и, чтобы что-то кому-то доказать? Нет.  Но  чем
тогда я буду заниматься все эти годы? Управляющий плантациями теперь сам
распоряжается доверенной ему собственностью и вряд ли захочет,  чтобы  я
ему мешал. До совершеннолетия  мне  придется  довольствоваться  мизерным
содержанием и я шагу не смогу ступить без разрешения.
   Он помолчал, собираясь с мыслями.
   - Возможно, на службе будет не лучше. Здесь тоже  придется  выполнять
чужую волю. Но зато я буду считаться совершеннолетним. А главное - никто
не заставляет меня становиться кадетом, я сам так хочу.
   - Это все? - Его аргументы не произвели на меня особого впечатления.
   - Нет. не все. Я хотел сказать, не все,  сэр.  Простите.  Я  вспомнил
нескольких офицеров,  с  которыми  познакомился  на  корабле.  Лейтенант
Казенс, он был... э, прошу прощения, мне не следует этого  говорить.  Но
мистер Мальстрем! Мы целый месяц сидели за одним  столом.  Он  настоящий
джентльмен. Как мой отец. Если такой  человек  мог  сделать  карьеру  на
службе в военном флоте, я тоже смогу.
   -  Это  то,  к  чему  вы  стремитесь,   мистер   Кэрр?   Карьера   на
Военно-Космическом Флоте?
   - Нет, командир Сифорт. Пожалуй, нет. Просто я хочу  посмотреть  мир.
Чему-то научиться. Пожить на корабле.
   - И это, - я пренебрежительно махнул рукой, - вы называете жизнью?
   Он долго смотрел на меня, потом уши у него покраснели, и  он  опустил
глаза.
   - Сожалею, сэр, - сказал Дерек  спокойно.  -  Искренне  сожалею,  что
сказал это.
   - Вы много сказали такого, о чем стоит пожалеть, - Я давил на него, и
если он не выдержит, то,  безусловно,  спасует  перед  тем,  с  чем  ему
придется столкнуться, общаясь с моим старшим гардемарином.
   - Думаю, вы правы, сэр. - Теперь он весь залился краской.
   - Сколько вам лет?
   - Шестнадцать. Через шесть месяцев исполнится семнадцать.
   - Я всего на год старше вас.
   - Знаю. Еще и поэтому мне трудно называть вас сэром.
   - Но я командир  "Гибернии",  а  вы  будете  кадетом,  в  самом  низу
служебной лестницы.
   - Да, сэр. Понимаю.
   -  Интересно.  Вы  понимаете,   какая   разница   между   кадетом   и
гардемарином?
   - Кадет является учеником, не так ли? А гардемарин - офицер.
   - Кадеты имеют особый  статус,  мистер  Кэрр.  Они,  если  можно  так
выразиться,  воспитанники  офицеров,  которые  ими  командуют.  Командир
обладает всеми правами  родителя.  Кадет  считается  несовершеннолетним,
пока не станет гардемарином. У него нет никаких прав, и  командир  может
наказать его так, как сочтет нужным.
   Я наблюдал за его лицом. Пока мне не удалось отговорить его. Я удвоил
усилия:
   - Кадет беззащитен,  обязан  делать  то,  что  ему  приказывают.  Это
суровая жизнь. Но кадет должен научиться преодолевать  трудности.  После
кадетского курса, предполагающего  самые  тяжелые  испытания,  жизнь  на
корабле покажется легкой. Не останется больше сомнений в том, что власть
капитана, как и непосредственного командира, абсолютна.
   - Я понимаю, - задумчиво произнес Дерек.
   - Обычно кадеты поступают  в  Академию  в  возрасте  тринадцати  лет.
Некоторые - в четырнадцать. И  очень  редко  -  в  пятнадцать.  В  вашем
возрасте, Дерек, уже трудно переносить суровость и произвол.
   - Но я решил и сделаю это, - заявил он без колебаний.
