оймут, кто у них главный.
   - Да, сэр. - Вакс внимательно слушал.
   - Так что используй свою власть. Или  шутки,  как  мы  это  называем.
Запугивать не  надо,  а  строго  спрашивать,  даже  придираться,  просто
необходимо. Ты так любишь издеваться, что теряешь над собой контроль.  А
этого делать нельзя. Не следует перегибать палку, проявлять  жестокость.
Когда-то ты сказал мне, что ничего не можешь с собой поделать. Если  это
так, возвращайся в ангар и полируй стены, пока не изменишься. Я подожду.
   Он сглотнул. Думаю, никто еще не говорил ему ничего подобного,
   - Вакс, - продолжал я, - если ты все  еще  такой,  как  был,  полируй
стены. Я правда подожду. Но  если  подведешь  меня,  сорвешься,  я  тебя
уничтожу. Превращу твою жизнь в ад, пока власть у  меня.  Достану  тебя!
Такое с тобой сотворю, что ты и представить не можешь! Клянусь  Господом
Богом!
   Вакс был в отчаянии:
   - Позвольте мне немного подумать, сэр.
   Я не стал торопить его  с  ответом.  Он  сосредоточенно  изучал  свои
кулаки, лежавшие на металлической стойке. Вакс был медлительным.  Но  не
тупым, не заторможенным. Решения принимал не  сразу,  и  я  относился  к
этому с пониманием. Потому что решив что-либо, Вакс уже не отступал.
   - Командир Сифорт, сэр, надеюсь, что не  подведу  вас,  но  лишь  при
одном условии.
   - Выставляй свое условие. - Сейчас не время было торговаться,
   - Всем известно, что старший  гардемарин  обязан  сам  разбираться  с
подчиненными в кубрике, не обращаясь за помощью к  командиру.  Но  я  не
уверен в себе. И  хотел  бы  с  вами  советоваться.  Особенно  по  части
придирок. Вы разрешите?
   Я едва не бросился его обнимать. Огромная тяжесть свалилась с души.
   - Думаю, да, - ответил я после минуты молчания. - Да, разрешаю.
   - Спасибо, сэр. Обещаю  себя  контролировать.  Муштра  тогда  хороша,
когда способствует  дисциплине.  Я  не  позволю  себе  заходить  слишком
далеко, сэр.
   - Вакс, кубрик твой. Шпионить за тобой не собираюсь. Верю  на  слово.
Тебе надо заняться работой, ее невпроворот.  Бедный  Алекс  попал  из-за
тебя на бочку, в то время как заслужил всего  лишь  строгое  внушение  и
несколько часов упражнений, - Напрасно я упрекнул Вакса. Это была скорее
моя, а не его вина.
   - Мне очень жаль, командир. Но теперь можете на меня рассчитывать.
   Мне надо было отдать ему честь  и  отпустить,  но  в  нарушение  всех
правил и традиций я медленно протянул ему руку. Он так же медленно  взял
ее в свою огромную лапу и слегка пожал.
 
13 
 
   - Отец наш Небесный, сегодня  на  корабле  Флота  Объединенных  Наций
"Гиберния" 30 марта 2195 года. Благослови нас, наше путешествие и  пошли
здоровье и благополучие всем на  борту.  -  Я  сел,  кивнув  двум  своим
соседям по  столу.  Прошло  немало  недель  с  тех  пор,  как  я  принял
командование, но за столом со  мной  по-прежнему  сидели  только  миссис
Донхаузер и мистер Каа Лоа.  Подошел  главный  интендант,  наклонился  к
моему уху:
   - Сэр, один из пассажиров спрашивает,  нельзя  ли  ему  пересесть  за
капитанский столик.
   Моя популярность возросла ровно наполовину.
   - Это очень приятно, мистер Браунинг. Кто он?
   - Молодой мистер Кэрр, сэр. Я ни разу не  разговаривал  с  Дереком  с
того самого момента, как получил от него письмо. Любопытно.
