, Советник по безопасности, Генеральная
ассамблея, Мировой суд. Он  полномочный  представитель  Правительства  в
космосе и пользуется теми же правами. -  Говоря  эти  самые  тривиальные
вещи, я почему-то почувствовал себя лучше.
   - И что же?
   - Лейтенант - всего лишь офицер,  а  командир  -  это  Правительство.
Правительством может быть только командир. И только Правительство  может
управлять кораблем. Поэтому человек, управляющий кораблем,  -  командир.
Его слово - закон.
   -  Но  главный  инженер  Макэндрюс  старше.  Вот  он  и  должен  быть
командиром.
   - Дорогая, так не бывает. - Тронутая словом "дорогая", она взъерошила
мне волосы.  -  На  корабле  три  лейтенанта,  в  их  подчинении  четыре
гардемарина. На борту есть еще три офицера - нестроевые.
   - Это я уже слышала. Ну и что?
   - Строевой офицер входит в систему командования кораблем.  Нестроевые
офицеры могут отдавать приказы гардемаринам  и  матросам,  но  не  могут
командовать. У них свои обязанности.
   -  Но  это  несправедливо.  У  Маки  больше  опыта,  чем  у   мистера
Мальстрема.
   Интересно, когда  это  она  начала  называть  его  Маки?  Мне  самому
когда-то хотелось называть его так, но я быстро раздумал.
   - Жизнь несправедлива, Аманда.  Маки  никогда  не  будет  командовать
кораблем.
   Аманда поцеловала меня и сменила тему.
   В тот вечер командир собрал комиссию по  расследованию.  Теоретически
Алекс и я тоже  могли  в  нее  войти.  По  акту,  принятому  Генеральной
ассамблеей, гардемарин независимо от возраста считался совершеннолетним,
а также офицером и  джентльменом.  Слишком  мало  офицеров  имели  право
заседать в суде. Но мы с Алексом находились в раздевалке вместе с Сэнди.
Были свидетелями. А если существовал заговор, нас вполне могли  признать
его участниками. Из этих соображений нас обоих исключили из кандидатов в
члены комиссии.
   В состав комиссии вошли: доктор Убуру, пилот Хейнц и главный  инженер
Макэндрюс. Они собрались в пустующей теперь комнате отдыха  лейтенантов,
как бы желая подчеркнуть цель расследования.
   Два дня они анализировали записи Дарлы,  снова  и  снова  прослушивав
последнее сообщение с баркаса, составляли списки матросов, заходивших  в
ангар баркаса, начиная с того дня, как "Гиберния" покинула  "Околоземный
порт". Они проверили скудную информацию,  переданную  Дарле  примитивным
компьютером баркаса во время челночных рейсов на "Селестину" и обратно.
   Обычно ангар баркаса на "Гибернии" был закрыт. С того момента, как мы
покинули "Околоземный порт", Дарла регистрировала каждого члена экипажа,
допускавшегося на баркас для  его  технического  обслуживания.  Учитывая
работы, связанные с сопровождением пассажиров при проведении  экскурсии,
семнадцать членов экипажа в то или иное  время  заходили  в  ангар.  Все
гардемарины  летали  на  "Селестину",  также  как  и  все  офицеры,   за
исключением членов комиссии.
   Матросам, побывавшим в ангаре, учинили допрос. Алекс, Вакс и я сидели
в коридоре на специально поставленных для этого случая стульях,  сомкнув
колени, держа фуражки в руках, и ждали, когда  нас  вызовут  на  допрос.
Напряжение достигло предела.
   Привели с гауптвахты Сэнди. Опустив глаза, он прошел мимо нас и  лишь
через два часа появился - бледный, трясущийся. Кажется, он плакал.
   Наступила моя очередь. Я одернул китель, поправил галстук и, войдя  в
комнату, отсалютовал. По меркам Академии почти идеально.
   - Садитесь, мистер Сифорт, - сказал  Макэндрюс  и  взглянул  на  свой
головид, на котором вел записи. - Расскажите нам, что вы видели в ангаре
перед последним рейсом лодки. Постарайтесь ничего не забыть.
   - Есть, сэр. -  Я  сдвинул  брови,  пытаясь  сосредоточиться.  Ничего
подозрительного я не заметил, поэтому рассказал лишь  о  глупой  выходке
Сэнди и Алекса, о разорванных штанах Сэнди и ярости мистера Казенса.
   - Что было потом?
   - Лейтенант Казенс  приказал  Алекс...  гардемарину  Тамарову  занять
место мистера Уилски. Миссис Дагалоу вызвалась полететь вместо него.
