гого слона, который вполне мог быть как  в  приятном
расположении духа, так и совсем наоборот. - Я  из  Отделения  Межвидовой
Психологии. Если вам удобно, мне хотелось бы поговорить с вами.
   - Я о вас знаю, O'Mapa, - отозвался Торннастор. -  Входите.  Неудобно
будет только вам, если вы непривычны к традиционному  для  особей  моего
вида отсутствию мебели. Предлагаю вам сесть на край спальной ямы.
   Комната  Торннастора  представляла  собой  просторный   пустой   куб,
казавшийся маленьким из-за габаритов обитателя. На стенах были развешаны
фотографии пейзажей родины тралтана и еще какие-то снимки - что  на  них
было изображено, O'Mapa догадаться не мог. Кроме  того,  стены  украшали
плети какого-то вьющегося,  пахучего  декоративного  растения,  частично
заплетающего дверь в  ванную  комнату.  Единственным  предметом  мебели,
который также был  прикреплен  к  стене,  являлась  толстая  полукруглая
полка, на которой стоял работающий видеоблок  и  лежали  видеокассеты  с
лекциями. Посредине комнаты располагалось прямоугольное  углубление  для
сна, оборудованное нисходящим пандусом. O'Mapa спустился по  пандусу  и,
усевшись на край углубления, похлопал  по  толстому  ковровому  покрытию
пола.
   -  Спасибо,  -  сказал  он,  пытаясь  сказать  хозяину  комнаты  хоть
что-нибудь приятное. - Очень удобно.
   - Особи моего вида не нуждаются в высоком уровне телесного  комфорта,
- сообщил Торннастор. - Покрытие  пола  предназначено  для  того,  чтобы
смягчать мой топот, чтобы он не мешал соседям. Я не против  оправданного
прерывания занятий, - он указал на работающий видеоблок, - но  предпочел
бы не тратить время зря. O'Mapa вспомнил о том, что Торннастор в  данное
время является носителем  кельгианской  мнемограммы.  Очевидно,  замашки
донора уже сказывались на  манерах  тралтана,  так  что  от  экивоков  и
дипломатичности можно было отказаться.
   - Я не намерен попусту тратить ни  свое,  ни  ваше  время,  -  заявил
O'Mapa. - Старший преподаватель Мэннен попросил меня поговорить с вами о
наметившемся в последнее время ухудшении в вашей работе, которая до  сих
пор была выше всех  похвал.  Это  вызывает  нашу  озабоченность.  Потеря
работоспособности и эффективности вашего труда носит постоянный характер
и стала очевидной после  записи  кельгианской  мнемограммы.  Поэтому  мы
подозреваем, что у вашей проблемы имеется психологический компонент.
   Не желаете ли как-то прокомментировать мои высказывания?
   Торннастор развернул один глаз в  направлении  видеоэкрана,  протянул
щупальце, отключил аппаратуру, затем обратил взгляд всех четырех глаз  к
О'Маре. Несколько мгновений он молчал.
   - Если вы молчите для того, чтобы дать мне обдуманный и точный ответ,
- сказал O'Mapa, - я готов подождать. Но если вы не хотите отвечать,  то
почему?
   Тралтан издал приглушенный гортанный звук, который транслятор оставил
без перевода, но больше ничего не добавил. O'Mapa вздохнул.
   - Поступают жалобы на шум в этом районе во время периодов  отдыха,  -
продолжал он. - Эта проблема в данный момент решается. Однако бессонница
может серьезно сказаться на способности к  сосредоточению.  Сложность  в
этом?
   - Нет, - ответил Торннастор.
   - Не влияет ли на вас поведение или отсутствие понимания  со  стороны
ваших коллег и педагогов? - продолжал спрашивать O'Mapa. -  Быть  может,
что-то сказанное или сделанное ими заставило вас нервничать? Быть может,
у вас какие-то сложности на сексуальной или эмоциональной почве?
   - Нет, - ответил Торннастор.
   - В таком случае нет ли во всем этом какой-то связи с мнемограммой? -
продолжал гнуть свою линию O'Mapa.
   Тралтан молчал.
   "Жаль, что я не стоматолог, - подумал O'Mapa. - Это все равно что зуб
вытягивать?.