   - Спросите, не хочет ли он сделать это прямо сейчас? Через  минуту  к
столу нерешительно подошел Дерек:
   - Добрый  вечер,  командир.  Миссис  Донхаузер.  И  вы,  сэр.  -  Он,
очевидно, не знал Каа Лоа.
   -  Садитесь,  пожалуйста,  мистер  Кэрр.   -   Я   представил   юношу
микронезийцу.
   Сказав тому несколько вежливых слов, Дерек повернулся ко мне:
   - Сэр, еще раз прошу прощения за  свою  невежливость  тогда,  в  моей
каюте. Обешаю, что такое больше не повторится.
   Куда он клонит?
   - Ерунда, мистер Кэрр. Все прошло и забыто.
   Дерек сел, а я продолжал беседовать с миссис Донхаузер на религиозную
тему, всегда нелегкую на борту корабля. К ее религиозным  анабаптистским
доктринам   относились   терпимо,   как   и   к   другим   культам,   но
Военно-Космический Флот, подобно  остальным  правительственным  службам,
придерживался    религии    Великого     Христианского     Иеговистского
Воссоединения. Будучи командиром, я являлся  представителем  единственно
верного Бога. Миссис Донхаузер это прекрасно знала, и  ей  не  следовало
меня искушать. Видимо, она просто была не в духе. Обычно мне  доставляло
удовольствие  беседовать  с  миссис  Донхаузер,  хотя   она   и   любила
подискутировать, и сейчас, чтобы избежать спора, я повернулся к Дереку:
   - Чем вы занимались последнее время, мистер Кэрр?
   - Науками, сэр. И физическими упражнениями. Его манера поведения явно
изменилась. Я дал ему еще один шанс:
   - Вы посещали школу до круиза?
   - Нет, сэр. Со мной  занимались  частные  учителя.  Отец  предпочитал
индивидуальное обучение.
   -  Надо  возобновить  обязательное  обучение,  -  проворчала   миссис
Донхаузер. - Система добровольного обучения не оправдала  себя.  Нам  не
хватает людей с техническим образованием для работы в  правительственных
органах и промышленности. И вообще мы постоянно нуждаемся в образованных
людях.
   - Система обязательного обучения также не оправдала себя, - сказал я.
- Уровень грамотности регулярно  падал  до  тех  пор,  пока  от  нее  не
отказались.
   Миссис  Донхаузер  бросилась  в  контратаку  и,  умело  аргументируя,
попыталась доказать, по крайней мере себе  самой,  что  спасти  общество
может только обязательное образование.
   - Разве вы не согласны со мной? - обратилась она в конце своей тирады
к мистеру Кэрру.
   - Да, мадам, согласен в том смысле, что низкий уровень образованности
опасен для общества. Что же касается всего остального... - Он повернулся
ко мне. - А вы как полагаете, сэр?
   Этого я уже никак не  ожидал.  Куда  девался  тот  заносчивый  юноша,
который когда-то ступил на борт корабля? В то же время я был уверен, что
он не мог измениться в корне. За этим  что-то  стояло.  Я  уклонился  от
ответа и до конца обеда наблюдал за ним.
   Возвращаясь в тот вечер с вахты в свою каюту,  я  понял,  что  нельзя
больше откладывать решение о  трех  несчастных,  осужденных  на  смерть.
Времени осталось совсем  немного.  Подойти  к  этому  вопросу  формально
нельзя. Ведь речь идет о жизни  людей.  Короче  говоря,  я  должен  либо
освободить их, либо позволить... точнее, подтвердить смертный приговор.
   С Тауком и Герни я поговорил. Остался Рогов. Как  ни  тяжело,  тянуть
больше нельзя, надо встретиться с ним после утренней вахты.