   - Вы уверены, что мистер Казенс не  приказал  Дагалоу  отправиться  в
полет?
   - Абсолютно уверен, сэр. Пилот Хейнц прочистил горло:
   - Так, может быть, мистер Тамаров предложил  лейтенанту  Дагалоу  его
заменить?
   - О Господи, конечно же нет! -  Я  сглотнул,  понимая,  что  сморозил
глупость. И все же  вопрос  был  абсурдным.  Предложи  гардемарин  нечто
подобное лейтенанту-он потом не смог бы  неделю  сидеть.  Это  в  лучшем
случае. Такое предположение было так же  неуместно,  как...  как  и  мой
ответ. Я попал впросак. - Виноват, сэр.
   Макэндрюс говорил ледяным тоном, однако, проигнорировав мою дерзость,
буквально засыпал меня вопросами о моих посещениях  ангара,  а  также  о
расписании вахт на капитанском мостике.
   - Так я и был на мостике, сэр. Это случилось до моей вахты. Я помогал
одевать пассажиров. Пилот молитвенно сложил ладони:
   - Но кто вам велел помогать?
   - Никто, сэр.
   - Зачем же вы это делали?
   - Хотел быть полезным, сэр. - Я покраснел, чувствуя, что  спорол  еще
одну глупость.
   -  То  есть  решили  заняться  не  своим  делом,  вместо  того  чтобы
отправиться на пост?
   - Нет, сэр, я... Да, сэр. - Я не нашелся, что сказать, и замолчал.
 
*** 
 
   Комиссии было от чего прийти в  отчаяние.  Двигатели,  работающие  на
гидрозине, так просто не перегреваются. Но если бы даже  это  случилось,
экипаж баркаса способен был убрать газ буквально за несколько секунд, не
дав  двигателям  достичь  критической  температуры.   Всякое,   конечно,
случается, но нельзя не тревожиться,  если  неизвестна  причина.  Стоило
бросить взгляд на зияющую в корпусе "Селестины" рану, чтобы это понять.
   Главный инженер посмотрел на доктора Убуру,  потом  предложил  пилоту
задать очередной вопрос. Оба покачали головами.
   - Мистер Сифорт, вы, кажется, недолюбливали мистера Казенса?
   Моя форма насквозь промокла от пота. В горле пересохло. Признаться  в
своей антипатии к Казенсу значило погубить себя, но выхода  не  было!  Я
выпрямился, стиснул зубы:
   - Да, сэр.
   Макэндрюс  был  беспощаден  и  заставил  меня  объяснить  почему.   Я
попытался это сделать, чувствуя, как горят от стыда уши.
   Наконец меня отпустили. В полном изнеможении я опустился на стул,  не
в силах унять бившую меня дрожь.
   В двери появился главный старшина корабельной полиции.
   - Мистер Хольцер.
   С отсутствующим видом Вакс отправился на инквизицию.
   Расследование продолжалось.
   Мы все еще не вошли в синтез,  и,  несмотря  на  суматоху,  судном  и
командой надо было управлять. Сэнди отпустили с гауптвахты, но  нам  все
равно  не  хватало  рабочих  рук.  Через  четыре  часа  после   допроса,
невыспавшийся и издерганный, я появился на мостике, чтобы  заступить  на
вахту.
   Когда я постучал, командир Мальстрем повернул камеру,  открыл  люк  и
указал на стул.
   Прошла половина дежурства, прежде чем он нарушил молчание:
   - Они что-нибудь выяснили?
   Я понял, кого он имел в виду.
   - Насколько мне известно, нет, сэр.
   - Надо найти причину. Это не могло просто так случиться.
   - Да, сэр. - Это единственное, что мог я ему  сказать.  Харви,  моего
друга, больше не было.  Я  видел  перед  собой  командира  во  всем  его
величии, а сам оставался всего-навсего гардемарином.
 
6 
 
   Даже  на  таком  большом  корабле,  как   "Гиберния",   любые   самые
невероятные слухи распространяются  со  скоростью  света.  Не  прошло  и
нескольких минут, как все уже знали, что по настоянию главного  инженера
комитет рассмотрит дела всех матросов, посылавшихся на капитанскую мачту
с того момента, как мы покинули порт. Это не составляло  особого  труда.
"Гиберния", в общем-то,  была  судном  благополучным,  и  офицеры  почти
всегда могли решить с матросами любую проблему.
   Вакс ушел на вахту. Я валялся на койке, радуясь, что Алекс не слушает
свою бьющую по мозгам музыку, когда ворвался Сэнди Уилски. Он  буквально
кипел от возмущения:
   - Мальстрем собирается всех подвергнуть допросам на детекторе  лжи  с
наркотиками!