   Я вел себя терпеливо. Он этого заслуживал.
   -  Думаете,  называть  меня  "сэр"  -  это  дисциплина?   Вас   ругал
когда-нибудь тот, кого вы не терпите?
   - Нет, сэр. Он весь как-то сжался.
   - А спали вы когда-нибудь  в  одной  комнате  с  другими  людьми?  Он
сглотнул:
   - Нет, разве что в одной каюте с отцом.
   - А могли бы?
   - Нет. - Он покраснел. - Но у меня есть снотворное, очень сильное.
   Я ничего не сказал, и он продолжал:
   - Я знаю, будет нелегко. Но выдержу, раз решился.
   - Дерек... - Я сокрушенно покачал головой, -  И  все-таки  вы  не  до
конца понимаете. Оправлялись вы когда-нибудь вместе с другими?
   - Господи, нет, - вырвалось у него. Я так и думал.
   - Видел вас кто-нибудь голым?
   - Нет. - Он покраснел при одной мысли об этом.
   - И вы все равно хотите стать гардемарином?
   - Да, сэр, - не колеблясь, ответил Дерек.
   - Снимайте брюки.
   - Что? - Удивление  сменилось  настороженностью,  которая  перешла  в
страх.
   Он попал в трудное положение. Но он должен доказать мне,  что  сможет
служить, или отказаться от своего намерения. Уставившись в  перегородку,
он медленно расстегнул ремень и снял брюки. Не зная, что с ними  делать,
неловко нагнулся, положил прямо на пол и так и стоял в одних трусах.
   Я молчал, через некоторое время он сделал над собой усилие, и  кулаки
его  разжались.  Он  огляделся,  видимо,  вспомнив,  что  находится   на
капитанском мостике, и покраснел, но не двинулся с места.
   - Дерек, вы по-прежнему уверены в том, что сможете?
   - Да, - прохрипел он, - Я смогу выдержать все, черт возьми!
   Я не рассердился, но надо  было  усилить  давление.  Лучше,  если  он
сорвется сейчас, чем после присяги.
   - Извинитесь!
   Он боролся с самим собой,  взгляд  был  пустым.  Но  через  несколько
секунд сказал изменившимся тоном:
   - Командир Сифорт, сэр, простите меня, пожалуйста, за грубость.
   -  Просите  униженно!  -   Это   были   цветочки   по   сравнению   с
издевательствами в кубрике.
   - Сэр! Я сожалею, что разговаривал с вами таким тоном. Это просто  по
глупости. Сожалею, что потерял над собой контроль. Я не хотел  проявлять
к вам неуважения и никогда так больше не поступлю!
   Я взглянул на Дерека. В глазах у него стояли слезы. Я сбавил тон:
   - Говорят, вы занимались строевыми упражнениями.
   - Да, сэр. С Ваксом Хольцером.
   - Мистером Хольцером.
   - Простите, сэр. С мистером Хольцером, чтобы подготовиться.
   - Это было частью вашего плана?
   - Да, сэр. Я начал с письма к вам.
   Я вздохнул. Может, ему  и  удастся  выжить.  Но  едва  ли.  С  другой
стороны, он был образован и целеустремлен. И мне нужен был гардемарин.
   - Это происходит так, Дерек. Вы принимаете присягу  и  вербуетесь  на
службу на пять лет. Вы уже не сможете переменить  решение.  Единственный
выход - позорное увольнение после того, как некоторое время вы  отсидите
на гауптвахте. Знаете, что такое позорное увольнение?
   - Не совсем, сэр.
   - Вы навсегда потеряете право голоса, не  сможете  занимать  выборные
должности, а также  работать  в  правительственных  учреждениях.  Будете
лишены заработанных вами денег и всех полагающихся  военным  льгот.  Это
полное бесчестье.
   - Понимаю, сэр.
