ержал  взгляд  на  Брейтвейте.  -  ..И  один  из   вас   недавно
продемонстрировал эти качества более ярко, чем остальные. У  всех  троих
из вас есть необходимое медицинское образование, которое теперь является
обязательным требованием, и все вы без исключения способны справиться  с
этой работой. Но как это часто бывает с теми, кто обрел цель в  жизни  и
тем счастлив, вы можете и не хотеть той работы, с  которой  в  состоянии
справиться. Особенно это относится к моему преемнику, который сочтет мой
выбор чрезвычайно лестным, но не таким уж милосердным.  Пожалуй  -  даже
жестоким. Однако в данном случае  я  вынужден  настаивать.  Примите  мои
поздравления, администратор Брейтвейт.
   Ча Трат и падре Лиорен издали звуки одобрения, Приликла -  мелодичную
трель, Конвей захлопал в ладоши, а Торннастор попеременно  топнул  всеми
ногами - надо сказать, для  тралтана  довольно  тихо.  Конвей  встал  и,
склонившись, протянул Брейтвейту руку.
   - Удачи вам, администратор, - сказал он.  -  После  ,  того,  как  вы
расщелкали проблему Туннекиса, вы этого действительно заслуживаете. - Он
рассмеялся. - Хотя.., благовоспитанный Главный психолог, которого  никто
не любит, - к этому еще надо привыкнуть.
   Падре Лиорен развернул все глаза к О'Маре  и  впервые  за  все  время
подал голос.
   - Сэр, вы сказали, что хотите безотлагательно  отбыть  из  госпиталя.
Однако госпиталь был вашей жизнью столько лет, сколько  не  был  ни  для
кого из нас. Я..,  то  есть  мы  хотели  бы  узнать:  чему  вы  намерены
посвятить остаток своей жизни?
   - У меня есть планы, - совершенно  серьезно  ответил  O'Mapa.  -  Они
заключаются в том, чтобы продолжить мою профессиональную деятельность  и
потом жить счастливо.
   - Но, сэр, - вмешался Конвей, - наверняка вам не обязательно  улетать
так уж немедленно. Брейтвейту нужно будет несколько недель, а  скорее  -
несколько  месяцев  входить  в  курс  дела,  а  вам  надо  привыкнуть  к
ничегонеделанию. А может быть, вам и не  удастся  порвать  все  связи  с
Главным  Госпиталем  Сектора.  Время  от  времени   мы   натыкаемся   на
немедицинские проблемы, и нам могут понадобиться ваши консультации. И не
надо качать головой, сэр. Как минимум нам потребуется  время  для  того,
чтобы утрясти график дежурств и закатить хорошую прощальную вечеринку.
   - Нет, - решительно отказался O'Mapa. - Ни о каких периодах адаптации
для Брейтвейта не может быть и речи,  поскольку  лучший  метод  освоения
любого дела  подобен  обучению  плаванию.  Не  рассчитывайте  и  на  мою
консультационную помощь, и уж  тем  более  не  имеет  смысла  затягивать
прощание с тем, кого никто не любит. Приликле известны  мои  чувства  по
этому поводу. Я настаиваю. Спасибо, но - нет.
   Брейтвейт кашлянул. Кашель получился тактичный, но авторитетный.
   - Я не эмпат, сэр, в отличие от доктора Приликлы, но мне  знакомы  те
чувства, которые к вам все испытывают в госпитале. На этот раз  вынужден
настаивать я. Ваш отъезд будет отсрочен на несколько дней, потому что ни
один из отбывающих кораблей не примет вас на борт, не уладив этот вопрос
со мной. Поэтому у нас будет время  организовать  прощальную  вечеринку,
которую мы все запомним. Считайте, что это, - добавил он, -  мой  первый
приказ в качестве нового администратора госпиталя.

Глава 34

   В конце концов О'Мару отпустили. Из госпиталя он улетел  на  грузовом
корабле Корпуса Мониторов под названием ?Крэнтор?  -  звездолете  службы
снабжения, который регулярно и часто  наведывался  в  госпиталь.  Экипаж
корабля состоял исключительно из тралтанов, но одна  пассажирская  каюта
на ?Крэнторе? была обустроена для землян-ДБДГ. Те члены экипажа, что  не
были лично знакомы с О'Марой, знали, кто он такой и кем был, и настолько
жаждали угодить ему, что  предложили  закатить  еще  одну  вечеринку  на
корабле. Но O'Mapa сказал им, что хочет просто отдохнуть - без компании,
без разговоров и без  просмотра  развлекательных  программ,  потому  что
жутко устал от прощальной пирушки в госпитале.  Но  на  самом  деле  ему
просто хотелось посмотреть на то, как тает за кормовым  иллюминатором  и
превращается в крошечный разноцветный  драгоценный  камешек  конструкция
Главного Госпиталя Двенадцатого Сектора Галактики. Он напоминал  себе  о
том, что видит его в последний раз, вспоминал то время,  когда  трудился
здесь в бригаде сборщиков, вспоминал странные,  удивительные,  волнующие
происшествия, всех тех, с кем его сводила судьба за долгие годы,  вплоть
до недолгого пребывания в должности администратора и ухода в отставку.
