риступать к работе.
   - Постарайтесь расслабиться, Туннекис, - ободрил пациента  О'Мара.  -
На этот раз мы знаем,  куда  отправляемся,  поскольку  уже  однажды  там
побывали. Участок  проникновения  инструментов  будет  анестезирован,  а
внутри  мозга  болевых  ощущений  не  будет.  Говорите  со  мной,  когда
пожелаете, и не волнуйтесь. Вы готовы?
   - Да, - ответил Туннекис. - Наверное. На большом операционном  экране
снова  возникло  увеличенное  изображение  с  видеоискателя   крошечной"
видеокамеры из арсенала  микроинструментария  Конвея.  Инструменты  были
введены во внутреннее ухо Туннекиса, преодолели барабанную перепонку,  и
перед ними открылся путь  к  телепатическому  органу.  Обливаясь  потом,
Конвой старался заставить свои руки в редукционных  перчатках  двигаться
как  можно  медленнее.  Инструменты  преодолели  несколько   заполненных
жидкостью и связанных между собой туннелей, желто-розовые стенки которых
поросли   пучками   стебельков   с   кристаллическими   цветами.   Цветы
покачивались, как от легкого ветерка, из-за движения инструментов.
   Даже на неопытный  взгляд  О'Мары,  вид  у  этой  растительности  был
нездоровый.
   - Здесь полный беспорядок, -  сказал  Конвой,  словно  услышал  мысли
О'Мары. - Во время проведения первой операции мы совершили ошибку в том,
что подвергли анализу и заменили жидкость и  кристаллические  структуры,
не зная того, что они загрязнены токсическими веществами - смесью  паров
металла и пластика, которые  пациент  вдохнул  после  того,  как  в  его
автомобиль попала молния. Затем токсическая смесь с током  крови  попала
из  легких  в  головной  мозг.  Торннастор  сделал   пациенту   инъекцию
лекарственного средства, нейтрализующего токсическую смесь. Однако мы не
можем просто откачать загрязненную  жидкость  и  заменить  ее  некоторым
объемом чистого раствора в том случае, если после откачивания  возникнет
коллапс или иное  повреждение  структуры  головного  мозга.  Поэтому  мы
произведем то и другое одновременно  и  будем  постепенно  разбавлять  и
заменять нынешнюю, загрязненную токсинами жидкость нормальным  раствором
минеральных солей и микроэлементов, в котором  кристаллы  смогут  расти,
как в привычной, хоть и неизбежно слегка токсичной среде.
   Как вы видите, здесь имеется два четких вида кристаллов...
   Первый вид представлял собой маленькие, приземистые, почти бесцветные
кристаллические  цветы,  почти  незаметные  на  верхушках  -  рецепторах
стебельков. Другие цветы были крупные, бордовые, они  висели  на  концах
стебельков  подобно  крошечным  изуродованным   кочанам   краснокочанной
капусты. У О'Мары не возникло сомнений в том, какие из цветов повинны  в
распространении  психической  инфекции  в  госпитале,  а  Конвей   снова
подтвердил его догадку.
   - Судя по всему, телепатическими рецепторами являются  более  мелкие,
менее развитые цветы, - продолжал Конвей, - а более крупные, разросшиеся
в  загрязненной  токсинами  жидкости  со  времени  предыдущей  операции,
представляют   собой    передатчики,    которые    издают    непрерывный
телепатический крик - тот самый, из-за которого у нас и возникло столько
хлопот. Эти цветы придется отделить от стебельков  и  удалить  вместе  с
загрязненной жидкостью.  Проклятие,  да  их  тут  уйма!  Как  у  нас  со
временем? И как себя чувствует пациент?
   - Вы работаете уже полчаса, - сообщил Приликла, бесшумно влетевший  в
операционную. - Прошлого моего визита вы не  заметили-,  поскольку  были
слишком  заняты.  Зарегистрировав  оптимальные   уровни   эмоционального
излучения, я молча удалился.
   - Полчаса? - недоверчиво переспросил Конвей. - Вот, оказывается,  как
быстро летит время, когда его проводишь за приятным занятием.
   -  Конвей!  -  резко  произнес  O'Mapa.  -  Вы  сделали  на  редкость
нетактичное замечание в  присутствии  пациента,  пребывающего  в  полном
сознании и скорее всего не способного понять человеческого сарказма.
   - Нетактичное замечание? - встревоженно переспросил  Конвей.  -  Я..,
уже подцепил эту инфекцию?