   - Вы поступите  на  службу  в  качестве  кадета.  Это  не  офицерская
должность. Формально вы можете оставаться кадетом в  течение  пяти  лет,
пока ваш командир не решит сделать вас гардемарином. Все зависит  только
от него. Вы обязаны подчиняться и исполнять ваши обязанности на службе в
военном флоте независимо от вашего положения.
   - Да, сэр.  -  Он  пристально  смотрел  на  меня,  ожидая  разрешения
поступить на службу.
   - Дерек, хочу вас еще раз предупредить. Вы считаете, что я  издевался
над вами?
   - В какой-то степени да, сэр.
   - Фактически нег. Вы очень чувствительны. На  самом  деле  все  будет
гораздо хуже. Вам следует подумать, Он удивил меня.
   - Я подумал, сэр, пока стоял тут в таком виде.
   - И что же?
   - Я хочу поступить на службу в Военно-Космические Силы, сэр.
   - Подождите в коридоре, я вас позову. Одеваться не надо.
   - Что? - На лице его появилось выражение ярости и отчаяния. -  Вы!  Я
верил вам! - Он поднял брюки.
   Я промолчал.
   Дерек отряхнул брюки и, побледнев от гнела, стал  было  их  надевать,
но, подняв ногу, застыл.
   Он долго  смотрел  на  брюки,  затем,  держа  их  двумя  пальцами,  с
презрением приподнял, вытянул руку  и  разжал  пальцы.  Брюки  упали  на
палубу. Он шагнул к люку и вышел в коридор. Я захлопнул люк.
   Пусть постоит там полчаса, этого достаточно. Вернулся он бледный,  но
не сказал ни слова. Я подал ему брюки, и он с благодарностью надел их.
   -  Дерек,  настоящим  испытанием  будет  для  вас   мистер   Хольцер.
Начинайте. Я произведу вас в гардемарины, когда решу, что вы  достаточно
квалифицированны.
   - Понимаю. - Бледность постепенно сходила с его лица.
   Я вызвал Вакса и главного инженера в качестве свидетелей. Там же,  на
мостике, Дерек принял присягу и я занес этот факт в журнал.
   - Теперь он твой, Вакс. Покажи ему, где раки зимуют.
   Вакс хищно улыбнулся и облизнул губы. Потом повернулся к Дереку:
   - Кадет, сейчас мы пойдем в кубрик. Я покажу вам вашу койку.  Кадетом
быть не сложно. Вы должны обращаться ко всем движущимся  объектам  "сэр"
или "мэм", в том числе и к детям. И вы будете делать все,  что  прикажет
вам любой офицер, без исключения.
   - Да, сэр, - кротко ответил Дерек.
   - Не да, а есть, сэр, и два  штрафных  очка.  Десять  штрафных  очков
означают бочку.
   - Есть, сэр!
   - А сейчас надо было отвечать "да, сэр". Я ведь не давал вам приказа.
Просто указал на факт. Еще два штрафных очка.  -  Каждый  штрафной  балл
отрабатывался двумя часами тяжелых упражнений.
   - Гм, да, сэр. - Кажется, Дерек начинал понимать.
   Я прошел за ними по коридору до кубрика. Мне было жаль мистера Кэрра.
   Вакс положил руку на плечо Дерека, подталкивая его к люку.
   - Дерек, расскажи нам о своей интимной жизни, - промурлыкал он.
   Люк за ними захлопнулся.
   Я вернулся на мостик. Теперь у  меня  было  четыре  гардемарина.  Ну,
пусть три и один кадет. Разница невелика.
 
16 
 
   - Отец Наш Небесный, сегодня  на  корабле  Флота  Объединенных  Наций
"Гиберния" 14 мая 2195 года. Благослови нас, наше  путешествие  и  пошли
здоровье и благополучие всем на борту.
   - Аминь. - Мы сели.