   - Что? - Алекс рывком сел в койке.
   - Всех гардемаринов и тех матросов, которые побывали в ангаре.
   - Зачем?
   - Чтобы исключить любую возможность саботажа, так он сказал доктору.
   Алекс стукнул кулаком по матрасу:
   - Это несправедливо. Я проворчал:
   - Переживешь. - Допрос с применением детектора  лжи  и  наркотиков  -
ДН-допрос - был не из приятных, но вреда не причинял.
   - Ведь ни одному из нас не предъявили обвинения! - сказал Алекс.
   - Мерзавец не имеет права... - мрачно заявил Сэнди. Я вскочил с койки
и выпалил первое, что пришло в голову:
   - Уилски, в каком виде ваши ботинки! Один штрафной балл! А одеяло!  -
Я шлепнул по нему рукой, найдя крошечную складку. - Еще один!
   Алекс задохнулся:
   - За что вы на него так вдруг... Я взвился:
   - А вы? Сколько у  вас  штрафных  баллов  -  Я  знал,  что  Алекс  не
торопился их отрабатывать.
   - Девять, мистер Сиф...
   - Еще два за дерзость! - Я понимал, что это грозило  ему  бочкой,  и,
помолчав, добавил:
   - Не буду регистрировать их до утра. Приступайте.
   - Но я..
   - Немедленно!
   Они кинулись к двери.
   - И никаких разговоров, пока выполняете упражнения! Одно  слово  -  и
штрафные очки удвоятся!
   - Есть, мистер Сифорт! - Люк захлопнулся. Я сел на  краешек  кровати,
обхватив дрожащими руками голову.
   Их обожаемый герой ушел в прошлое. Теперь они возненавидят  меня.  Но
выбора не было.
   Времени до допроса оставалось мало.
   Неудивительно,  что  они  так  негодовали   по   поводу   ДН-допроса.
Использование детектора лжи и наркотиков разрешалось на  борту  корабля,
как и на Земле. По Закону о даче свидетельских показаний  от  2026  года
подозреваемый обязан был отвечать на  вопросы.  При  даче  свидетельских
показаний против него его  могли  послать  на  ДН  и  либо  снять,  либо
подтвердить обвинение, в случае если под  действием  наркотиков  он  сам
признавал себя виновным, но это лишь при  условии,  когда  подозреваемый
отрицал предъявленное ему обвинение.
   Иначе ДН-допрос мог стать орудием деспота или и того хуже  -  орудием
пыток.  Закон  не  разрешал  выуживать  из  недр   человеческого   мозга
преступления, которые могли бы быть совершены его обладателем.
   Я посматривал на часы, совершенно не беспокоясь о оставшихся  наедине
Алекса и Сэнди. Они получили прямой приказ, который  подтвердили,  и  не
станут разговаривать, пока находятся в спортзале.
   Я задремал.
   С трудом поднялся в конце четвертого часа и побрел на второй уровень.
   Когда я вошел, Алекс работал на брусьях, а Сэнди занимался  бегом  на
месте. Майки их промокли насквозь, волосы слиплись. Сэнди тяжело  дышал.
Избавляться от штрафных очков нелегко  -  я  знал  это  по  собственному
опыту.
   - Оба вольно.
   Алекс слез с брусьев. Сэнди замедлил бег и остановился.
   - Встать к переборке. - С минуту я вышагивал из  стороны  в  сторону,
потом пристально посмотрел на них. - Хотите что-нибудь сказать?
   - Нет, мистер Сифорт, - ответил Сэнди по-мальчишески,  соответственно
своему возрасту. Он был напуган.
   - А вы?
   Несмотря на физическую усталость, Алекс с трудом произнес:
   - За что вы на нас напустились? Мне захотелось кричать от отчаяния. И
зачем только я вызвал Алекса на разговор?
   - Мистер Уилски, выйдите, - Я последовал за Сэнди.
   - Ты не должен опускаться до жалоб и нытья, - сказал я ему. -  Теперь
ты офицер, а не кадет. И если недоволен начальством,  держи  свои  мысли
при себе.
   Он покраснел:
   - Есть, мистер Сифорт.
   - Обещай впредь поступать именно так.
   - Слушаюсь, мистер Сифорт, виноват. Я был груб с ними, но  Сэнди  изо
всех сил старался мне угодить.
   - Очень не хочется назначать вам штрафные баллы. Ладно, иди в душ.  -
Я коснулся его мокрого плеча. - Ты хороший парень.
   Надеясь найти правильный тон, я вернулся в зал к Алексу.
   - Идиот! - резко бросил я ему.