   Я сбросил одежду, забрался в койку и уснул как убитый.  Однако  среди
ночи проснулся, долго ворочался с боку на бок, в  конце  концов  включил
головид  и  стал  читать  корабельные  уставы.  Они   действовали,   как
снотворное. Но в этот раз не  помогли.  Хотя  в  кубрике  я  не  страдал
бессонницей.
   В три часа утра я включил  настольную  лампу  и  почувствовал,  когда
одевался, как свело от напряжения живот.
   По пустынным коридорам я прошел  на  третий  уровень.  На  гауптвахте
дежурил один из матросов Вышинского. Он смотрел головид, положив ноги на
стол, что было запрещено.  Увидев  меня  в  проеме  люка,  он  испуганно
вскочил и встал по стойке "смирно".
   Я проигнорировал его нарушение. В такой час  никто  не  обязан  ждать
командирской проверки.
   - Я хочу поговорить с мистером Роговым.
   - Слушаюсь, сэр. Он в  камере  номер  четыре.  С  вашего  разрешения,
командир, я надену на него наручники...
   - Нет необходимости. Откройте люк. И дайте мне ваш стул. На дежурстве
сидеть не положено.
   - Есть, сэр. Да, сэр. - Он бросился выполнять приказ.
   Когда вспыхнул свет, я увидел Рогова. Голый до  пояса,  он  лежал  на
грязном матрасе, глядя на меня затуманенными глазами. Я сел на стул.
   - Мистер Рогов.
   - Мистер Сифорт? Я хочу сказать, командир, сэр? Это... О Господи, как
же? Вы пришли, чтобы... - Он не мог говорить.
   - Нет. Впереди еще несколько дней. Я просто хочу поговорить с вами.
   - Да, сэр! - Он вскочил на ноги. - Все, что прикажете, командир. Все,
что прикажете. Я повернул стул и сел на него верхом:
   - Вас повесят, если я не отменю приговор. Как,  по-вашему,  должен  я
это сделать?
   Он стоял передо мной растерянный, тер глаза:
   - Командир, ради Бога, спасите меня! Посадите на гауптвахту до  конца
рейса, делайте что хотите, только не убивайте. Я не преступник.
   - Не преступник? Но вы избили младшего офицера  до  потери  сознания,
пока мистер Таук держал его за руки.
   - Это сгоряча, сэр. Мы дрались. Все.
   - Вы не имеете права пререкаться со старшим, даже со старшиной.
   - Да, сэр. Вы правы, сэр. Но во время драки вскипает кровь, и уже  не
соображаешь, офицер перед тобой или просто матрос. Я бил мистера Терила,
забыв, что он офицер. Но я не хотел никакого мятежа, сэр!
   Он  коротко  объяснил,  почему  следовало  ограничиться   капитанской
мачтой. Черт бы побрал командира Мальстрема, оставил мне этот бардак! Но
я тут же устыдился своих мыслей и буквально возненавидел себя.
   - Первый удар, мистер Рогов, еще можно оправдать таким образом. Но вы
несколько раз ударили мистера Терила по лицу. И  наверняка  знали,  кого
бьете.
   - Простите, командир, не обижайтесь, но скажите, сами вы когда-нибудь
дрались?
   - Да.
   - И, замахнувшись, думали о последствиях? И о том, как бить? Изо всех
сил или потихоньку?
   - Я ни разу не поднял руку на старшего офицера, мистер Рогов. -  Если
не считать старшего гардемарина, когда меня командировали  в  Хельсинки.
Он тогда подбил мне оба глаза и так надавал коленом, что я  долго  ходил
согнувшись.  Но  то  совсем  другой  случай.  Бросать   вызов   старшему
гардемарину принято. А Рогов напал на старшего офицера. - Вы били его по
лицу. Мистера Терила. Старшего по званию.
   - Сэр, представьте себя на моем месте. Вы подрались,  и  вас  за  это
собираются повесить. Пожалуйста, смягчите приговор!