   Я ел  суп,  подсчитывая  про  себя  собственные  благодеяния.  Экипаж
успокоился и вернулся к нормальной работе. Мы вошли в синтез и на гребне
N-волны неслись к Надежде. Время  от  времени,  в  тихие  вечера,  мы  с
главным инженером исследовали артефакт. Алекс  проходил  курс  навигации
под строгим надзором пилота Хейнца. Я с нетерпением ждал дня,  когда  он
станет наконец лейтенантом.
   С другой стороны, мы до сих пор не справились с "клопом" в  системных
параметрах Дарлы. Несмотря на то что я нажимал на пилота  и  просил  его
хотя бы посмотреть, в каком состоянии программные массивы, он  возражал,
уговаривал меня подождать  до  Надежды,  где  наверняка  найдется  более
квалифицированный специалист по компьютерам. Пока мы вычисляли  массу  с
поправкой сами, неточно запрограммированный параметр не приносил  вреда.
И хотя я тревожился, принуждать пилота не решался.
   Между тем Дерек Кэрр  исчез  в  кубрике,  где  находился  под  нежным
присмотром Вакса Хольцера.  Командир  не  бывал  в  кубрике,  а  кадетам
запрещалось посещать мостик, поэтому я не знал, как идут дела у Дерека.
   Время от времени я мельком видел,  как  он  с  деловым  видом  спешит
куда-то  по  коридору,  незаметный  в  серой   форме   кадета,   коротко
подстриженный, с чисто вымытым лицом и руками.
   При виде меня он вытягивался по стойке "смирно". Сначала у  него  это
не очень получалось. Но через неделю  живот  исчез,  спина  выпрямилась,
осанка стала безукоризненной. Как это удалось Ваксу  за  такой  короткий
срок, я предпочитал не спрашивать.
   В этом я должен был полностью положиться  на  Вакса.  Дерека  обучали
корабельным делам, уставу, соблюдению чистоты, дисциплине  и  общению  с
обитателями кубрика, веселыми ребятами старше его по  званию.  Это  было
самым трудным. Тут уж выдержит или не  выдержит.  Я  ничем  не  мог  ему
помочь.
   И все же я предупредил Вакса:
   - Насчет штрафных баллов,  которые  ты  ему  назначаешь.  Позаботься,
чтобы у него было время их отработать. Не доводи до десяти.  По  крайней
мере в первые два месяца.
   - Есть, сэр. Вполне согласен с вами.
   Я оставил его в покое.
   Иногда я видел, как Аманда, весело  смеясь,  кокетничает  с  молодыми
пассажирами. Меня она не замечала. А я тосковал по  нашим  доверительным
беседам, ее любви и ласкам.
   Дерек больше не обедал за  капитанским  столиком,  и  весь  апрель  я
провел в компании двух пассажиров. Первого мая, при  проведении  обычной
смены мест, меня  ждал  приятный  сюрприз:  десять  пассажиров  изъявили
желание сесть за мой стол.
   Моя изоляция заканчивалась.
   Я выбрал семь человек на остававшиеся свободные  места,  и  теперь  у
меня  за  столом  был  полный  комплект,  что   позволяло   поддерживать
оживленную беседу.
   Со сном дела обстояли хуже.
   Люк моей каюты никак не защелкивался. Я захлопывал его,  а  он  снова
распахивался. Я наваливался всей тяжестью тела,  стараясь  закрыть  его.
Что-то толкало снаружи. Я отступал назад, натыкаясь на переборку.
   В темноте коридора за сломанным  люком  что-то  двигалось.  В  каюту,
волоча  ноги,  вваливался  матрос  Таук  с  багровым  лицом  и  глазами,
вылезающими  из  орбит.  Он  гремел  кандалами.  Прорвав  пластырь,   из
наполовину прогнившего рта вывалился почерневший язык.
   Я в ужасе прижимался к переборке. Холодная, липкая рука  тянулась  ко
мне  сквозь  корабельный  корпус,  хватала  за   горло.   Матрос   Рогов
протискивался в каюту и держал меня, а Таук все приближался.