   Вечеринка длилась три дня и две ночи, поскольку не все  из  тех,  кто
хотел попрощаться с О'Марой, были свободны от дежурств в одно  и  то  же
время. Сам он не понимал, к чему вся эта суета. Он  всегда  был  уверен,
что никто не питает к нему теплых чувств,  хотя  он  был  профессионалом
высокого уровня. Однако сотрудники как старшего, так и  самого  младшего
звена  наговорили  ему  столько  хорошего,  что  чуть   не   довели   до
эмоционального стресса. О'Мара  и  представить  себе  не  мог,  что  его
настолько  уважают.  Нет-нет,  никто  не  объяснялся  ему  в   дружеских
чувствах, и уж тем более - в любви, и тем не менее даже свою нелюбовь  к
нему многие выражали в странной и порой трогательной форме.
   О'Мара думал о том, что если от  ненависти  до  любви  один  шаг,  то
по-своему сотрудники ненавидят его очень сильно.
   Он оставался на  борту  ?Крэнтора?  во  время  стоянок  на  Тралте  и
Орлигии, пока шла погрузка. На Нидии О'Мара  сошел,  потому  что  отсюда
?Крэнтор? возвращался в Главный Госпиталь Сектора. За годы О'Мара привык
пересаживаться с одного корабля на другой  и  даже  сейчас  имел  полное
право путешествовать бесплатно, как отставной офицер Корпуса Мониторов и
бывший  администратор.  Однако  за  годы  он  сумел  скопить   кое-какие
сбережения, откладывая часть жалованья, и вполне  мог  оплатить  дорогу.
Вскоре  в  космопорте  Ретлин  совершил  посадку  туристический   лайнер
?Кораллан? - гораздо более крупный  и  комфортабельный,  чем  старенький
?Крескхаллар?. Осмотр туристами достопримечательностей Нидии должен  был
занять три дня, после чего лайнер стартовал  туда,  куда  хотел  попасть
О'Мара. В Ретлине О'Мара бывал не раз, но теперь  обновил  знакомство  с
этим  городом  со  времени  своего  последнего  отпуска.  Он  бродил  по
магазинам, ночевал в гостиницах, где потолки были  такими  низкими,  что
приходилось ходить по номеру, согнувшись чуть ли  не  пополам,  ездил  в
общественном транспорте, где приходилось либо вставать  на  четвереньки,
либо вообще ложиться на пол.
   В первый вечер после отлета с Нидии О'Мара обнаружил, что в  столовой
кроме него - еще семеро землян: трое  мужчин  и  четверо  женщин  -  все
молодые. О'Мара сел в самом конце стола  и  упорно  избегал  общения.  В
отличие от давнего путешествия на ?Крескхалларе? на этот раз он  не  был
единственной мужской особью своего вида на борту  и  не  имел  намерений
заводить дорожный роман. Ему и без того проблем хватало.
   С корабля О'Мара сошел, когда тот приземлился в главном космопорте на
Кельгии, а оттуда взял такси до столицы. Водитель был привычен  к  тому,
что в его машину втискивались не только земляне,  но  и  существа  самых
разнообразных конфигураций. По пути он принялся  довольно  любезно  (для
кельгианина)  описывать  красоты  пейзажа  и   архитектурные   памятники
Кельгии, не подозревая о  том,  что  О'Мара  бывал  здесь  не  раз  и  в
ознакомлении с ними не нуждался. Однако, несмотря на это, он не смог  не
засмотреться на здания самого крупного на Кельгии больничного комплекса,
похожего на маленький, стерильно белый и чистый городок.
   На самом деле там О'Мара ни разу не бывал, но  каждый  уголок  парка,
сада, тенистые аллеи, расположение палат и ординаторских - все это  было
ему знакомо по воспоминаниям его  партнерши  по  разуму,  которая  здесь
училась и работала.