   - Все не так просто, - решительно возразил  я.  -  Вы  дрались  из-за
этого чертова перегонного куба. Боялись,  что  его  обнаружат.  Пытались
скрыть от мистера Терила свое преступление.
   Рогов обхватил себя руками и, уставившись в пол, качал головой. Босые
ноги вздрагивали.
   - Командир, я не ангел, могу и согрешить. В каких  только  переделках
не был! Но куб - это гауптвахта или  увольнение.  Знай  я,  к  чему  это
приведет, никогда до него не дотронулся бы, поверьте.
   - Допускаю, мистер Рогов, что о военном трибунале вы  не  думали.  Но
хорошо знали, кого  бьете.  И  в  данном  случае  состояние  аффекта  не
основание для помилования.
   - Командир, прошу вас, умоляю сохранить мне жизнь.
   - Прекратите, пожалуйста, - Моя власть сейчас тяготила меня.
   - Взгляните на меня! - Он опустился на  колени.  -  Пожалуйста,  сэр.
Умоляю вас! Не убивайте меня! Сохраните мне жизнь, дайте еще один шанс!
   Я поднялся, весь мокрый от пота:
   - Часовой!
   - Сэр, я не преступник! - Он склонился в унизительной  позе,  опустив
ладони на палубу. - Пожалуйста, сохраните мне жизнь! Пожалуйста!
   Я не выбежал из камеры, вышел. И из дежурки тоже. Но когда  дошел  до
поворота, бросился бежать, будто за мной гнались  черти.  Я  взлетел  по
лестнице вверх мимо  второго  уровня  на  офицерскую  половину,  миновал
капитанский мостик и примчался в свою каюту. Нащупав люк, захлопнул  его
за собой,  едва  добежал  до  туалета  и  спустил  в  унитаз  весь  свой
непереваренный обед. Меня трясло  от  страха  и  отвращения.  Наконец  я
обнаружил, что стою на четвереньках на полу, и заплакал.
   Я, как отшельник, засел в каюте и никуда не  выходил  за  исключением
редких и коротких  вылазок  на  капитанский  мостик,  приказав  главному
инженеру  вычеркнуть  мое  имя  из  списка  дежурств.  Со  мной  боялись
заговорить, такой у меня был вид. Еду мне носили в каюту, даже ужинать я
не выходил. Я лгал себе, что болен, что у меня жар.  И  лежал  в  койке,
воображая, будто нахожусь в отцовском доме, в полной безопасности.
   На вторую ночь моего отшельничества мне приснилось, будто отец  ведет
меня в Академию, а я едва тащу тяжеленный чемодан. И как это  бывает  во
сне, хочу что-то сказать отцу, но не могу. Он  идет  рядом,  как  всегда
мрачный, неразговорчивый. Но он здесь, со мной. Он любит меня!
   Я перекладываю чемодан в другую руку, чтобы взять отца за руку. Но он
обходит меня и теперь  идет  с  другой  стороны.  Я  опять  перекладываю
чемодан из руки в руку, а  он  опять  переходит  на  другую  сторону.  Я
готовлю прощальные слова, без конца повторяющих, а ворота  все  ближе  и
ближе.
   И  вот  мы  уже  на  широкой  площадке  перед  воротами.  У  ворот  -
караульные. Я поворачиваюсь, чтобы сказать "до  свидания".  Отец  кладет
мне руки на плечи, поворачивает к воротам, легонько подталкивает.
   Ошеломленный, вхожу я в ворота,  такое  ощущение,  будто  вокруг  шеи
сомкнулось железное кольцо. Я оборачиваюсь и вижу, как  отец  удаляется,
даже ни разу не взглянув на меня. Я машу ему рукой, но он идет дальше  и
в конце концов исчезает из виду. А тяжелое  кольцо  все  теснее  сжимает
шею.
   Я проснулся. Меня била дрожь. Но постепенно дыхание  успокоилось.  От
рубашки исходил кислый запах пота. Я разделся, доплелся до душа и  долго
стоял там не двигаясь под струями горячей воды.
