угроза крушения опорной рамы.
     -  Я  понимаю,  что  для  очищения  и   циркуляции   воды   требуется
оборудование  посложнее  системы  воздухообмена,   -   сказал   Конвей   в
коммуникатор скафандра, - и, насколько мне известно,  электрических  цепей
должно быть больше,  чем  механических.  А  тут  -  сплошные  шестерни  да
приводные ремни. Вдобавок меня сносит течением и я, того и гляди, напорюсь
на что-нибудь этакое.
     Туман скрадывал очертания предметов и значительно сужал поле  зрения,
однако на какой-то миг Конвей различил сквозь него нечто, не  относившееся
к оборудованию - бурое, скрученное,  словно  бараний  рог,  с  намеком  на
щупальца, словом, нечто органическое. Со  всех  сторон  существо  окружали
работающие агрегаты, да  и  само  оно,  похоже,  тоже  вращалось.  Правда,
видимость была никудышная, так что с уверенностью этого Конвей  утверждать
не мог.
     -  Я  вижу  его,  -  проговорил  он  в  коммуникатор.  -   Установить
классификацию пока не удается. Но оно  без  скафандра,  вероятно,  здешние
условия его вполне устраивают. Однако нам не подобраться к нему без  того,
чтобы не разобрать корабль по винтику. - Он выругался, затем  прибавил:  -
Что прикажете делать? Мне предписано обездвижить больного, доставить его в
палату и заняться  лечением.  Но  как  обездвижить  эту  проклятую  тварь,
если...
     - Может  вышла  из  строя  система  жизнеобеспечения?  -  предположил
лейтенант. - Какие-нибудь нелады с гравитацией? Если  мы  сумеем  починить
ее...
     - Почему? - пробормотал Конвей, хватаясь за идею, которая  уже  давно
присутствовала в его сознании, но до сих пор предпочитала не  показываться
на свет. - С чего мы взяли, что тут обязательно должна быть неисправность?
- Помолчав, он заявил: - Мы откроем клапаны у пары кислородных баллонов  и
проветрим помещение, то бишь освежим пациенту водичку, а потом возвратимся
на  бот.  Меня  одолевают  довольно-таки  странные  мысли,  и  я  хочу  их
проверить.
     В рубке бота, куда они ввалились, не потрудившись снять скафандры, их
поджидал Приликла. Эмпат сообщил, что состояние больного как будто немного
улучшилось, однако он по-прежнему  без  сознания,  возможно,  потому,  что
ранен, изнурен голодом и едва не умер от удушья. Конвей принялся  рисовать
на листе бумаги план чужого звездолета.
     - Вот центр вращения, - указал он на рисунок, - расстояние вот отсюда
до  местоположения  пилота  такое-то,  скорость  вращения   -   столько-то
оборотов. Ну, можете вы мне  сказать,  сильно  ли  разнится  гравитация  в
пилотской кабине корабля и на планете?
     - Секундочку, - отозвался Харрисон, взял ручку Конвея и  углубился  в
расчеты. Несколько  минут  спустя,  проверив  собственные  вычисления,  он
ответил: - Она практически одинакова, доктор.
     - Из чего следует, - произнес Конвей задумчиво, - что мы имеем дело с
существом, которое по своим физиологическим характеристикам не может  жить
без гравитации, для которого невесомость равнозначна смерти...
     - Прошу прощения, доктор, - вмешался в разговор радист  бота.  -  Вас
снова вызывает майор О'Мара.
     Конвей почувствовал, что идея,  которая  было  посетила  его,  словно
канула в небытие. Вращение, подумал он, стремясь вернуть ее,  центробежная
сила, колесо  внутри  колеса...  Тем  временем  на  экране  два  появилось
изображение, и думать о чем-либо, не связанном с главным психологом, стало
невозможно.
     - Ваши действия, доктор, произвели на  меня  впечатление,  -  заметил
О'Мара чуть ли не ласково, что являлось очень плохим признаком, - особенно
тот метеоритный рой из инструментов и  деталей  конструкции.  Однако  меня
заботит ваш пациент.  О  нем  тревожится,  кстати,  и  капитан  "Декарта",
который вернулся в Митболу. У капитана неприятности, - продолжал майор.  -
Его корабль приветствовали тремя ракетами с ядерными боеголовками. Одна из
них упала  обратно,  загрязнив  немалый  участок  поверхности  митболского
океана, а от  двух  других  "Декарту"  пришлось  уворачиваться  на  полной
аварийной  тяге.  Капитан  уверяет,   что   в   подобных   обстоятельствах
установление контакта с местным населением  не  представляется  возможным,
ибо оно, то есть население, судя по всему, полагает, что  мы  похитили  их
астронавта для каких-то грязных целей. Капитан  убежден,  что,  возвратись
астронавт живым и здоровым, появится надежда на благополучный исход, иначе
же... Доктор Конвей, почему у  вас  открыт  рот?  Скажите  что-нибудь  или
закройте его!