   Кледент, чья шерсть шевелилась, выражая  нетерпение  и  радость,  уже
поджидал О'Мару у входа в свой дом. О'Мара  расплатился  с  таксистом  и
потянулся, чтобы размять затекшие спину и  ноги.  Кельгианин  указал  на
собственный, более вместительный и удобный автомобиль, припаркованный  в
нескольких метрах от дома, и сказал:
   - Пришлось, как выражаются земляне, подергать за  несколько  ниточек,
но я его все-таки раздобыл. Наверное, ты спешишь им воспользоваться?
   - Просто сгораю от нетерпения им воспользоваться, - признался O'Mapa,
- но не то чтобы безумно спешу. На этот раз я не в отпуске, и мне больше
не нужно возвращаться в Главный Госпиталь Сектора. Так что, надеюсь, мне
удастся остаться здесь насовсем. У меня и сейчас  есть  время,  и  будет
потом, чтобы поговорить с тобой и с  твоими  домашними  и  поблагодарить
тебя за все, что вы сделали для нас за все эти годы. Долг за то,  что  я
спас твою шерсть после несчастного случая на ?Крескхалларе?,  уже  давно
оплачен сторицей.
   - Посмотри, как движется моя шерсть, - сказал Кледент. - Разве она не
прекрасна, хотя прошло уже столько лет? А ведь могло быть совсем  иначе.
Моей жизнью, успешной карьерой после того  ужасного  происшествия,  моей
любящей  женой  и  детьми  я  обязан  твоим  удивительным  познаниям   и
чудовищному нарушению субординации в отношении капитана корабля. Также я
обязан всей свой жизнью таланту и  умению  женщины-землянки.  Этот  долг
никогда не будет оплачен сполна. Но видимо, ты в очередной раз  говоришь
не то, что думаешь, как это свойственно землянам, поэтому садись  в  мою
машину и прекрати проявлять учтивость в общении с тем, кому  чуждо  даже
само это понятие.
   Автомобиль  набирал  скорость.  Когда  дом  Кледента  остался  далеко
позади, кельгианин поинтересовался:
   - А как поживает существо Джоан?
   - Она поздравляет  тебя  с  рождением  очередного  внука,  -  ответил
O'Mapa, - и пишет, что у нее все хорошо. Читая между строк, я не заметил
ничего такого,  что  говорило  бы  о  серьезных  разногласиях  между  ее
супругом, ею и их двумя взрослыми отпрысками.  В  своих  последних  двух
письмах, как бы выразился ты, она показывает счастливую шерсть.
   Они проехали еще с милю, и только потом Кледент заговорил снова.
   -  Знаешь,  -  сказал  он,  -  лично  мне  она   казалась   зрительно
отталкивающей, но когда я показал  ее  фотографию,  сделанную  во  время
круиза, одному землянину, моему партнеру по делам  бизнеса,  то  он  мне
сказал, что она - просто красотка и что тебе жутко повезло.  O'Mapa,  ну
почему ты не продолжил и не развил отношения с  ней,  почему  ты  вместо
этого...
   - Ты знаешь почему, - прервал его O'Mapa.
   - Знаю, - отозвался Кледент, - но считаю,  что  ты  чокнутый.  O'Mapa
улыбнулся:
   - Я - психолог.
   - И притом очень хороший, - заметил Кледент. - Это я тоже знаю. Но мы
приехали. Я с тобой не пойду, потому что мне там не  по  себе.  Поневоле
вспомнишь, что и я мог бы там очутиться.
   Приют  представлял  собой  большое  здание,  окруженное  лужайками  и
садами. Его обитатели были скрыты  от  взглядов  случайных  прохожих  за
густыми и высокими живыми изгородями. О'Мара  достал  из  кармана  ключ,
отпер калитку и, держа в  одной  руке  дорожную  сумку,  а  в  другой  -
контейнер  с  аппаратурой,  неторопливо  направился  к  дому.  Он  узнал
некоторых  обитателей  Приюта,  возлежащих  на  траве  подобно  пушистым
вопросительным знакам или скользящих между цветочными клумбами - он  уже
давно  научился  отличать  кельгиан  друг  от  друга.  По  пути   О'Мара
приветствовал знакомых. Некоторые отвечали  ему  приветствиями  и  парой
фраз.
   Войдя в здание Приюта, О'Мара поднялся по узкой лесенке. Его  комната
выглядела в точности так, как тогда, когда он был здесь в последний раз,
только теперь здесь было чисто прибрано, а еще.., еще она  украсила  его
любимые картины ветками  праздничного  ароматического  растения.  О'Мара
опустил сумку на маленькую узкую кровать, захватил с собой  контейнер  с
аппаратурой и, спустившись по лестнице, направился к кабинету.