   Потом лег и спокойно уснул. Утром я позавтракал и вышел из каюты. Мое
отшельничество закончилось.
 
14 
 
   - Простите, сэр, у меня вопрос, - раздался в тишине голос Вакса.
   - В чем дело, Вакс? - Мы были на вахте, и я  старался  ни  о  чем  не
думать, но не получалось.
   - Мистер Кэрр просил показать ему строевые  упражнения,  которые  нам
давали в Академии, и, прежде чем согласиться, я  решил  получить  у  вас
разрешение.
   Причин отказывать не было.
   - На ваше усмотрение, Вакс, не возражаю. Собираетесь стать  сержантом
по строевой подготовке? - Я улыбнулся.
   - Нет, сэр. Думаю упражняться вместе с ним.
   Я сам должен был догадаться об этом.
   Время шло, а я так и не решил, что делать с осужденными.
   На следующий день попросила о встрече Йоринда Винсент. Я  согласился.
Разговаривать с ней на мостике или у себя в каюте мне не хотелось, и  мы
встретились в комнате отдыха для пассажиров.
   - Я к вам по поручению Совета пассажиров, - сказала  она  холодно.  -
Хотелось бы знать, что будет с кораблем, точнее, с  экипажем,  когда  мы
прибудем на Надежду.
   - Вас интересует, насколько я понимаю, будет ли на  "Гибернии"  новый
командир?
   - Да, и остальные офицеры.
   - Большая часть  пассажиров  высадится  на  Надежде,  мадам  Винсент.
Почему вас это заботит?
   - Некоторые летят до Окраинной колонии, командир Сифорт. Им  придется
изменить планы. - Она дала мне понять, что  пассажиры  покинут  корабль,
если командиром останусь я. Что же, я вполне разделяю их мнение.
   -  "Гиберния"  подчиняется  приказам  Адмиралтейства,  полученным   в
Лунаполисе, - попытался я объяснить ситуацию. - А согласно этим приказам
я обязан был принять  на  себя  управление  кораблем.  На  Надежде  есть
представитель Адмиралтейства - адмирал Йохансон. Он  освободит  меня  от
командования, назначит другого командира и  направит  на  корабль  новых
лейтенантов.
   - А на Надежде есть опытные офицеры?
   - Во всяком случае, более опытные, чем я, мадам Винсент. И даже  если
их нет, адмирал, как мой непосредственный  начальник,  назначит  на  мое
место другого командира по собственному выбору. Так что "Гиберния" будет
в хороших руках.
   Мой ответ ее не удовлетворил, и она сказала:
   - Вряд ли опытные  офицеры  сидят  на  Надежде  без  дела,  дожидаясь
какого-нибудь  назначения.  У  адмирала  может  не   оказаться   нужного
количества лейтенантов. Что тогда?
   - Вы правы, мадам Винсент. Офицеры Военно-Космического Флота  никогда
не  сидят  без  дела.  Их  не  хватает.  Скорее  всего,  адмирал  снимет
нескольких лейтенантов со службы в местных учреждениях и заменит  нашими
офицерами. В их числе могу оказаться и я.
   - Но у них нет опыта межзвездных путешествий?
   - Не всем  лейтенантам  удается  побывать  в  межзвездных  рейсах  до
официального присвоения им звания, мадам. Главное,  чтобы  командир  был
умелый. - Похоже, она осталась довольна  моими  ответами.  На  этом  наш
разговор закончился.
   На следующий день, встретившись с Ваксом на мостике, я спросил:
   - Как идут дела с мистером Кэрром?
   - Никак, - ответил он. Я удивился.
   - В первый день мы с  Дереком  поработали.  Я  показал  ему  наиболее
простые упражнения. Такими кадеты занимаются в  самом  начале  обучения.
Вчера он снова появился, но через полчаса ушел.