   - У вас наверняка проблемы с  мнемограммой,  -  терпеливо  проговорил
O'Mapa, - и моя обязанность в том, чтобы вам помочь. Но мы не решим вашу
проблему до тех пор, пока я не пойму, в  чем  она  заключается.  У  меня
такое  чувство,  что  вы  хотели  бы  поговорить  об  этом.  Пожалуйста,
говорите.
   Торннастор издал еще один непереводимый звук - настолько низкий,  что
у Мары скелет завибрировал. Затем тралтан сказал:
   - Это глупо и странно. Нет причин, почему бы я себя так чувствовал.
   - Как бы это ни было глупо или странно, - возразил O'Mapa, - это ваше
чисто субъективное суждение и потому оно спорно,  точно  так  же  как  и
отсутствие  очевидной  причины  ваших  нынешних  ощущений.  Прошу   вас,
объясните подробнее ваши чувства.
   Тралтан поднялся и постучал по полу двумя передними  ногами.  O'Mapa,
несмотря на толстенное ковровое  покрытие,  почувствовал,  как  задрожал
пол, но постарался уверить  себя  в  том,  что  таким  образом  тралтаны
выражают сильное недовольство - причем в данном случае это скорее  всего
было недовольство собой, а возможно, и желание поговорить.
   -  Я  страдаю  от  сильнейшей  ностальгии,  -  проговорил  Торннастор
негромко и смущенно,  -  по  существам,  которых  никогда  не  видел,  и
планете, где никогда не  бывал.  По  идее,  у  меня  устойчивая,  хорошо
интегрированная психика. Странно и нелепо испытывать такие чувства.
   "Значит, все дело действительно в мнемограмме?, - подумал O'Mapa.  По
крайней мере теперь он понимал,  в  чем  корень  зла,  а  это,  согласно
неписаным законам  майора  Крейторна,  означало,  что  он  на  один  шаг
приблизился к решению проблемы. Между тем все складывалось  так,  словно
ему нужно было заняться  психоанализом  сразу  двоих  пациентов  -  того
великана, который сейчас стоял перед ним, и донора мнемограммы с другого
края Галактики, которого, может быть, и на свете-то уже не было.
   "Он сказал:
   - Сложности могут быть связаны с психикой донора мнемограммы, а не  с
вашей. Вам сознание донора известно изнутри. Расскажите мне о нем.
   - Нет, - коротко отозвался Торннастор. О'Мара  подождал,  но  тралтан
больше ничего не сказал. Почему-то он опять решил играть в молчанку.
   - Так мы ничего  не  добьемся,  -  попробовал  урезонить  собеседника
О'Мара. - Почему вы не хотите мне рассказать о сознании этого  существа?
Разговор  у  нас  конфиденциальный,  и  ничего  из  того,  что  вы   мне
расскажете,  никак  не  отразится  на  доноре  мнемограммы,  чей   разум
представляет собой всего лишь запись, которую  нельзя  обидеть,  которой
нельзя помочь и которую нельзя никоим образом изменить. Весьма возможно,
что донор этой мнемограммы давно умер.  Вы  достаточно  умны  для  того,
чтобы понимать это. Ну?
   Последовала очередная долгая пауза. О'Мара предпринял новую попытку:
   - Независимо от вида, - сказал он, - существа, становящиеся  донорами
мнемограмм, у себя на родине являются медиками-корифеями. Но  не  всегда
те, кто добирается до высот в любой профессии, это существа приятные  во
всех отношениях. Вам уже известно? что в  мозге  реципиента  мнемограммы
запечатлеваются  не  только  терапевтические  познания  и  хирургические
навыки донора - при мнемографии происходит  перенос  всех  воспоминаний,
чувств, моментов  неприязни  к  чему-то  или  кому-то,  предрассудков  и
психических расстройств, если таковые имеют  место.  От  вас  требуется,
чтобы вы на время забыли  о  том,  что  в  вашем  сознании  присутствует
мнемограмма, отрешились, насколько это возможно, от этой  дополнительной
немедицинской  нагрузки   и   сосредоточились   исключительно   на   том
медицинском  материале,  который  вам  потребен  для  работы  над  вашим
нынешнем проектом. Никто  не  думает,  что  это  легко,  я  могу  только
представить, как...
   - Вы не способны обрести понимания того, каковы ощущения при  наличии
чужой мнемограммы, - вмешался Торннастор, - если только вам  не  запишут
такую же. Как еще вы можете узнать и почувствовать то, что чувствую я?