   - Идиот?
   Я наклонился к нему и прошептал:
   - Я делаю все, чтобы спасти вам жизнь!
   Он промолчал, но в глазах застыло удивление.
   - Командир Мальстрем вправе расследовать гибель своих  офицеров  так,
как считает нужным.
   - Но по закону...
   - Алекс! - Даже заставляя его молчать,  я  рисковал  нашей  свободой.
Неужели он не понимает?
   - Это командир!
   Я сказал все,  что  хотел.  Приказ  командира  Мальстрема  подвергать
испытанию  всех  без  разбора  был  прямым  нарушением  закона  о   даче
свидетельских   показаний.   Когда   мы   приведем   "Гибернию"   домой,
Адмиралтейство может списать его на берег или еще того хуже.
   Но на борту корабля слово командира - закон. Мой долг - выполнять его
приказы и докладывать о бунтарских настроениях. Вести себя иначе значило
бы участвовать в мятеже.
   Я молча смотрел на Алекса и ждал. Наконец по  выражению  его  лица  я
понял, что до него дошло. В подтверждение этому он кивнул.
   Я вздохнул с облегчением:
   - С Сэнди  теперь  все  в  порядке,  но  если  только  он  попытается
рассуждать на эту тему, прижми его как следует. Не бойся.
   - Понял.
   - Можешь идти.
   - Спасибо, - прошептал он. Я сделал вид, что не расслышал.
   На следующий день начался ДН-допрос.  Сначала  вызвали  гардемаринов,
потом матросов. Когда я выходил из кабинета доктора Убуру, меня тошнило,
кружилась голова. Я не знал, что наговорил под действием наркотиков,  и,
забравшись под одеяло, пытался справиться с тошнотой.
   Утром действие наркотиков все еще ощущалось, хотя и слабее.
   Тест не обнаружил виновных.  Гардемарины  прошли  по  самому  низкому
рейтингу. Больше  всех  пострадал  от  наркотиков  Сэнди.  Его  все  еще
тошнило. На некоторых ДН действовал особенно  сильно.  В  опубликованном
отчете комиссии было сказано, что никаких признаков саботажа нет  и  что
несчастный случай,  возможно,  был  вызван  неполадками  клапана  подачи
топлива,  что  вовремя  не  было  зарегистрировано  вышедшим  из   строя
сенсорным элементом.
   Пока мы приходили в себя, корабль еще два дня провисел в космосе.
   Командир Мальстрем без конца совещался с главным  инженером,  пилотом
Хейнцем и доктором Убуру, не вернуться  ли  на  "Околоземный  порт".  Во
время моей очередной  вахты  он  сначала  держался  скованно,  но  потом
оттаял:
   - Очень сожалею, Ники. И не могу не тревожиться. Даже  не  знаю,  что
делать.
   - Понимаю, сэр.
   - Я уже почти  решился  продолжить  полет.  Ведь  саботажа  не  было,
значит, риск невелик. А на Шахтере и на Надежде ждут наших грузов.  Если
мы повернем назад, следующий корабль попадет туда только через год.
   - Да, сэр.
   - Буду с тобой  откровенным,  Ники.  У  нас  нет  лейтенантов,  а  ты
старший. Но повысить тебя сейчас не могу. Опыта маловато.
   - Я знаю, сэр. А Вакс? - Горько было это говорить, но я не мог иначе.
Я знал, что Вакс подготовлен гораздо лучше меня.
   - Нет. Пока нет.  Характер  не  тот.  Я  все  же  склоняюсь  к  твоей
кандидатуре. К тому времени, когда мы прилетим на Надежду, ты научишься,
обещаю тебе. Я помогу. А пока оба останетесь гардемаринами.  Постараюсь,
чтобы ты получил очередное повышение раньше других. - Случись  такое,  я
оставался бы старшим по званию среди остальных на весь срок службы, если
бы, разумеется, никто из них не стал командиром.
   - В этом нет  необходимости,  сэр.  -  Я  с  трудом  подавил  в  себе
низменное стремление к карьере.
   - Возможно, но я собираюсь поступить именно так.  -  Он  вздохнул.  -
Завтра же начнем синтез. Сразу после поминальной службы.
   - Да, сэр.
   Служба была печальной формальностью. Все мы,  офицеры,  облачились  в
белые брюки с ярко-красной окантовочной лентой, сверкавшие  белизной  на
фоне черных туфель, белые кителя с черной траурной лентой  через  плечо,
белоснежные рубашки и черные  галстуки.  На  груди  сверкали  медали  за
отличную службу.
