короткая полая трубочка для введения зонда, а  над  операционным
полем был подвешен двусторонний видеоэкран. Ниже экрана, с той  стороны,
где расположился Конвей, был установлен небольшой,  прочно  закрепленный
пульт дистанционного управления зондами. Торннастор и Конвей  склонились
над пациентом, а Приликла, еле  заметно  шевеля  крылышками,  завис  над
ними.
   -  Данный  пациент,  -  произнесла  экранная  версия  Конвея,  бросив
кратчайший  из   возможных   взглядов   в   сторону   видеозаписывающего
оборудования,    -    был     единственным     пассажиром     небольшого
автоматизированного наземного транспортного средства, в которое случайно
попал разряд молнии. Система безопасности  автомобиля  заземлила  разряд
через наружную обшивку автомобиля, поэтому пациент не  был  травмирован.
Однако  через  несколько  часов  после  этого   у   пациента   наступило
прогрессирующее ухудшение телепатической функции, а через пять  дней  он
стал  телепатически  глух  и  нем.   Хирургические   вмешательства   для
ликвидации подобной дисфункции на родине пациента  не  производятся,  не
производятся они и нигде в Галактической Федерации, но нас  попросили  о
помощи. Пациент готов?
   - Да, друг  Конвей,  -  сказал  Приликла.  -  Уровень  эмоционального
излучения характерен для глубокого наркотического сна.
   Конвей кивнул, и изображение на настенном экране разделилось  на  две
части. На первой из них была видна  голова  пациента  крупным  планом  и
пальцы Конвея, осторожно вводящие трубочку в ушную  раковину  Туннекиса,
на второй - изображение с экрана сканера.
   - Вместо того  чтобы  вскрывать  черепную  коробку  и  добираться  до
поврежденного участка через ткани головного мозга, о сенсорных  функциях
которых мы не имеем ни малейшего представления, - продолжал Конвей, - мы
приблизимся к операционному полю через существующий  канал  -  в  данном
случае через  одно  из  двух  слуховых  отверстий.  В  результате  может
возникнуть односторонняя аудиоглухота, однако этого  можно  и  избежать,
поскольку процедура восстановления  структуры  внутреннего  уха  намного
более проста, чем процедура, к которой мы сейчас  приступаем.  Увеличить
изображение в шесть раз. Вхожу...
   Пальцы Конвея осторожно вставили тоненькую трубочку в ухо кермианина,
но смотрел он на увеличенное изображение, где трубочка  казалась  куском
водопроводной трубы со сглаженными краями, который рывками  проталкивали
в сужающийся туннель из живой плоти.
   - Ближе к месту операции мы не можем подобраться без риска  причинить
пациенту тяжелые повреждения, - наконец объявил Конвей. - Теперь  начнем
вводить инструменты.
   В трубочку было  вставлено  несколько  проводков,  которые  выглядели
тонкими даже при большом увеличении. Один  из  проводков  был  крошечным
световодом с высокой яркостью, к другому крепился круговой  видеодатчик,
к остальным - разнообразные режущие  и  хватательные  инструменты  почти
микроскопических размеров.  Проводки  тянулись  из  прозрачной  коробки,
внутри которой располагалась пара металлических  операционных  перчаток.
Медленно и осторожно Конвей отнял руки от  проводков  и  просунул  их  в
перчатки.
   - Увеличение повысить до двухсот раз, - распорядился он.  -  Скорость
движения инструментов понизить на пятнадцать процентов.
   Даже самые мелкие движения  кистей  рук  и  пальцев  Конвея  за  счет
искусственного замедления выглядели неуклюжими, плохо скоординированными
конвульсивными подергиваниями.
   - Понизить скорость движения до ста пятидесяти, - сказал он.
   Движение зонда с режущей головкой стало более плавным и уверенным. Он
преодолел барабанную перепонку и проник в лежащие за ней ткани. За ним в
узкий коридор устремились световод, крошечный видеодатчик и  инструменты
для взятия тканей и жидкостей для анализа. В  прорытом  Конвеем  туннеле
стало тесновато.
   - Отмечается  незначительное  повреждение  коллатеральных  тканей,  -
проговорил Торннастор. - Однако малые размеры инструментов сводят его  к
минимуму и делают приемлемым.
   - Это новая территория, - негромко отозвался Конвей. - И мы не знаем,
что здесь приемлемо. Ага, мы у цели.