   -  Я  так  не  думаю,  друг  Конвей,  -  вмешался  Приликла.  -  Твое
эмоциональное излучение, как и у всех  здесь  присутствующих,  несколько
искажено страхом, но этот страх носит диффузный характер  и  может  быть
вызван опасениями за самочувствие пациента. Друг Туннекис также  ощущает
сильный страх, но в данных обстоятельствах это вполне объяснимо. К  тому
же он всеми силами старается сдерживать свой страх.
   - А сарказм я понимаю, -  добавил  Туннекис,  -  от  кого  бы  он  ни
исходил, поэтому извинения излишни.
   Операция шла медленно, утомительно и,  казалось,  бесконечно.  Конвей
осторожно  орудовал  микроинструментами,  разрушая   и   отсоединяя   от
стебельков крупные бордовые  цветы,  которые  только  казались  крупными
из-за колоссального увеличения. Затем он удалял их  вместе  с  жидкостью
через тоненькую трубочку. O'Mapa, наблюдая за этим процессом, думал, что
он напоминает работу не слишком исправного подводного  пылесоса.  Однако
вместе с обломками кристаллов  удалялись  отмеренные  дозы  загрязненной
токсинами жидкости, которую Торннастор тут же заменял чистой, в которой,
как надеялись врачи, начнут расти новые кристаллы.  Медленно,  но  верно
содержание токсинов уменьшалось, и уже, похоже, несколько цветков  обоих
видов выросли и присоединились  к  голым  стебелькам.  Конвей  обливался
потом. Торннастор  следил  за  движениями  инструментов  всеми  четырьмя
глазами.  Приликла  наведывался  в  операционную  еще  четыре  раза,  но
прилетал и улетал без комментариев.  Только  при  седьмом  посещении  он
наконец подал голос:
   - Бригада охранников находится на безопасном расстоянии, - -  сообщил
он, ровно паря в дверном проеме. - Но они могут прибыть сюда  через  три
минуты. Я должен напомнить вам о том, что вы пробыли в  непосредственной
близости от пациента уже почти два часа, и...
   - Нет, черт побери! - не дал эмпату договорить Конвей. - Мы уже почти
закончили. Я не стану прерывать операцию.
   - Я тоже, - подхватил Торннастор.
   - Общее эмоциональное излучение здесь... - начал  было  Приликла,  но
Конвей снова прервал его.
   -  Торннастор,  -  сказал  он,  -   если   наш   друг-эмпат   позовет
тяжеловесов-охранников, вы сможете закрыть дверь  своим  могучим  телом?
Они ни за что не осмелятся напасть на Старшего диагноста госпиталя, даже
если наш администратор даст им такой приказ. Договорились?
   - Договорились, - без колебаний отозвался Торннастор.
   - Ваш администратор, - решительно заявил O'Mapa,  -  прикажет  им  не
совать сюда носа.
   Конвей  бросил  на  О'Мару,  а  затем  на  Приликлу  озадаченный,  но
довольный взгляд и, прежде чем вернуться к прерванной работе, сказал:
   - Прошу вас, выслушайте меня. Я здесь никого не боюсь,  да  и  нигде,
если на то пошло. И никакой у меня нет ксенофобии...  -  На  миг  в  его
голосе появилось  сомнение.  -  ..если  только  не  считать  ее  первыми
симптомами то, что я только что сорвался и накричал на старого друга. Но
с психикой у меня, похоже, все в порядке. Как себя чувствует пациент?
   - Как себя чувствуешь  ты,  друг  Конвей,  я  знаю  точно,  -  сказал
Приликла, - а друг Туннекис напуган, озадачен и очень смущен.
   - Туннекис, - торопливо проговорил Конвей, - что происходит?
   - Я не знаю, что происходит, - сердито отозвался Туннекис. - У меня в
сознании мелькают картины и звуки. Они бессвязны, разобщены и..,  их  не
описать словами. Что.., что вы только что со мной сделали?
   - Сейчас не время объяснять -  получится  слишком  долго,  -  ответил
Конвей, - но я намерен продолжать делать с  вами  то  же  самое  столько
времени, сколько сумею. - Не вынимая рук из редукционных перчаток  и  не
отрывая глаз от операционного экрана, он взволнованно проговорил:
   - Реакция пациента не беспочвенна. Мы начинаем получать результаты.