   Я с криком просыпался. Крик переходил  в  слабые  стоны.  Шатаясь,  я
выбирался из постели, падал на стул и  сидел,  обхватив  себя  руками  и
раскачиваясь, до самого рассвета.
   Единственным способом справиться с этим кошмаром  была  работа,  и  я
доводил себя до полного изнеможения. Я нес ежедневно две  четырехчасовые
вахты. Исследовал весь корабль от носа  до  кормы,  знал  каждую  каюту,
каждый склад, каждый шлюз.
   К немалому удивлению Алекса и пилота, я проходил вместе с  ними  курс
занятий по навигации. Сидел сзади  и  спокойно  решал  задачи,  заданные
Хейнцем гардемарину. Алекс решал их быстрее и лучше, но в конце концов и
у меня стало получаться.
   Сначала пилот из-за меня  чувствовал  себя  скованно.  Легкомысленное
замечание однажды уже стоило  ему  выговора  и  наказания,  а  теперь  я
требовал, чтобы он  исправлял  мои  ошибки.  Через  некоторое  время  он
научился балансировать между подчеркнутой вежливостью и издевкой и  стал
отличным учителем.
   Главный инженер Макэндрюс по моей просьбе  снабдил  меня  головидными
конспектами, объясняющими принципы работы двигателей синтеза. Но они так
и остались для меня тайной, несмотря на  упорные  занятия.  Я  заставлял
главного инженера просматривать конспекты вместе со  мной,  страница  за
страницей, выводя из себя даже этого на редкость спокойного человека.
   Я  проинспектировал  буквально  каждый   уголок   корабля:   машинное
отделение, лазарет, кубрики экипажа и гардемаринов. Пока  гардемарины  и
кадет в полном составе стояли по стойке "смирно",  я  делал  вид,  будто
проверяю, нет ли пыли на полках, хорошо ли заправлены койки, чтобы  хоть
ненадолго избавиться от ночного кошмара.
   Я не раз порывался рассказать  о  своих  снах  доктору  Убуру.  Пусть
сочтет меня умственно неполноценным,  тогда  по  крайней  мере  появятся
основания освободить меня от должности. Но я не сделал этого, потому что
знал, что мои сны - следствие напряжения, а не болезни. И  доктор  Убуру
может уличить меня в трусости.
   Я сосредоточил все свое внимание на работе, которую долго откладывал.
Вызвал главного инженера и пилота - разумеется, не на  мостик,  -  чтобы
обсудить возможности перепрограммирования Дарлы.
   Пилот  неохотно   обрисовал   нашу   задачу.   Необходимо   отключить
эмоциональные и разговорные сегменты, найти не правильные входные данные
для параметра поправленной массы и исправить их.
   Я потребовал для просмотра технические руководства. В них  был  учтен
каждый шаг. Знай я об этом раньше, не позволил бы Хейнцу тянуть с  таким
важным делом. Но я понимал его осторожность.  Ошибка  могла  привести  к
ужасным последствиям. Перепрограммирование компьютера -  задача  не  для
любителей, а для  специалистов  высшего  класса.  Вот  почему  системные
программисты у Адмиралтейства на привилегированном положении.
   Пилот отстаивал свою точку зрения:
   - Дарла зафиксировалась на значении корабельной массы,  которое  было
заложено в нее при отбытии из порта. До тех пор пока мы  будем  снабжать
ее вычисленными вручную данными, можно осуществлять синтез. Лучше синица
в руке, чем журавль в небе.
   - Мистер Макэндрюс?
   - Я не системный программист, сэр. И вы, при  всем  моем  уважении  к
вам, тоже. Как бы не возникло проблем больше, чем мы в состоянии решить.
Ведь можно делать вычисления и вручную. Я оставил бы Дарлу в покое.
