовал "вольно".
   Он облизнул губы:
   - Так хотел поговорить с вами, а теперь не знаю, с чего начать.
   Мне было не по себе. Он отвернулся и зябко обхватил себя руками:
   - Командир, если мое положение не изменится до того, как мы причалим,
для меня все будет кончено. Флот - это... Это моя жизнь. У  меня  ничего
больше нет.
   Он посмотрел на меня:
   - Господи, вам не понять этого в свои восемнадцать. Но с  годами  все
меняется. Звуки кажутся приглушеннее, краски теряют яркость, еда - вкус,
запахи - остроту. То ли дело молодость, когда чувства бьют через край...
- Он умолк, глядя куда-то в пространство. - Возможно,  я  не  образцовый
офицер... - Он сглотнул. - Далек от идеала. Не то что другие офицеры. Но
к пилотажу у меня способности. И немалые.
   Я кивнул.
   - Управляя кораблем,  я  словно  молодею.  Приборы,  двигатели  будто
оживают под моими пальцами. Да и я сам возвращаюсь к  жизни.  Вы  только
представьте себе, что значит для меня всего этого лишиться?  Мне  тяжело
просить. И все же я прошу вас, командир!
   Это было невыносимо. Я невольно вспомнил свой разговор  с  Роговым  и
сказал:
   - Не надо меня просить, мистер Хейнц. Я вовсе не требую этого от вас.
   - Я хорошо знаю свою работу. Умею водить корабль. Буду стараться  изо
всех сил... - Он не  договорил.  -  Мне  поздно  начинать  все  сначала.
Командир, ради Бога! Не дайте мне погибнуть.
   - А как насчет протестов в журнал? И замечаний гардемаринам, чтобы не
мешали вам своей болтовней?
   - Высокомерие, - прошептал Хейнц. - Это не повторится. Вся моя  жизнь
- в  полетах.  -  Глаза  его  блеснули.  -  Маневрировать,  причаливать,
прокладывать курс, вычислять координаты. Господи! Ничего прекраснее я не
знаю.
   - Вы во многом стали другим, мистер Хейнц.
   - Я должен водить корабль, в этом -  смысл  моей  жизни.  Пожалуйста,
командир, спасите меня!  Я  не  стану  ни  во  что  вмешиваться,  никого
поучать, буду лишь исполнять свои прямые обязанности.
   Я был тронут:
   - Мы с вами недолюбливаем друг друга, мистер Хейнц. Тут уж ничего  не
поделаешь. Впрочем, это не важно. Я восстанавливаю  вас  в  должности  и
внесу ваше имя в график дежурств. Посмотрим, что будет дальше.
   Он вздохнул с облегчением и, прикрыв глаза, прошептал:
   - Спасибо. - К горлу подкатил комок. Мне было  мучительно  стыдно.  Я
сломал человека.
 
22 
 
   Через  несколько  дней  нам   предстояло   выйти   из   синтеза   для
окончательной навигационной рекогносцировки перед прибытием на Надежду.
   Времени оставалось в обрез, но, прежде чем сложить с себя полномочия,
мне надо было еще кое-что сделать. Во время дневной вахты  я  собрал  на
мостике офицеров: главного инженера Макэндрюса, пилота,  гардемаринов  и
кадетов. Все с любопытством ждали,  что  будет.  Вакс  Хольцер  по  моей
команде вышел вперед и вытянулся по стойке "смирно".
   - Дарла, запишите  всю  процедуру.  -  Огоньки  на  видеомагнитофонах
засветились. - Я, командир Николас Сифорт, произвожу  гардемарина  Вакса
Стэнли  Хольцера  в  полномочные   офицеры   Военно-Космического   Флота
Правительства Объединенных Наций. - Вакс прямо-таки обалдел от  радости.
- И, милостью Божьей, присваиваю ему звание лейтенанта.
   Итак, с Ваксом все в порядке, он стал лейтенантом, и никто  не  может
оспорить этого факта, чего нельзя сказать обо мне. Неизвестно,  утвердит
ли меня командиром  адмирал  Йохансон.  В  настоящее  время  назначения,
сделанные во время рейса, отмене не подлежат  независимо  от  того,  как
отнесется к ним Адмиралтейство.  Во  время  рейса  власть  командира  на
корабле абсолютна, и его  решения  не  подлежат  обсуждению.  Самого  же
командира Адмиралтейство вправе сместить.
   Вакс принимал поздравления, обменивался рукопожатиями с офицерами, во
весь рот улыбался, и вид у него был самый что ни на  есть  дурацкий.  На
лице Алекса я прочел озабоченность. Еще бы!  Ведь  он  теперь  -  первый
гардемарин, главный в кубрике.