   В дальних полетах  людей  хоронили  в  запечатанных  гробах,  которые
выбрасывались через воздушный шлюз.  Так  были  похоронены  погибшие  на
"Селестине", до сих пор продолжавшие свой бесконечный путь в космосе.
   Однако нам хоронить было некого, и в столовой состоялась  поминальная
служба.
   Там собрались  все,  кто  был  на  борту  "Гибернии".  Члены  экипажа
чувствовали себя неловко в офицерских  апартаментах.  Родственники  двух
погибших пассажиров - мистер Раджив Этра и Дерек Кэрр - были в трауре  и
стояли вместе с офицерами, оплакивавшими своего командира от имени всего
корабля. Остальные четверо пассажиров путешествовали в одиночку.  Мистер
Этра, несмотря на скорбь, держался с достоинством. У Дерека  Кэрра  были
заплаканные глаза, и он ни с кем не разговаривал.
   Командир  Мальстрем  совершал   традиционный   ритуал   Иеговистского
Воссоединения.
   - Мы поручаем души наших умерших тебе, Отец наш Всевышний, -  говорил
он, - как и их тела,  до  Дня  Великого  суда,  когда  ты  призовешь  их
снова...
   Мы постояли несколько минут в полном молчании, потом все кончилось.
   После службы Алекс ушел на  вахту  с  пилотом  Хейнцем.  Пилота,  как
правило, вызывали, лишь когда мы причаливали  к  станции  или  проходили
участок пути, где было много других транспортов. Теперь ему  приходилось
нести вахту вместе со всеми остальными.
   Вернувшийся в кубрик Вакс Хольцер был не  в  настроении.  Попавшегося
ему на пути Сэнди он просто отшвырнул в сторону. Я проигнорировал это, у
меня хватало проблем. Примерно через час мы вошли в синтез.
   Пилот Хейнц был суровым  лысеющим  мужчиной,  из  которого  слова  не
вытянешь, если не считать обычных команд во время дежурства.  Оставалось
загадкой, почему он лысый, в то время как почти  все  делали  простейшую
операцию на волосяных мешочках. Но спросить его об этом мы, конечно  же,
не решались.
   Дежурство с пилотом обычно проходило в полном  молчании.  Но  теперь,
находясь в синтезе, тяжело было бодрствовать молча. Нельзя сказать,  что
пилота обижали  реплики  гардемарина.  Но  он  отделывался  односложными
ответами до тех пор, пока собеседнику не надоедало спрашивать.
   - Кажется, флуктуации энергии слегка завышены, сэр. -  Я  смотрел  на
показания, высвеченные на моем экране.
   - - Гм.
   Я сделал еще одну попытку:
   - А каково предельное отклонение, считающееся нормальным, сэр?
   - Спросите Дарлу, - буркнул он. Я повернулся к компьютеру:
   - Дарла, какова самая большая флуктуация по энергии?
   - Во время синтеза? - Иногда ей требовались уточнения.
   - Да, Дарла.
   - Плюс-минус два процента от нормы,  мистер  Си-форт.  -  Последовала
долгая пауза. - Вы хотите поговорить? - Не знаю уж, как им удалось такое
запрограммировать.
   Когда я, усталый и раздраженный, вернулся после вахты в кубрик,  Вакс
приставал к Алексу. Я велел  ему  прекратить.  Он  подчинился,  но  стал
пялиться на меня с ехидной ухмылкой. Через некоторое время я поднялся  и
гордо вышел из кубрика.
   - Открытие Чила и Ворхиса,  сделанное  в  2046  году,  показало,  что
N-волны движутся со скоростью, превышающей скорость света. Последовавший
за ним пересмотр законов физики привел к созданию двигателей синтеза  и.
сверхсветовым полетам. - Мистер Ибн Сауд сделал паузу,  окинув  взглядом
слушателей, среди которых  были  пассажиры,  офицеры  и  члены  экипажа.
Лекция проходила в обеденном  зале  "Гибернии".  -  Двигаясь  на  гребне
N-волны и получая энергию не от эмиссии частиц, а от эмиссии волны, наши
огромные  корабли  пересекают  галактику,  занимаясь  исследованиями   и
открывая новые колонии.
   Я внимательно слушал, желая лишь одного - чтобы Сэнди не ерзал. Серия
лекций для пассажиров хоть  как-то  разнообразила  монотонную  жизнь  на
корабле, и это надо было ценить.
   - Синтез обеспечил нам ресурсы,  которых  так  не  хватало.  Например
металл с орбитальной станции "Шахтер". Но главной заслугой синтеза было,
фигурально выражаясь, открытие запасного люка. Он позволил образованным,
умным и деятельным людям поселиться в далеких  колониях,