   - Что-нибудь сказал?
   - Ничего, сэр. Просто вышел и  хлопнул  дверью.  -  Очень  похоже  на
мистера Кэрра.
   По пути в столовую я встретил Аманду. Она остановилась, вопросительно
глядя на меня.
   - Я еще не принял решения, Аманда.
   - Но время почти истекло.
   - Впереди еще день. Как-то это должно разрешиться.
   - Прислушайся к своей совести, - сказала Аманда. -  Отмени  приговор.
Иначе не простишь себе этого до конца жизни.
   - Пока ничего не могу сказать. - Я не стал говорить ей  о  встрече  с
Роговым. Перед ужином, во время молитвы, дойдя до слов "пошли здоровье и
благополучие всем на борту", я запнулся.
   В тот же вечер главный инженер Макэнлрюс пришел  ко  мне  в  каюту  и
тяжело опустился в кресло рядом со столом, где лежала трубка.
   - Шеф,  приказываю  вам  зажечь  этот  прибор.  Надо  хорошенько  его
изучить.
   - Есть, сэр, - Это была наша третья  встреча  в  моей  каюте,  чем-то
напоминавшая ритуал. Он открыл коробку, достал из кармана зажигалку.
   Я сбросил туфли. В конце концов, дома это можно себе позволить.
   - Я надеялся, что у меня будет  еще  один  гардемарин,  -  сказал  я,
зевнув. - Слишком много дежурств приходится на каждого.
   - На мостике или в ангаре  для  баркаса?  -  Главный  инженер  слегка
расслабился, исчезла прежняя скованность.
   - А, вы уже об этом слышали?
   - Кто-то видел, как вы удалились туда вместе с мистером Хольцером,  а
вернулись с очень послушным гардемарином.
   - Кто же это видел?
   - Не помню, сэр.
   Если бы можно было  двигать  корабль  сплетнями  вместо  синтеза,  мы
летели бы гораздо быстрее. Может, это Дарла их распространяла?
   - Думаю, с Ваксом все  будет  в  порядке,  шеф.  Мы  выяснили  с  ним
отношения.
   - С помошью дубинки? Я улыбнулся:
   - Вакса время от времени  надо  ставить  перед  фактом.  Для  большей
убедительности. Из него выйдет настоящий старший гардемарин.
   Шеф дымил своим артефактом.
   - Что вам нужно, командир, так это четвертый гард. А может, и пятый.
   Я это знал. Тогда я мог бы сделать Вакса лейтенантом. И Алекса  тоже,
если только он не озлобился на всю жизнь.
   - Один лишь Кэрр изъявил желание учиться на кадета, но я отказал ему.
   - Есть еще Рики, - Шеф знал все.
   - Он слишком мал. Его можно  было  бы  использовать  после  Окраинной
колонии, но тогда в нем не будет нужды. У нас появятся новые офицеры.
   - Зачем же вы ему это предложили?
   - Я не сказал, что от него вообще не будет пользы. И он мне нравится.
   - Он согласится. Ему только нужно время, чтобы подумать.
   - Я в этом не уверен. - У меня нет  способности  убеждать  людей,  не
терроризируя их. Сначала это был Вакс, потом пилот, затем Алекс.  Теперь
настала очередь Рики. Не заори я на него, он  неизвестно  до  каких  пор
стоял бы по стойке "смирно". Хорошо еще, что в штаны не наложил.
   Главный инженер улыбнулся:
   - Вы  его  не  испугали.  Лишь  немного  встряхнули.  Он  потом  всем
рассказывал  на  нижней  палубе,  что  командир  предложил   ему   стать
гардемарином. И с какой гордостью! Так что вы можете не  волноваться  по
этому поводу.
   - Значит, мне повезло. Я еще не успел завоевать авторитет, и в  связи
с этим у меня часто возникают проблемы. Приходится  самоутверждаться  не
самыми цивилизованными методами, как