   - Друг Конвей, я тоже не знаю, что происходит, - отметил Приликла.  -
Судя по тем таблицам, которые мы разработали  относительно  связи  между
расстоянием от пациента и действием телепатического контагиона,  у  всех
вас уже должны были появиться ярко выраженные изменения в  эмоциональном
излучении и поведении. Однако все выглядит иначе: за  одним-единственным
исключением, симптомы у вас минимальны.  Я  могу  приписать  это  только
тому, что вы являетесь носителями нескольких мнемограмм.  Мнемограммы  -
записи прежних знаний и воспоминаний доноров, не подвержены  ментальному
влиянию в настоящем времени и потому способны служить неким  якорем  для
вашего собственного  сознания.  Вы,  диагносты,  обладающие  несколькими
партнерами по разуму, сохраняете психическую устойчивость за счет мыслей
и чувств доноров мнемограмм. Но это позволяет вам выиграть лишь  немного
времени. Сколько именно - сказать не могу, поскольку уже отмечаю  у  вас
симптомы ментальной инфекции. Вам скоро придется уйти.
   - А один из нас, - изрек Конвей, не  отрывая  глаз  от  операционного
экрана, - не диагност. Администратор, ради вашей собственной  ментальной
безопасности вы должны немедленно покинуть операционную. Как  только  вы
уйдете на безопасное расстояние, вы сможете вести беседу с пациентом  по
коммуникатору и следить за тем, чтобы сюда не ворвались охранники.
   - Нет, - только и сказал О'Мара.
   Приликла был единственным в госпитале, кто знал, что  у  О'Мары  тоже
есть партнерша по разуму - один-единственный ментальный якорь  по  имени
Маррасарах, которая могла застраховать О'Мару от безумия, но могла и  не
справиться с этим. Но  эмпат  дал  психологу  клятву  хранить  молчание.
О'Мара  считал,  что  ему  должно  хватить  разума   одной   волевой   и
уравновешенной кельгианки в качестве спасительного  якоря.  Он  понимал,
что эмпату видны его сомнения, но Приликла улетел, не сказав ни слова.
   Сомнения О'Мара ощущал в самой глубине сознания.
   Он следил за работой Торннастора и  Конвея  и  пытался  с  переменным
успехом искать успокоительные слова для Туннекиса, чье смущение, страх и
отчаяние стали подобны плотному, почти осязаемому туману,  сгустившемуся
в операционной. О'Марой овладело сильнейшее  желание  как  можно  скорее
уйти отсюда - хотя бы для того, чтобы отдышаться. Он  то  и  дело  ловил
себя на мысли о том, не тратят ли врачи время понапрасну, и чем  дальше,
тем больше ему казалось, что все так и есть. Существо по имени  Туннекис
страдало потому, что стало жертвой нелепого  несчастного  случая,  после
которого ему не смог помочь ни один из его сородичей.  Теперь  кермианин
награждал безумием врачей госпиталя,  пытавшихся  спасти  его.  В  таких
вопросах следовало расставлять приоритеты. Кем был Туннекис? Всего  лишь
огромной слизнеподобной омерзительной тварью, которая пожирала  сознание
О'Мары, жутким чудовищем, которое нельзя было  ни  отправить  домой,  ни
оставить в госпитале. Решение было очевидным и простым, и О'Мара обладал
достаточной властью для того, чтобы привести его в исполнение. Он скажет
этому  самоуверенному  молодому  выскочке   Конвею   и   этому   тупице,
толстокожему слону, который ему ассистирует, что  противный  кермианский
слизень ровным счетом никому не нужен,  и  велит  немедленно  прекратить
операцию.
   И вдруг О'Мару охватил страх. Так страшно ему не было еще  никогда  в
жизни. Страх был бесформенный, не конкретный, но жуткий,  и  вдобавок  к
нему примешивалось чувство  полного  отчаяния.  Он  не  хотел  принимать
решение и отдавать приказы, потому что знал: Конвей,  который  ухитрялся
всегда  все  делать  по-своему,  откажется  повиноваться.  А  Торннастор
обхватит  его  своими  длинными  бородавчатыми  щупальцами  и  растопчет
слоновьими ножищами - только мокрое  место  останется.  О'Маре  хотелось
убежать и спрятаться от всего и  всех  жутких  чудовищ,  населявших  это
кошмарное место. Даже  Приликла,  такой  нежный  и  хрупкий,  безфанично
дружелюбный,   сейчас   казался   ему   ужасным   существом,   бесстыдно
забирающимся в его разум и откапывающим там самые глубокие  и  постыдные
чувства, о которых не следовало знать никому,  а  эмпат  только  и  ждал
случая всем о них разболтать. ?Я - ничтожество, - с горечью,  страхом  и
отчаянием думал О'Мара. - Я не нужен никому и даже самому себе?.