   Новоиспеченный лейтенант приказал кадетам  перенести  его  пожитки  в
каюту. Обычное напряжение спало. Все немного  расслабились.  Прежде  чем
разойтись, мы поболтали.
   - Ну что, мистер Кэрр, собираетесь бросать вызов новому начальнику? -
спросил я почти по-дружески. Он холодно посмотрел на меня:
   - Возможно, сэр. Если представится случай.
   Я сразу перестал улыбаться. Похоже,  он  до  сих  пор  не  может  мне
простить бочку. Да и простит ли  когда-нибудь?  Ведь  я  унизил  его,  а
такие, как Дерек, этого не прощают.
   Несколько  дней  спустя  я  вывел  корабль  из  синтеза.  Алекс,  под
бдительным оком пилота, рассчитал наши координаты, а  также  координаты,
необходимые для  последнего  скачка.  Мистер  Хейнц  был  немногословен.
Полученные результаты я тщательно  пересчитал.  День  выдался  для  меня
по-настоящему удачный. Не прошло и получаса, как я закончил расчеты. Все
данные полностью совпадали. Мы снова вошли в синтез.
   Алекс облегченно вздохнул.
   - Не торопитесь, мистер Тамаров. - Я показал ему на экран.  -  Дарла,
смоделируйте, пожалуйста, наше приближение к Надежде. - Я включил связь.
- Главный инженер, моделирование выхода из синтеза и маневры в  качестве
упражнений для гардемаринов. - Я снова обернулся к Алексу:
   - Выведите корабль из синтеза и причальте его.
   Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я с треском провалился
именно на этом маневре, пытаясь осуществить его под наблюдением капитана
Хага и лейтенанта Дагалоу.
   -  Есть,  сэр.  -  Алекс  осмотрел  пульт.  -   Машинное   отделение,
приготовиться к выходу из синтеза. - Он уверенно провел пальцем вниз  по
экрану. Я с завистью наблюдал за тем, с какой легкостью он  осуществляет
трудный маневр, включает вспомогательные двигатели и готовит  корабль  к
стыковке  с  орбитальной  станцией.  Наконец  он  чуть-чуть  надавил  на
тормоза, и воздушные шлюзы слегка соприкоснулись. Мы вполне благополучно
состыковались с орбитальной станцией.
   Я готов был от зависти вышвырнуть его  с  капитанского  мостика,  но,
заметив у него на лбу капельки пота, немного смягчился.
   - Хорошо, мистер Тамаров. Достаточно. Когда он поднялся, я  с  трудом
выдавил из себя:
   - Все в порядке, Алекс, отличная работа. Он просиял от радости:
   - Благодарю вас, сэр. Спасибо!
   - Как вы себя чувствуете в новом  качестве?  Ведь  вы  теперь  первый
гардемарин.
   - Отлично, - ответил Алекс и скромно добавил:
   - Я стараюсь быть таким, каким были вы, сэр.
   Это признание вначале порадовало, а потом разозлило меня. Господи!  И
зачем только ему походить на меня?
   На корабле все были взволнованы и испытывали необычайный подъем духа:
наше долгое путешествие подходило к концу. Оставалось  только  выйти  из
синтеза рядом с системой Надежды и причалить к  орбитальной  станции.  А
потом разгрузиться и сойти на берег.
   В большинстве своем пассажиры знали, что ждет их на планете  Надежда.
Знали, чем будут там заниматься,  каковы  перспективы,  возможности.  Не
один год готовились они к этому путешествию. Я тоже знал, что меня ждет:
допросы, может быть, трибунал. Разумеется, мне не простят гибель  членов
экипажа и пассажиров, а тем более присвоение себе звания командира.
   Придется ли мне еще когда-нибудь летать в глубоком космосе?  Впрочем,
не так уж это и важно. Командир из меня никакой. Но это не смертельно. К
тому времени, когда меня в качестве гардемарина отошлют назад  на  Луну,
срок моей службы закончится.
   Продлевать контракт я не собираюсь. Одно дело - летать в космосе, без
чего ни один офицер звездного флота не сделает карьеры, и совсем  другое
- так и остаться гардемарином и, зная,  что  ничего  больше  не  светит,
проторчать всю жизнь на корабле. Похоже, я бегу  впереди  паровоза.  Еще
неизвестно, оставят ли меня вообще на корабле, даже  гардемарином.  Ведь
на моем счету Сэнди Уилски и