   Вопрос  был  вполне  закономерный,  но   О'Маре   пришлось   сдержать
недовольство. Он ответил тралтану:
   - Мне мнемограмму записывали лишь однажды, и на очень короткое  время
- для того,  чтобы  я  познакомился  с  психологической  дезориентацией,
которая имеет  место,  когда  в  психику  реципиента  вторгается  чуждая
личность. Поэтому вы не правы, утверждая, что  я  полностью  невежествен
относительно эффекта  мнемографии.  Однако  мне  запрещено  подвергаться
записи как вашей мнемограммы, так и чьей-либо еще, поскольку моя  работа
- работа землянина-психотерапевта - требует,  чтобы  я  был  объективен,
уравновешен и обладал должным  уровнем,  самосознания  для  того,  чтобы
попытаться решить ваши эмоциональные  и  психологические  проблемы.  При
том, что ваш партнер по разуму, образно выражаясь, мутит воду, это будет
нелегко. Такова тактика нашего отделения. Мне нужно  знать  не  то,  что
чувствовал донор вашей мнемограммы в прошлом, а то,  что  чувствуете  вы
сейчас. Понятно?
   - Да.
   - В таком случае расскажите мне об этом.
   - Нет.
   О'Мара сделал глубокий вдох, чтобы у него хватило воздуха на  длинную
ругательную тираду, но передумал и решил поговорить с тралтаном спокойно
и терпеливо.
   - У землян существует неуважительное, но довольно точное  определение
людей моей  профессии,  -  сказал  он.  -  Нас  называют  ?промывателями
мозгов?. Как явствует из этого определения, моя работа  состоит  в  том,
чтобы наводить в психике порядок, добиваться того, чтобы разум пациентов
реагировал на реальный мир, а не жил в созданной ими ложной реальности и
не разбухал от лести.
   В данный момент,  -  продолжал  O'Mapa,  -  я  не  имею  медицинского
образования,  и   потому   не   могу   по   достоинству   оценить   вашу
профессиональную квалификацию иначе, как только на основании  больничных
слухов и устных свидетельств ваших коллег и начальства, которые, все  до
единого, отзываются о вас похвально. Создается такое впечатление, что вы
- опытный и талантливый хирург,  что  вы  способны  вдохновлять  средний
медперсонал на такой же уровень профессионализма, что вы легко  находите
общий язык с представителями других видов, что у вас богатое воображение
и в меру развитое честолюбие. Если вы и впредь будете  делать  такие  же
успехи, вам будет предложено остаться в штате госпиталя в ранге Старшего
врача - то есть вы  как  бы  перепрыгнете  сразу  через  две  стажерские
ступеньки. Но на этом с комплиментами покончим. O'Mapa на миг умолк.  Он
знал, что тралтан вряд ли способен что-то определить по лицу  землянина,
однако понадеялся на то, что транслятор передаст серьезность его тона.
   - Ваша будущая  должность,  -  продолжал  он,  -  будет  сопряжена  с
непрерывной записью и  стиранием  мнемограмм,  необходимых  для  лечения
ваших будущих пациентов различных видов. Однако от мнемографии  придется
воздержаться, если  вы  не  в  состоянии  ужиться  уже  с  первым  вашим
партнером по разуму. Торннастор, я здесь  для  того,  чтобы  помочь  вам
справиться с этим. Неужели та эмоциональная  проблема,  которая  терзает
вас, настолько серьезна, что из-за нее вы готовы отказаться от блестящей
медицинской карьеры?
   - Нет, - ответил Торннастор.
   - Я вновь напоминаю вам, - продолжал O'Mapa, - о том, что мой интерес
к этой проблеме исключительно клинический. Все,  что  я  от  вас  узнаю,
останется в секрете. Я не стану вас осуждать и не буду шокирован, что бы
вы мне ни поведали. Итак:  нет  ли  в  донорской  мнемограмме  чего-либо
такого,  из-за  чего  у  вас  всколыхнулись  какие-то  воспоминания  или
переживания из-за чего-либо, чего вы теперь стыдитесь?
   - Нет, - громко произнес в ответ тралтан.
   - Успокойтесь, - попросил его O'Mapa. - Я вовсе не хотел вас обидеть.
Но мне нужны сведения. Вы сказали, что ощущаете  сильнейшую  ностальгию,
скучаете по друзьям, которых никогда не видели, и местам, где никогда не
бывали. Похоже, вы стыдитесь этих чувств. Но кто испытывает стыд  -  ваш
партнер по разуму или...