   Он ухватился за край операционного стола с такой силой, что  костяшки
его пальцев побелели, и вскрикнул, не осознавая, как дико прозвучит  его
крик:
   - Маррасарах, прошу тебя, помоги мне!
   Конвей свирепо зыркнул на О'Мару.
   - Что за идиотские выходки, О'Мара?! Здесь  нельзя  так  орать,  идет
очень тонкая операция. И что еще за Маррасарах? Да ладно, не  отвечайте,
только стойте тихо и не мешайте нам.
   Крошечный участок клеток мозга О'Мары, не задетый ураганом  страха  и
отчаяния, захлестнувшим его разум, зафиксировал оскорбительные  слова  и
резкий тон, совершенно несвойственный Конвею. Значит, и его тоже  задела
распространяемая Туннекисом инфекция. Неожиданно  Конвей  выкрикнул  еще
громче О'Мары:
   - Проклятие, моя голова!
   Конвей стиснул зубы,  лицо  его  исказила  гримаса  боли,  но  он  не
выдернул рук из операционных перчаток. Мало-помалу он расслабился.
   Страх и отчаяние О'Мары тоже, неизвестно почему, начали отступать. Он
озабоченно спросил:
   - Что с вашей головой?
   - Глубокое нелокализованное покалывание между ушами - будто кто-то  у
меня в мозгу шомполом вертит, - ответил Конвей  и  внезапно  вернулся  к
обычной сдержанности и тактичности. - Сэр, - сказал он, - мне доводилось
и прежде испытывать подобное ощущение. Это Тун некие пытался  установить
телепатическую  связь  с  нетелепатами.  Ощущение  длилось  всего   одно
мгновение. Вы тоже почувствовали? Вы слышали, что он сказал?
   - Нет, - ответил О'Мара.
   -  Я  тоже  ощутил  покалывание  под  черепной  коробкой,  -  ответил
Торннастор, сохраняя лексикон истинного клинициста, - но не между  ушей,
которые, как вам известно, у особей моего вида расположены не там, где у
вас.  Покалывание  сопровождалось  беспорядочным  ментальным  шумом,  но
ничего членораздельного я не услышал. Что он сказал?
   Конвей не отрывал глаз  от  экрана.  Продолжая  работать,  он  быстро
говорил:
   - Он сказал очень многое за  считанные  секунды.  Я  вам  потом,  все
расскажу. А сейчас до конца  операции  осталось  около  двадцати  минут,
после чего всем можно уйти, но мы могли бы пробыть здесь весь день, если
бы потребовалось, и это ничем бы не грозило нашей лсихике.  На  какое-то
время я сошел с ментальных рельсов, чувствовал себя полной никчемностью,
всех и всего боялся и воспринимал с подозрительностью. Я прошу  прощения
за все, что я сказал. Наверное, и вы тоже испытали подобные чувства.  Но
теперь мы вернулись в нормальное состояние и наши беды - все наши беды -
позади. Мы можем заново заселить эвакуированные уровни. Туннекис  теперь
лишен телепатической глухонемоты и чувствует себя хорошо.
   - Как ни неприятно мне выражать несогласие с коллегой, друг Конвей, -
заключил Приликла, влетев в операционную  и  запорхав  над  операционным
столом, - однако я  вынужден  заметить,  что  вы  сильно  недооцениваете
ситуацию. Друг Туннекис излучает  чувства  облегчения,  благодарности  и
сильнейшего счастья.

Глава 33

   Они встретились рано утром на следующий день в старом кабинете О'Мары
- здесь он  чувствовал  себя  уютнее  и  именно  здесь  хотел  со  всеми
попрощаться. Конвей, Торннастор, Приликла  и  все  сотрудники  Отделения
Психологии расселись на что попало, отчего в кабинете сразу стало тесно.
Конвей стоял у большого диагностического экрана и  заканчивал  отчет  об
операции.