   Раздвоенная  картинка  на   экране   сменилась   сильно   увеличенным
изображением  с  головки  видеодатчика,  зонд   с   которым,   казалось,
перемещался по лабиринту связанных между собой и полузатопленных  пещер.
В ярком свете были видны их причудливо  изогнутые  стенки  -  розовые  с
желтоватыми прожилками, поросшие  чем-то  наподобие  странных  растений,
плотные пучки стебельков кое-где были увенчаны кристаллическими  цветами
-  от  бледно-голубых  до  темно-красных,  почти   черных.   Большинство
стебельков были пусты, а на некоторых кристаллики цветов были  обломаны,
отчего они  выглядели  деформированными.  Крошечные  обломки  кристаллов
покачивались  в  жидкости  на  дне  ?пещер?,  волнуемой  продвигавшимися
инструментами.
   - Мне понадобится проба жидкости для анализа, - сказал Торннастор.  -
А также образцы этих плавающих обломков - по всей видимости, это обломки
кристаллической ткани. Неплохо было бы также  взять  и  несколько  целых
кристалликов, если  вам  удастся  отделить  их  от  стебельков.  И  сами
стебельки с целыми цветами мне тоже нужны.
   - Хорошо, - сказал Конвей. - Увеличить изображение до двухсот раз.
   С помощью соответствующих инструментов было забрано  микроскопическое
количество жидкости, содержащей  обломки  кристалликов.  Затем  резак  и
щипчики, похожие  на  гигантские  наземные  машины,  принялись  собирать
необходимые патофизиологу стебельки и кристаллические цветы.
   - Для анализатора достаточно, - сказал Торннастор. - Однако  жидкость
представляет собой не просто физиологический раствор.  На  анализ  уйдет
некоторое время.
   - Я чувствую твою тревогу, Друг Конвей, - прозвучал голос Приликлы, -
но она неоправданна. Эмоциональный статус пациента  остается  неизменным
даже на подсознательном уровне, а  это  самый  точный  индикатор  в  тех
случаях, когда что-то  идет  не  так,  как  надо.  Инвазивная  процедура
настолько тонка, что, на мой взгляд, пациент ничего не почувствовал  бы,
даже если бы не был под наркозом.
   Раздался еле слышный шелестящий звук - видимо, это Конвей  облегченно
вздохнул. Затем он сказал:
   - Спасибо за поддержку, маленький друг. Видимо, ты почувствовал,  что
я  в  ней  нуждаюсь.  Но  сейчас  мы  видим  перед  собой   органический
телепатический приемник-передатчик, который поврежден и бездействует.  А
я в школе даже портативный радиоприемник собрать не мог.
   Торннастор, оторвав  один  из  своих  глаз  от  анализатора,  нарушил
затянувшуюся паузу.
   - Интересно, - глубокомысленно  изрек  он.  -  Жидкость  представляет
собой сложный раствор металлических солей, в основном -  солей  меди,  с
небольшой  примесью  других  минералов,  точное  процентное   содержание
которых еще предстоит  установить.  Впечатление  такое,  что  кристаллы,
обладающие  едва  заметной  радиоактивностью,  растут   в   жидкости   и
присоединяются  к  пучкам  стебельков  только  тогда,  когда   достигают
окончательной степени роста.  Стебельки,  помимо  того,  что  они  имеют
чашеподобные углубления для присоединения кристаллов на кончиках, служат
защитным покровом для нервной сети головного  мозга.  Но  в  принципе  в
основном они служат для закрепления и поддержки кристаллов.
   Жидкость мы можем репродуцировать, - продолжал  Торннастор,  -  затем
можем поместить в нее фрагменты поврежденных кристаллов, вырастить их  и
облучить,  соответствующей   дозой   радиации.   Патофизиолог   Мерчисон
наблюдает за параллельным анализатором в лаборатории  и  говорит  мне  о
том, что кристаллы формируются настолько быстро, что этот процесс  можно
завершить в течение часа. За это время мы можем перекусить.
   - Что? - ошарашенно вопросил Конвей.
   -  Друг  Торннастор  -  массивное  существо,  нуждающееся  в   частом
потреблении энергии, - заметил Приликла, - но сейчас он просто  пытается
снять эмоциональное напряжение шуткой.