   - Нет, - столь же громко проговорил Торннастор.
   - Значит, стыдитесь вы, - заключил O'Mapa. - Объясните мне, почему  у
вас такое чувство - своими словами и сколько угодно долго. Скажите  мне,
что с вами не так, на ваш взгляд, потому что только вы можете подсказать
мне разгадку.
   - Нет. O'Mapa снова глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
   - Торннастор, - признался он,  -  меня  начинает  немного  раздражать
постоянное использование вами этого слова. Если вы не  желаете  говорить
со мной о вашей проблеме, может быть, хотя бы объясните почему?
   - По трем причинам, - провещал Торннастор. -  Вы  -  не  медик  и  не
поймете специфики моих трудностей, вы не можете до конца  разобраться  в
том, как работает мой разум и разум моего партнера. При  всем  уважении,
O'Mapa, примите  мои  извинения,  но  вы  понапрасну  тратите  время  на
разговоры со мной. Вы мне ничем не можете помочь.
   О'Мара кивнул.
   - Может быть, - сказал он. -  Однако  я  могу  набраться  терпения  и
обсудить вашу проблему. Быть может, мне удастся атаковать ее  с  другого
направления. Это поможет?
   - Нет, - ответил Торннастор.
   "Хотя бы, - думал О'Мара, покидая  апартаменты  тралтана,  -  он  все
время давал отрицательные ответы?.  Но  уже  если  он  ненавидел  что-то
больше всего на свете, так это то, когда ему говорили, что он  может,  а
чего не может сделать.
   Когда он вернулся в отделение,  то  обнаружил  сообщение  -  Крейторн
отсутствовал и вернуться должен был не раньше чем через два часа. Этого,
как решил О'Мара, ему должно было хватить на то,  чтобы  более  подробно
ознакомиться с психофайлом Торннастора и изучить все имеющиеся  сведения
о существе, ставшем донором проблематичной мнемограммы.
   Из файла тралтана О'Мара узнал много  нового,  но  ничего  полезного.
Торннастор   производил   впечатление    образцового    практиканта    -
старательного, самостоятельного,  способного,  серьезного,  волевого,  с
необычайно  устойчивой  и  уравновешенной  психикой,   чем   он   вполне
обоснованно гордился. Будучи неизменно вежливым и тактичным при  общении
со своими сородичами и существами других видов, гордыню свою  Торннастор
проявлял в склонности к спорам с преподавателями во время занятий и имел
неприятную привычку чаще всего доказывать свою правоту.
   Сведения о Торннасторе вполне могли быть списаны с любого  психофайла
старших медицинских сотрудников.  Вне  непредвиденных  случаев  это  был
типичный психологический  профиль  сотрудника,  взбирающегося  вверх  по
ветвям профессионального древа. А вот сведения о партнере Торннастора по
разуму, кельгианке-ДБЛФ по имени Маррасарах, были скудны, но интересны.
   Файл начинался с изложения азов системы мнемографии. Затем  следовало
предупреждение о том, что к  донорам  мнемограмм  нельзя  обращаться  за
консультацией относительно пожертвованного  ими  материала  и  вообще  с
какими бы то ни было вопросами, если только на то не обнаружилось бы  их
собственного желания или согласия близких родственников. И даже  в  этом
случае запрос должен был быть изучен и одобрен специальной  подкомиссией
Галактического Медицинского Совета, созданной для  охраны  прав  доноров
мнемограмм.
   Главной  причиной  этой  многослойной   защиты   было   всего-навсего
прошествие времени. Лицо, достигшее степени известности в своей области,
необходимой для того, чтобы его попросили стать донором мнемограммы, как
правило, к этому моменту достигало профессионального и  психологического
пика. Чаще всего это были существа среднего и пожилого  возраста.  Такие
персоны ни за что не согласились бы на то, чтобы их подвергали  обычному
занудному  анкетированию,  как  бы  учтивы   и   уважительны   ни   были
интервьюеры. Им не пришлось бы по вкусу, что их выспрашивают о  качестве
умственного наследия, оставленного ими молодой поросли  медиков,  -  тем
более что многие из доноров со времени пожертвования  мнемограмм  успели
стать глубокими старцами.  О'Мара  мог  это  понять.  Все  дело  было  в
выражении заботы к чувствам стариков, которые некогда были великими.