   - ..При проведении первого хирургического  вмешательства,  -  говорил
он, -  мы  предположили,  что  анализ  минерального  и  кристаллического
содержимого мозговой жидкости на месте повреждения  и  введение  данного
раствора в концентрированной форме будет способствовать началу  процесса
заживления.  Однако  мы  и  не  подозревали  в  то   время   того,   что
просто-напросто замещаем этот раствор еще более  загрязненной  смесью  в
гораздо более высокой концентрации. В результате рост скоплений  бледных
кристаллов, которые, как нам теперь известно,  являются  телепатическими
приемниками,  значительно  замедлился,  в  то  время  как  более  темные
кристаллы - передатчики начали  увеличиваться  в  размерах,  подверглись
структурной деформации, их рост стал неконтролируемым. В этом  состоянии
их телепатическая мощность резко возросла, но они  не  могли  передавать
мысли, а транслировали только чувства.  В  то  время  состояние  психики
Туннекиса было тяжелейшим. Он боялся всего и всех, кто его  окружал,  он
страшился  будущего,  в  котором  ему  предстояло   жить   в   состоянии
телепатической  глухонемоты,  он   страдал   от   глубокой   клинической
депрессии, которая, как казалось в то  время,  грозила  ему  пожизненно.
Обычным существам вроде нас с вами, было бы трудно  представить  глубину
такого отчаяния, но нам и не пришлось ничего  представлять,  потому  что
мы, как и все, кто ухаживал за этим пациентом, разделили его отчаяние.
   Туннекису  было  очень  плохо,  и  нам  тоже.   Но   теперь   пациент
поправляется и чувствует себя хорошо, - продолжал  Конвей;  -  В  первые
несколько секунд, когда мой атрофированный  телепатический  орган  резко
пробудился, мы узнали очень многое друг о друге. Самое важное - то,  что
телепат не способен мысленно солгать. Психическая инфекция, выражавшаяся
в безотчетном страхе и полнейшем отчаянии, которое Туннекис  излучал  со
все нарастающей  интенсивностью  в  последние  дни,  исчезла  после  его
излечения. Все ее симптомы  постепенно  пойдут  на  убыль  в  отсутствие
поступления сигналов тревоги. Туннекис  согласился  на  мое  предложение
пробыть еще некоторое время  в  госпитале  под  наблюдением  до  полного
выздоровления и сказал, что выздоровление наиболее  тяжело  пострадавших
значительно ускорится, если их разместить поближе к нему. Я думал о том,
сэр,  что  поскольку  Сердаль  пострадал  наиболее  тяжело  и   является
кандидатом на ваш пост, ему следовало бы предоставить возможность первым
пройти курс реабилитации с помощью Туннекиса.
   - Это будет сделано, - сказал  О'Мара  и  мысленно  добавил:  ?Но  не
мной?.
   Конвей отошел от экрана,  сел  на  краешек  мельфианского  сиденья  и
продолжал:
   - Командующий базой на Керме пригласил меня  провести  там  несколько
месяцев. Он говорит, что мой телепатический контакт с Туннекисом поможет
решить многие проблемы в налаживании связей с кермианской  цивилизацией.
Кроме  того,  мне   предоставится   возможность   собрать   сведения   о
традиционной кермианской  медицине  на  тот  случай,  если  в  госпиталь
попадет еще какой-нибудь представитель этого вида - будем  надеяться,  с
каким-нибудь более легким заболеванием. Быть  может,  ко  времени  моего
возвращения вы уже сделаете свой выбор и мне придется  называть  доктора
Сердаля ?сэр?.
   - Не придется, - отозвался О'Мара. - По двум причинам. Доктор Сердаль
желает остаться и работать в госпитале, но отказался  от  притязаний  на
мой пост. А выбор я уже сделал. И  поскольку  я  его  сделал,  я  покину
госпиталь, как только  появится  первая  возможность  улететь  в  нужном
направлении.
   Конвей был настолько изумлен, что чуть не  свалился  с  мельфианского
сиденья. Торннастор издал  трубный,  непереводимый  взволнованный  звук.
Приликла слегка задрожал, а все сотрудники Отделения Психологии выразили
удивление - каждый на свой манер. О'Мара прокашлялся.
   - Решение было нелегким, - сказал О'Мара, глядя на падре Лиорена и Ча
Трат. - Однако мне с самого начала следовало осознать его  неизбежность.
Сейчас я в первый, да наверное и в  последний  раз,  буду  говорить  вам
добрые слова - обходительность дается мне нелегко. Но я должен  сказать,
что со мной работали прекрасные сотрудники. Все вы трудолюбивы,  преданы
делу, заботливы, гибки и не страдаете недостатком воображения... - Он на
миг  зад