     - Извините, сэр, - откликнулся Конвей. - Я задумался. Мне бы хотелось
проверить одну свою догадку. Вы мне не поможете - я имею в виду  уговорить
полковника Скемптона? До сих пор мы попусту растрачивали время и усилия. Я
хочу завести  звездолет  внутрь  Госпиталя,  причем  не  останавливая  его
вращения. Грузовой шлюз номер тридцать достаточно вместителен и к тому  же
расположен близко от заполненного водой коридора, который ведет в  палату,
приготовленную нами для пациента. Я боюсь, что полковник заупрямится...
     Полковник в самом деле заупрямился и не  желал  прислушиваться  ни  к
доводам Конвея, ни к просьбам О'Мары.
     - Я понимаю, что нужно принимать неотложные меры, - заявил  он  после
того, как отказал им в третий раз, - что от  результатов  лечения  зависят
наши дальнейшие отношения с Митболом,  что  вы  столкнулись  с  серьезными
трудностями. Но вы не  введете,  слышите,  не  введете  в  шлюз  Госпиталя
звездолет с  химическим  и  незаглушенным  двигателем!  Стоит  только  ему
заработать, как мы получим пробоину, которая приведет к  катастрофическому
падению давления на добром десятке уровней!  Либо  того  хлеще  -  корабль
может  врезаться  в  центральный  компьютер   или   в   отсек   управления
гравитацией!
     - Прошу прощения, - буркнул Конвей и  обернулся  к  Харрисону:  -  Вы
можете запустить двигатель чужака  со  спасательного  бота?  Или  хотя  бы
отсоединить его?
     - Отсоединить будет сложно. Вы ведь  не  хотите,  чтобы  я  изжарился
заживо, правда? Но можно установить реле и... Да, мы сумеем запустить  его
из этой рубки.
     - Тоща  займитесь  этим,  лейтенант,  -  велел  Конвей  и  спросил  у
глядящего да него с экрана Скемптона: - Если  я  правильно  понял,  вы  не
возражаете принять корабль, раз им можно управлять  из  бота,  и  снабдите
меня необходимым оборудованием?
     - Обратитесь к  офицеру-интенданту  нужного  вам  уровня,  -  ответил
Скемптон. - Желаю удачи, доктор.
     Пока Харрисон устанавливал свое реле, Приликла следил  за  состоянием
пациента, а Маннон с Конвеем пытались установить приблизительные размеры и
вес инопланетного больного, чтобы  подготовить,  исходя  из  этих  данных,
специальный транспорт и вращающуюся операционную.
     - Доктор, я все еще здесь, - напомнил О'Мара. - Объясните-ка мне  вот
что.  Вашу  идею  относительно  того,  что  пациенту   нужна   гравитация,
естественная или искусственная, я усвоил, но чего ради взгромождать его на
карусель?..
     - Не на карусель, сэр, -  поправил  Конвей,  а,  скорее,  на  чертово
колесо.
     - Надеюсь, доктор,  вы  отдаете  себе  отчет  в  своих  действиях?  -
осведомился майор, шумно выдохнув через нос.
     - Ну... - начал было Конвей.
     - Виноват, - буркнул главный психолог, - задал дурацкий вопрос. -  Он
отключился.
     На установку реле лейтенанту  понадобилось  больше  времени,  чем  он
думал, - за что бы они ни брались, мелькнула у Конвея мысль, раз за  разом
возникают непредвиденные затяжки; Приликла доложил, что состояние пациента
быстро ухудшается. Наконец из сопел звездолета вырвалось пламя,  он  сошел
со своей орбиты и, сопровождаемый спасательным ботом, который  поддерживал
его  вращение  силовыми  лучами  противоположного  направления,  поплыл  к
грузовому шлюзу  Госпиталя.  Без  осложнений  обойтись  не  удалось:  едва
двигатель корабля заглох, из носового отсека  вылетел  тормозной  парашют,
который через несколько секунд обмотался вокруг  корпуса  судна.  Вдобавок
короткое ускорение причинило дополнительный ущерб обшивке.