   Но самое интересное было то, что Маррасарах не была старухой.  Совсем
наоборот:  она  была  блестящей,   одаренной   молодой   выскочкой.   Ее
стремительный прогресс в избранной области в подробностях не описывался.
А повод для неожиданно  странного  раннего  ухода  с  работы  указывался
как  ?причины  личного  и  эмоционального  порядка  вследствие  Ожеговых
травм?. Относительно характера кельгианки было  сказано  и  неоднократно
подчеркнуто, что она некоммуникабельна.
   О'Мара долго смотрел на коробку  с  записью  мнемограммы.  Маррасарах
явно перенесла сильнейшее эмоциональное потрясение, и оно оставило после
себя неизгладимые следы. Однако ее профессиональные знания и  опыт  были
настолько ценны, что ее пригласили  в  качестве  донора  мнемограммы  до
ухода с работы - видимо, положившись на то, как решил О'Мара, что  любой
будущий реципиент окажется достаточно волевым и  сумеет  сосредоточиться
исключительно на медицинском  компоненте  мнемограммы,  а  эмоциональные
проблемы проигнорирует. Скорее всего те, кто записывал содержимое разума
Маррасарах,   рассуждали   так:   если   психологическая    составляющая
мнемограммы все же станет  докучать  реципиентам,  запись  всегда  можно
стереть и заменить другой кельгианской мнемограммой,  менее  проблемной.
Но насколько О'Мара успел понять Торннастора, тот  был  слишком  горд  и
упрям для того, чтобы на такое согласиться.
   О'Мара в принципе мог бы объяснить положение дел Мэннену  и  добиться
того, чтобы у Торннастора отобрали пациента-келыианина, но  он  понимал,
что тралтан не  пожелает  поступиться  своими  перспективами  карьерного
роста на неопределенное время, до появления нового шанса. Судя по  тому,
что О'Мара успел узнать о Торннасторе, тот, кроме того, почти  наверняка
стал  бы  бояться  того,  что  не  сумеет  адаптироваться  и   к   новой
мнемограмме, и тогда его карьере хирурга  в  стенах  Главного  Госпиталя
Сектора конец. Наверное, он решил, что чем раньше он  узнает  о  худшем,
тем лучше. О'Мара мог ему только почувствовать, но одного сочувствия для
решения этой задачки было мало.
   Добиться хоть чего-нибудь он мог только одним способом: проникнуть  в
упрямый, некоммуникабельный разум Торннастора.  Туда  вела  единственная
дорога - через сознание гениальной, но серьезно  психологически  больной
Маррасарах. О'Мара покачал головой и посмотрел на часы.
   Крейторн должен был вернуться через полчаса. О'Мара мог бы  дождаться
его, отчитаться, обсудить с ним план лечения,  а  тот  бы,  само  собой,
предупредил его о психологическом риске и почти  наверняка  запретил  бы
действовать. Либо.., либо он мог сделать то,  что  хотел,  за  несколько
минут до того, как майор бы ему это запретил.
   "Суть  принятия  важных  решений,   -   думал   О'Мара,   подойдя   к
мнемографическому креслу, усевшись, приладив шлем и вставив в щелочку на
панели прибора диск с мнемограммой Маррасарах, - в  том,  что  все  ?за?
и ?против? нужно взвешивать очень тщательно, но недолго?.
   Нерешительность некоторым грозила параличом.

Глава 14

   Впервые несколько минут ощущения были  точно  такие  же,  как  тогда,
когда советник Дэвентри записал О'Маре первую кельгианскую  мнемограмму.
Ему снова показалось, что он видит незнакомый кабинет с большой  высоты,
и  снова  он  испытал  головокружение  из-за  того,  что  ему   пришлось
балансировать на двух длинных землянских ногах, а не  прочно  стоять  на
двенадцати  парах  коротеньких  кельгианских.  Однако  дезориентация   и
головокружение быстро прошли и сменились кое-чем похуже. То есть  О'Маре
стало настолько не по себе, что он вынужден был сесть и начать отчаянную
борьбу за сохранение контроля над личностью человека по фамилии О'Мара.
   "Бедняга Торннастор, - подумал он,  -  если  ему  приходится  с  этим
мириться?. Мысль типа ?бедняга я? он старательно отгонял, потому  что  в
этой беде ему было некого винить, кроме себя самого.
   В  отличие  от   тралтана,   гордившегося   своей   устойчивостью   и
уравновешенностью, О'Мара этим похвастаться не мо