   Только он в этом учреждении мог  издавать  такие  звуки  при  ходьбе,
поэтому не удивился, когда оказалось,  что  она  уже  ждет  его.  О'Мара
поставил контейнер на столик у входа и,  придерживая  его  одной  рукой,
обернулся к ней. Пауза затянулась. Другой бы уже сказал:  ?Привет?,  или
спросил бы, приятной ли  была  дорога,  или  еще  какими-нибудь  словами
разрядил  атмосферу,  но  кельгиане  не  отличались  способностью  вести
светские беседы.
   -  Уйдет  несколько  минут  на  то,  чтобы  распаковать   и   собрать
аппаратуру, - сказал О'Мара. - Потом она будет готова  к  использованию.
Ты позволишь мне поработать с тобой?
   - Не знаю,  -  ответила  Маррасарах.  Маленькие  участки  ее  шерсти,
сохранившей подвижность, нерешительно ощетинились.
   - У тебя был целый  год  на  раздумья  со  времени  моего  последнего
визита,  -  негромко  проговорил  О'Мара.  -   Теперь   я   порвал   все
профессиональные связи с Главным Госпиталем Сектора и собираюсь остаться
на Кельгии до конца  твоей  и  моей  жизни,  и  ты  можешь  еще  немного
подумать. В чем проблема? Только не забывай: твое сознание  мне  знакомо
так же хорошо, как тебе самой.
   - Тебе было знакомо мое сознание,  -  возразила  Маррасарах,  -  того
времени, когда я стала донором мнемограммы. С тех пор оно  изменилось  -
изменилось  к  лучшему.  Это  произошло  исключительно  благодаря  твоей
психотерапии и твоему безграничному терпению. Но  я  ничего  не  знаю  о
твоем сознании, кроме того, что могла домысливать, судя по твоим  словам
и поступкам. Но мне кажется, что мне этого достаточно.
   - Но этого недостаточно мне, - сказал О'Мара и указал на контейнер. -
В госпитале я воспользовался моим влиянием на Приликлу -  единственного,
кто знает о нас с тобой, и упросил его изготовить мою мнемограмму. Она у
меня с собой. Я могу говорить с тобой, описывать свои  чувства  словами,
но я не найду слов, чтобы рассказать обо всей их  глубине  и  объяснить,
почему я столько лет скрывал их. А за несколько минут ты сможешь  узнать
обо всем.
   - Я боюсь, - сказала Маррасарах, - узнать обо всем. О'Мара ждал,  что
она скажет  еще  что-нибудь.  Казалось,  даже  участки  погибшей  шерсти
кельгианки взволнованно шевелятся.  Будь  Маррасарах  человеком,  он  бы
подошел к ней поближе, положил бы руку на ее плечо, сказал бы что-нибудь
ободряющее, но в данном случае это было исключено.
   - Ты знаешь обо мне все, потому что в твоем разуме - моя мнемограмма,
- наконец проговорила кельгианка. - Но  ты  забываешь,  что  теперь  мое
сознание уже не таково, каким было прежде, О'Мара, и изменил его ты.  По
причинам, которые ты описывал мне словами и  которые  мне  не  до  конца
понятны, ты взялся за мое лечение. Ты сделал это не из жалости  к  моему
увечью,  как  ты  утверждал,  а  потому,  что  я  для  тебя  представляю
психологическую проблему, решению которой ты готов  посвятить  все  свои
отпуска, за исключением самого первого - того самого, во время  которого
ты и женщина-землянка Джоан спасли  шерсть  Кледента.  Ты  говорил,  что
тобой движет неудержимое преклонение перед той личностью, какой  я  была
когда-то, и...
   - Это было и есть гораздо больше, чем преклонение, - уточнил О'Мара.
   - Не прерывай меня, - продолжала Маррасарах. - Я не  умею  лгать,  но
сказать правду мне так  трудно.  Ты  решил  мою  проблему  не  тем,  что
совершил чудо медицины и излечил мое  изуродованное  тело,  а  тем,  что
исцелил мою исковерканную психику. Ты работал с удивительным терпением и
подарил  не  только  мне,  но  и  многим  другим  смысл   жизни   вместо
существования в мире боли, проклинания  судьбы,  изоляции  от  друзей  и
близких  вплоть  до   самой   смерти,   порой   наступающей   вследствие
самоубийства.