     - Течет как решето! - воскликнул Конвей. - Подведите  к  нему  второй
магнитный захват! Давайте, давайте! Как там больной?
     - Пришел в себя,  -  отозвался,  весь  дрожа,  Приликла.  -  Излучает
панику...
     Не перестававший вращаться звездолет осторожно завели  в  шлюз  номер
тридцать.  Гравитационные  решетки  внутри  шлюза,   под   палубой,   были
отключены, так что в нем царила невесомость. Головокружение, не покидавшее
Конвея с той поры, когда он впервые увидел инопланетный корабль, стало еще
сильнее  от  явившегося  его  глазам  зрелища:  чужое  судно  торжественно
вращалось в замкнутом пространстве шлюза,  время  от  времени  выстреливая
белыми струйками водяного пара.  Внезапно  наружный  люк  шлюза  с  лязгом
захлопнулся, силовые лучи остановили вращение звездолета, а  гравитация  в
тот же миг была приведена в соответствие с митболской.  Корабль  опустился
на палубу.
     - Как дела? - спросил Конвей встревоженно.
     - Страх, - отозвался Приликла, - нет, крайняя обеспокоенность. Теперь
излучение стало достаточно четким. Мне кажется, существу лучше, -  похоже,
эмпат не верил своим собственным словам.
     Звездолет аккуратно подняли и  подвели  под  него  длинную  и  низкую
тележку на надувных колесах. Затем в шлюз подали воду;  она  поступала  из
соседнего коридора. Приликла взбежал по  стене,  промчался  по  потолку  и
застыл в нескольких ярдах над носом звездолета. Конвей, Маннон и  Харрисон
направились к нему. Сперва они шагали, а потом  вынуждены  были  пуститься
вплавь. Добравшись до корабля, они сгрудились у носовой секции, не обращая
внимания на монтажников, которые крепили ракету к тележке,  чтобы  вывезти
ее в коридор отделения  вододышащих,  и  одновременно  снимали  с  корпуса
обшивку,  следя   за   тем,   чтобы   не   повредить   ненароком   систему
жизнеобеспечения. Постепенно от носовой  секции  остался  один  скелет,  и
тогда все смогли разглядеть пилота. Он напоминал бурую гусеницу, угодившую
между шестеренками гигантских часов, и лежал, свернувшись кольцом. К  тому
времени корабль полностью погрузился в воду, которая  была  предварительно
насыщена  кислородом,  и  Приликла  сообщил,  что  пациент  беспокоится  и
испытывает замешательство.
     - Он в замешательстве! - произнес знакомый голос. Обернувшись, Конвей
увидел О'Мару, рядом с  которым  трепыхался  в  воде  полковник  Скемптон.
Заметив удивление Конвея, главный  психолог  продолжил:  -  Не  забывайте,
доктор, задание срочное и важное, отсюда наше  особо  пристальное  к  нему
внимание. Но почему бы вам не разобрать этот часовой механизм и не извлечь
из него пациента? Вы  доказали,  что  ему  и  впрямь  потребна  для  жизни
гравитация, и мы можем...
     - Нет, сэр, - возразил Конвей, - пока рано...
     - Очевидно, вращение существа внутри капсулы, -  сказал  Скемптон,  -
связано с вращением  корабля  и  позволяет  пилоту  как  бы  оставаться  в
неподвижности относительно окружающего мира.
     - Не знаю, - проговорил Конвей. - Параметры того и  другого  вращения
целиком не совпадают. Мне кажется, мы должны подождать до тех пор, пока не
сможем переместить больного на чертово колесо, которое  почти  в  точности
воспроизведет корабельные условия. По-моему, мы, как ни странно, еще не на
правильном пути.
     - Но зачем тащить в палату корабль, когда можно  в  несколько  секунд
доставить туда пациента?..
     - Нет, - отрезал Конвей.
     - Он врач, ему виднее, - произнес майор, не давая разгореться  спору,
и отвлек внимание  полковника,  переведя  разговор  на  систему  лопастей,
которая обеспечивала циркуляцию "воздуха" пациента.  Огромную  тележку  на
надувных шинах вручную  выволокли  в  коридор  и  дотолкали  до  огромного
резервуара - палаты-операционной для вододышащих. Здесь внезапно  возникло
новое осложнение.
     - Доктор! Смотрите!