   - В определенном смысле вы правы. Но мы не знаем, насколько  серьезен
сбой. Что, если масса корабля не единственный  не  правильный  параметр?
Когда мы выведем  все  программные  параметры,  необходимо  убедиться  в
правильности каждого из них.
   Пилот фыркнул:
   - Сэр, надеюсь,  вы  представляете,  сколько  параметров  заложено  в
Дарлу? Конечно, некоторые из них очевидны, как, например, масса корабля.
Но  существуют  и  не  столь  известные,  как,  например,  длина   шахты
двигателей синтеза, объемы камер гидропоники,  скорость  работы  насосов
воздушного шлюза... Господи, нельзя же проверить все!
   - И все это Дарла помнит?
   - Да, и действует на их основании. Каждый  раз,  рециркулируя  стакан
воды, выращивая помидор или прослеживая флуктуации выделения энергии, мы
полагаемся на параметры Дарлы. Если мы нечаянно изменим их...  -  Он  не
договорил. Опасность явная и очень серьезная.
   Решать мне, и я должен был хорошенько подумать.
   Этой ночью кошмар был особенно страшным.  Я,  как  обычно,  с  трудом
проснулся, дрожа, в полном изнеможении выбрался из постели  и  буквально
рухнул на стул. И тут ледяная рука Рогова повалила меня на палубу.
   Проснулся я в кровати, задыхаясь и не в силах унять дрожь.  В  то  же
время я понимал, что все еще сплю.  Поднял  глаза  и  увидел  Таука.  Он
открыл люк, шатаясь, вошел в каюту, уставившись  на  меня  полусгнившими
глазницами. Шаркая  закованными  в  кандалы  ногами,  он  приближался  к
кровати. Я снова проснулся, буквально парализованный страхом.
   Прошло немало времени, прежде чем я убедился, что уже не сплю.  Надел
брюки, натянул прямо на китель нижнюю  рубашку  и  поспешил  в  лазарет,
опасаясь наткнуться на Таука. О достоинстве я  забыл.  Разбудил  доктора
Убуру и попросил снотворное, объяснив, что меня мучат кошмары.
   Она дала мне таблетку, предупредив, что принимать ее надо уже лежа  в
постели и спать после этого сколько захочется. У нее хватило такта ни  о
чем меня не расспрашивать.
   Возвращаясь в каюту, я все еще не мог унять дрожь.  Осторожно  открыв
люк, вошел и, хотя был уверен, что там никого нет, боялся, как ребенок.
   Я проглотил снотворное. И через несколько минут каюта растаяла.
   Кто-то стучал в люк кузнечным молотом. Я попытался открыть глаза,  но
веки не поднимались,  будто  склеенные.  Рассерженный,  я,  пошатываясь,
вылез из кровати и направился к люку. Кто-то за перегородкой сделал  два
шага к входу в каюту. Я ухватился за холодный металл  и  распахнул  люк,
готовый разнести молот на мелкие кусочки.  Через  силу  открыл  глаза  и
издал какой-то странный звук, что-то среднее между визгом и рычанием.  В
коридоре терпеливо ждал юнга.
   - Рики! Какого черта ты здесь болтаешься ночью? И прекрати этот стук!
- Я прислонился к стене.
   - Уже утро, сэр командир. Я всегда прихожу в это время. - Юнга  стоял
с подносом, ожидая, когда я его впущу.
   - М-да. Заходи. - Я попятился и сел на кровать. -  Ты  не  видел  тут
человека с веревкой на шее, а? Рики поставил поднос на стол:
   - Нет, сэр. А если увижу, что мне ему сказать?
   Я сфокусировал взгляд на прикроватном столике, чтобы  он  не  плыл  у
меня перед глазами. Стол замедлил движение, но не перестал вращаться.
   - Ничего ему не говори. Просто постарайся на него не  смотреть.  -  Я
лег в койку. Теперь поплыл потолок и все остальное. - Ла