   Работать  со  мной,  -  продолжала  Маррасарах,  взволнованно  шевеля
сохранившими подвижность островками шерсти,  -  ты  начал  с  того,  что
морально шантажировал Кледента, дабы тот выспросил в той больнице, где я
когда-то работала, где находится этот приют. Потом ты говорил со мной. И
говорил, и  говорил...  Сначала  это  было  жестоко,  но  ты  все  время
напоминал мне о том блестящем  врачебном  поприще,  которое  открывалось
передо мной до несчастного случая. Кроме того, ты все время настаивал на
том, что у разума внутри моего искалеченного  тела  тоже  есть  будущее,
которое не зависит от визуального контакта и социального общения с моими
здоровыми коллегами. Потом в течение многих лет ты, храня в  тайне  твои
поездки сюда и то, чем ты здесь занимаешься,  постепенно  преобразил  до
неузнаваемости эту обитель живых трупов. Приют из свалки  для  отбросов,
социальных изгоев, о которых  наши  здоровые  сородичи  предпочитают  не
вспоминать,  превратился  в  консультационный  центр,   и   теперь   его
излеченные и переобученные обитатели способны оказывать услуги,  которые
пользуются все большим и большим спросом. Во время бесед обращающиеся  к
нам за помощью не видят консультантов, но наши посетители уже  успели  к
этому привыкнуть. Не  знаю,  какого  вида  психотерапию  ты  проводил  с
остальными - они не медики, и ничего мне не расскажут,  но  со  мной  ты
говорил только о Главном Госпитале Сектора.
   Ты рассказывал мне о чудесных и порой опасных событиях,  которые  там
происходили, -  продолжала  Маррасарах,  -  о  тех  странных  существах,
которые там работают, и о еще более странных созданиях, которых вам  там
приходится лечить, и их  болезнях,  о  самых  невероятных  проблемах,  с
которыми там приходится ежедневно  сталкиваться  врачам.  Сотрудников  и
пациентов ты описывал, как великий и преданный своему делу  психолог,  а
вот о событиях и происшествиях рассказывал с  чисто  кельгианской  точки
зрения, на что способен только тот, в ком живет частица моего  сознания.
Вначале и мне хотелось только умереть и покинуть мое искалеченное  тело.
А я вместо этого начала считать дни до твоего следующего отпуска,  чтобы
узнать побольше о твоей жизни. И вот теперь ты хочешь, чтобы я разделила
с тобой эту жизнь за счет записи всех твоих воспоминаний в мое сознание,
включая и ту странную привязанность, которую ты  ощущаешь  ко  мне.  Мне
очень лестно твое предложение, но я не думаю, что мне хотелось бы  стать
обладательницей всех твоих знаний, сокровенных тайн и  истинных  мыслей,
прячущихся в сознании психолога О'Мары.
   - Я боюсь.
   О'Мара старался не смотреть на считанные островки подвижной, здоровой
шерсти  Маррасарах,  выражавшие  ее  страх.  Он  знал,  что  запись  его
мнемограммы не изменит ни ее будущего, ни его чувств к ней, но  он  тоже
начинал бояться - того, что она отвергнет его предложение,  грозящее  ей
пониманием того, какой он нетонкий, необразованный и сложный человек.
   - Чего ты боишься? - заботливо спросил он.
   - Я знаю тебя по твоим словам  и  поступкам,  -  ответила  она.  -  В
течение многих лет это были целительные слова и милосердные поступки. Но
теперь ты готов дать  мне  возможность  узнать  твои  истинные  мысли  и
побудительные причины, лежащие за этими словами и поступками. Вот  этого
и я боюсь. Я боюсь узнать об  эгоизме  или  нравственном  несовершенстве
существа, к которому столько лет отношусь  с  уважением,  восхищением  и
глубокой привязанностью, боюсь обнаружить в тебе  какую-нибудь  странную
психологическую аномалию, которую ты, сам того не зная, скрыл от меня за
своими речами. Я.., я боюсь разочароваться.
   О'Мара улыбнулся. Он знал,  что  за  годи  их  знакомства  Маррасарах
научилась понимать, что  означает  у  землян  эта  гримаса.  Прежде  чем
ответить кельгианке, он собрался с мыслями. Этого мгновения  он  ждал  с
тех пор как когда-то, давным-давно, вопреки всем запретам, записал  себе
кельгианскую мнемограмму, чтобы ускорить и  улучшить  курс  психотерапии
Торннастора, в те годы - молодого практиканта. О'Мара тоже боялся  -  он
боялся отказа и разочарования, которые последовал