   Изображение телепатического органа  Туннекиса  на  экране  оставалось
неизменным,  а  разговор  хирурга   и   патофизиолога   приобрел   такую
терминологическую плотность, что О'Мара, как ни силился, не в  состоянии
был уловить его смысл даже двумя своими разумами. Он очень  обрадовался,
когда вновь  выращенные  кристаллы  в  среде  роста  были  доставлены  в
операционную и путем медленной  инъекции  были  введены  в  церебральную
жидкость.
   И тут даже О'Маре стало ясно, что возникли проблемы.
   Свежевыращенные  кристаллы  упорно  отказывались   присоединяться   к
стебелькам. Конвей увеличил изображение в  несколько  раз  и,  обливаясь
потом и стараясь работать как можно более  аккуратно  и  точно,  пытался
захватывать кристаллики и подсоединять  их  к  стеблям  -  увы,  тщетно.
Эмоциональное излучение в операционной стало настолько интенсивным,  что
Приликла, дрожа всем телом, был вынужден  опуститься  и  сесть.  Наконец
Конвей покачал головой, овладел  собой  настолько,  что  эмпат  перестал
дрожать, и оторвал взгляд от операционного экрана.
   -  Чашечки-рецепторы  на  концах  стебельков  по  размеру   и   форме
соответствуют нововыращенным кристаллам, - сказал он негромко, -  а  это
означает, что либо выращивание кристаллов прошло не так, как нужно, либо
была ошибочно составлена среда для их роста, либо имело место  и  то,  и
другое.  Поэтому  кристаллы  либо  отторгаются,  либо  пока  не   готовы
присоединиться к стебелькам. Я надеюсь - вернее, я проявляю  безнадежный
оптимизм и хочу верить, что дело в  последнем  и  просто  должно  пройти
какое-то время для того, чтобы процесс присоединения  начался.  В  свете
вышесказанного, и если ни у кого нет других идей, я предлагаю немедленно
закончить операцию в надежде на то, что пациент выздоровеет сам, как это
часто бывает.
   Конвей  отключил  настенный  экран.  В  кабинете  О'Мары   воцарилась
мертвенная тишина. Конвей развернулся к собравшимся.
   - Дальше  там  только  окончание  операции  и  мои  общие  инструкции
медперсоналу послеоперационной палаты, - сказал он. - Честно говоря, мне
не очень-то по душе слушать, как я приношу извинения.  Пациент  Туннекис
не выздоровел. Мало того - его эмоциональное  состояние  требует  помощи
психиатра. Он попал в медицинское учреждение, славящееся тем, что  здесь
делают невозможное возможным, но увы, это не всегда  получается.  Боюсь,
пациент Туннекис как был, так и остался телепатически глухонемым.
   Конвей молча сел. Торннастор и Приликла молчали. О'Мара был  потрясен
до глубины души и очень порадовался тому, что  молчание  нарушил  обычно
сдержанный и немногословный лейтенант Брейтвейт.
   - Диагност Конвей,  -  проговорил  он  очень  вежливо,  -  я  с  вами
совершенно не согласен.

Глава 29

   Конвей, Торннастор, Приликла и О'Мара устремили на лейтенанта  взгляд
сразу десяти глаз, а Брейтвейт неотрывно смотрел на Конвея. Не дав  тому
опомниться, он продолжал:
   - Есть основания предполагать, что ваш пациент установил некую  форму
проективного телепатического  контакта  с  представителями  целого  ряда
видов, а в особенности  -  с  медперсоналом,  который  участвует  в  его
лечении и уходе  за  ним.  Насколько  я  могу  судить  о  том,  что  они
рассказывают о разговорах с пациентом, ни Туннекис, ни они не  понимают,
что происходит.
   Конвей бросил взгляд на О'Мару и снова посмотрел  на  Брейтвейта.  Он
улыбнулся и спросил:
   - Ваш шеф ознакомил вас с  явлением,  которое  мы  именуем  ?мозговым
зудом?, лейтенант? Это очень редкое состояние, но  мне  самому  довелось
испытать его несколько раз при  контакте  с  телепатами.  Это  временное
раздражение, не наносящее вреда ни здоровью, ни психике.
   Брейтвейт кивнул:
   - Мне известно об этом явлении, сэр. Такое  происходит,  когда  особь
вида, не обладающего телепатией, но хранящего в себе телепатические гены
далеких предков, которые впоследствии выработали речь и  слух,  получает
сигнал, который ее атрофированный телепатический орган  не  в  состоянии
обработать. В результате если  такие  особи  что-то  и  ощущают,  то  их
ощущения  выражаются  в  виде  нелокализованного  покалывания  в   ушах.