     Кто-то из монтажников, увивавшихся вокруг звездолета,  нажал,  должно
быть,  кнопку  катапультирования,  ибо  узкий  входной  люк  раскрылся,  а
шестерни, звездочки и приводные ремни пришли в действие. К образовавшемуся
в корпусе отверстию устремились три предмета, походившие на  автомобильные
шины пяти футов в диаметре. Средней шиной был пилот звездолета, а те,  что
катились по бокам от него, имели металлический отблеск. От них к  пациенту
тянулось множество трубок. Вероятно, пищевые баки, подумал Конвей. Эти две
шины остановились у люка, а пациент, из тела которого по-прежнему  торчала
одна  из  питательных  трубок,  вывалился  из  корабля  и,  не  переставая
кружиться, медленно пошел ко дну, вернее, к полу, что располагался восемью
футами ниже. Харрисон, бывший к нему ближе всех, попытался поймать его, но
не  преуспел  в  своем  намерении.  Существо  плашмя  ударилось  об   пол,
подпрыгнуло и... застыло.
     - Оно снова без сознания! Оно умирает! Скорее, друг Конвей! -  обычно
вежливый и тихий Приликла включил коммуникатор своего скафандра на  полную
мощность. Конвей махнул  рукой  в  знак  того,  что  слышал,  и,  плывя  к
астронавту, крикнул Харрисону:
     - Поставьте его! Переверните!
     - Что... - Харрисон не договорил. Подсунув под существо обе руки,  он
начал поднимать его. Маннон, О'Мара и Конвей подоспели к  нему  на  помощь
одновременно. Вчетвером они быстро поставили существо на, если  можно  так
выразиться, ребро, но, когда, по настоянию  Конвея,  попробовали  покатить
его, оно сразу как-то обмякло. Приликла,  подвергая  себя  опасности  быть
раздавленным  чьим-нибудь  башмаком,  совершил  посадку  рядом  с  ними  и
принялся во всеуслышанье твердить  об  эмоциональном  излучении  пациента,
которое  в  настоящий  момент  практически  отсутствовало.  Конвей   велел
остальным поднять существо над полом и  вертеть  его.  Пару-тройку  секунд
спустя майор тянул, Маннон толкал, а Конвей с  лейтенантом  изо  всех  сил
раскручивали громадное кольцеобразное тело.
     - А ну  тише,  Приликла!  -  рявкнул  О'Мара.  Потом  он  раздраженно
справился: - Кто-нибудь из нас знает, что тут происходит?
     - Как будто, - отозвался Конвей. - Поднажмите,  в  своем  корабле  он
вертелся куда быстрее. Приликла?
     - Ему очень плохо, друг Конвей.
     Стараясь всячески ускорить вращение  существа,  они  повлекли  его  в
предназначенную для него палату, где было установлено чертово колесо и где
вода  содержала  синтетические  организмы,  точь-в-точь  соответствовавшие
кашице митболских морей. Разумеется, о соответствии  можно  было  говорить
только применительно к калорийности; поскольку до сих пор никто из  других
вододышащих  этой  мешаниной  не  отравился,  помещение   для   астронавта
огородили пластиковой пленкой, а  не  металлическими  стенками,  что  тоже
содействовало быстрейшему  перемещению  пациента  на  колесо.  Наконец  он
очутился там, куда его направляли; привязанный к "сиденью", он вращался  в
том же направлении и с той же скоростью, что и  на  звездолете.  Маннон  и
Конвей с Приликлой  расположились  как  можно  ближе  к  центру  колеса  к
пациенту  и  начали  обследование,   применяя   специальные   инструменты,
диагностическое оборудование и "мыслескоп" с Митбола. Миновал час. Пациент
по-прежнему находился без сознания.
     О'Мара и Скемптон уступили свои места на  колесе  санитарам,  поэтому
Конвею пришлось через коммуникатор описывать им то, что  остальные  видели
своими глазами.
     -  Даже  на  близком  расстоянии  эта  плавучая  гадость   затрудняет
наблюдение, однако, поскольку пациент в тяжелом состоянии и долго  страдал
от нехватки воздуха и пищи, я рад тому, что работаю не в чистой воде.
     - Самое мое любимое лекарство, - заметил Маннон, - это еда.
     - Интересно, как развилась подобная форма жизни? - продолжал  Конвей.
- Я полагаю, она возникла на мелководье, причем вода там под  воздействием
приливных сил  двигалась  не  вперед-назад,  а  по  кругу.  Предки  нашего
пациента кружились вместе с водой и попутно поглощали пищу.  Постепенно  у
них сложилась особая мускулатура, появились органы, которые  позволяли  им
вертеться самостоятельно и не зависеть от  приливов  и  течений,  а  также
отростки в виде щупалец, что  выступают,  как  вы  видите,  из  внутренней
окружности  тела  между  жабрами  и  глазами.  Зрительный  аппарат  нашего
пациента должен действовать по принципу  силеостата,  поскольку  предметы,
которые попадают в  его  поле  зрения,  постоянно  вращаются.  Размножение
происходит, вероятно, путем деления клеток. Вращение  же  не  прекращается
никогда, ибо остановиться для него - значит умереть.
     - Но почему? - вмешался О'Мара. - Почему он  должен  вертеться,  хотя
мог бы есть и дышать в свое удовольствие в неподвижности?
     - Вы знаете, чем болен пациент, доктор? - спросил Скемптон и прибавил
озабоченно: - Его можно вылечить?
     Маннон  издал  звук,  напоминающий  сразу   презрительное   фырканье,
сдавленный смешок и приглушенный кашель.
     - Да и нет, сэр, - ответил  Конвей.  -  Вернее,  да  -  на  оба  ваши
вопроса. - Он искоса поглядел на главного психолога. - Это существо должно
кружиться для того, чтобы  жить.  Мы  столкнулись  с  уникальным  способом
смещения центра тяжести при сохранении тела в  вертикальном  положении  за
счет надувания той его части, которая оказывается наверху в тот  или  иной
момент. Постоянное вращение обеспечивает циркуляцию крови,  то  есть  наше
существо  вместо  мышечного  насоса  пользуется,  да  простится  мне   моя
вольность, гравитационной системой подачи жидкости. У него нет и намека на
сердце. Когда оно останавливается, кровь застаивается, и  через  несколько
минут существо умирает. Вся беда в том,  что  мы,  может  статься,  слегка
переусердствовали в своем стремлении заставить его лежать спокойно.
     - Я не согласен  с  вами,  друг  Конвей,  -  заявил  вдруг  Приликла,
который, как правило, обычно соглашался с любым мнением.  До  телу  эмпата
временами  проходила  дрожь,  как  то  бывает  у  цинруссиан,  когда   они
воспринимают приятные эмоции. - Пациент быстро обретает  сознание.  Сейчас
он полностью ожил. Я ощущаю тупую боль, которая почти  наверняка  является
следствием голода, но она понемногу  слабеет.  Он  чуть-чуть  беспокоится,
сильно взволнован и изнывает от любопытства.
     - Что? - удивился Конвей.
     - Любопытство - одно из важнейших чувств, доктор.
     - Наши первые космонавты, - заметил О'Мара, -  тоже  были  людьми  со
странностями...
     Примерно через чае митболский астронавт уже не нуждался в медицинской
помощи.  Врачи  выбрались  из  скафандров.  Лингвист   Корпуса   мониторов
взобрался  на  "чертово  колесо"  и  присоединился  к   инопланетянину   с
намерением ввести в память  главного  транслятора  Госпиталя  новый  язык.
Полковник Скемптон отправился сочинять весьма занимательное по  содержанию
послание капитану "Декарта".
     - Все не так уж и страшно, - губы Конвея  сами  собой  расползлись  в
усмешке.  -  Во-первых,  наш  пациент  мучился  всего-навсего  несварением
желудка, да еще у  него  возникли  незначительные  трудности  с  дыханием.
Пострадал он, в основном, из-за неправильного с ним обращения после  того,
как его спас, вернее похитил "Декарт". Но, к сожалению,  он,  по-видимому,
не имеет ни малейшего представления  об  управляемых  мыслями  медицинских
инструментах. Отсюда мы, как мне кажется, вправе  сделать  вывод,  что  на
Митболе обитает вторая раса разумных существ. Когда наш друг заговорит,  я
думаю, мы сможем убедить его помочь нам отыскать эту  расу  -  похоже,  он
отнюдь не в обиде на нас за то, что мы несколько  раз  чуть  было  его  не
прикончили. По крайней мере так утверждает Приликла. Честно говоря,  я  не
знаю, как мы выберемся из лужи, в которую сами себя усадили.
     - Если вы рассчитываете добиться от меня похвалы  за  свои  блестящие
способности к  логическому  мышлению  или,  что  вероятнее,  за  случайную
удачную догад