Изредка, как это произошло с вами, на несколько, секунд  запечатлевается
полная  телепатическая  картина.  Эффект   телепатического   воздействия
Туннекиса более глубок и, на мой взгляд, опасен.
   - Хочу спросить у вас, - продолжал Брейтвейт, взглянув на Приликлу  и
Торннастора и снова вернувшись взглядом к Конвею, - с тех  пор,  как  вы
прооперировали  Туннекиса,  не  отмечали  ли  вы  у  себя   каких-нибудь
нехарактерных  изменений  поведения  и  мышления  -  пусть  даже   самых
незначительных? Не ощущает ли кто-либо из вас непривычного раздражения в
отношении коллег или подчиненных",  принадлежащих  к  другим  видам?  Не
обеспокоены ли вы тем, что они могут принести вам вред? Не возникает  ли
у вас желания, чтобы с вами работали сотрудники одного вида с вами, а не
орда страшных чужаков, которые .
   - Проклятие, лейтенант, - вмешался Конвей. Он сильно покраснел. -  Уж
не заподозрили ли вы ксенофобию у нас?
   - У сотрудников вашего  уровня,  с  огромным  опытом  в  многовидовой
медицине и большой продолжительностью  работы  в  госпитале,  ксенофобия
маловероятна, - спокойно отозвался Брейтвейт. - Однако  эту  возможность
нельзя исключить.
   Конвей не успел ответить. В беседу вступил Приликла.
   - Друг Брейтвейт, пять источников  эмоционального  излучения  в  этом
кабинете не излучают ксенофобии теперь, не излучали и в  прошлом.  А  вы
теперь ощущаете облегчение. Почему?
   - Потому, - ответил лейтенант, - что я боялся, что  вы  инфицированы,
загрязнены, попали под влияние - не знаю,  каким  словом  лучше  назвать
этот телепатический контагион, - в то время, как оперировали  Туннекиса.
Именно это произошло с доктором Сердалем  за  время  проведения  сеансов
психотерапии этому пациенту. Вероятно, определяющим фактором тут  служит
длительность контакта, и этим может объясняться тот факт, почему  доктор
Сердаль, по роду своих обязанностей часто посещающий Туннекиса, в данный
момент сильнее всех  поражен  этим  состоянием.  Симптомы  у  медсестер,
загруженных другой работой и не имеющих  времени  подолгу  беседовать  с
Туннекисом, менее выражены.
   -  Доктор   Сердаль,   -   сказал   О'Мара   прежде,   чем   кто-либо
поинтересовался, кто это такой, - талантливый психолог и кандидат на мой
пост. Однако я должен признаться, что он  вряд  ли  произведет  на  меня
хорошее впечатление, если так скоро станет пациентом моего отделения.
   Конвей  улыбнулся,  а  Торннастор  постучал  ногой  по  полу  в  знак
признательности О'Маре за его попытку смягчить атмосферу консилиума.  Но
Приликлу снова забило, как  в  ознобе.  Такой  медленный,  беспорядочный
тремор указывал на то, что цинрусскиец собирается  изречь  нечто  такое,
что может вызвать неприятную эмоциональную реакцию у окружающих, которую
ему придется принять на себя.
   - Друг Брейтвейт, - проговорил Приликла растерянно, - ты  учел  такую
вероятность, что  состояние  доктора  Сердаля  может  исходить  от  него
самого? Что эмоциональное напряжение, связанное  с  соисканием  высокого
поста в окружении  большого  числа  странных  и,  быть  может,  пугающих
существ, сказалось на его уравновешенном характере? Если это так, то  не
кажется ли тебе,  что  твоя  ксенофобическая  гипотеза,  при  всем  моем
уважении, в корне неверна?
   - Я учел такую вероятность, доктор Приликла, - ответил лейтенант, - и
отбросил ее.  Но  я  был  бы  чрезвычайно  рад  и  испытал  бы  огромное
облегчение, если бы кто-то из вас доказал мне, что я ошибаюсь.
   Приликла издал мелодичную трель - цинрусскийский эквивалент  смеха  и
сказал:
   - В таком случае я был бы очень рад порадовать тебя, друг  Брейтвейт.
Но как именно я мог бы доказать, что ты ошибаешься?
   Лейтенант объяснил Приликле, чего хотел бы  от  него,  затем  изложил
свои пожелания Конвею и Торннастору. К  удовольствию  О'Мары,  Брейтвейт
держался с тремя представителями медицинской элиты госпиталя вежливо, но
без малейшего подобострастия.
   Несколько минут  после  того,  как  врачи  покинули  кабинет  О'Мары,
Главный психолог молчал.
   - Может быть, - сказал он наконец, - вы и не до конца понимаете,  что
делаете, лейтенант, но получается это у вас совсем неплохо.  Ну  что  ж,
теперь, когда вы отдали распоряжения троим нашим корифеям, может быть, и
мне работенку подыщете?
   - Я был бы благодарен вам, сэр, за любую помощь и поддержку,  сэр,  -
сказал Брейтвейт. - Или инструкции. Если вам удобно,  мне  бы  хотелось,
чтобы мы с  вами  вместе  поговорили  с  персоналом  палаты,  где  лежит
Туннекис.
   - А если я, как и Приликла, только менее тактично, скажу вам, что  вы
ошибаетесь, и посоветую вам отказаться от нынешней линии исследования  -
что тогда?
   - В определенных обстоятельствах, - уклончиво  ответил  Брейтвейт,  -
может помочь и отрицательный совет.
   -  Дипломат,  -  произнес  О'Мара  таким  тоном,  словно   это   было
ругательное слово. Он быстро окинул взглядом свой роскошный кабинет,  за
прозрачной стеной которого у  компьютеров  упоенно  трудились  несколько
секретарей. - Если вам в конце  концов  случится  стать  хозяином  этого
кабинета, лейтенант, вам тут  понравится.  Как  только  улягутся  первые
страхи и вы поймете, что можете быть  вежливы,  когда  пожелаете,  а  не
потому, что вам надо ублажать других, вы  сможете  отлично  пользоваться
дипломатической смазкой для того, чтобы в  госпитале  все  шло,  как  по
маслу. Я на это не способен, и  потому  мне  всегда  лучше  где  угодно,
только  не  здесь.  -  О'Мара  резко  поднялся,  обошел  огромный  стол,
остановился рядом с Брейтвейтом и добавил:
   - Ваше шоу продолжается. Вперед, лейтенант.
   Старшая сестра послеоперационной  палаты  Валлешни  в  этот  день  не
дежурила, а это означало, что получив ее согласие на визит в ее комнату,
Брейтвейт  и  О'Мара  должны  были  облачиться   в   защитные   костюмы.
Хлородышащая илленсианка у себя дома,  напротив,  наслаждалась  свободой
пребывания в родной стихии. Разговор носил личный характер, поэтому хотя
бы один из гостей непременно должен был смотреть на Валлешни, что  было,
мягко говоря, нелегко. Приветствовав медсестру коротким  кивком,  О'Мара
сосредоточил свое внимание  на  пучке  какого-то  чахлого,  маслянистого
декоративного растения, висевшего на стене.  Вероятно,  для  илленсианки
это растение было красивым и благоуханным. Разговор повел Брейтвейт.
   - Я, было, подумала, - хмыкнула илленсианка после того, как Брейтвейт
покончил со вступительным словом, - что визит  двоих  психиатров  чреват
разговором о моем собственном психическом состоянии. А вас, оказывается,
интересует единственное:  сколько  своего  рабочего  времени  я  уделила
пациенту Туннекису, а уделяла я ему всего по  несколько  минут  в  день.
Кроме того, вы спрашиваете меня  о  том,  не  замечала  ли  я  за  собой
каких-либо изменений в личности и поведении и  не  бросались  ли  мне  в
глаза таковые изменения у моих подчиненных, медсестер, которым,  как  вы
говорите,  вероятно,  может  понадобиться  психотерапия.  При  этом   вы
утверждаете, что изменения эти могут быть настолько незначительны, что я
их запросто могла и не заметить.
   Совершенно ли вы уверены в том,  -  спросила  илленсианка,  чуть-чуть
наклонившись   вперед   на   ножках,   напоминавших   короткие    стебли
желто-зеленых колеблющихся водорослей, - что в психотерапии нуждаются не
психиатры?
   О'Мара негромко рассмеялся, но тут же умолк. В  отличие  от  кельгиан
илленсиане были способны на вежливость, когда  это  было  нужно.  А  эта
сегодня,  похоже,  явно  была  не  в  настроении.  А  может   быть,   ее
враждебность  объяснялась  слабовыраженной   ксенофобией,   подхваченной
вследствие воздействия пресловутого контагиона Туннекиса,  существование